- Нет! Ни за что! - закричала она, выплевывая каждое слово. Глэдис вскочила на ноги, ее рот дрожал.
- Вон отсюда! - кричала она. - Прочь, прочь…
- Глэдис, замолчи!
Энн стояла позади меня в дверном проеме и, когда я повернулся, она спокойно обратилась ко мне:
- Ты хотел меня видеть, Марк?
- Он хочет спросить тебя, не ты ли убила своего отца! Энн, ему интересно только это.
Голос Глэдис был до странности сдавленным. Она говорила не громко, но слова хлестали бичом.
- Джея убили из его револьвера, поэтому он… Она замолчала и села на диван. Ее голова поникла, и она сидела, тупо уставившись в пол.
- Идем, Марк, - сказала Энн. Она повернулась и пошла в коридор. Я последовал за ней. Не оборачиваясь, она медленно поднялась по лестнице на второй этаж в свою комнату, закрыла за мной дверь и села на край постели. Я стоял около двери, проклиная себя за то, что переступил порог этого дома.
Энн указала на низкое кресло, покрытое узорчатым пледом. Я сел и попытался оправдаться:
- Энн, то, что миссис Вэзер говорила о моем оружии…
- Я знаю об этом.
- Знаешь? Откуда?
- От полиции. Они прямо не сказали, но нетрудно было догадаться. Помолчав секунду, она вяло добавила:
- И я тут же догадалась. Помнишь, я говорила тебе, что я гений. Это так, между прочим.
Она не улыбалась. Она почти не изменилась с прошлого вечера, разве что утратила выразительность. На ней был тот же вязаный зеленый ансамбль, а на лице виднелись следы грима. Но не было и намека на былую оживленность. Голос потерял отголоски весны и жизни.
Смерть воздействует на людей по-разному. Некоторые рвут на себе волосы, другие сохнут где-то внутри себя, блекнут в глубине, а потом боль расширяется и прорывается наружу. Третьи уходят в запой. Но Энн относилась к тем, кто днями, неделями ведет себя почти нормально, чтобы однажды распасться на части. Мне хотелось знать, что она думала, когда услышала о смерти Джея и о моем оружии… если только она вообще тогда могла думать. Энн устало взглянула на меня.
- Зачем ты пришел сюда, Марк? После вчерашнего вечера я не надеялась, что ты придешь.
Мы немного помолчали.
- Я слышала крики Глэдис. Ты действительно говорил с Ганнибалом?
Я кивнул и ответил,
- Поверь мне, Энн. Я любил и уважал Джея. Я восхищался им. Ни за что на свете я не пошел бы против него. Но кто-то твоего отца, и я хочу найти убийцу.
Она смотрела на меня - только на меня.
- И поговорив с Ганнибалом, ты узнал, что желал? Папа все оставил мне. Теперь я богатая наследница. Глэдис ничего не получила, и я рада этому. Она не любила отца так, как я.
Энн попыталась улыбнуться, но это скорее было просто движение губ.
- Они даже не спали в одной комнате, и, держу пари, теперь она надолго лишится сна. А возможно, и кое-чего другого.
- Что ты имеешь в виду?
- А ты подумай. Она отвернулись от меня и через миг добавила:
- Я знала, что она все дни ходит по магазинам, но никогда ничего не покупает. Что бы ты подумал на моем месте?
Я ничего не ответил. Это был тот вопрос, на который у меня не имелось ответа. Мы молча посидели, и я спросил ее:
- Почему Джей изменил завещание?
- А почему бы нет? - парировала она. - Глэдис вышла замуж только ради денег. Это перестало быть для него тайной, и поэтому он изменил завещание.
- Ты так полагаешь?
- Да, я так полагаю. Папа ничего нам не сказал. Он все сделал сам. Но каждый из нас знал, что она вышла замуж из-за денег. Энн вызывающе выпятила челюсть.
- А теперь она ничего не получит. Ничего! О Боже, как я ее ненавижу.
Через несколько секунд Энн глубоко вздохнула.
- Тебе лучше уйти.
