Дойл предложил Пату зайти с ним в пивной бар перед тем, как начать долгое путешествие обратно в центр города. В баре они делились опытом, приобретенным за время обучения в академии и за первые месяцы службы в департаменте. Дойл поступил в академию на полгода раньше Пата. Он уже разочаровался в полицейской службе, окруженной непомерно развитой в ней коррупцией.
– Кажется, что каждый в этом проклятом департаменте берет взятки, а если ты не играешь с ними в эти игры, тебя считают подонком.
– А ты ожидал найти там что-то другое? – спросил Пат. – Разве ты не знал копов с детства? Разве твоя семья не научила тебя ничему?
– Честно говоря, я думаю, что в моей семье такими делами не занимаются, – признался Дойл.
– Должно быть, ты просто наивен, – рассмеялся Пат с некоторой долей презрения.
Дойл не рассердился, но пожал плечами:
– Если они и берут взятки, то никогда не рассказывали мне об этом. Я вообще не замечал даже намеков на такие дела, хотя не столь уверен в этом отношении насчет дяди Симуса.
– Состоишь членом общества "Изумруд"?
– А разве существует что-то другое?
– Ну, возможно, ты мог бы стать также членом Колумбийской ассоциации.
– Это сослужило бы мне весьма ощутимую пользу, не так ли? – рассмеялся Дойл. – Я – скрытый итальяшка. Думаю, что скоро сам уволюсь из департамента.
– Зачем? – поинтересовался Пат. – Нашел работу получше?
– Нет, но думаю, что мне больше понравилась бы Федеральная служба. Подумываю заняться вечерней учебой в Фордхэме. Это недалеко отсюда. Мои дяди говорят, что помогут с деньгами. Кроме того, какое-то время я уже прослужил и должен получить немного как рядовой от правительства.
Пат сменил тему:
– Послушай, а что у тебя за дела с Китти? Ты с ней трахаешься?
Лицо Дойла напряглось. Пату показалось, что он вот-вот ударит его. Затем выражение лица Дойла снова стало спокойным.
– Послушай, Китти не из таких. Я знаком с ней с детства. Она по-настоящему порядочная девушка. Хочет стать актрисой и собирается поступать в актерскую школу после того, как закончит школу при церкви Святой Агнес.
– Ты собираешься на ней жениться? – спросил Пат.
– Может быть, – пожал Дойл плечами, – мне хотелось бы.
Они закончили с пивом и прогулялись по Фордхэм Индэпендент-роуд до станции экспресс-линии метро. Там они пожали друг другу руки и расстались.
– Быть может, вскоре опять где-нибудь встретимся, – сказал Дойл.
– Да, – подтвердил Пат, – возможно.
* * *
Действительно, он увиделся с Дойлом, Китти и Конни снова в следующую пятницу. Они пошли покатать шарь: в аллеях Парадайс, напротив кинотеатра. Позже посидели в маленьком баре за аллеями. Там впервые Пат серьезно поговорил с Копии.
– Как ты думаешь, что сказал бы твой отец, если бы узнал, что я встречаюсь с тобой? – спросил он.
Конни пожала плечиком.
– Честно говоря, не представляю. По крайней мере, ты итальянец. Он очень расстраивался, когда я встречалась с мальчиками – друзьями моих подруг по школе – ирландцами, поляками, даже с одним евреем. Он не хочет, чтобы я вышла замуж за человека, постороннего для семьи, так что, может быть, он даже был бы доволен.
– А ты говорила ему обо мне?
Она отрицательно покачала головой:
– Пока еще нет.
– Почему?
– Если ему не понравится эта идея, он сделает все, чтобы разлучить нас, а я действительно хочу видеть тебя снова.
Лицо Пата вспыхнуло от удовольствия.
– Мы все равно будем дружить, как бы то ни было, – уверил он ее. – А как насчет твоей матери?
