За ним в овраг спрыгнула Карина. Мы с Биллом не торопились, мы знали, что с ней.
Первой подбежала Карина. Наклонилась над телом:
– Прямо в затылок.
Наташа лежала, распластавшись лицом вниз, до леса она не добежала метров пятьдесят.
Иногда теперь я закрываю глаза и вижу женщину. Она лежит на траве. Я не вижу ее лица, и оно мне кажется молодым. Белокурые волосы закрывают ее спину. Рядом с ней лежит борсетка. Руки она протянула вперед к лесу, добежать до которого не успела. А лес густой, темный. Груду камней перед лесом обтекает узенький ручеек. Рядом – озерко, величиной с подмосковную лужу; оно отражает холодное канадское небо. И вокруг трава, зеленая, очень зеленая.
Билл наклонился, вытащил из борсетки флакон, на две трети заполненный мутной жидкостью. Отвинтил стеклянную пробку, поднес флакон к носу:
– Это "Мефистофель".
И протянул флакон мне. Я тоже поднес его к носу: приторный жасминовый запах:
– Это "Мефистофель".
Билл подошел к ручейку и вылил содержимое флакона в ручей. Потом разбил флакон о камень и торжественно произнес:
– Всё.
– Всё, – согласился я.
Примечание. Евгений Николаевич ошибался. Небольшое и на этот раз последнее количество "Мефистофеля" еще оставалось. Об этом когда-нибудь расскажет его дочь.
Мы стояли молча возле тела, не зная, что делать дальше.
– Надо проверить, на ходу ли машина, – первым нарушил молчание Билл.
Мы поднялись вверх, дошли до "Лексуса". Бампер был сильно помят, но в остальном всё вроде бы в порядке. Андрей включил мотор, машина сразу же завелась.
– Я остаюсь здесь, – распорядился Билл. – Вызову своих, и мы уладим все проблемы. Вы возвращайтесь в Вашингтон. Машину почините в Вашингтоне.
– Мы с Женей сразу в Орландо, – решила Марина. – У нас там много дел.
– Правильно, правильно – одобрил Билл. – А вы, – он показал на Карину и Андрея, – за работу и учебу, как ни в чем не бывало.
Марина протянула Биллу пистолет:
– Будет лучше, если ты возьмешь его.
– Это правильно.
Мы простились с Биллом. Андрей сел за руль, я рядом с ним, мои дамы снова на заднем сиденье.
Через три часа мы уже подъезжали к Олбани.
– Надо бы перекусить, – предложил Андрей. – Миль через десять после Олбани будет отличная станция обслуживания. Я однажды там останавливался. – Он повернулся к женщинам: – Как дамы?
Карина кивнула головой: согласна. А Марина мирно спала. Андрей посмотрел на меня. Я понял его взгляд: пристрелила человека и мирно спит! Андрей – интеллигент, а меня моя спутница жизни к такому уже приучила.
На станции обслуживания перекусили хот-догами. И в путь. Утомительная дорога до Нью-Йорка, потом сумасшедшая гонка вокруг Нью-Йорка и наконец Нью-Джерси Пайк.
– Может быть, я поведу? – предложила Карина. – Андрей, наверное, устал.
Вместо ответа я спросил:
– А ты не хочешь записаться в школу, где готовят летчиков частных самолетов?
Карина замолчала, потом протянула:
– Поняла.
И больше не возникала.
– Нас прямо в Даллес, – дал я указание Андрею. – Машину завтра починишь и сдашь в Авис.
Простились у билетной кассы аэропорта.
182. Моя милая Марина
На последний самолет до Орландо в семь пятьдесят пять мы успели. Дома будем к двенадцати.
Мы устроились в креслах. Марина взяла какой-то журнал, я прокручивал в голове события сегодняшнего дня.
– О чем ты думаешь? – спросила Марина.
– Об этой Наташе. Кто она такая. Откуда взялась. Где родилась.
– Где родилась, не знаю, но жила в Москве. Где-то в Измайлово. Однажды я провожала ее до метро Измайловская.
– Ты провожала ее до метро Измайловская? Вы были знакомы?
– Да. Ее фамилия Скворцова. Мы вместе работали.
– В ЦК?
– Нет.
– А где?
– Мы работали в том же учреждении, что и ты.
– Ты работала у нас в Комитете?
– У нас, у вас – какая разница. Работала. Сначала училась, потом работала.
– В каком подразделении?
– В спецподразделении "Л". Начальником ты был небольшим. Про такое подразделение мог и не знать.
Тем не менее, знал. Знал, что такое подразделение существует. "Л". "Ликвидация". Как-то на партактиве мне показали руководителя этого подразделения. Такой ладно скроенный мужичок в форме полковника. У нас мало кто носил форму. Мне даже называли его фамилию.
– Кто был вашим начальником?
– Полковник Максим Игнатович Волков.
– Ты его родственница?
– Дальняя.
Я вспомнил предупреждение любезного доктора Роберту Марронту. "Товарищ Ромеру просил передать вам, чтобы вы были осторожны с вашей спутницей, теперь женой. Она – Волкова, по-русски "filha do lobo", "дочь волка". Неужели бразильские коммунисты всё знали и хотели меня предупредить?! И еще он сказал, что она специально подготовлена.
– Ты была специально подготовлена?
– Да.
– Что это значит?
– Сначала у нас был общий курс. А потом, когда Максим Игнатович получал задание, нас начинали готовить на конкретного человека. Это называлось специальная подготовка.
– То есть готовили ликвидировать вполне определенного человека?
– Да.
– И ты получила задание ликвидировать определенного человека?
– Да.
– И кого ты должна была ликвидировать?
– Тебя.
Как обухом по голове. Я молчал, не зная, что сказать, а она продолжала:
– А кто тебя за язык тянул? Большие деньги перевожу и могу… девочки, пляж. Говорил? Говорил.
– Это мой непосредственный донес?
– Не донес, а сообщил. У тебя в деле написано.
– И ты получила задание.
– Да.
– Но не выполнила.
– Нет.
– Почему?
– Тогда никто не знал, что будет завтра. Все подыскивали себе теплые местечки. До меня дошло: все разбегутся, а я останусь одна в хрущевской однушке. Нужно было самой определяться. Я не хотела чего-нибудь особенного. Мне нужна была нормальная жизнь. С мужем.
– И увидев меня в Будапеште, ты сразу решила, что я подхожу для нормальной жизни?
– Решила я потом. Тогда у меня не было выбора. Ты был один, и ты мне понравился. Уже тогда в самолете я сказала себе: "Всё. Это мой муж, я его жена. Мы будем отличной парой".
– А каким способом ты должна была меня… ликвидировать?
– Да не собиралась я тебя ликвидировать! Зачем мне быть вдовой?! Дура я, что ли!
– Какой вдовой?
– У меня на руках был паспорт, где написано, что я твоя жена. Я тогда еще не знала, кто ты такой, но надеялась, что ты порядочный человек.
– И не ошиблась.
– Не ошиблась.
– Я понимаю, ты не собиралась выполнять задание. Но начальству нужен был план.
– План? Был план. Предполагалось, что я использую огнестрельное оружие.
– Хороший план. У тебя всегда в нужное время в сумочке оказывается пистолет. Разве не так?
– Ах, ты об этом. Карина мне рассказала, что около аэропорта Даллес есть оружейный магазин. Перед поездкой в Лейк-Плэсид я зашла туда и нашла финский пистолет ELP-десять. Разрешение на оружие у меня есть.
– И опыт есть.
– Стрелять меня научил отец. Он преподавал у нас физкультуру, а мальчишкам еще и военное дело. После школы Максим Игнатович взял меня в свою группу.
– И вместо стрельбы по тарелочкам учил стрелять по человечкам. Особенно по бегущей цели.
