Все эти фразы вполне могли сгодиться для корабельного журнала, а в трупе между тем была бы такая доза морфия, которая смогла бы убить и динозавра. Разумеется, каждый случай смерти проверяется соответствующими странами, но эта проверка оставалась бы теорией, потому что, благодаря обстоятельствам, труп будет покоиться на глубине несколько тысяч футов, на дне Тихого океана.
Вполне возможно, что ты еще ошибаешься, сказал Годдер себе самому. Ты же ничего не знаешь, ты только предполагаешь и гадаешь. Ты знаешь, с какой целью это могло быть сделано и каким образом, но ни одного доказательства у тебя нет.
Сверкала молния, гремел гром, появился даже ветер, который принес прохладу.
Может быть, временный порядок получения радиограмм сыграл с ним злую шутку, разбудив в нем недоверие? Когда миссис Леннокс задала вопрос относительно холостых патронов, он сразу попался в ловушку. И для него часто фактом было бы то обстоятельство, которое бы считал возможным.
Разумеется, Майеру было выгодно, чтобы его считали умершим. Можно ли было придумать что-то более убедительное, чем то, что было сделано? Ведь вся сцена была проиграна перед пятью свидетелями, которые вдобавок присутствовали и в те минуты, когда труп опустили за борт.
Но что в таком случае нужно думать о Красиски или как его величать? Если вся сцена действительно была разыграна, то должен быть подготовлен и побег - и в этом не было никакого сомнения. Независимо от того, каким бы высоким ни было вознаграждение, добровольной жертвой никто стать не согласится. Но каким же образом им удастся организовать побег Красиски?
Можно организовать побег после того, как его передадут властям Манилы. Только… Только версия эта имела одну заковыку: ведь совсем не исключалось, что жил на свете действительно польский еврей по фамилии Красиски, который был ботаником и погиб где-нибудь в джунглях или же получил соответствующую дозу какого-нибудь снадобья, чтобы кто-то другой смог воспользоваться его документами. Правда, в этом случае его бы не выставляли напоказ, так как кто-нибудь мог обнаружить аферу. А паспорта могли подделать великолепно - зачастую фальшивые паспорта бывают даже лучше настоящих. Но если попадается какой-нибудь дотошный репортер, тоже можно наскочить на неприятности.
Давай подумаем о Красиски, это проще, продолжал размышлять Годдер. Он должен исчезнуть до того, как корабль придет в Манилу. Самым простым выходом из этого положения было организовать еще один случай со смертельным исходом и отправить труп за борт. И сценарий не надо было бы выдумывать такой сложный, как в первый раз. Ведь налицо уже все предпосылки для самоубийства, и все намеки уже сделаны - самоубийство вполне может иметь место. Поэтому его и лишили ремня и галстука. Никому ведь не пришло в голову, что он просто мог разорвать простыню на веревки и повеситься на ней. Утром откроют его каюту и увидят, что он, бедняжка, висит на трубе. Линд пошлет за подходящими свидетелями, снимет его и сообщит пассажирам с точно выраженной дозой скорби во взоре, что, к сожалению, ничего больше нельзя сделать, так как он уже несколько часов мертв и даже успел застыть.
Но какому живому человеку смогут придать следы удушения, набухший язык и посиневшие губы очень характерного цвета? И тем не менее это наверняка тоже было продумано. Ведь смогли же они придать лицу Майера смертельную бледность. Яркая лампа, разумеется, тоже помогла в этом. Возможно, он ничего более не использовал - лишь светлый крем и обычную пудру. Ведь никто же не подходил к трупу ближе, чем на три ярда, кроме тех двоих, которые его зашивали. И его, естественно, пригласили специально, чтобы он мог видеть последние стежки. Но что тогда подумать о капитане Стине? Сообщник он или свидетель?
Мощный удар грома потряс каюту. Годдер уселся на койке и почувствовал, что сна как не бывало. В жалюзи кто-то постучал. Он сунул ноги в шорты и осторожно выглянул в освещенный коридор. У дверей его каюты стояла Мадлен Леннокс в спальном костюме и нейлоновом халате.
