Он велел отнести вещи в пустой дом. По обе стороны дороги были пустые дома. Почему бы не положить вещи в один из них? Она направила луч фонаря направо, потом налево и выбрала дом слева, потому что ей показалось, что по дороге к нему было меньше деревьев и кустарников.
Она оставила чемодан около двери, выходящей к озеру, обошла весь дом, толкнулась во все двери и окна, которые оказались запертыми. Наконец она разбила окно, которое выходило на противоположную сторону, а не на ее дом, просунула руку, откинула щеколду, потом подняла оконную раму и влезла. Электричество было выключено, и она, освещая дорогу фонариком, дошла до входной двери, отодвинула засовы, открыла и внесла чемодан. Шкаф в спальной комнате показался ей подходящим местом. Потом она вышла через дверь, но не смогла ее запереть, и вернулась к себе. После чего старательно заперла свою входную дверь.
Глава 3
Ни одна из собак ей не нравилась. Была суббота, и все лавки, торгующие животными, были закрыты. Выбор Клер был ограничен теми, о которых были помещены анонсы в городской газете воскресенья.
Три собаки, о которых говорилось в анонсах, были взрослыми. Клер позвонила их хозяевам, и ей показалось, что возможно кто-нибудь ей подойдет. Около полудня Клер в синем "бьюике" поехала посмотреть собак, но ни одна не показалась ей подходящей. Очень недовольная и в дурном настроении из-за впустую потерянного времени и того, что ей не удалось найти то, что ей было нужно, она вернулась домой, где вид двери гаража, запертой на висячий замок, еще ухудшил ее настроение.
Проблема состояла в том, что дверь нельзя было отпереть или запереть на ключ снаружи. Это было очень неудобно. Рано или поздно они будут вынуждены устроить металлическую дверь-занавес, но, к сожалению, было невозможно иметь хороший замок с обеих сторон.
Она отперла замок, потом отодвинула засов, ввела "бьюик", вышла, заперла замки, задвинула засовы и направилась к входной двери, нарочито шумно заставляя трещать гравий под ее ногами. Другой ключ позволил ей открыть входную дверь, и она вошла.
Единственная вещь, которая угнетала ее в жизни, было молчание. Встав сегодня утром, она отнесла радио в кухню, и первое, что она сделала, это включила его. Потом она поставила на огонь воду для чая. В одной из скандинавских стран передавали музыкальную программу, и она с удовольствием слушала ее.
В ожидании пока закипит вода для чая, она съела пирожное. Основной ее едой в течение дня был плотный обед, в остальное время она ела всего понемногу, что попадалось ей под руку.
Она налила себе чашку чая и хотела отнести ее в гостиную, когда, проходя по коридору мимо открытой двери в спальню, она краем глаза увидела, что на ее кровати лежал на спине мужчина и спал. Голова его, лежащая на подушке, была повернута в сторону озера, и он улыбался во сне.
Она сделала еще шаг, прежде чем поняла, что это не мираж, потом остановилась. Ужас охватил ее и согнул плечи. Чай пролился на ее пальцы. Она обнаружила, что машинально хлопает веками, и заставила себя обернуться, чтобы убедиться, что все это ей пригрезилось, и никого там не было.
Она уже прошла мимо двери, а ей нужно было сделать шаг назад, шаг мучительный и страшный, и она увидела действительно его. Он снял туфли, и на ногах были черные носки. Брюки на нем были, как ноги слона, и доминировали цвета зеленые и желтые: они были очень грязными. Около кровати лежала кучка смятой одежды, похожей на грязное белье, и сверху на нем была надета только майка, вылезшая из брюк. На левой руке у него были часы на очень широком кожаном браслете. Ему было между двадцатью и тридцатью годами, у него были длинные редкие волосы, плохо причесанные. Он был тонким, довольно хорошо сложенным, но у него было жирное лицо с надутыми щеками и толстыми губами. Стоя на пороге, она, не двигаясь, рассматривала его.
