* * *
Движения не ощущалось, слышно было только мягкое гудение мотора где-то под полом. В лифте были скамейка и пепельница, стены и потолок выложены квадратиками из красной бархатистой ткани. В каждом квадратике вальсировала пара – мужчина и женщина, одетые в костюмы французских придворных. При виде подобной роскоши мое сердце учащенно забилось.
У дверей лифта нас встретил маленький рыжий человечек в желтовато-коричневом костюме и простой белой рубашке с расстегнутым воротом. Сначала я решил, что это слуга мистера Картера, но вскоре убедился, что, кроме нас, в комнате никого нет.
– Мистер Роулинз? – Он тронул пальцами редеющие волосы и пожал мне руку. Рукопожатие было мягким, как бумага. И сам он, маленький и тихий, походил больше на ребенка, чем на мужчину.
– Мистер Картер, я пришел рассказать вам...
Он поднял руку и покачал головой. Затем повел меня через большую комнату к двум розовым кушеткам перед его столом, по цвету и форме походившим на рояль. Парчовые занавески были раздвинуты, из окна открывался вид на горы за бульваром Сансет. Мне подумалось, что от вице-президента до президента долгий путь. Мы сели на одну из кушеток.
– Хотите выпить? – Он показал на хрустальный графин с коричневой жидкостью на краю стола.
– А что это? – Мой голос странно прозвучал в большой комнате.
– Это коньяк.
Я впервые пил по-настоящему хороший коньяк, и он мне страшно понравился.
– Мистер Бакстер сказал, у вас есть новости от этого Олбрайта.
– Не совсем так, сэр.
Он поморщился. Эта детская гримаса вызвала у меня чувство симпатии к нему.
– Видите ли, мне не совсем нравится, как у меня идут дела с мистером Олбрайтом. С тех пор как я встретил этого человека, меня преследуют беды и неприятности.
– Что случилось?
– Женщину, мою приятельницу, убили, когда она стала расспрашивать о мисс Моне, и полиция решила, что к этому причастен я. Разыскивая вашу приятельницу, я сталкивался со всеми городскими бандитами и грабителями.
– С Дафной все в порядке?
Он был так встревожен, что я поспешил его успокоить:
– В последний раз, когда я ее видел, она выглядела просто великолепно.
– Вы видели ее?
– Да, позапрошлой ночью.
Слезы набежали на его светлые детские глаза.
– И как она? – спросил он.
– Мы с ней попали в беду, мистер Картер. Но, видите ли, происходит что-то непонятное. Когда я встретил ее, она говорила как француженка. Но потом, когда мы обнаружили труп, французский акцент у нее исчез, и она заговорила уже как жительница Сан-Диего или какого-нибудь подобного места.
– Труп? Какой труп?
– Я расскажу и об этом, но вначале мы должны прийти к какому-то соглашению.
– Вам нужны деньги?
– Да нет. Мне уже заплатили, и я догадываюсь, что платите вы. Я хочу, чтобы вы помогли мне разобраться в том, что происходит. Видите ли, я не доверяю вашему Олбрайту, от полиции стараюсь держаться подальше. Для моего друга Джоппи эта история слишком сложна и запутанна. Так что помочь мне можете только вы. Я так понял, вам нужна эта девушка, потому что вы любите ее, и провалиться мне сквозь землю, если я не прав.
– Я люблю Дафну, – подтвердил он.
Его слова ошеломили меня. Он вовсе не пытался казаться хладнокровным, как это подобает мужчине; он нервно сжимал руки, чтобы удержаться от расспросов, пока я излагал ему суть дела.
– Тогда расскажите мне, почему Олбрайт ее разыскивает.
Картер снова провел рукой по волосам и бросил взгляд на горы. После недолгого молчания заговорил:
– Человек, которому я доверяю, рекомендовал мне мистера Олбрайта как специалиста по части всяких конфиденциальных дел. По некоторым причинам я не хочу, чтобы эта история попала в газеты.