- Энн, если что-нибудь…
- Тебе лучше уйти. Это уже не прошлый вечер, Марк. Я не могу с тобой говорить. Я не могу ни думать, ни чувствовать. Внезапно ее лицо смягчилось, и она уткнулась лицом в подушку. Рыдания рвались из ее груди, стоны заглушало постельное белье. Тело сотрясала дрожь. Я шагнул к ней и осторожно положил руку на плечо. Она дернулась и взглянула на меня - тушь текла с ее ресниц, помада перепачкала уголки рта, губы были плотно сжаты. Она покачала головой и, шатаясь, побрела к двери. Я ушел. Я сбежал вниз по лестнице и направился к выходу. Глэдис нигде не было. Я больше не слышал рыданий Энн - только свои шаги. Они звучали неестественно громко, словно в каком-то склепе. Сев в машину, я несколько минут размышлял о деле. Пусть мне известно очень мало, но где, черт возьми, истина? Почему Джея убили сразу после того, как он все переписал на Энн? Я был убежден только в одном: даже если Энн наследует все состояние, глупо допускать, что она способна убить отца.
Да, я могу быть твердым. Я могу поверить многому относительной этой девушки - но только не в то, что она могла убить собственного отца.
Глава одиннадцатая
Я заглянул в соседний бар и заказал ром с содовой. Пока бармен готовил напиток, я решил позвонить Джозефу Бордену. Я звонил и в его контору, и домой, за этим занятием выпил ром, но в трубке раздавались только гудки.
В течение следующего часа я дозвонился до мисс Стюарт, спутницы Ганнибала, а потом и до Артура - мальчика в длинном нижнем белье. Ничего нового из них выжать не удалось, и у меня появились первые ростки разочарования.
Мисс Марта Стюарт оказалась простой, но милой женщиной, которой уже перевалило за тридцать. Она выглядела стройной и ухоженной, на ногтях сверкал свежий лак, волосы были уложены опрятными локонами. Да, она знакома с Ганнибалом год или около того; два-три раза посещали театр; да, ходили на вечеринке к Вэзерам. Прекрасно провели время. Попугай? Позвольте, о чем вы говорите, мистер Логан?
Я попрощался с ней и направился к Артуру. Он напомнил мне тех мальчиков, которых в школах называют "зубрилами". У него был красивый подбородок, но парень скашивал челюсть набок, и, казалось, что он все время жует нижнюю губу. Возраст около 19–20, наверное, отличник в своем классе. Я даже не вошел в дом. Он смотрел на меня сквозь очки без оправы, кивал, когда я говорил, и отвечал мне вежливо и быстро. Его забавляла беседа с настоящим детективом, и он с огромным интересом глазел на мое удостоверение. Однако я уже сказал, что не услышал от него ничего нового.
Это могло быть моим последним шагом; мне хотелось вернуться в свою контору и выброситься из окна. Но я постучал в квартиру под номером семь в доме № 1458 на Марафон-стрит. Ответом была тишина, и я постучал снова - уже гораздо громче. Дверь открылась, но не та, в которую я стучал. В десяти шагах по коридору открылась дверь соседней квартиры, и появилась Эйла Вайчек. Она выглядела как-то иначе. Лицо казалось тем же самым, с зачесанными назад черными волосами, бровями, летящими ввысь, но вчера вечером я так тщательно рассмотрел Эйлу, что действительно запомнил ее облик, и теперь в ней что-то изменилось. Ах да - она была одета.
Как все складывается. Мне надо узнать детали субботнего вечера у Вэзеров, я здесь по делу, то есть никаких развлечений. Хотя любое дело рядом с Эйлой превращается в развлечение. Даже одетой она выглядела прекрасно. На ней было светлое полупрозрачное ситцевое платье - возможно, и не ситцевое, но полупрозрачное. И она носила его с какой-то неохотой. Вероятно, когда-то платье имело У-образный вырез, но на Эйле он стал Ц-образным с очевидными последствиями. Да, последствия были очень очевидны. Одним легким движением она могла бы сбросить узкие бретельки с плеч, и одежде соскользнула бы вниз на талию. Как минимум, на талию. Она медленно улыбнулась,
- Привет, Марк.
- Привет. А я ищу тебя…
- Неужели?
- И Питера. Где он?
- Ушел.
- В гараж?
Она все еще улыбалась.
- Нет. В город. А я была уверена, что ты вернешься.
- Но я здесь по другой причине. Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов. Вернее, много вопросов. Вам обоим.
- Входи.
Я вошел, она закрыла за мной дверь, потом подошла к другой двери, которая оставалась полуоткрытой и вела в квартиру Питера. Эйла толчком закрыла ее, взглянула на меня и пожала плечами.
- Садись.
Я сел. Эйла придвинула ко мне другое кресло, сама же расположилась напротив, прикрыв длинные ноги своей тонкой рукой.
- Так ты нашел попугая, о котором рассказывал? - спросила она.
- Нет. И, наверное, не найду. Ты уже слышала про Джея Вэзера?
- Про Джея Вэзера?
- Его убили. Она сбросила ноги на пол.
- Убили? Как убили?
- Ты ничего не знаешь?
- Нет. Какой ужас! Эйла притихла и через секунду спросила:
- Как это произошло? Я был немногословным.
- Его нашла полиция. Застреленным. И ни одна душа не знает, кто это сделал и почему.
Она недоверчиво покачала головой, затем вновь пожала плечами и забросила ноги на подлокотник кресла. Шестидюймовая полоска белого бедра, блеснувшего под кромкой платья, вдруг оказалась самым ярким пятном в этой комнате. И определенно самым хорошим.
Я прочистил горло и рассеянно спросил:
- Джей в тот вечер выглядел нормально?
- Наверное. Я его почти не знаю. Как-то до этого заходила к ним с Питером.
- Значит с ним дружил Питер?
- Он выполнял для него какую-то работу. Знаешь, объявления, какие-то рекламные штучки. Питер зарабатывает на жизнь коммерческим искусством.
- Коммерческим?
- Да. Но вчера вечером у меня сложилось впечатление, что ты не очень увлекся его картиной.
Я усмехнулся.
- Черт возьми, такое действительно мне не по зубам. Она тихо рассмеялась, и я добавил:
- Значит, вы с Питером почти не знали Джея?
- Да. Питер чем-то понравился ему, и мистер Вэзер пригласил нас к себе, вот и все.
- Вчера ты говорила, что тебя гипнотизировал Борден. Ты хоть чтонибудь помнишь?
Она нахмурилась.
- Не очень четко, но кое-что вспоминается. Он приказывал мне делать всякие штучки, и я помню его слова… но я вышла и сделала все, что он приказал. Как будто все это происходило не со мной. А Борден сказал, что я не вошла в транс как следует. Бедро сверкнуло. Она плавно опустила ногу, и мне показалось, что в комнате нет ничего, кроме этого великолепного бедра.
- А потом внушения, которые давались… он удалил их как-то перед тем, когда вы начали расходиться?
- Да. Это было в половине первого ночи. Мы как раз собирались уходить.
Я сглотнул.
- Вы уходили все вместе?
- Нет. Питер и я ушли первыми.
- Значит Борден остался?
Я сглотнул еще раз. Мой взгляд сконцентрировался на графине с водой.
- Нет. Он ушел еще раньше. Но все остальные, кроме Бордена, ушли после нас.
Она помолчала и добавила:
- А тебе нравится?
- Что нравится?
- То, на что ты смотришь.
Надо же! Я действительно смотрел туда. Мне с трудом удалось сфокусировать взгляд на ее лице. Она улыбалась, откинувшись на спинку кресла, ее нога плавно покачивалась в воздухе. Это была опасная улыбка. Из-за покачивания ноги край платья все больше поднимался вверх. И там, где он поднимался, то немногое, что было на виду, становилось многим.
- Там кое-что приоткрылось, Эйла… Я хотел сказать, закрой… Да уж, вопросик. Сегодня мне требовалось сделать несколько других дел, но я что-то начинал теряться.
- Спасибо тебе. Мне, наверное, лучше уйти. Я встал. Она тоже встала, но соскользнувшая с кресла рука подняла платье выше бедер, и большего тут нельзя было сделать. Да и я уже в большем не нуждался. Казалось, что Эйла все еще в платье, и в то же время она как бы находилась вне его. И опять под платьем не было ничего, кроме Эйлы, а ее, по-видимому, совсем не беспокоило, что теперь это стало нашей общей тайной.
Она встала. Подол платья, скользнув по бедрам, упал на колени.
- Тебе так надо идти, Марк?
- Да, надо прийти в себя.
- Может, задержишься? Ты же не очень хотел уходить вчера вечером?
- Я и сейчас не очень этого хочу.
- Тогда оставайся. Побудь еще немного. Со мной. Она вплотную подошла ко мне.
Эйла не улыбалась и не шутила. Меня тоже уже на это не хватало. Я окунулся в глубину ее черных глаз, посмотрел на брови, губы как кровь, бугры белой плоти, выглядывавшие из-под платья. Она придвинулась еще ближе и обняла меня. Я почувствовал, что длинные ногти впиваются в мою спину. Мои ладони промчались по ее рукам и спустились к талии. Она заскользила по моему телу, ее губы раздвинулись, голова откинулась назад, но я отыскал губами ее рот и мягко раскрыл его. Мы впились друг в друга, тела сплелись. Она пыталась высвободить губы, но, взглянув в глаза, притянула рукой к себе мою голову.
Вчера вечером, когда я смотрел на нее, она казалась красивой и холодной, расслабленной, почти сонной в медлительных движениях. Сейчас она стала другой, похожей на меня. Ее длинное тело жадно извивалось, губы искали мой рот, язык дрожал и манил. Я скользнул ладонями по выпуклостям бедер, провел по изогнутой спине и сбросил узкие бретельки с приподнятых плеч.
На секунду она отстранилась от меня, опустила руки вниз и позволила мне снять платье - сначала с плеч, потом с груди. Она смотрела на меня и часто дышала. Когда я спустил платье еще ниже и прижал руки к обнаженной коже, ее пальцы быстро метнулись к одежде, и платье скатилось на бедра, а затем на пол, и она, перешагнув через него, вновь придвинулась ко мне. Я взял ее на руки, отнес на диван и опустил на ворсистую ткань. Моя одежда полетела прочь, и вскоре мы лежали рядом, сливаясь губами, руками и телами. Эйла положила ладони на мою грудь и тихо прошептала:
- Подожди, Марк. Она удерживала меня почти вечность, или мне так казалось, но потом улыбнулась и закрыла глаза.
- Теперь я твоя. Люби меня, Марк. Ее руки обвились вокруг меня, тело страстно прижалось, губы стали сочными и цеплялись, когда она ласкала мое тело поцелуями. Эйла входила в мою плоть, покусывала кожу, и длинные ногти огнем обжигали спину. Затем в ней появилось мягкость, неописуемая мягкость, и каждое прикосновение ее рук, груди, бедер несло бархатную мягкость и теплоту, которая поглощала меня, укутывала в себя на неизмеримо долгое время.
В глубине сумерек я вернулся на Сприн-стрит, поднялся на четвертый этаж и направился по тускло освещенному коридору в свой кабинет. В остальных помещениях было темно и пусто, мои шаги эхом отдавались по всему зданию. Я размышлял над тем, куда отправиться отсюда. Весь мой свинец ушел мимо цели - куда-то вдаль. Я по-прежнему не мог связаться с Борденом, мне казалось, что я обязан сделать это, но какой-то частью сознания не верил, что готов к разговору. На руках не осталось ничего определенного. Как только вспыхивала какая-то идея, она тут же блекла и исчезала, словно попугай Джея.
Увидев дверь в контору приоткрытой, я удивился, но тут же вспомнил о бандитах, которые мне ее сломали. Мне даже подумалось, что они могут ждать меня внутри, но когда я щелкнул выключателем, комната оказалась пустой. Тоже неплохо, так как оружия у меня теперь нет.
В кабинете было тепло и влажно, рубашка сразу прилипла к телу, поэтому я повесил пиджак на вешалку, развязал галстук и подвернул рукава на рубашке. Когда отворот натянулся на бицепс, в глаза бросилась красная точка на сгибе руки. Я все еще не помнил, где, черт возьми, она ко мне пристала.
Присев за стол, я взглянул на часы. Без пяти минут семь. Снаружи стемнело, надо идти домой, идти в постель, я был готов для моей постельки. Мне хотелось спать, я устал и чувствовал себя отвратительно. В голове кружились лица: Джей, Энн, Глэдис, Ганнибала, Эйлы, Питера, Артура, Марты Стюарт и Джозефа Бордена. Эта безжалостная толпа сжимала меня. Гипноз! Попугай! К черту все. Мои глаза отыскали книги Брюса Уилсона, книги по гипнозу, и они тоже стали давить на меня. Я взял их и швырнул прочь. Они угодили в дверь, та приоткрылась шире, а книги упали на пол.
Вот так, Логан. Выброси все из головы и действуй как дитя. Поверь, так будет лучше. Хватит миндальничать. Мне надо кое-кого потрясти и, причем, потрясти как следует. Особенно Бордена, если только он найдется. И если мне не понравятся его ответы, я буду мять его, пока не получу того, что нужно.
Взгляд остановился на часах. Семь вечера. Бордена можно поймать или в его конторе, или дома. Я схватил телефон. И вспомнил.
Мне срочно надо в гостиницу "Феникс". Комната 524. Я вскочил, раскатал рукава, снял с вешалки пиджак и выбежал в коридор. Гостиница "Феникс", подумал я. Феникс - большое здание на Бродвее. И надо торопиться. Это очень важно. Скорее, скорее. Я выключил свет и начал закрывать дверь. Нельзя же оставлять ее открытой. Но мешали чертовы книги на полу. Нет времени, Логан. Действуй поживее. Гостиница "Феникс". Название маячило в моем уме. Я остановился, перевел взгляд на книги и почувствовал безотлагательную настоятельность, почти надрывный крик внутри себя, который приказывал мне двигаться, спешить, торопиться, куда бы я ни шел.
Я встряхнул головой. Мне бы не позавидовал и старый сумасшедший. Я наклонился, поднял книги и в слабом освещении выхватил заголовок: ГИПНОТИЗМ. Книга Д. Х. Эстбрукса, известного профессора психологии. Мне вспомнился воображаемый медведь, которого он создал для забавы, используя гипноз. А время-то уходит! Мне надо положить книги на стол и бежать. Но глупый медвежонок застрял в моем уме. Я видел, как он резвится по койкам и бродит в коридорах госпиталя. Когда Эстбрукс говорил медсестрам, что медведь сидит на его постели, они с криками бежали к психиатру. Я рассмеялся. И тут же замолчал. Это уже похоже на попугая Джея. Попугая, которого видел и чувствовал только Джей. Капелька холода поползла вверх по моей спине и забралась в волосы на затылке. Попугай Джея. Мне вспомнилось, как Джей сидел за столом напротив меня, его лицо сморщилось и постарело, и он говорил: "Точка в точку, Марк. Каждый полдень, точка в точку".
Семь. Семь часов, точка в точку. Я положил книги на стол, хотел выйти… Надо было идти. Фразы, картины, слова заплясали в моей голове. Брюс Уилсон, спокойный и серьезный, говорил мне… фразы из книги… Джей сказал: "Войди в мое положение". Точка в точку, точка в точку.
Не знаю, как долго я стоял. Взгляд перешел на часы. В темноте кабинета я едва различал очертания цифр. Две минуты восьмого. Но этого не может быть. Я даже вспотел. Лицо и ладони тоже стали влажными. Я испугался. Вдруг вспомнилось, как Брюс медленно произнес: "Возможно, он ничего об этом не знает". Или не может вспомнить!
Паника превратилась в холодный шар вокруг желудка. Какое безумие! Этого со мной быть не могло. Не могло! Я стоял перед столом, расставив ноги, словно готовился к драке, но в комнате никого больше не было. Все только во мне, это только принуждение в моем уме. И тогда в голову вползла ужасная и пугающая мысль. Я попытался успокоиться, взглянуть на себя со стороны и понять, что происходит. Одно я знал точно: мне надо было идти в гостиницу "Феникс". Мне надо было идти. Но зачем? Я не помню, что когданибудь был там. Я даже не знаю, кто там меня ждет. Я знаю, что никогда в жизни не испытывал такого принуждения совершать непонятные для меня поступки.
Наконец я остановился на единственном ответе, который прояснял буквально все. Мне не надо никуда идти; просто кто-то другой принуждает меня к действию. Это внушение, вложенное в меня другим человеком.