Шум позади нее заставил ее быстро повернуться, и она разлила еще часть своего чая. Из ее горла вырвался глухой крик ужаса, когда она увидела другого, стоявшего на пороге гостиной. На нем была широкая куртка поверх рубашки. Голубая и покрытая грязными пятнами, как будто он вывалялся где-то. Низ его брюк был заправлен в сапоги. У него была невероятная прическа из светлых волос, торчащих ореолом вокруг головы, и он улыбался ей. У него были смеющиеся глаза. Вид был угрожающ.
Его тон был легким, манеры небрежными.
- Не тревожь Менни, он путешествует. Иди сюда. Что такое у тебя в чашке?
Она не шевельнулась. Сама не зная почему, она покачала головой. Он смотрел на нее, и внезапно его лицо стало злым, хотя он не переставал улыбаться.
- Ты знаешь, мне нужно, чтобы ты была способна смотреть трезво. Если ты можешь слушать и отвечать, то это все, что нам надо.
Она не отчетливо поняла угрозу, но она знала, что это угроза, и не сомневалась, что он может причинить ей зло. "Нужно, чтобы я шевелилась, - подумала она. - Нужно, чтобы я сделала то, что он говорит". Она сделала шаг вперед с трудом, второй был легче, и она направилась к нему с округлившимися от страха глазами.
Он отстранился и с улыбкой поклонился, когда она вошла в гостиную. Когда она проходила мимо него, он поднял руку.
- Что у тебя в чашке?
Он взял ее у нее, глотнул и весело расхохотался.
- Чай, Господи Боже мой! Это просто прелестно, крошка. Ты кладешь в свой чай сахар?
Под словами, которые он говорил, она подразумевала другие, которые он не говорил. Она покачала головой.
- Нет, я не кладу.
- Жаль, но ведь у каждого свой вкус. Садись на диван, крошка, и мы немного побеседуем. Вот, возьми свой чай.
Она взяла чашку, подошла к дивану и села. Перед ней был камин, полный вчерашнего пепла, но он был холодный.
Он не сел. Он подошел к двери и оперся о полку камина, напротив нее: локоть одной руки опирался о полку, другая рука уперлась в бедро.
- Мы ищем одного нашего друга, - сказал он. - По правде говоря, мы надеялись застать его здесь. Когда он вернется?
"Хладнокровие, - подумала Клер, - и спокойствие". Она вспомнила то, что она сказала Паркеру, прошлой ночью. "Я умею играть в маленьких мышек". А что она знала? Она снова судорожно заморгала ресницами и испугалась, что это может выдать ее: он заметит, как она моргает, и поймет, что она лжет. Но это не остановило ее.
- Я не понимаю, что вы хотите знать, - сказала она. - Я сожалею, что вы пугаете меня, но...
Она подняла свободную руку и стала энергично тереть веки глаз.
- У вас нет оснований бояться, - сказал он. Но голос его был полон скрытой угрозы.
- Мы только хотим повидаться с нашим другом и, может быть, получить от него небольшие деньги, которые он хранит.
У нее разболелись глаза после такой энергичной терки. Чтобы отвести от него глаза, и из страха не разлить остаток чая, она наполовину повернулась, поставила чашку на низкий столик около дивана.
- Я живу совсем одна, - сказала она, справляясь с волнением.
- Такая красотка, как ты? Не лги. Это глупо, моя красотка, это тебе даром не пройдет, - хихикнул он.
Она посмотрела на него, ведь то, что она собиралась сказать ему, было теоретически правдой.
- Я вдова, - сказала она. - Мой муж был пилотом.
Выражение лица мужчины стало неопределенным. Он спросил:
- А Паркер?
- Мистер Паркер? Я...
"Мистер Паркер? Боже мой, я не хочу, чтобы издевались надо мной!"
Она испугалась, ей казалось, что он бросится на нее и начнет бить ее кулаками по голове.
- Я принимаю только для него извещения, - закричала она. - Это все, я вам клянусь, это все, я почти никогда не вижу его здесь, он никогда не приходит сюда!
- Что ты врешь! Если он никогда сюда не приходит, то как он получает твои сообщения?
- Я вызываю один отель в Нью-Йорке, а потом он мне звонит. Время от времени он приходит, чтобы оплатить мне эту услугу, но это бывает лишь два, три раза в год.
- Ты вызываешь отель в Нью-Йорке? Там он живет, ты хочешь сказать?
- Я не знаю.
- Ты с ним говоришь?
- Нет, я только оставляю для него поручение служащему отеля.
- И сообщение ты передаешь служащему?
- Нет. Я вызываю и говорю, что имеется сообщение для мистера Эдварда Латана. Я только сообщаю свое имя, и позднее он мне звонит, и я передаю ему поручение.
Он нахмурил брови.
- Это чрезвычайно усложнено.
- Он так просил передавать все для него сообщения. По-прежнему в том же положении, левая нога на решетке камина, правая рука на бедре, левый локоть на полке камина, он задумчиво сосал свой палец. Она смотрела на него, видела, что он размышляет, и спрашивала себя, убедила ли его ложь, которую придумал Паркер, или нет. А если он решится позвонить в отель?
- Возможно, - наконец проговорил он, отходя от камина. - Как называется этот отель?
- "Вилмингтон".
- Отойди в сторону.
Телефон находился около нее. Она встала и села на другой конец дивана.
- Какой номер?
- Мне нужно посмотреть в справочник.
- Посмотреть в справочник? - Он с подозрением посмотрел на нее, наморщив лоб. - Ты все время звонишь по этому телефону и не знаешь его наизусть?
- Совсем не все время. Сообщений немного. И у меня плохая память на цифры.
- Плохая память на цифры? Я считаю, что ты лжешь так же легко, как дышишь, моя красавица. И если ты лжешь, это тебе дорого обойдется.
Он повернулся к ней спиной, снял трубку с телефона и собрался набирать номер.
Совсем тоненьким голосом она сказала:
- Нужно сперва набрать первый.
Он нахмурил брови.
- Что?
- Если вы вызываете Нью-Йорк, то нужно...
- Городской индикатив, я знаю.
- Нет, сперва местный индикатив. Понимаете, здесь у нас ведь совсем маленькая деревенская телефонная компания, это не...
- Заткнись...
Он холодно бросил эти слова и сел, глядя на нее краем глаза с еще большим подозрением. Он больше не имел вида приятного парня.
- Когда я не получаю того, что хочу, мне это не нравится. Я быстро расправляюсь с теми, кто мне неугоден. Будет лучше, если ты будешь об этом знать.
Она склонила голову, как большая испуганная птица, не смея больше ничего сказать.
Он повернулся к телефону, набрал первый, потом городской индикатив, потом номер Нью-Йорка. Ожидая соединения, он нервно хлопал ладонью по колену.
- Алло! Отель "Вилмингтон"? У вас числится некий Эдвард Латан? Эдвард Латан? Я подожду ответа.
Его толстые пальцы продолжали стучать по грубой материи его брюк. Он сидел к ней спиной, и его торчащая грива ничего ей не говорила, разве что она должна бояться его.
- Алло! В четверг? Не вешайте трубку, тут есть человек, который хочет передать ему сообщение.
Он встал, сделал полукруг и протянул ей телефонную трубку.
- Скажи, что у тебя есть для него срочное сообщение.
Она нагнулась, взяла трубку, стараясь размышлять. Какое сообщение будет звучать правдоподобно в ушах этого человека? И каким именем назвать Паркера? Самым осторожным будет назвать имя, записанное на почтовом ящике, наверное?
- Алло!
Безразличный голос телефонистки, сидящей в сотне километров от нее, прозвучал в ее ушах.
- Да?
- У меня сообщение для мистера... Латана.
- Да?
- Передайте ему, чтобы он позвонил миссис Виллис, как только сможет.
- Миссис Виллис, я правильно поняла?
- Да. Он знает номер.
- Очень хорошо. Пусть позвонит миссис Виллис, как только сможет.