– Вы женаты?
– Нет. Я хочу жениться на Дафне.
– Она у вас ничего не украла?
– Почему вы спрашиваете об этом?
– Мистер Олбрайт очень интересуется ее багажом. Это навело меня на мысль, что она унесла с собой нечто, что вы хотели бы вернуть.
– Вы можете назвать это кражей, мистер Роулинз, для меня это пустяки. Она забрала кое-какие деньги, когда покинула меня. Но повторяю: меня это не волнует. Я хочу вернуть ее. Вы говорите, она была прекрасна, когда вы ее видели?
– Какую сумму она взяла?
– Не понимаю, какое это имеет значение.
– Если вы хотите, чтобы я отвечал на ваши вопросы, придется отвечать на мои.
– Тридцать тысяч долларов, – небрежно бросил он, словно речь шла о карманной мелочи, оставленной на полочке в ванной. – Мы устроили для служащих наших концернов полдневный выходной в виде премии, но этот день оказался платежным. Банк не успел вовремя доставить деньги, их привезли ко мне домой.
– И вы позволили банку доставить такую сумму к себе домой?
– Это случилось впервые. И кто бы мог подумать, что меня ограбят именно в эту ночь!
– Мне кажется, этого следовало ожидать.
Он улыбнулся:
– Деньги для меня ничего не значат. Мы с Дафной поссорились, и она взяла деньги, решив, что я больше не стану с ней разговаривать. Она ошиблась.
– Из-за чего вы поссорились?
– Ее пытались шантажировать. Она пришла ко мне и все рассказала. Ее хотели использовать, чтобы добраться до меня. Она решила уехать и тем самым меня спасти.
– Чем они шантажировали ее?
– Я не хотел бы об этом говорить.
Я не настаивал.
– Олбрайт знает про деньги?
– Да. Я ответил на ваши вопросы. Расскажите мне о ней. Она жива и здорова?
– Когда я ее видел, она была в полном порядке. Разыскивала своего приятеля Фрэнка Грина.
Я думал, что это имя потрясет его, но Тодд Картер пропустил его мимо ушей.
– Что вы сказали о трупе?
– Мы поехали к другому ее приятелю по имени Ричард и обнаружили, что он убит.
– Ричард Мак-Ги? – В голосе Картера прозвучал холод.
– Может быть. Знаю только, что звали его Ричард.
– Он жил на Лоурел-Кэньон-роуд?
– Да.
– Хорошо. Я рад, что он мертв. Я рад. Это был ужасный человек. Говорила ли она вам, что он торговал мальчиками?
– Сказала только, что он был ее приятелем.
– Ничего себе приятель. Шантажист и сутенер у гомосексуалистов, обслуживал богачей с извращенными наклонностями.
– Но он мертв, и Дафна взяла его машину. Это было позапрошлой ночью. Она собиралась уехать из города. С тех пор я о ней не слышал.
– А как она была одета? – Его глаза загорелись от нетерпения.
– На ней было голубое платье и голубые туфли.
– Она была в чулках?
– Кажется, да. – Я не хотел, чтобы ему показалось, будто я слишком внимательно ее разглядывал.
– Какого цвета?
– Кажется, тоже голубые.
Он широко улыбнулся, обнажив все свои зубы.
– Это она. Скажите, а брошь на груди у нее была? Вот на этом месте?
– Была, только с другой стороны. Красная с зелеными точечками.
– Хотите еще выпить, мистер Роулинз?
– Не откажусь.
Он наполнил мой бокал.
– Она красивая женщина, правда?
– Если бы это было не так, вы не стали бы ее разыскивать.
– Я никогда не встречал женщину, от которой исходил бы такой неуловимый и чудесный аромат. Единственным моим желанием всегда было приблизиться к ней, чтобы еще раз его ощутить.
Мыло "Айвори", подумал я.