– Мама умерла, – ответила Констанца. – Это случилось, когда мне было всего три или четыре года. Я почти не помню ее. Она проводила со мной мало времени. Обычно у нас жил кто-нибудь, заботившийся обо мне, – ирландская или испанская девушка. Я помню трех-четырех таких девушек. Мать была итальянкой, но с севера. Все говорят, что она была очень красива, и такой я ее запомнила. Но никто теперь почти не вспоминает о ней, даже папа. Думаю, он очень переживал, что она умерла столь молодой.
– Есть ли у тебя родня с ее стороны? – спросил Пат.
Констанца покачала головой:
– Не думаю. По крайней мере, никогда их не видела. Их фамилия Бонатти; знаю только, что они жили где-то недалеко от Милана.
Они поговорили еще немного друг о друге, о своих семьях. Пат рассказал об отце, служившем полицейским, и о том, как он познакомился с отцом Раймундо. Все это заинтересовало Констанцу.
До сих пор отношения Пата с женщинами складывались как игра, преследование, охота. Теперь же он говорил с Конни на равных. У него не было желания произвести на нее впечатление своей мускулистой фигурой, пустить пыль ей в глаза. Он испытывал по отношению к ней какое-то теплое, нежное чувство.
Когда они приближались к Бродвею, Пат обнял рукой ее за плечи, и Констанца с радостью прижалась к нему.
У дома Мэсси они с Конни снова остановились у ворот. На этот раз ее прощальный поцелуй затянулся и она прильнула к его телу.
То, что Пат чувствовал к Конни, было чем-то другим, чем все испытываемое им прежде. Это ощущение казалось очень чистым и приятным. Но в то же время ему было очень трудно представить себе, как она снимает кашемировый свитер с юного стройного тела и поднимает эту скромную школьную юбку выше колен. Конни была сексуальна, но не в том смысле, в каком были сексуальны другие женщины, с которыми он имел дело раньше. Он думал о ней так, будто менаду ног у нее, как у детской куклы, было пустое место.
Когда Пат и Китти прощались и желали друг другу доброй ночи на Валентайн-авеню, девушка легко прижалась губами к щеке Пата. Хотя это была всего лишь их третья встреча, казалось, существовало невысказанное вслух понимание, что эти свидания станут регулярными.
На этот раз Дойл не уединился с Китти, а поцеловал ее у ворот дома на глазах у Пата. Это был быстрый уважительный поцелуй. Пат задумался, были ли они более страстными наедине.
Глава 17
Прошло некоторое время, пока друзья Пата Конте по Обществу американских католиков в Малбери привыкли к его форме. Как только стало ясно, что он не собирается задирать нос и не рассматривает небольшие грешки типа устройства лотерей, ростовщичества или карточных игр в качестве серьезных преступлений, в клубе его стали уважать.
Как-то Ал Сантини отозвал Пата в сторону и предложил плату в десять долларов в неделю за то, что Пат будет наблюдать за клубом и сообщать, когда намечается рейд по игорным домам. На стороне Сантини подрабатывал в лотерее для Тони Бендера, но территория Бендера была в западной части Вилледжа, что не имело никакого отношения к участку Пата. Поэтому Пат отказал Сантини.
И все же сам Пат понимал, что постепенно отдаляется от членов клуба. Все чаще он проводил свободное время со своими коллегами-полицейскими. Иногда в свободные от работы часы он встречался с Дойлом, и они выпивали по паре кружек пива в центре города или в Вилледже.
Пат чувствовал себя стесненным в границах Малбери-стрит, понимая, что ему еще нужно многому научиться. Парни, командовавшие им, не всегда были умнее его, но они лучше знали жизнь, были более опытными в обращении с людьми. Настало время и ему расширять границы своих познаний.
* * *
Прошло несколько месяцев, прежде чем Пат узнал, что мать Дойла – родная сестра его матери и что они – двоюродные братья. Как-то Дойл мимоходом заметил, что родился в Джерси. После этого было нетрудно обнаружить их родственные связи. Оба они были чрезвычайно тронуты фактом своего родства: возможно, Пат обрадовался даже больше Дойла.