– Где бы мы с тобой были, если бы не научил! Забыл, как тогда на пляже в Бразилии…
– Стреляешь ты хорошо.
– Максим Игнатович стрелял лучше. Его похвалил сам Самоконов. Знаешь такого?
– Нет.
– Это снайпер. Эвенк. Он за время войны уничтожил почти четыреста немцев, в том числе одного генерала.
– Как я понял, отец твой в ЦК не работал.
– Не работал. А то, что я тебе говорила, и у нас и у вас называется легендой.
– Он еще жив?
– Давно умер.
– А мать?
– Она нас с отцом бросила, когда мне было пять лет. Где она, не знаю.
– И то, что ты мне рассказывала о своей работе в ЦК, тоже легенда.
– Нет. Помнишь, Кузякин говорил тебе, что встречал меня в ЦК у Янаева.
– Помню.
– Я там стажировалась больше года.
Я вспомнил про письмо, которое случайно прочел ночью в гостинице.
– Твои отношения с Янаевым были не только служебными?
– Ты хочешь спросить, была ли я его любовницей. Нет. Не была. Почему ты спрашиваешь?
– Видишь ли… Однажды я случайно прочел адресованное тебе письмо.
– Ты прочел это письмо случайно, потому что я положила его так, чтобы ты его нашел. И не спала до тех пор, пока не увидела, что ты его читаешь.
– Я думал, ты спишь.
– Ты меня ревновал?
– Сначала не ревновал, просто удивился. А потом… Потом у меня не было причин для ревности.
– Письмо написала я сама. Еще в Москве. Я не хотела, чтобы мой муж считал меня уличной девицей, завербованной для игры в жену. А так… Красивая легенда… Большая любовь. Но после того, как той ночью ты вел себя со мной как школьник, я поняла, что переборщила. В мои планы не входило, чтобы мой муж охранял мою верность любовникам, которых нет. Ты пытался найти письмо?
– Нет.
– И правильно делал. Я его уничтожила на следующее утро. Боялась, ты по почерку догадаешься, что писала я. Ты ведь специалист.
– По почеркам нет.
Я немного помолчал.
– Я не спрашиваю тебя, почему ты мне обо всем не рассказывала раньше. Почему рассказала сейчас?
– Потому что Скворцовой больше нет.
– Ты ее боялась?
– Она бы тоже не промахнулась. Хотя я стреляла лучше ее. Она была специалисткой по ядам.
– Ты боялась, что твои начальники тебя найдут?
– Боялась.
– И сейчас боишься?
– Прошло много времени. Подготовка агента для ликвидации заграницей требует много времени и средств. А я их уже не интересую.
– А отомстить за нее?
– Она давно не связана с подразделением. Да и времена теперь другие. Еще есть вопросы?
– На самый главный вопрос ты ответила. Жизни моей теперь ничего не угрожает, и Карина сиротой не останется.
– Не останется.
– Через несколько минут посадка в аэропорту Орландо, – объявила стюардесса.
Марина пристегнула ремень:
– Вообще-то моя настоящая фамилия "Птичкина". Смешная. Она мне никогда не нравилась. Не похожа я на "Птичкину". И я решила ее сменить. И взяла фамилию бабушки. Она родственница Максима Игнатовича. Дальняя.
– Он жив?
– Не знаю. Никто не знает. Осенью девяносто первого он исчез.
"Zu allen Zeiten Männer verteidigten ihre Gesellschaft und Frauen verteidigten ihre Familie".
Also sprach Pestalozzi.
Во все времена мужчины защищали свое общество, а женщины защищали свою семью.
Так говорил Песталоцци.
Эпилог
СНОВА 1980 ГОД
Глава тридцать девятая
ОШИБКА АНДРОПОВА
183. Андропов докладывает
Брежнев сидел в кресле метрах в десяти от дома. На нем был спортивный костюм, на коленях лежала газета.