Он расспрашивал меня о ее косметике и о прическе. Поведал, что она родом из Нового Орлеана, из старинной французской семьи, ведущей свою родословную от Наполеона. О ее глазах мы говорили целых полчаса. Но потом он заговорил о таких вещах, о которых мужчине лучше умолчать. Нет, речь шла не о сексе, а о том, как она прижимала его к груди, когда он был испуган, или как она вступалась за него, когда продавец или официант пытались его обсчитать.
У меня осталось странное впечатление от разговора с мистером Картером. Я, негр, в кабинете богатого белого человека разговаривал с ним так, словно мы лучшие друзья, и даже больше. Ни страха, ни презрения к себе я не почувствовал. Не скажу, что я не встречался с подобным отношением к себе раньше. Мистер Тодд Картер был так богат, что даже не мерил меня обычной человеческой меркой. Он мог рассказать мне все. Я был для него чем-то вроде собаки-медалиста, которую он приласкал, когда ему было плохо.
Это была худшая разновидность расизма. Он даже не видел разницы между нами, и это доказывало, что я для него попросту не существую. Но у меня не было времени переживать по этому поводу. Просто я смотрел, как шевелятся его губы, когда он вспоминал о потерянной любви. В конце концов он стал казаться мне каким-то странным существом. Ребенком, выросшим до размеров взрослого человека, который терроризирует несчастных родителей своей физической силой и своей тупостью.
* * *
– Я люблю ее, мистер Роулинз. Я пойду на все, чтобы вернуть ее.
– Желаю вам удачи. Но для ее же безопасности, избавьтесь от Олбрайта. Он охотится за этими деньгами.
– Вы найдете ее для меня? Я дам вам тысячу долларов.
– А как с Олбрайтом?
– Я велю своим людям отказаться от его услуг. Против нас он не пойдет.
– А если пойдет?
– Я богатый человек, мистер Роулинз. Мэр и начальник полиции нередко обедают за моим столом.
– Тогда почему вы не обратитесь к ним?
Он отвернулся от меня, когда я задал этот вопрос.
– Найдите ее для меня, – повторил он.
– Если вы дадите мне задаток, скажем, в двести долларов, я попытаюсь. Не уверен, что у меня что-нибудь получится. Она вполне может быть сейчас в Новом Орлеане.
Он встал с улыбкой на лице, сжал мою руку своей безвольной кистью:
– Я попрошу мистера Бакстера выписать вам чек.
– Извините, но мне нужны наличные.
Он вынул бумажник и покопался в купюрах.
– У меня здесь сотня и семьдесят пять с мелочью. Вам могут выписать чек на остальное.
– Я возьму полторы сотни, – сказал я.
Он вывалил все деньги из бумажника и протянул их мне, бормоча:
– Берите все, берите все.
И я взял. Еще во время нашей беседы у меня мелькнуло опасение, что я не переживу авантюру, в которую ввязался. Но отступать было некуда, да и нельзя. Я решил хотя бы выудить у этих белых побольше денег.
Деньги всесильны. Они оплачивают ренту и кормят котенка. Из-за денег убили Коретту, и Де-Витт Олбрайт, не задумываясь, убьет меня. Мне пришло в голову, что если я раздобуду достаточно денег, то, может быть, смогу откупиться.
Глава 18
Итак, я пустился на поиски Фрэнка Грина, надеясь найти у него ответы на все мои вопросы. Он знал, где находится Дафна, если вообще кто-либо знал об этом. Он знал, кто убил Коретту. В этом я не сомневался. Ричард Мак-Ги тоже был убит, но эта смерть меня не волновала, потому что полиция едва ли могла заподозрить меня в этом убийстве. Сие вовсе не значило, что я был равнодушен к убийствам и насилию. Убить человека – преступление, и в более совершенном мире убийца непременно должен предстать перед законом.
