…Бесконечная вереница провожающих двигалась к Каролине, Яну и Владу, сидевшим на бархатных стульях около гроба. Из всех четырёх углов зала лилась негромкая печальная музыка. Влад не всматривался в холёные лица скорбящих, не слушал сочувственных слов, которые говорились в основном матери. Каролину целовали в щёки, подносили к губам её руку, затянутую в чёрную кружевную перчатку. И лишь когда по ковровой дорожке к членам семьи Шибаева подошли женщина и девочка-подросток, все трое встрепенулись.
Дарья смотрела на Каролину без тени злорадства. Наоборот, её полные слёз глаза выражали самое настоящее горе. Оркестр играл великолепно. То и дело вступал слаженный хор. Вероятно, это производило на "Чёрную Вдову" сильное впечатление. Стены зала, и без того огромного, казалось, раздвигались, и потолок поднимался вверх.
– Выражаю вам свои соболезнования, Каролина. Я понимаю вас, как никто другой. – Дарья взяла руки безутешной женщины в свои и через несколько секунд отпустила их. – Да, с этим трудно жить. Трудно, но всё-таки можно. Держитесь, ведь у вас дети, и вы теперь должны думать только о них.
– Я, наверное, уже не смогу подняться. Простите…
Каролина снова залилась слезами. Она уже успела несколько раз просмотреть плёнку и поэтому старалась понять, на что сейчас намекает "Чёрная Вдова". Знает ли она всю правду о Шибаеве-Вашедском? И если знает, то что станет делать? Оставит в покое детей своего врага или захочет отомстить и им?..
– За что простить? Вы ни в чём не виноваты, – глухо сказала Дарья и перешла к Яну.
Каролина вздрогнула – значит, ей всё известно. Только вот как давно? И что будет дальше? Скорее всего, Дарье достаточно увидеть убийцу мужа с сыном в гробу, а его детей она в своих врагах числить не станет.
Влад не обращал никакого внимания на происходящее в зале. Он видел только медные волосы госпожи Ходза, её стильное глухое платье до пола; вдыхал запах горьковатых дорогих духов. Да, похоже, мать Эрики всё уже знает; а плачет от избытка чувств. От радости ведь тоже на глазах выступают слёзы, и от волнения – как вот сейчас. С тех пор, как застрелился отец, Влад ждал этой минуты и панически боялся её.
Девочка, одетая в ту же водолазку и широкие брюки-юбку, с креповой ленточкой в волосах, остановилась напротив Влада. Тот с огромным трудом заставил себя посмотреть ей в лицо. В том, что приглашённые на похороны разговаривали с родственниками покойного, не было ничего странного. И у детей появилась возможность перекинуться парой слов.
– Ты всё рассказал отцу?
– Да. И тем убил его.
– Он убил себя сам, а ты ни в чём не виноват. Прощай.
– Прощай.
Влад почувствовал невероятное облегчение, поняв, что больше не любит Эрику Ходза, не хочет её видеть. В то же время он прекрасно понимал, что желать добра его отцу эта девочка никак не могла. "Ты ни в чём не виноват…" Те же самые слова Дарья сказала Каролине. Это и был ответ семьи Ходза семье Шибаевых-Вашедских. Значит, всё закончилось. Отныне Каролина, Ян и Владислав могли спать спокойно.
ГЛАВА 9
А на Ваганьковском кладбище вовсю шли приготовления. Милиционеры и стриженые ребята обеспечивали порядок, указывали, кому и где ставить машины. Публика готовилась к торжественному действу, которое должно было закончиться без драк, разборок и новых трупов. Землекопы уже успели выложить дно ямы кирпичами, устлать его еловыми ветками и перекурить в ожидании усопшего, прощание с которым слишком уж затянулось. А поскольку Шибаева хоронили ровно через неделю после гибели, казалось, что он никак не может расстаться с белым светом.
Хлынул и быстро прошёл холодный дождь, вновь выглянуло солнце. Мокрые аллеи кладбища, заваленные цветами вперемешку с еловыми лапами, стали приветливее и наряднее. Из церкви доносилось пение – тонкое, воющее, тоскливое. Супруг Ольги Ивановны Карпенко что-то произносил скороговоркой, махал кадилом, распространяя вокруг запах ладана. Он провозглашал вечную память киллеру и детоубийце, наложившему на себя руки, и называл того убиенным рабом Божиим Романом. А после, покачивая кадилом, он направился впереди процессии; провожающие Шибаева толпой двинулись следом.
После мрака, мерцающего огнями свечей, дневной свет казался им пронзительно-ярким. Ветер разгонял по паперти приторно-сладкий дым, а восемь амбалов медленно, торжественно несли полированный драгоценный гроб. На лбу Шибаева белела "подорожная", а поверх златотканого покрывала отец Алексий набросил другое, исписанное церковнославянской вязью. В руках собравшихся горели свечи, и люди ладонями прикрывали их от студёного майского ветра, словно пытались согреть свои пальцы, а заодно сохранить огонь в пути.
Эрика от нечего делать рассматривала гостей, но это ей вскоре наскучило. Мерно, грузно, нескончаемым потоком двигались по главное аллее серьёзные мужчины, и на лацканах пиджаков некоторых из них Эрика различила депутатские флажки. Бритые ребята в трауре раздавали рыдающим попрошайкам милостыню – последнюю, которую жертвовал им уже мёртвый Роман Шибаев. Нищие причитали, катались по земле и громко молились, провожая в последний путь своего щедрого благодетеля.
Эрика неслышно ступала по лапнику и раздавленным белым гвоздикам. Давно отстав от процессии, она брела боковыми аллеями, охраняемая группой Михаила Баранова. Девочка не имела определённой цели, но всё-таки твёрдо знала, что сейчас встретится с отцом, за которого всё-таки сумела отомстить. Дарья Ходза узнала правду только после самоубийства Шибаева и даже не сразу смогла поверить в то, о чём услышала…
Дочь Андрея Ходза ни разу не посмотрела в ту сторону, куда ушла длинная процессия. Её тошнило от вида толстых "папиков" и их длинноногих подружек, на время похорон прикинувшихся сильно огорчёнными. Дорогие лимузины вереницей выстроились у ворот кладбища, как у подъезда Госдумы. Эрика знала, что спустя часок-другой "сливки общества" разъедутся по домам – менять траурные одеяния на вечерние платья и смокинги. После погребения у многих из них запланированы презентации, а потому надо успеть привести себя в порядок и срочно развеселиться.
Эрика не замечала, что сзади неё по дорожке идёт женщина – высокая, худая, вся в чёрном, до бровей повязанная шёлковой шалью. А если бы и заметила, то ни за что не узнала бы в ней Ольгу Карпенко, которая, всхлипывая, смотрела на неё, но не решалась подойти и заговорить.
Эрика всё-таки оказалась у той самой сетки, за которой лежал отец. И с удивлением обнаружила, что её венок по-прежнему свеж, а купленный две недели назад букет черёмухи не завял. Наоборот, он распустился, взбодрённый уже не опасными ночными заморозками. Вцепившись мокрыми холодными пальцами в сетку, Эрика слабо улыбнулась, отворила калитку, вошла в проём и порывисто, по наитию, опустилась перед памятником на колени.
– Я сделала это!.. – прошептала она, глядя в каменное лицо отца, губы которого, казалось, тоже улыбались. – Папа, Артур, я сделала это! Вы, наверное, думали, что мама… А это – я! Я тоже вас люблю. Тоже хочу добавить от себя лично хоть немножко… Папочка, я помню всё, как было тогда, на лестнице, у лифта. И я… сделала… это…
…– Всё в порядке, Ян Романович, – вполголоса сказал старшему сыну покойного мужчина бульдожистого вида в элегантном траурном костюме.
Георгий Бисин сказал только эти слова, но Ян прекрасно понял, что имеет в виду начальник службы безопасности их фирмы. Делая вид, что внимательно слушает лживые и льстивые речи провожающих его отца, Ян представлял, что ожидает в самом ближайшем будущем духовника-предателя.
Бисину удалось по своим каналам получить неопровержимые доказательства того, что информация ушла в семью Ходза через Алексея Карпенко, который давал Шибаеву клятву молчать. Попадья ничего не обещала, и поэтому наказанию не подлежит. Батюшке остаётся жить максимум несколько дней. Сегодня он ещё надеется на чудо, на заступничество земное и небесное, но и ему, и его супруге вскоре придётся поплатиться за измену. Священник, нарушивший тайну исповеди, сдавший доверившегося ему человека смертельным врагам, не должен ходить по земле; и не будет ходить…
Роман Шибаев давно держал под наблюдением дом Ходза, предполагая, что правда когда-нибудь выплывет на свет. Он приказал Бисину внедрить своего человека в штат обслуги "Чёрной Вдовы", что недавно и было исполнено. Автомеханик, работавший в гараже на даче в Рублёво-Успенском, с некоторым опозданием сообщил, что восьмого мая вечером Дмитрий Минаев через подземный гараж провёл в коттедж молодую женщину, которая до того дня в доме никогда не бывала. После этого тем же путём Минаев доставил хозяйскую дочку Эрику. Похоже, что они разговаривали в дальних комнатах. Через два часа Минаев гостью с дачи увёз. Тогда агент не придал этому факту никакого значения, потому что ничего не указывало на угрозу безопасности Шибаева.
И только когда Роман застрелился, агент передал отчёт о своих наблюдениях лично Бисину. По фотографии он опознал Ольгу Карпенко. На следующий день, то есть девятого мая, Влад Шибаев встретился с дочерью "Чёрной Вдовы", которая, вероятно, и бросила ему в лицо кошмарные обвинения.
Отец часто говорил Яну о том, что сдать его может только духовник. Глядя, как на полированную крышку гроба, на золотой крест, на лапник и венки падают мокрые комья земли, Ян закусил губу и в последний раз подумал, правильно ли он поступил сегодня.
Потом исподлобья посмотрел на отца Алексия и попытался понять, зачем тому потребовалось совершать измену. За деньги? Но Шибаевы хорошо ему платили, дарили подарки, ничем не обижали. Со страху? Но отступничество грозило священнику куда более большими бедами. Неужели через столько лет его окончательно замучила совесть? Но теперь всё это не имеет значения, потому что с батюшкой покончено.
А попадья Ольга пусть вдовствует, пусть страдает, как бедная мама, которой уже не подняться. Бог троицу любит, и если сегодня у гроба отца встретились две "чёрные вдовы", то скоро к ним добавится и третья.
Отец может спать спокойно, думал Ян. Я сделал всё так, как он завещал. И Бисин не подвёл, обдурил самоуверенного Вадима Самойлова. Тот уже никогда не выполнит приказа Дарьи Юрьевны, не спасёт Карпенко от расправы. Препарат группы фторацетатов, невидимый яд, не имеющий цвета, вкуса и запаха, убивает наверняка. Противоядия от него не существует. Батюшка скончается от внезапной остановки сердца, и никто никогда не докажет, что он был отравлен.
Он просто выпил немного красного церковного вина, прошедшего перед тем через руки Гоши Бисина. И пусть отец Алексий скажет "спасибо" Яну Романовичу за его гуманизм, за европейское образование и отвращение к кровавым сценам. Можно было выбрать куда более кошмарный яд, от которого батюшке пришлось бы корчиться несколько суток. А "Чёрная Вдова", скорее всего, на месте Яна просто велела бы бросить "суку" живьём в костёр.
Но молодой хозяин минеральной империи не выносил истошных воплей и запаха горелого человеческого мяса. И потому он дал возможность человеку, растоптавшему благополучие их семьи, предавшему лучшие чувства его отца, отойти в мир иной чинно и достойно. Ян мысленно просил Романа понять его и не судить за мягкотелость слишком строго…
Собравшиеся смотрели на быстро растущий земляной холм. Дарья Ходза давно бросила свою горсть, вытерла руку и надела перчатку. Кое-кто засобирался уезжать – не у всех важных персон оставалось время на поминки. Могильщики весело шлёпали лопатами по холмику, придавая ему правильную гранёную форму. Закончив работу, они отошли и встали поодаль в ожидании чаевых, а провожающие Шибаева начали класть на возвышение принесённые с собой цветы. Двое охранников Романа Александровича держали наготове чёрный крест каслинского литья с фотографией новопреставленного.
Ян чувствовал нарастающую слабость в руках и ногах. У него, ещё совсем молодого, нестерпимо болели кости, и кружилась голова. Он из последних сил старался держаться спокойно и непринуждённо, чтобы не огорчать и без того убитую горем мать; но чувствовал, что скоро силы покинут его.
Майское ослепительное солнце, казалось, пронизывало насквозь череп, просвечивало мозг. Яну сейчас больше всего хотелось лечь на венки, на цветы, на лапник. Лечь и забыться, заснуть и никогда больше не просыпаться. Но наследник Шибаева знал, что завтра с утра ему придётся заняться делами отца. Усевшись в его кресло в огромном гулком кабинете, Ян включит селектор и начнёт рабочий день.
Всё это будет завтра, двадцать второго мая, во вторник. А пока Ян Шибаев старался не думать о работе. Он хотел, пусть всего на несколько часов, продлить свою навсегда уходящую юность, задержать то светлое время, которое вот-вот безвозвратно исчезнет, растворится, станет историей. Ян пытался выпрямиться, как прежде, но у него не получалось. Наследник империи Шибаева прощался со своим отцом, опираясь, как дряхлый старик, на руку начальника службы безопасности Георгия Петровича Бисина.
ЭПИЛОГ
И всё-таки Влад не спросил Эрику о самом главном, и сам не ответил на её вопрос. Он плохо помнил, как провёл эту бесконечную ночь в квартире Чанаева. За окнами летел снег, и пахло особенной московской зимой, хотя ещё не закончился октябрь. Влад знал, что в Калифорнии такой ночи не будет. Хорошо ещё, если цела их вилла, если жива мама, потому что больше никого у Влада нет.
Утром он пил розовое вино, смотрел на хозяйского ротвейлера, который бегал по огромной квартире, одетый в карнавальный костюм. Пёс смотрел на Влада всё понимающими, человеческими, совсем не злыми глазами. В соседних комнатах похмельные гости доедали вчерашний суп с креветками, и беспрестанно звонили за столом эти дурацкие колокольчики. Так начинался вторник – "синий" вторник после "красного" понедельника – двадцать восьмое октября две тысячи третьего года.
А потом Влад вдруг вскочил, схватил с кресла чанаевский мобильник и вызвал такси. Он надеялся перехватить Эрику в аэропорту и задать ей главный вопрос, чтобы вспоминать потом всё это в сожженной пожарами Калифорнии. Да, он пьян, он отвратителен и назойлив, потому что безнадёжно влюблён. Вчера Влад окончательно понял, что Эрика не ушла тогда из его жизни. Все эти два с половиной года она была рядом, а вот теперь может улететь навсегда. Есть лишь один способ удержать её – сейчас же догнать и спросить…
Жёлтая "тачка" с шашечками мчалась по Ленинградскому шоссе сквозь снег и ледяной дождь, напарываясь на острые лучи встречных фар. Они проскочили поворот на Новые Барашки, потом – Химки. Влад, сжав зубы, смотрел в окно и мысленно поторапливал водилу. Ещё немного, и Эрика ускользнёт навсегда. А завтра сам Влад точно так же пройдёт таможню и паспортный контроль, чтобы вернуться из прошлого в нынешнюю свою жизнь.
Они всё же успели, и Влад бросился в тот зал, где должна была находиться Эрика Ходза со своим английским опекуном. Задыхаясь и поправляя запотевшие очки, Влад высматривал девушку в толпе, и, к своему удивлению, высмотрел её! Седой любезный страж держал Эрику под руку, охранял, лелеял. И Влад испугался, что англичанин не позволит Эрике говорить с сумасшедшим парнем. Да и нет у отъезжающих времени на беседу – максимум, две-три минуты.
Ходза уехали за границу годом позже Шибаевых, прихватив с собой для обучения двух сыновей скоропостижно скончавшегося отца Алексия Карпенко – Алёшу и Артёма. Сейчас мальчики жили в семье Дарьи на правах родных сыновей. Вдова священника Ольга Ивановна, несмотря на приглашения Дарьи с Эрикой, осталась в Москве и почти всё время проводила в молитвах на могиле мужа. Она же ухаживала за захоронением Андрея и Артура Ходза и не брала за это с Дарьи ни копейки.
Ян Шибаев неизлечимо заболел ещё при жизни отца, но узнал об этом уже будучи главой минеральной империи. Передав бизнес надёжным людям, он уехал для лечения в Соединённые Штаты, и только несколько месяцев успел пожить на комфортабельной калифорнийской вилле. Каролина увезла гроб с телом сына в Москву, и Ян воссоединился с отцом, о чём и просил мать при их последнем свидании в госпитале.
До Влада доходили многочисленные слухи о злоключениях "Чёрной Вдовы", которой после самоубийства Шибаева перестала улыбаться удача. За Дарьей давно охотились и "братки", и респектабельные бизнесмены, и прокуратура. Против такой силы не смогла устоять даже "Чёрная Вдова". Она прекрасно понимала, что, если не защищаться, тебя растопчут; а если отвечать врагам адекватно – посадят. Вырваться из замкнутого круга Дарья смогла, сделав мощный бросок в сторону госграницы. Миссис Ходза, как её называли теперь, спасала себя, свою единственную дочь, память о прошлом и надежды на будущее…
– Эра-а-а! – Влад закричал громко, отчаянно, так, что все обернулись.
Привычный гомон международного аэропорта не смог заглушить его пронзительного, полубезумного вопля. Эрика испуганно вздрогнула, оглянулась, увидела Влада. И радостно заулыбалась, махая ему рукой в белой перчатке, удачно подобранного под цвет её чёрного кожаного плаща.
– У тебя кто-нибудь есть?! – Владу было наплевать на то, что десятки людей сейчас слышат его. – Там, в Лондоне… Друг у тебя есть?! – Влад не приближался к Эрике с её секьюрити, который мало что понимал и только деликатно подталкивал девушку в сторону стеклянных дверей. – Эра, ты любишь меня?.. Ты будешь меня ждать?..
– Люблю! Буду ждать! У меня там никого нет! – успела крикнуть в ответ Эрика, и англичанин увлёк её за собой на паспортный контроль.
И Влад, счастливый, как телёнок по весне, выбежал вон из зала. Он бросился неизвестно куда, лишь чудом не натыкаясь на людей, на их багаж, на бамперы автомобилей. Вихрь электрических огней выпустил его в пустынном заснеженном поле, неподалёку от шоссе.
Влад перевёл дыхание, удивился, что очень плохо видит; и только тут понял, что на бегу потерял очки. Но всё это была ерунда по сравнению с тем, что Эрика простила его. Простила за то, что сам Влад никогда не совершал. Наверное, после вчерашней китайской вечеринки она тоже долго думала и разбиралась в своих чувствах.
Подмигивая огнями, шёл на взлёт серебристый лайнер. И Влад, стоя по колено в снегу, в грязи, сорвал с себя шарф, отчаянно замахал им над головой. Откидывая со лба мокрые волосы, он махал и махал, несмотря на то, что аэробус давно пропал; и вновь сомкнулись над подмосковными полями низкие осенние тучи.
Именно сегодня, промозглым октябрьским утром, Влад наконец-то превратился в нормального человека, повзрослел и перестал быть только сыном своего отца. Через два с половиной года после самоубийства Романа Шибаева из-за спины его сына исчезла мрачная тень, которая, как казалось, в любой момент могла обрести плоть и положить на плечо тяжёлую ледяную руку…
2001 год, Санкт-Петербург
Дополнения внесены в 2006 и в 2016 г.г., пос. Смолячково, С.-Пб.