Таким образом, Дойл оказался его ближайшим кровным родственником. Было странным только то, что Пат никак не мог выбросить из головы ирландское происхождение Дойла.
– Ты – подонок, – сказал он как-то, хлопая Регана по плечу.
– Мне бы не хотелось, чтобы мой дядя Симус слышал твои слова, – сказал Дойл.
– Черт с ним, – ответил Пат. – Ты бы лучше зашел в наши кварталы и научился есть нашу итальянскую пищу: скунчили, пастафаджиоли, а не эти картонные пиццы, которые пекут здесь, в Бронксе.
И они действительно пару раз сходили в "Луну", но Дойл чувствовал себя там неуютно. Маленькая Италия была для него заграницей. Позже они всегда встречались на нейтральной территории, в основном в Виллежде, севернее и западнее от старых истоптанных земель Карлинг, Томпсон и Салливан-стрит.
В тот месяц Дойла перевели в Шестой участок. Пату все время хотелось спросить его, не попросил ли он об этом сам, чтобы они могли служить ближе друг к другу. Но могло статься, что его перевели принудительно, чтобы он был подальше от Семнадцатой улицы. Дойл уперся в свою идею о том, что не будет брать взяток, и поэтому не пользовался расположением своих коллег. В шестом участке он тоже вскоре столкнулся с неприятностями из-за своих твердых правил.
– Расслабься, ты, тупой Мик, – говорил ему Пат. – Ведь все равно не сможешь изменить всю систему. Кроме того, как может жить парень на три или четыре тысячи в год? Ты хочешь жениться на Китти, не так ли? Хочешь иметь детей? Ведь ты не собираешься осуществить все это на эту вонючую зарплату патрульного? А если не желаешь присоединиться к общей игре, не продвинешься дальше, так и останешься патрульным.
– Именно поэтому я и собираюсь уйти из полиции, – ответил Дойл.
* * *
В тот же месяц, когда перевели Дойла, "дядя" Пата, лейтенант Артур Марсери, пригласил его пообедать в "Луне" на Грэнд-стрнт. Они заказали моллюсков Посилиппо, омара фра-дьявол и две бутыли Бараго. Все официанты знали Артура Марсери и обслуживали его как принца. Казалось, что почти все помнили его с тех пор, как он был ребенком.
Пат чувствовал близость к Артуру с первых дней знакомства, со времени того первого обеда в Нью-Джерси. Но все же ему казалось необычным, что Артур пригласил пообедать его с собой наедине. Он знал, что за этим кроется какая-то серьезная причина.
Позже, за кофе с ликером Самбукко, Артур подошел к цели.
– Нам следовало бы встречаться почаще, – начал он. – Ты должен быть со мной в контакте. Я только на той неделе обнаружил, что ты встречаешься с моей племянницей, Конни Мэсси.
Пат замер от ожидания неприятностей.
– Да, я вижусь с ней, – осторожно подтвердил он.
– Не нервничай, малыш. Все в порядке. Но тебе следовало бы знать, что ты не сможешь делать что-нибудь без ведома Сэма. У него есть уши во всем городе, то же можно сказать и про меня. Почему ты это скрываешь?
Пат стал заикаться:
– Я... я не был уверен. Думал, что Сэм придет в ярость из-за этого. Может быть, ему не нравится, что я ухаживаю за Конни, Я имею в виду, что она еще ходит в школу и все такое. Она – образованная девушка, а я – дурень неотесанный.
– Хорошо, это как раз второе, о чем я хочу говорить с тобой, – сказал Артур. – Ты прослужил в полиции уже девять месяцев. За это время можно было родить ребенка. Мы собираемся начать продвигать тебя. Хотим, чтобы ты стал заниматься делом. Ты не произвел за это время ни одного хорошего ареста.
– Я нашел пару хороших угнанных машин, – возразил Пат.
– Это ерунда. Ты должен сделать что-то такое, что привлекло бы внимание начальства. Должен заслужить поощрение или что-нибудь в этом духе.