- Да, спасибо.
Она собиралась встать, чтобы повесить телефонную трубку, но он взял трубку из ее рук л сам повесил ее, потом уселся около нее на диване.
- А теперь нам осталось лишь ждать, - сказал он. Его глаза снова стали веселыми. Он опять похлопал себя по колену.
- Мы будем ждать терпеливо и во время ожидания немного познакомимся, - проговорил он. - Нам необходимо получше узнать друг друга. Верно?
Глава 4
Он не переставал прикасаться к ней маленькими похлопываниями по колену, по руке, по локтю. Это было эротично, вся ситуация была эротичной, и вместе с тем было что-то сдержанное и безразличное в его манерах. В воздухе чувствовалось насилие, но так, как будто он собирался насиловать ее без желания. Немного позднее он бросится на нее и не потому, что он хотел именно ее, но просто потому, что ситуация располагала к этому.
В ожидании подходящего момента он сидел рядом с ней на диване, расспрашивая ее о родителях, ее существовании, об умершем муже и другом, и, пока она говорила, он не переставал ее трогать маленькими похлопываниями по колену, руке и локтю.
Через некоторое время она предложила развести огонь, чтобы встать с дивана, и он ответил, что согласен, хорошая мысль. Он не предложил ей помочь, но смотрел на нее, как она рвала бумагу, положила в камин и отправилась в сени за поленьями, и все время он смотрел на нее со счастливой улыбкой на губах, как будто то, что она делала, было для него очень приятным зрелищем.
Она зажгла огонь, и он посмотрел на нее с сияющей улыбкой.
- Ты, по крайней мере, - сказал он, - ты научилась жить далеко от суеты и всего прочего.
- Да, здесь очень приятно.
Она надеялась, что он не заметит, что она осталась стоять около камина вместо того, чтобы сесть рядом с ним на диване.
- Да, бывают дни, когда мне особенно недостает всего этого. Именно такой дом, огонь, словом, все. Иди посиди около меня.
Она держала кочергу. Сможет ли она ударить его?
- Сейчас время принять мою пилюлю, - сказала она. Она положила кочергу к наклонилась к углям камина.
- Пилюлю? Осталась от дня рождения?
- Нет, это лекарство. Я должна принимать его каждые четыре часа.
Она посмотрела на свои часы: было как раз около четырех часов.
- Сейчас время.
- Лекарство?
Он нахмурил лоб, все его лицо напряглось.
- Какое лекарство?
- Я не знаю, как оно называется. Это изготовлено на заказ.
- Против чего?
Она смутилась, не скрывая своей нервности и стараясь не смотреть на него.
- Я предпочитаю не говорить об этом.
Он встал, и его брови еще сильнее нахмурились.
- Но о чем ты говоришь, Боже мой? Где это лекарство?
- В ванной комнате.
Она пошла по коридору, который вел на кухню. Другой, которого он назвал Менни, все еще спал, повернувшись лицом к свету. Казалось, что он ни разу не шевельнулся в течение этих двух часов.
Она вспомнила, что ее флакон с лекарством находился в шкафчике с лекарствами, ну а вдруг она его выбросила? Месяца два назад, когда, возвращаясь из Флориды, она подхватила грипп, врач прописал ей это лекарство. У нее была привычка сохранять вещи, на всякий случай, если она опять подхватит грипп, и она решила сохранить этот флакон.
Слава Богу, он был тут. Она открыла зеркальную дверку шкафчика и сразу же узнала его: маленький, пластиковый флакон с белой пробкой, в углу на верхней полке. Этикетка имела характерный рисунок. Она достала флакон, закрыла дверцу, а он протянул руку, чтобы посмотреть.
- Дай.
Она стояла около умывальника, а он стоял между ней и дверью и, нахмурив брови, читал этикетку. Она знала, что было написано: "Миссис Виллис, по одной пилюле через каждые четыре часа. Доктор Миллер".
Он посмотрел на нее, потом на флакон.
- Это из аптеки Нью-Йорка, - сказал он.
- Я не хотела, чтобы кто-нибудь из местных узнал о моей болезни.
Это было большим облегчением для нее оправдать свою нервность и использовать свою действительную нервозность, чтобы оправдать ложь, которую она ему старалась внушить.
- Каждые четыре часа, - сказал он, перечитывая этикетку. Потом:
- Эй, эта штука датирована двумя месяцами назад! Дата. Внизу этикетки был номер приготовления препарата и дата, она забыла про это. Она пролепетала:
- Нужно время, чтобы вылечить это.
- Вылечить это?
Он снова нахмурил брови, и она видела, как старательно продумывает он все в голове, подозревая, но не понимая, к чему она ведет, но инстинктивно не доверяя ей. "Невозможно обмануть его, - подумала она. - А если он догадывается, что я попробовала сделать это, он убьет меня". Она вспомнила то, что сказал ей Паркер, когда звонил по телефону: его друг умер от очень мучительной болезни. И внезапно она пожалела. Она должна была последовать совету Паркера и уехать. Она не должна была пытаться обмануть его с этим лекарством. Все это выяснится в две минуты, и тогда - конец.
Она еще похлопала глазами, заставила себя посмотреть на него, ей очень бы хотелось не моргать, это выдавало ее ложь.
Наконец он опустил взгляд на флакон.
- Вылечить это? - пробормотал он.
Он вытащил пробку и высыпал три или четыре пилюли на свою ладонь. Они были маленькие, кругленькие и голубоватые. Он встряхнул пилюли в своей руке, посмотрел, как они перекатываются, потом поднес флакон к носу и понюхал, как знаток нюхает вино.
Она смотрела на него, напряженная и полная страха. Она хотела, чтобы он сам догадался бы об этом, но что же он думал в эти мгновения? Что могло прийти ему в голову?
Он опустил флакон, еще раз посмотрел на этикетку, покачал головой, бросил пилюли обратно, кроме одной, и сказал:
- Я хочу знать, к чему все эти трюки. Довольно вертеться вокруг горшка.
- Я была больна. Это препарат для излечения этой болезни. Она не хотела говорить ему одно слово: она хотела, чтобы он сам сказал его, тогда он сам поверит ей.
Он медленно повернул к ней голову и посмотрел на нее, и во второй раз она увидела его пустые глаза, полностью лишенные выражения.
- Я начинаю терять терпение, моя красотка, - сказал он. - Что ты хочешь сказать этим?
Потом глаза его сузились.
- Минуту. Ты хочешь сказать - венерическая болезнь?
Наконец-то он додумался. Но существовала другая проблема: дата на флаконе. Она немногое знала о гонорее, но она смутно вспомнила, что, чтобы вылечиться от нее, нужно было более двух месяцев.
- Что-то вроде этого, - осторожно ответила она. - Потому я и не хотела говорить сразу.
- Что-то вроде этого?
- Требуется долгое время, чтобы вылечиться.
На лице у него выразилось отвращение, но у нее было ощущение, что это отвращение было следствием известного смущения, она еще раз убедилась, что он не по-настоящему настроен изнасиловать ее.
- Для этого я ездила в Нью-Йорк, - сказала она. - Потому что я не хотела, чтобы все здесь узнали об этом.
- Как ты подцепила это? Как это случилось? - спросил он.
Она не нашла сразу нужного ответа и промолчала. Он покачал головой.
- Не рассказывай мне про свою жизнь. Я не хочу ничего знать. Вот, забирай свою пилюлю.
Ее рука дрожала, когда она брала у него флакон, она оставила одну пилюлю на ладони, поставила флакон на место в шкафчик, наполнила водой стакан и проглотила пилюлю. Он смотрел на нее и, когда она ставила стакан на подставку, приказал:
- Идем.
Он заставил ее пройти вперед него, и они вышли из ванной, пересекли кухню и снова вышли в коридор. Теперь он не мог видеть ее лицо, и она могла придать ему любое выражение и была очень удивлена, когда почувствовала, что улыбается.