Но я уже разуверился в том, что по отношению к неграм существует справедливость. По опыту знаю, что справедливость иной раз торжествует, если у чернокожего окажутся деньги, чтобы подмазать там, где надо. Но у меня денег не было. Я был нищий негр, готовый кандидат в обитатели тюрьмы, если только не найду Фрэнка, чтобы отгородиться им от Де-Витта Олбрайта и от полиции. И я пустился на поиски.
* * *
Сначала я направился в бильярдную в Слаусоне. Заведение Рикардо походило на пролом в стене без окон и с одной дверью. Снаружи не было никакой вывески, потому что либо вы знали, где находится заведение Рикардо, либо были чужаком. Джоппи несколько раз водил меня к Рикардо после того, как закрывал свой бар. Это серьезное заведение посещали темные личности со злобным взглядом. Они курили и напивались до бесчувствия перед очередным делом. В таком месте вас могли запросто убить, и только рядом с таким крутым парнем, как Джоппи Шэг, я чувствовал себя в безопасности. Но стоило ему отлучиться в туалет, и я тотчас же начинал почти физически ощущать, как в темноте бьется пульс насилия.
Фрэнка Грина только в таких местах и можно было отыскать. Потому что Фрэнк сам был темной личностью. Когда кто-то не возвращал долг или увивался за его девушкой, Фрэнк отправлялся к Рикардо и подыскивал человека с "пушкой", который помогал ему расправиться с обидчиком. А иногда ему просто нужна была подмога для захвата партии сигарет. У Рикардо собирались отчаянные ребята, они постоянно жили не в ладах с законом.
В большой комнате стояли четыре бильярдных стола, над каждым столом висела лампа с зеленым абажуром. Вдоль стен на стульях с прямыми спинками посиживали завсегдатаи. Они пили из коричневых бумажных стаканчиков и курили. Тусклый свет слабо озарял эту комнату. Игрой заправлял тощий парень по имени Микки, сын Розетты. С тех пор как Рикардо, заболев диабетом, потерял обе ноги, заведением управляла Розетта. Рикардо лежал где-то наверху в своей постели, пил виски и глазел на стены. Когда я услышал про болезнь Рикардо, я выразил свое сочувствие: "Мне очень жаль, Рози".
Глазки-бусинки тонули в пухлой коричневой плоти на широком лице Розетты. Бросив на меня косой взгляд, она проворчала: "Он набаловался с бабами за двоих и с лихвой. Теперь пусть отдохнет". Вот что она ответила на мое соболезнование.
* * *
Она сидела за единственным карточным столом в дальнем углу комнаты. Я подошел к ней поздороваться:
– Добрый вечер, Розетта! Как сегодня идут дела?
– Джоппи здесь? – спросила она, окинув меня взглядом.
– Нет, у себя в баре.
Розетта посмотрела на меня так, словно я приблудная кошка, нацелившаяся на ее сыр.
В этой темной и задымленной комнате невозможно было разобраться, кто чем занимается, но я тут же ощутил устремленные на меня взгляды. Даже Розетта не сводила с меня глаз.
– Кто-нибудь в последнее время продавал хорошее виски, Рози? – поинтересовался я, надеясь завести непринужденный разговор, прежде чем задать свои вопросы. Но ее пристальный взгляд выбил меня из колеи. Кроме того, в комнате было слишком тихо для такого разговора.
– Здесь не бар, дорогуша. Если тебе нужно виски, лучше ступай к своему другу Джоппи. – Она взглянула на дверь, видимо желая, чтобы я поскорее ушел.
– Мне нужна не выпивка, Рози. Я хотел бы купить ящик или два.
– Почему бы тебе не спросить своего дружка? Он знает, где добыть виски.
– Джоппи послал меня сюда, Рози. Он говорит, что ты знаешь.
Она все еще подозрительно косилась на меня, но, думаю, причиной такого нерасположения был не страх, а что-то другое.
– Можешь попытаться с Фрэнком Грином, если хочешь покупать ящиками.
– Да? А где я могу его найти?
– Я не видела его несколько дней. Наверное, где-нибудь обделывает свои дела.
Это было все, что могла сказать Розетта. Она закурила сигарету и отвернулась. Я поблагодарил ее спину и направился к Микки.
– Сыграем в восьмерку? – спросил Микки.
Мне было все равно, во что играть. Я поставил пятерку и проиграл. Потом проиграл еще пять долларов. На это ушло около получаса. Когда мне показалось, что я достаточно заплатил за полученную информацию, я помахал Микки и вышел на солнечный свет.
Сам не знаю почему, я испытывал радость. Потому что, наверное, впервые в своей жизни делал что-то по своему уму-разуму, а не по чужому приказу. Я рассчитывал только на самого себя. Правда, пока я не нашел Фрэнка, но заставил Розетту проговориться и назвать его имя. Если бы она знала, где он сейчас, я добрался бы до него уже сегодня.
На Изабелла-стрит, в конце тупика, в большом доме располагалось заведение Верни. Рабочий люд частенько заглядывал к ней, чтобы навестить одну из здешних девушек. Это был гостеприимный дом со спальнями на втором и третьем этажах и с кухней и гостиной на первом, где посетители могли поразвлечься.
Верни – светлокожая женщина с сединой в золотых волосах, весом около девяноста килограммов – день и ночь торчала в кухне. Ее дочь Дарсел, такая же толстушка, как и мать, приглашала мужчин в гостиную и получала с них доллары за еду и питье.
Некоторые посетители, вроде Оделла, были счастливы сидеть в гостиной, пить и слушать патефонную музыку. Время от времени Верни появлялась в гостиной, чтобы поприветствовать старых друзей и познакомиться с новоприбывшими. Кроме выпивки и патефона, к вашим услугам были и девушки. Они поджидали клиентов, сидя у дверей своих спален. В холле второго этажа Хью Барнес надзирал за порядком. Это был широкобедрый, крепко сбитый мужчина с лицом невинного младенца. Но, несмотря на свою внешность, Хью был быстр и коварен. Благодаря ему дела у Верни шли гладко. Я зашел к ней сразу после полудня.
– Изи Роулинз. – Дарсел протянула мне свои пухлые ручки. – А я уж было решила, что ты умер и вознесся на небеса.
– Угу, Дарси. Ты ведь знаешь, я приберегал это для тебя.
– Тогда, пожалуйста, сделай это сейчас. Ну пожалуйста.
Она взяла меня за руку и повела в гостиную. Там несколько человек сидели вокруг стола, пили и слушали джаз. На кофейном столике стояли большая миска с рисом и белые фарфоровые тарелки.
– Изи Роулинз, – послышалось из двери в кухню. – Как ты, детка? – спросила Верни, подбегая ко мне.
– Просто прекрасно, Верни. Просто прекрасно.
Большая женщина прижала меня к себе, и мне показалось, что я окунулся в пуховую перину.
– Ох, – простонала она, почти оторвав меня от пола. – Тебя слишком долго не было. Слишком долго!
– Да, да, – бормотал я, сжимая ее в объятиях, а потом усадил на кушетку.
Верни улыбнулась мне.
– Посиди здесь, Изи: хочу, чтобы ты рассказал, как идут дела, прежде чем отправишься наверх.
С этими словами она вернулась на кухню.
– Как дела, Рональд? – спросил я у своего соседа.
– Так себе, – ответил Рональд Уайт – паяльщик, обслуживающий весь город. Он носил, не снимая, рабочий комбинезон и утверждал, что это единственный костюм, который у него имеется.
– Спасаешься здесь от своих ребят?
Мне нравилось подшучивать над Рональдом на семейную тему. Жена каждые двенадцать или четырнадцать месяцев приносила ему сына. Она была религиозная женщина и не признавала противозачаточных средств. В тридцать пять лет у Рональда было девять сыновей и десятый на подходе.