Андропов удивился: ни охранников, ни врачей поблизости не было. Не видно было и другого кресла, придется разговаривать стоя. Может быть, это и к лучшему. Доклад не займет много времени.
– Не оторвал вас, Леонид Ильич?
Брежнев посмотрел вокруг. Понял, что Андропову негде сесть:
– Скажи охранникам, чтобы принесли кресло.
– Я ненадолго. Просто короткая информация об Олимпиаде.
Брежнев требовал, чтобы любая мелочь, касающаяся Олимпиады, особенно, если речь шла о бойкоте, докладывалась ему лично.
Раньше Андропов начинал доклад Брежневу с новостей неприятных и заканчивал на мажорной ноте, даже анекдотом, Брежнев любил анекдоты. Но последнее время он начинал доклад с новостей хороших, потому что внимания стареющего генсека хватало только на первую часть доклада.
А хорошие новости сегодня были. Из Италии бойкотировать Олимпиаду будут только спортсмены военнослужащие; зато остальные – а их большинство – не только приедут, но будут выступать под национальным флагом. Это будет самая крупная команда из Европы. Приедут и испанцы. На открытии они пройдут под белым флагом с небольшой эмблемой Олимпийского комитета Испании в виде олимпийских колец и испанского флага под ними.
– Самаранч оказывает нам большую помощь.
Самаранч, тогда посол Испании в Москве, делал всё возможное для противодействия бойкоту Олимпиады; в скором времени должны были состояться выборы Председателя Международного Олимпийского комитета, и он рассчитывал на поддержку своей кандидатуры со стороны СССР и дружественных ему стран.
У Брежнева было хорошее настроение, новости ему понравились, и Андропов решил, что самое время решить вопрос о группе "Л", которую Брежнев распорядился расформировать год назад, а Андропов ограничился тем, что сократил ее в три раза.
– Вы дали указание расформировать группу "Ликвидация", – неуверенно начал он. – Мы это сделали, но я прошу у вас согласия сохранить костяк группы, чтобы не пропали наработки прошлых лет. Надо сохранить технику, оборудование.
Он хотел продолжить, но, на его удивление, Брежнев сразу согласился:
– Правильно. Правильно. Опыт терять нельзя.
– Мы хотим принять в группу нескольких женщин. Иногда бывают случаи, когда женщине легче добраться до человека, который нас интересует.
– А они не начнут работать против нас?
– У нас женщины все проверенные, идеологически устойчивые.
– Делай, что считаешь нужным.
Андропов решил переменить тему и вернулся к Олимпиаде:
– Самаранч помогает нам. И не только потому, что рассчитывает на нашу помощь при выборе Президента Олимпийского комитета, но и потому, что любит спортсменок – блондинок небольшого роста. Мы ему помогаем по мере возможностей.
– Ишь ты! Блондинки, спортсменки, маленького роста. Ты бы и мне помог, Юрий Владимирович. Поможешь?
Брежнев сказал это в шутливом тоне, в таком же тоне хотел ответить Андропов, но не смог. Получилось казенно:
– Сделаем.
– А мне маленькие никогда не нравились. А тебе как, Юрий Владимирович? Нравились маленькие? Блондинки.
Андропов сделал вид, будто не нашел, что ответить. Брежнев вздохнул:
– Годы, годы. Ничего не поделаешь. Есть еще что?
Андропов развел руками:
– Пожалуй, всё.
– Тогда позови охранника.
Андропов ушел, через полминуты появился охранник.
– Помоги мне.
Охранник помог Брежневу подняться, и тот медленно поплелся по направлению к дому.
"Сухарь он, Андропов, – думал он по дороге. – Баб не знает. На бабу можно рассчитывать во всем. Горы свернет. Но вот если ей приглянулся мужик, тогда пиши пропало. Оно и верно. Баба должна оставаться бабой".
* * *
Если бы кто-нибудь сказал Леониду Ильичу, что он – сторонник Песталоцци, он бы очень удивился.