– Послушайте, вы что, шутите? – спросил с удивлением Пат. – На моем участке не происходило никаких серьезных преступлений. Разве что какой-то парень хотел убить жену – зарезать ножом. Как, черт возьми, могу я предсказать, когда такое случится?
– Ладно, у меня есть источники информации, – ответил Артур. – Иногда до меня доходят кое-какие слухи. Например, знаешь кондитерскую на Салливан-стрит, к северу от Хьюстона, типа закусочной?
– Вы имеете в виду "Наполи е нотте"? – спросил Пат.
– Именно ее.
– Да, знаю. Она не в моем участке, но я часто бываю в этих местах.
– Так вот, кое-кто собирается грабить сигаретные автоматы, китайский бильярд и все автоматические игры такого типа в этом районе. У меня есть предчувствие – можешь считать его намеком, – что некто собирается сделать такую попытку завтра ночью.
– В этой закусочной?
– Именно там.
– А что я должен делать? Ведь это же не мой участок.
– Ты завтра не работаешь в ночную смену, так?
– Да.
– Прекрасно, ты проводишь уйму свободного времени в Вилледже. Предположим, ты завтра будешь прогуливаться там около часу или двух ночи. Может, выпьешь несколько кружек пива на улице – у матушки Берголотт или еще где-нибудь. Или, может быть, заглянешь в одну из кофейных на Макдугал-стрит, например, у Риенци. Прогуливаясь, ты случайно пройдешь мимо того места. Может быть, увидишь свет внутри закусочной, или, может, почувствуешь что-то неладное и наколешь этого парня, понял?
Пат слушал его с нескрываемым интересом:
– Подумаешь, тоже мне дело? Просто прихватываю парня за взлом и вторжение. За это никто не наградит меня медалью.
– Нет, тут совсем другое дело. Этот человек – негодяй. Уже сидел. Его разыскивает полиция. На него заведено обширное дело, и он опасен. Он будет вооружен.
– Великолепно! – сказал Пат. – Что же вы хотите? Чтобы он отстрелил мне яйца?
– Недотепа! У тебя ведь тоже есть оружие, разве не так? И ты знаешь, где он, а он не знает, где ты.
Артур выдавил сок ярко-желтого лимона в свой кофе.
– Ты должен выстрелить первым и удостовериться, что у парня нет шансов заговорить.
– Так вы хотите, чтобы я убил его?
– Я не говорю, что тебе делать, но мы не хотим ничего слышать об этом парне снова, – сказал Артур.
– Кто это мы? – спросил Пат. – Департамент?
– Послушай, ты просто сделай эту работу. Не задавай слишком много вопросов, – посоветовал Артур. – Мы хотим продвинуть тебя по службе в департаменте, так? У тебя есть неопознанное оружие?
Пат поежился.
– У меня не было оказии завладеть таким.
– Хорошо. Достань себе что-нибудь, пружинный нож, что угодно. Ты всегда хотел иметь такую вещь. Тогда, если наткнешься на преступника и должен будешь его пристрелить, у тебя потом не будет больших неприятностей. Просто выбросишь пистолет или нож, или что там у тебя найдется. Скажешь, что оружие принадлежало этому парню. Что он напал на тебя. Сделай так, чтобы он оставил пару отпечатков на оружии. Иначе у тебя будут серьезные неприятности с судом присяжных. Тебя могут обвинить в убийстве, и ты с головой попадешь в дерьмо. Я хочу, чтобы ты достал такое оружие и держал его при себе постоянно.
– Ладно, ладно, – согласился Пат.
Он был весьма удивлен такой беседой. Это был не тот Артур, которого он знал, – искренний, улыбающийся, молодой "дядя". Этот человек был внутри тверд, как сталь. Уговаривал Пата убить человека и при этом даже ни разу не моргнул глазом.
Не то чтобы Пат был очень шокирован. За время службы он слышал и о делах покруче. Но было что-то еще за этим убийством мелкого взломщика.
Если парень действительно вломится в закусочную, что плохого может случиться с полицейским? Нельзя обвинить стража порядка в убийстве, если он застал человека во время совершения кражи.