- Я могу к вам войти? - спросила она.
Он раздвинул жалюзи.
- Конечно. Только разрешите мне сперва быстро что-нибудь накинуть на себя.
- Опять эта идиотская мужская стыдливость, - сказала она и вошла в каюту. - А ведь через пять секунд нас уже, возможно, и не будет.
Сверкнула молния, и тут же громыхнул сильный раскат грома. Он увидел, как она вся съежилась.
- На кораблях я всегда ужасно боюсь гроз. Ведь тут негде спрятаться, - прошептала она.
- Вам нечего бояться, - попытался он ее успокоить. - Спаркс заземлит свою антенну, и она будет действовать как громоотвод. - После яркой вспышки молнии все вокруг стало черным.
- Большое спасибо, доктор Фарадей, - ответила она. Ее рука схватила его руку и поднесла к своей груди. - Кому, черт возьми, нужны сейчас ваши научные объяснения!
Он обнял ее, ибо она нуждалась в защите и утешении. Почему же он должен отказывать ей в этом? Она сразу прильнула к нему и обвила руками его шею. Снова сверкнула молния, и он увидел ее закрытые глаза и губы, ждущие поцелуя. Через пару мгновений они дождались. Губы ее сразу раскрылись под его губами, и нечто в глубине подсознания Годдера подсказало ему, что его все-таки нельзя назвать полным импотентом.
А гроза теперь разразилась в полную силу. Дождь почти горизонтально хлестал в иллюминатор. Он оторвался от нее, захлопнул его и закрыл на задвижку. В следующий момент она снова была в его объятиях.
- Нам будет удобнее, если мы присядем, - предложил он.
Все последующее произошло довольно быстро. Ее тормозные центры больше не работали, и она не лицемерила. Она вскрикивала в экстазе, впивалась в его плечи руками и, казалось, еще больше была возбуждена демонической силой грозовой бури, которая раскачивала корабль. Из вежливости он бы с удовольствием согласовал свои чувства с последней вспышкой чувства Мадлен Леннокс, но его мысли опять обратились к тому времени, когда уходил под воду его "Чосхоум". Он ожидал упреков за его неловкость, но она, казалось, даже не заметила этого. Ей нужен был мужчина, а огня у нее самой было достаточно.
- Сегодня все словно с цепи сорвались, - сказала она. - Поэтому так трудно найти человека, у которого есть время на нечто подобное.
Он закурил сигарету.
- А я-то думал, что ты боишься грозы…
- Боюсь? Я боялась, что умру с минуты на минуту… - Она вздохнула.
"Леандр" ускорил свое движение вместе с увеличением силы ветра. Дождь барабанил по переборке над ними, то и дело громыхал гром и блистали молнии. А она прижалась к Годдеру и снова начала свою игру.
Линд открыл дверь лазарета и впустил туда филиппинца, который принес молоко в пластиковой кружке и сэндвичи на бумажной тарелочке. Над столом горела лампа. Иллюминаторы были закрыты и заперты на засов.
Красиски неподвижно лежал на нижней койке, уставившись в потолок. Он ничем не дал понять, что заметил их присутствие.
- Закрыл иллюминаторы, - заметил Гутиррец, забирая засохшую булку и ставя на стол свежую. - Видимо, боялся грозы.
- Нет, ответил Линд. - Иллюминаторы кажутся ему глазами, смотрящими на него.
Юноша покачал головой.
- Бедняга, - сказал он и, выйдя, закрыл за собой дверь.
Линд запер за ним дверь на засов.
- О'кей, - сказал он тихо и повернулся.
Красиски уселся на койке, ухмыльнулся, показав свои желтые зубы, и спросил:
- Ну, как дела?
- Лучше и не надо, - ответил Линд. Он придвинул стул и уселся. - Гуго шлет тебе сердечный привет.
- А наша публика? Все восприняли как надо?
- Угу… И очень сочувствуют тебе…
- А встреча? Ты поддерживал контакт с судном?
Линд кивнул.
- Оно находится на нашем курсе и ждет. Встреча состоится через два дня, ночью, в два часа.
- Справимся с этим делом?
- Конечно. Ведь мы все рассчитали. На это дело понадобится несколько часов. Ну, а если будет поджимать время, можно в конце концов сослаться на неполадки в машине. Сюда же нужно включить время, необходимое для твоего погребения.
Красиски хихикнул.
- Это представление даже слишком хорошо для этих сентиментальных овечек.
- Веревка готова? - спросил Линд.
- Да. - Красиски встал и откинул матрац верхней койки. Полосы материи, оторванные от простыни, были сплетены в тонкую, но прочную веревку. Линд проверил веревку на прочность и кивнул головой.
- Один конец прикрепишь к трубе, под потолком, - сказал он. Встанешь на одну из нижних коек и набросишь петлю на шею - но, естественно, так, чтобы она не затянулась. Через пять минут после того, как пробьет половина десятого, ты услышишь, как я открываю дверь. Со мной будет Годдер или капитан, но я войду в каюту первым. Когда увидишь, что дверь открывается, ты соскользнешь с койки, но будешь крепко держаться руками за веревку, пока я не окажусь внутри. Я срежу тебя в течении пяти секунд. Так что, никакой опасности для тебя.
- А что со свидетелями или свидетелем?
- У него не будет возможности притронуться к тебе. Я сразу же пошлю его за аптечкой. Он только успеет бросить взгляд на тебя…
- А принадлежности для нашего фокуса?
Линд похлопал себя по карману.
- У меня все здесь. Смажешь использовать зеркало. Ты же знаешь, как выглядят ремни… вернее, подтеки от ремней или веревок и набухшее, отечное лицо.
Красиски улыбнулся.
- Я видел многих людей, герр Линд, которые болтались на веревке.
Тот отошел к двери и проверил угол зрения. Потом вернулся обратно и показал на трубу.
- Веревку прикрепишь рядом вот с этим фланцем. Свидетель тебя увидит, когда я открою дверь и вбегу в каюту, но я сразу же закрою собой тебя от его глаз на тот случай, если ты шевельнешься.
Красиски посмотрел наверх. В тот же момент Линд сзади накинул ему петлю на шею и потянул. Глаза Красиски начали вылезать из орбит, потом стали большими от ужаса, а рот скривился в каком-то безмолвном крике. Пару секунд его руки рвали веревку, а потом в каком-то театральном жесте упали вниз. Тело его обмякло и расслабилось. Линд положил его на пол и присел рядом на колени. Кисти его рук еще дрожали от напряжения. Все произошло в полном молчании, словно в призрачном балете, который репетируют без музыки на звуконепроницаемой сцене.
Минутой спустя Линд ослабил натяжение и накинул веревку понадежнее. Потом он поднял Красиски, словно маленького ребенка, зажал его в своей левой руке, а правой набросил веревку на трубу и закрепил ее. Ноги Красиски начали покачиваться в нескольких дюймах от пола. А потом стало покачиваться и все тело, подчиняясь покачиванию корабля.
Линд вышел из каюты и запер за собой дверь.
8
Мадлен Леннокс скрежетала зубами в неистовом экстазе, перекатывая голову с одной стороны на другую. Тело ее то вздымалось вверх, то обмякало, словно порванная пружина. Ее жаркое дыхание буквально обжигало его плечо, которое она минуту назад еще царапала ногтями.
Первый раз встречаю такую ненасытную, подумал Годдер. Ее муж наверняка об этом знал, когда уходил в море. Знал, что у нее не один любовник.
С духовной точки зрения она при этом практически не присутствовала. Да, это бы не выдержал ни один мужчина. А программу она разработала, судя по всему отлично. В большинстве случаев женщины на грузовых судах были уже в возрасте. Такие же, как Керин Брук, были редким исключением. С молодыми пассажирками она расправлялась довольно легко. Офицеры из команды корабля были, правда, большей частью женатыми, но кто из них, находясь в открытом море, смог бы отказать изголодавшейся женщине или противостоять ей? Пароходство, правда, косо смотрело на то, чтобы офицеры укладывались в постели пассажирок, но что оно могло предпринять против этого?
Годдер присел на койке и закурил сигарету.
- Большое спасибо, - сказала Мадлен Леннокс. - Ты хорошо выполнил свой долг, мистер Годдер, хотя тебя и утомляют общественные обязанности.
- Утомляют? Ничего подобного!
- Но я же не жалуюсь, мой дорогой. Я довольна и сыта. А это значит, что половина дела уже сделана. Даже если ты хотел что-либо доказать…
- Дело не в этом, - ответил он.
- И манеры у тебя тоже неплохие. Ты даже не обиделся на этот классический прием женской извращенности. - Она тихонько засмеялась. - Ты очень милый, и ты мне очень нравишься. В мыслях ты где-то совсем далеко, и тем не менее ты милый. Ты не дашь мне сигарету?
Он закурил сигарету и протянул ей. Пепельницу он поставил себе на живот. Гром еще грохотал, но гроза уже утихла.
- Но меня все же кое-что беспокоит, - сказала она после нескольких минут молчания. - Красиски. Как он все-таки вышел из себя… если действительно вышел.
В голове Годдера сразу зажглась сигнальная лампочка, означавшая тревогу.
- Не совсем понимаю…
- Не имеет значения. Я сама себе не отдаю отчета, знаю ли я, о чем говорю. Но ты как-то сказал такие слова, которые никак не выходят у меня из головы.
В таком случае, подумал он, мое неосмотрительное замечание может стоить жизни нам обоим.
- Ты, помнишь, сказал, что только гений сможет такую сцену поставить лучше. Я понимаю, что ты имел в виду это не буквально, но тем не менее я об этом задумалась. И постепенно мной овладевало такое неприятное чувство, будто всего того, что я видела собственными глазами, на самом деле не было. Я не очень странно объясняю?
- Странно. Ты касаешься таких философских концепций, которые для меня недоступны.
- Я имею в виду лишь заготовленную и запланированную сцену.
- Минутку… - Он попытался найти подходящий тон, который свидетельствовал бы о его сомнениях и неверии.
- Ты что, хочешь сказать, что все это было разыграно?
- Ну, я и сама этого не знаю. Но все было как-то уж слишком… Даже не знаю, как сказать. Ну, словно по нотам. Слишком много деталей проявилось или появилось как раз в нужный момент. Такие совпадения в пространстве и времени практически не случаются. И, кроме того, кое-что вызвало мои сомнения. Например, как Красиски заставил этого Эгертона заговорить по-немецки. Ведь это было сделано очень умно. А такой человек, как Красиски, с его уже поврежденным разумом вряд ли смог бы это сделать.
- Человек с поврежденным разумом еще не слабоумный, - возразил Годдер. - Ведь он все-таки был ассистентом в университете.
- Я знаю. Но было и еще кое-что. В театре это, кажется, называют блоком.
Умно, ничего не скажешь, подумал он. Или она сама какое-то время была занята в театре?
- Да, все правильно. Вы имеете в виду движение актеров в одной сцене?
- Угу. Трое мужчин сидят за столом. Линд - единственный, кто со своего места может предпринять активные действия и удержать Красиски. Капитан этого сделать не может, так как сидит на другом конце. Ты тоже не смог этого сделать.
- Капитан всегда сидит во главе стола, а я занял место совершенно случайно, - ответил Годдер.
- Я не совсем в этом уверена. Ведь ты, собственно, сидел там, где должен был сидеть Красиски. А с тех пор, как мы вышли из Калласа, он ни разу не появился за столом. Но тем не менее на этом месте всегда стоял прибор - на тот случай, если он все же появится.
Мысли вихрем пронеслись в голове у Годдера, но облегчения ему не принесли. Даже наоборот. Ведь тогда выходило, что в это дело втянуты и Барсет, и стюард, который обслуживал за столом? Неужели они руководствовались указаниями только капитана Стина?
Но в данный момент самой опасной проблемой была сама Мадлен Леннокс. Разумеется, мысль о том, что она тоже является членом заговора, была абсурдна, но тем не менее не исключалась возможность, что она каким-то образом была связана с Линдом. Вполне допустимо, что он тоже удовлетворял ее женские желания - и только ради того, чтобы знать, что у кого на уме, в том числе и у него, Годдера.
Если это действительно была ловушка, то она была до удивления проста и в то же время смертельна. От него ожидали единственного: чтобы он предупредил ее придержать язык за зубами, если она хочет добраться до Манилы. Если она играла динамитом бессознательно, тогда его совет наверняка заставит ее замолчать. Но если она расскажет обо всем Линду, это будет означать, что Годдер положил свою голову на плаху. Правда, тут имелась и еще одна возможность…
- Не смотри так много шпионских фильмов, - посоветовал он ей. - Иначе ты не в такое поверишь.
- Значит, ты уверен, что я все вообразила?
- Послушай меня, Мадлен, этому человеку дважды выстрелили в грудь, и мы все это видели! Это произошло при пяти свидетелях! Ты сама видела кровь…
- Знаю… все, наверное, так и было, и тем не менее что-то продолжает меня беспокоить. Вот я и пытаюсь понять, что же это было.
Он вздохнул.
- Именно таких свидетельниц прокуроры и желают иметь на процессах в делах об убийствах. Они обычно говорят приблизительно так: "Да, я видела, что этому человеку буквально снесло голову пулей, но я ни на секунду не могу поверить, что он был ранен".
- Возможно, ты и прав, - ответила она.
Что ж, не исключено, что Годдеру удалось ее убедить. Но сам он сомневался в этом.
Стояло жаркое солнечное утро, легкий бриз рисовал рябь на поверхности воды, и "Леандр" лениво плыл вперед. Пробило восемь, когда Годдер начал свою утреннюю прогулку по средней палубе. После вчерашней грозы корабль казался словно вымытым, и чистота на корабле гармонировала с чистой и ясной погодой.
Недоверия и подозрения прошедшей ночи улетучились, и все его вчерашние мысли теперь казались ему смешными. Улыбаясь в душе самому себе, он констатировал: не только Мадлен Леннокс смотрела слишком много шпионских фильмов и читала детективных романов.
Сделав четыре круга, он обратил внимание, что корабль плывет сквозь огромные рои макрелей. Он перегнулся через перила, чтобы внимательнее понаблюдать за этими рыбками. Такой феномен ему удалось наблюдать всего два или три раза за всю жизнь, а этот косяк, казалось, состоял из миллионов недавно вылупившихся рыбок.
Продолжая наблюдать за их живой игрой, он внезапно почувствовал, что пахнет чем-то паленым. Годдер огляделся, но не заметил ничего подозрительного. А вскоре запах паленого неожиданно исчез.
Когда он вошел в столовую позавтракать, в зале находились только капитан Стин и Мадлен Леннокс. Оба как раз закончили завтрак. Годдер обратил внимание, что они поздоровались с ним с каким-то мрачным видом. Когда он сел, миссис Леннокс повернулась к нему.
- Вы не испугались этой ужасной грозы, мистер Годдер, которая пронеслась вчера над кораблем?..
В этот момент в столовую входил Линд-, и у Годдера сложилось впечатление, что она хотела сказать ему совсем другое.
Линд рассмеялся и сказал после того, как уселся:
- Этими словами вы, миссис Леннокс, обижаете человека, который на ореховой скорлупе решается обогнуть мыс Горн.
Она немного смущенно улыбнулась и вскоре вышла вместе с капитаном.
- Я начитался всякой всячины о кататонических состояниях, мистер Годдер, - сказал Линд. - И кое-что хотел бы испробовать на Красиски. Вы не хотите составить мне компанию?
Годдер сперва немного растерялся, так как ему в голову опять пришли страхи прошедшей ночи, но потом лишь пожал плечами.
- Конечно, - сказал он.