- Да. Я и Мод. Мы окончили первый курс Педагогического Колледжа в Санта-Барбаре, но не могли там оставаться. Еще со школы мы должны были зарабатывать себе на жизнь, а в Санта-Барбаре работы не хватало. У отца Мод было ранчо в Венчуре - там, где мы учились в школе, но депрессия уничтожила это ранчо. Мой же отец умер, а мать не могла мне помочь. Да и как? Она должна была содержать семью в свои тридцать два года. Так мы с Мод отправились в большой город. Мы обе знали машинопись и стенографию и начали с этого, мы стенографировали разные там выступления и печатали диссертации. Тогда жизнь была дешевой. Мы платили миссис Надсон за комнату десять долларов в месяц, и сами себе готовили. Мы даже ухитрялись брать уроки...
- В то время я находился неподалеку от вас, - сказал я.
Мисс Флеминг допила остатки своего кофе, затянулась сигаретой, продолжая разглядывать меня сквозь облачко дыма.
- То время... оно было скучным и тоскливым, то время. Были долгие дежурства на кухне в Сан-Франциско и Окленде, но мы хотели стать профессионалами, самостоятельными людьми, идущими против ветра. Ну, это была целиком моя идея. Мод только шла со мной рядом. И я в ней нуждалась. Она была умнее меня, и добрее. Знаете, есть такой несчастный тип женщины: все, чего ей хотелось, так это мужа, семейного очага и возможности вырастить таких же порядочных детей, как и она сама. А связалась она с мужчиной, который никогда не смог бы на ней жениться. По крайней мере, пока была жива Элеонора. Я видела, как все это у них происходило, и ничего не могла сделать, чтобы остановить события. Они, Мод и Ральф, были созданы друг для друга прямо как в романах. Он настоящий мужчина, она настоящая женщина, а вот его жена - фригидная стерва. Мод и Ральф не могли, живя в одном доме, не влюбиться друг в друга.
- И не сочинять вместе музыку?
- Да как вы можете! - взорвалась моя собеседница. - Не надо иронии. Понимаете, это было настоящее чувство. Ей двадцать, и она бедна, и никогда до этого не знала мужчин. Он был ее мужчиной, а она была его женщиной. Адам и Ева! Не Мод виновата, что он был женат. Она бросилась в свою любовь, как... в омут, слепая, как ребенок, непосредственная, и так же поступил он. Это было настоящее чувство, - категорично повторила мисс Флеминг. - И посмотрите-ка, чем закончилось...
- Я видел.
Она заерзала на стуле, сминая в маленьких сильных пальцах сигаретный окурок.
- Не знаю, почему я все это вам рассказываю. Что это вам даст? Вам кто-нибудь заплатил?
- Мод. Двести долларов, они уже кончились. Но раз уж я оказался причастным к этому делу, я должен закончить его. Здесь больше, чем любопытство. Она умерла по какой-то причине. Я обязан, перед ней или перед самим собой, не знаю, но выяснить эту причину, обязательно выяснить.
- Ральф Надсон знает причину. И Элеонора Надсон знает. А Мод должна была провести свои лучшие годы с мужчиной, которого не любила, ее просто тошнило от него.
- Что значит - должна была выйти за Слокума?
- Вы не дали мне закончить, - сказала она. - Насчет Кэти...
- Вам не нужно беспокоиться о Кэти. Я чувствую вину перед девочкой.
- После всего случившегося это уже не имеет большого значения. Джеймс Слокум знал, что Кэти не его дочь. Говорили, что она родилась семимесячной, но Слокум знал.
- Отец Кэти - Надсон?
- Кто ж еще? Когда обнаружилось, что Мод беременна, он умолял жену о разводе. Он предлагал ей все, что у него было. Никакого толку. Тогда Надсон бросил жену, работу и уехал. Он был настолько сумасшедшим, что хотел взять с собой и Мод, - уехать в никуда, но она... не поехала... Она была напугана и думала о ребенке, которого носила. Джеймс Слокум захотел, чтобы она вышла за него замуж, и Мод согласилась.
- А каким образом он появился на сцене?
- Всю зиму Мод печатала для него дипломную работу, его первую драму, он казался хорошо обеспеченным, а оказалось совсем не так. У него, вы знаете, хорошо подвешен язык. Он уверял, что Мод нужна ему, что она может его спасти. Но так получилось, что она не смогла этого сделать.
- Но она пыталась, - заметил я. - Вам следовало бы выполнять мою работу, мисс Флеминг. - Вы имеете в виду то, что я умею видеть, что происходит? Да, я умею.
Но что касается Мод... Мы были, как сестры. Мы обсудили с ней все, прежде чем она ответила Слокуму. Это я посоветовала ей выйти за него замуж. Это моя ошибка! Я часто ошибаюсь. - Горькая улыбка тронула ее глаза и губы. - Между прочим, я вовсе не мисс. Я миссис Милдред Краус Петерсон Дэниелс Вудбэри. Я была замужем четыре раза.
- Значит, вас поздравляли четыре раза.
Она не приняла этого тона.
- Как я уже призналась: я совершила и совершаю ошибки. За большинство из них я расплачивалась сама. За ту - расплатилась Мод. Они вместе со Слокумом покинули школу еще до окончания весеннего семестра и отправились жить к его матери в Нопэл-Велли. Она решила стать ему хорошей женой, а ребенку - хорошей матерью, и ее борьба с собой продолжалась двенадцать лет. Двенадцать лет!
В сорок шестом году ей попалась фотография Надсона, напечатанная в "Лос-Анджелес таймс". Лейтенант полиции в Чикаго, он поймал какого-то беглого преступника или еще кого-то, не знаю. Мод осознала, что она все еще любит его и что жизнь в Нопэл-Велли - не жизнь. Она приехала сюда и рассказала мне об этом, я посоветовала ей поехать в Чикаго. Если будет надо, добираться на попутках. Немного денег она накопила. И она поехала. Надсон жил один. Неразведенный, но один. Но с ее приезда начиная, он перестал быть одним.
Так случилось, что начальник полиции в Нопэл-Велли был уволен за взяточничество. Надсон подал заявление и получил это место. Он хотел быть рядом с Мод и хотел видеть... дочь. Так все трое, наконец, оказались вместе. Но... - Милдред Флеминг вздохнула. - У Мод не было в Нопэл-Велли любовника. До Надсона не было.
- И из этого не вышло ничего хорошего.
- С Надсоном она бы ушла. Но было слишком поздно. Кэти... Самое неприятное во всей этой истории, что Кэти не нравился Надсон. И она без ума от Слокума.
- И даже слишком без ума, - вставил я.
- Я знаю, что вы имеете в виду. - Темные проницательные глаза погасли и снова вспыхнули. - Но ведь она полагает, что Слокум - ее отец. Это... привязанность дочери. Думаю, лучше ей и впредь так думать. Как вы считаете?
- Это не мое дело.
- И не мое тоже. Я рада, что не мое. Чтобы ни случилось с Кэти, я виновата перед ней. Мне стыдно. Она чудесная девочка. Я поеду повидаться с ней через недельку. Ах да... Я почти забыла - похороны. Где будут похороны?
- Не знаю. Лучше позвоните к ним домой.
Миссис Флеминг быстро поднялась из-за стола, протянула мне руку.
- Я должна идти - есть работа, которую надо закончить. Который час?
Я посмотрел на часы.
- Четыре.
- До свидания, мистер Арчер. Спасибо, что выслушали меня.
- Это я должен вас благодарить.
- Нет. Я должна была рассказать кому-нибудь об этом. Я чувствую себя виноватой. До сих пор.
- Виноватой в чем?
- В том, что еще жива, надо полагать. - Она улыбнулась мне какой-то странной улыбкой и выбежала на улицу.
Я сидел над третьей чашкой кофе и думал. О Мод Слокум. В ее истории не отыщешь ни злодеев, ни героев. Здесь некем восхищаться и никого нельзя винить. Каждый причинил страдания и себе, и другим. И каждый потерпел неудачу. Каждый пострадал.
Возможно, больше всех Кэти Слокум. Мои мысли и симпатии переместились от умершей матери к живой дочери. Кэти родилась на этот свет ни в чем не виновной. Ее отняли от груди и сразу окунули в море ненависти, ее школьные годы проходили в сущем аду, где ничто не было настоящим, кроме ее любви к отцу. Который вовсе не был ее отцом.
Глава 25
Поездка в Куинто в автобусе, забитом уезжающими на уик-энд любителями моря, - долгая, медлительная и жаркая. Девушка, источающая запахи пива и духов, подарила мне рассказ о том, каких успехов она достигла в кегельбане на двадцатой аллее Вейкики-Боул на Фигара-бульваре. При въезде в Куинто я поспешно распрощался с ней и, покинув наконец автобус, направился к молу. Моя машина стояла там, где я ее оставил и где парковаться нельзя. Квитанция о штрафе была заткнута за "дворник". Я разорвал ее на восемь частей и бросил все восемь клочков, один за другим, в океан. Я не собирался возвращаться в Куинто, где моя помощь никому не нужна.
Через перевал - снова в Нопэл-Велли. Главная улица задыхалась в потоке дневного транспорта и в тисках припаркованных у тротуаров машин. Одна из них вырулила на проезжую часть и обогнала меня, и тогда я вернулся и поставил свой автомобиль на освободившееся место. Я прошел квартал до "Антонио", зашел в ресторан и занял место в конце переполненного посетителями зала. Антонио увидел меня и кивнул, давая понять, что узнал. Не говоря ни слова, он обернулся к сейфу и открыл его. Когда он подошел, чтоб принять мой заказ, в его руках был неуклюжий газетный сверток. Я поблагодарил Антонио. Он ответил, что "не за что". Я попросил себе двойной бурбон, который он и принес. Заплатил ему за напиток. Он помог мне прикурить сигарету. Одним глотком я осушил бокал.
И ушел с деньгами в кармане...
* * *
Гретхен Кек стояла у газовой плиты. Наряд был скромно-минимальным: лиф и спортивные брюки. Соломенные волосы собраны в пучок, который держался на голове при помощи эластичной ленты. Яичница, подпрыгивая на сковороде, трещала как автоматический пистолет, превращая в решето и меня - пулями голода.
Гретхен не замечала меня до тех пор, пока я не постучал по открытой двери. Увидев, кто пришел, она схватила сковородку и замахнулась ею, как дубиной. Яичница упала на пол и осталась лежать там, истекая желтком.
- Убирайтесь отсюда!
- Через минуту.
- Вы грязный бык, вы из тех, кто убил Пэта, да? Мне нечего сказать вам.
- Зато мне есть, что сказать.
- Но только не мне. Я ничего не знаю. Можете убираться!
С занесенной над головой горячей сковородкой, готовая ударить ею или бросить ее в меня, Гретхен могла бы выглядеть смешно, но - ничего смешного не было.
Я заговорил быстро-быстро:
- Перед тем как умереть, Пэт кое-что передал мне для вас...
- Перед тем, как вы его убили...
- Да замолчи же и выслушай меня, девочка. Я не могу тратить на разговоры с тобой целый день.
- Ну, давай завершай свою миссию! Я знаю, легавый, что ты врешь. Я знаю, что ты хочешь втянуть в свои грязные дела и меня, но я не знаю ничего!.. Как я могла знать, что он собирается кого-то там убить?
- Оставь ты это и послушай меня... Я вхожу.
- Нет! Я ударю!
Я перепрыгнул через порог, вырвал из ее руки сковородку и силой усадил девушку на одинокий стул.
- Пэт никого не убивал, можешь ты это понять?
- В газете сказано, что он убил. А ты врешь. - Но голос Гретхен потерял убежденность, которая так страстно звучала раньше. Губы ее дрогнули.
- Не следует доверять тому, что ты читаешь в газетах. Смерть миссис Слокум - несчастный случай.
- Тогда почему они убили Пэта, раз он невиновен?
- Потому что сам наболтал, будто это он убил ту женщину. Пэт слышал, как полицейский сказал мне, что она мертва. Он отправился к человеку, для которого работал, и убедил его, что это он, Пэт, совершил убийство.
- Пэт не был сумасшедшим до такой степени.
- Конечно, не был. Он - как хитрая лисица. Ведь босс дал ему десять тысяч. Пэт оклеветал себя, чтобы получить деньги за убийство, которого не совершал.
- Господи! - Ее глаза расширились от восхищения. - Я же говорила, что у него работает голова.
- У него было и сердце, - соврал я, хоть эта ложь оставила на языке привкус желчи. - Когда он понял, что не сможет сам этого сделать, он передал мне для тебя десять тысяч. Он сказал, что ты его наследница.
- Что? Он так сказал? - Глаза цвета лепестков кукурузы в упор поглядели на меня. - Что еще сказал?
Мой язык пошел врать снова:
- Он сказал, что хочет, чтобы ты взяла эти деньги, но при одном условии: что ты уедешь из Нопэл-Велли куда-нибудь, где сможешь вести приличную жизнь. Он сказал, что такая жизнь стоит таких денег. - Я сделаю, как он сказал! - воскликнула Гретхен. - Десять тысяч? Десять тысяч долларов?
- Совершенно верно. - Я протянул ей сверток. - Не тратьте их в Калифорнии, иначе кое-кто захочет проследить, откуда они взялись... Не говорите никому про то, что узнали от меня. Поезжайте в другой штат, положите деньги в банк и купите дом или еще что-нибудь. Пэт хотел, чтобы Гретхен Кек вот так и поступила бы с этими деньгами.
- Он так сказал? - Гретхен разорвала пакет, прижала к груди яркие бумажки.
- Да. Он так сказал, - и я добавил то, что она хотела услышать, потому что не видел причины не сделать этого:
- Он сказал также, что любил вас.
- Да, - прошептала девушка. - Я его тоже любила.
- Теперь, Гретхен, я должен идти.
- Подождите минутку. - Она поднялась, и губы ее дрогнули в попытке сформулировать вопрос. - Почему вы... Я хочу... я теперь знаю... вы по-настоящему были его другом, как вы и говорили. Простите меня. Я думала, что вы полицейский. И вдруг вы... приносите мне деньги от Пэта.
- Забудьте обо всем этом, - сказал я. - Если сможете, уезжайте из города сегодня же вечером.
- Да, конечно. Я сделаю все так, как хотел Пэт. В конце концов, он и вправду был шикарный парень.
Я повернулся к двери, не желая, чтоб она увидела мое лицо.
- Всего хорошего, Гретхен.
Эти деньги, разумеется, не обеспечат ее будущее. Она купит норковую шубку и быструю, как стрела, машину, найдет парня, который украдет шубу и разобьет машину. Второго Ривиса. Хотя бы они оставили ей после себя что-то такое, что помогло бы ей потом, через годы, увидеть разницу между этими красавчиками. Но не было у нее и не будет никаких памятных подарков. Ну так пусть эти десять тысяч... у меня слишком много собственных денег, для моих скромных запросов, да и не хотел я иметь ничего, что напоминало бы о Ривисе или о Килборне...
Миссис Стрэн проводила меня к Джеймсу Слокуму. Это была поистине мужская комната: обитые красной кожей стулья и иная крепкая, темных тонов мебель, обшитые дубовыми панелями стены, украшенные гравюрами с изображениями старинных парусников, окна, похожие на крепостные амбразуры, которые открывали вид на неподвижное море. Встроенные книжные шкафы ломились от разнообразных томов и ограничивала их лишь длина и высота стен. Комната из тех, которые полные надежд матери могут обставить для своих сыновей.
Сын Оливии Слокум сидел в халате на огромном ложе с пологом. Под прозрачной кожей лица, казалось, не было ни кровинки. В льющемся сквозь окна сером вечернем свете он был похож на посеребренную статую. Напротив него на стуле устроился Марвелл, поджав под себя ногу. Черно-белая доска из слоновой кости покоилась между ними на кровати.
Оба были поглощены шахматной партией.
Из алого шелкового рукава выглянула рука Слокума, передвинула черного слона.
- Вот так.
- Хороший ход, - отозвался Марвелл. - Даже очень хороший.
Слокум перевел мечтательный взгляд с шахматной доски на вошедших.
- Да?
- Вы сказали, что повидали бы мистера Арчера, - запинаясь, проговорила экономка.
- Мистера Арчера? Ах да! Входите, мистер Арчер, - слабо, с едва заметным раздражением пригласил Слокум.
Миссис Стрэн вышла из комнаты. Я остался стоять у двери. Вокруг Слокума и Марвелла было какое-то своеобразное воздушное поле, поле интимности, границ которого я не смел переступить. Они, кажется, также не хотели, чтобы я ее переступил. Их головы были повернуты в мою сторону под одним и тем же углом, позы выражали недвусмысленное желание не замечать меня. Им хотелось, чтобы я ушел и оставил их наедине с шахматной доской и запутанной партией.
- Надеюсь, вы поправляетесь, мистер Слокум, - я не нашел лучшей вступительной фразы.
- Не знаю, я испытал подряд несколько ужасных потрясений, - жалость к самому себе пискнула у Слокума, будто крыса за стеной. - Я потерял мать, потерял жену, теперь собственная дочь отвернулась от меня.
- Но я с тобой, мой дорогой друг, - сказал Марвелл. - Ты знаешь, что всегда можешь на меня рассчитывать.
Слокум слабо улыбнулся. Его рука потянулась к руке Марвелла, которая безвольно лежала рядом с доской, но, не коснувшись ее, замерла в воздухе. - Если вы пришли насчет пьесы, - продолжил Марвелл, обращаясь теперь уже ко мне, - то, боюсь, напрасно. Должен признаться, мы оставили эту затею. После всего, что произошло, пройдут, быть может, месяцы и годы, прежде чем я снова приобрету способность творческого воображения. Да и бедный милый Джеймс не может играть...
- Не велика потеря для театра, - с тихой грустью заметил Слокум. - Но мистера Арчера пьеса нисколько не интересует, Фрэнсис. Я полагал, что теперь ты уже знаешь, что он - частный детектив. Думаю, он пришел сюда за гонораром.
- Мне уже заплатили.
- Тем лучше. Вы никогда не получили бы от меня ни цента... Могу ли я рискнуть задать вам вопрос: кто вам заплатил?
- Ваша жена.
- Ну, разумеется! А сказать вам почему? - Он подался вперед, вцепившись руками в простыню. Его глаза вдруг вспыхнули. Посеребренное лицо заострилось, как у старика. - Потому что вы помогли ей убить мою мать! Разве не так? Не так?
Марвелл поднялся со стула, смущенно отвернулся, стал глядеть на гравюры.
- Нет, Фрэнсис, не уходи, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты это слышал. Я хочу, чтобы ты знал, с какой женщиной мне пришлось провести всю свою жизнь.
Марвелл плюхнулся обратно на стул и принялся покусывать костяшки пальцев. - Продолжайте, - сказал я. - Мне очень интересно.
- Эта идея пришла мне в голову позавчера вечером. Я лежал здесь и размышлял о происшедшем. И увидел все совершенно ясно. Она всегда ненавидела мою мать, она хотела получить ее деньги, хотела оставить меня. Но она не решалась убить ее в одиночку. И вы предложили ей свои профессиональные навыки, правда?
- И каков же был мой личный вклад?
Слокум говорил с каким-то упрямым лукавством:
- Вы заранее запаслись козлом отпущения, мистер Арчер. Нет никаких сомнений, что Мод сама утопила мою мать; она никому бы не доверила такое, кто угодно, только не она. Вы были там, чтобы убедить всех в виновности Ривиса. Мои подозрения окончательно утвердились, когда я нашел в кустах рядом с бассейном кепку Ривиса. Я знал, что Ривис не оставлял ее там. Он оставил ее на переднем сиденье машины. Я лично видел ее в машине. Я предположил, что вы тоже ее видели, и... понял, что могло с ней произойти в ваших руках.
- К сожалению, я не умею так глубоко "предполагать", как вы, мистер Слокум. Но, допустим, то что вы предположили, - правда. И что же вы собираетесь делать?