Но все же у него было какое-то странное впечатление от этого разговора. Его посылали убить человека, а он даже не знал его фамилии, не знал, как он выглядит. И он не представлял, почему его надо было убивать.
– Не забудь, – сказал Артур. – Это произойдет около часа ночи завтра. Не провали дело. Если ты сделаешь все правильно, мы позаботимся, чтобы тебя поощрили и чтобы ты пересел в хорошую мягкую полицейскую машину. Дело будет сделано?
– Да, будет, – ответил Пат.
– И еще один совет, – вспомнил Артур. – Если тебе когда-нибудь придется стрелять в кого-нибудь, удостоверься, что убил его. Если человек остается жив, может появиться масса неприятностей. Но если он мертв, все кончается прекрасно. Свидетелей нет и нет никаких судебных дел. Понял?
– Понял, – ответил Пат.
Глава 18
Приглашение на обед в дом Сэма Мэсси, отца Конни, последовало так быстро после происшествия в "Наполи е нотте", что его можно было рассматривать как знак признания заслуги Пата Конте.
Пат был удивлен, увидев по меньшей мере полдюжины лимузинов, запаркованных в закрытом дворе дома Мэсси в Ривердейле. У некоторых машин водитель в форме стоял, опершись на решетку; водители других сидели внутри, читая газету. Когда Пат вошел в дом, горничная-пуэрториканка взяла у него фетровую шляпу и двухсторонний плащ. На нем снова был его единственный синий в полоску костюм.
Но Констанцы нигде не было видно. Чернокожий мужчина в полосатом жилете и в галстуке-бабочке проводил его в библиотеку, все стены которой были заставлены книжными полками. Восемь-десять мужчин стояли толпой, выпивая, смеясь и разговаривая. Среди них он увидел Артура, Сэма и Дона Антонио, но отца Рэя не было. Кроме них Пат узнал Филиппа Димайо – члена городского совета и члена городского суда.
Артур заметил Пата в дверях и провел его к бару, где негр-бармен в белом пиджаке разливал гостям спиртное. Пат взял грант с содовой, и Артур поздравил его с полученной наградой.
– Ты сделал хорошо свою работу, малыш. Тебя ждет великолепное будущее в департаменте. Только держи нос кверху и не доверяй, кому попало. Помни, что эти ирландские подонки охотятся за тобой. Они собираются какое-то время мстить тебе за эту медаль.
– Я смогу пережить это, – сказал Пат.
Артур взял его за руку и повел к остальным, чтобы представить нескольким мужчинам, которых Пат не знал. Одним из них был Санто Ганчи, возглавлявший Итало-американскую антидефамационную лигу. Оказалось, он был отцом Поля Ганчи, из клуба на Малбери. Другим был Гвидо Патерно – большой начальник в каком-то банке в центре города.
Каждый раз, представляя его, Артур говорил: "Это молодой Пат. Он член нашей семьи".
В большинстве случаев незнакомец кивал, не выказывая большого интереса, обменивался с ним несколькими словами и отворачивался. Однако Ганчи заинтересовался его службой в полиции:
– Мы нуждаемся в том, чтобы больше хороших итальянских парней, как ты и Артур, служили в полиции. Ирландцы слишком долго там оставались заправилами, а теперь и евреи тоже начали проникать понемногу. Единственный способ добиться справедливости для нашего народа – это внедрить несколько своих людей в руководящий состав полиции.
Мы должны иметь больше парней, заинтересованных в соблюдении законности, – проговорил он, одобрительно похлопывая Пата по плечу.
Беседа, в основном, касалась политики. Большей частью говорили о Кармине Десапио, который каким-то образом сумел оскорбить большинство членов этой группы. Ганчи защищал лидера Таммани.
– Он – хороший человек, именно такой нам и нужен, – говорил он. – Знаю, что вначале он работал с дядей Фрэнком, но тот одобрил его стремление к чистой работе, а это лучший способ достижения цели. Люди должны узнать, что итальянские лидеры отнюдь не все негодяи, связанные с мафией.
Сэм прервал его: