Мир выплавлялся в один пласт, Розе было хорошо, что он становился таким. Она чувствовала, что сейчас попала на свою волну, которая плавно качает ее в этой вечной действительности, где окружающее представляется постелью, в которой ты расслабляешься и мечтаешь.
Что Клава говорила об Илье такого, что ее встревожило? Ах, да - что он вдруг становится другим человеком, взрослым и говорящим по - взрослому.
Роза защитила Илью, она хотела подправить впечатление Клаве, как подправляет мастер макияж у красавицы. Так ведь хочется, чтобы все было хорошо.
Но наблюдательная девушка Клава заметила то, что уже давно заметила Роза. Илья действительно, словно Аркадий Райкин, снимал с себя одну маску и надевал другую. В иные моменты казалось, что ты находишься в театре теней и спецэффектов.
Как - то она сказала об этом Виктору, тот ухмыльнулся.
- Он же гений. А где ты видела гениев без смещений и отклонений? Все, что является отклонением, связано с неврозом. Мозг нам дан свыше, и никто не знает его возможностей, ведь странно, что сначала умирает сердце, а лишь затем это желе вперемешку с мягкими костями. Мозг как бы осматривает свое пространство - все ли уже расписались об убытии из этого света.
Да, гениев без смещения и отклонений она не видела. Она вообще не видела гениев. А то, что Илью так называют, всего лишь стремление и у себя иметь такую игрушку. А почему бы и нет?
Виктор хорошо знал Илью. Его привели к нему, когда у Ильи начались галлюцинации. Он не мог спать, учиться, работать. Инвалид.
А Виктор поднял его, вернул здоровье буквально через неделю. Но предупредил отца, чтобы он как можно меньше общался с сыном.
Он рассказывал Розе о своем методе вселения в человека и руководства его поведением.
- Самое страшная болезнь профессиональных гениев, - рассказывал Виктор. - когда они сохраняют высокий интеллект, а ключ к управлению им теряют. Человека распирает от знаний, желаний воплощать свои мысли, а делать он не может ничего.
Это катастрофа, кессонная психиатрия - так назвал это состояние Виктор.
Потому Роза и уцепилась за вдруг вспыхнувшую любовь Ильи. Он должен был разгрузить свой интеллект и освежить восприятие. Отец Ильи был человеком грубым, малообразованным, но хитрым и настойчивым. Он понимал, что на таланте сына можно разжиться и жить до конца дней своих безбедной и интересной жизнью.
Виктор пытался отлучить сына от отца, чтобы творческий процесс протекал нормально. Но отец, на некоторое время отошедший от своего талантливого отпрыска, снова стал ему докучать. По всей видимости, ему самому в этой жизни делать было особенно нечего, вот и вцепился в сына.
И то, что заметила Клава, а еще раньше и Роза, и было проявлением старой болезни.
Вундеркинд - дословно "чудо - дитя". Но это чудо может превратиться в ад кромешный, если не будет достаточно профессионального ухода за ним.
А так организм начинает сам выстраивать психологическую защиту, которая отбирает огромное количество энергии и сводится к тому, что для притирки с людьми такой человек, как Илья, выпускает наружу своих двойников, которые бы, как щупальцами, ощупали прикасающееся живое существо и убедились в его безопасности для себя.
Только сейчас, в кафе, до Розы вдруг дошло, что другим человеком в Илье мог быть и… Виктор Кошерин. Он же сам говорил, что для спасения юного композитора, ему понадобилось войти в его душу и научиться управлять его душевным миром.
Роза глотнула холодный кофе. Куда исчез Виктор и зачем?
В последнее время он все реже с ней встречался, говорил, что если отец узнает о его связи, он убьет и Розу, и его.
Да, он боялся отца, видно, за тем в прошлом было что - то такое, чего не знал никто, а знал только Виктор.
Во всяком случае, она прожила достаточно долго с Кошериным - старшим, и видела в нем лишь просто несчастного человека. Правда, бывали случаи, когда в нем пробуждалась темная энергия, и он становился страшным.
Однажды в Пуще - Водице они отдыхали на пятой линии, сняли домик. Пошли на берег, развели костер и стали жарить шашлыки. Естественно, выпили, и Кошерину захотелось тут же любви. Но как можно было ему это позволить, если на противоположном берегу резвился детский дом отдыха, а по озеру плавали лодки. Но вот дай и немедленно ему любовь.
Он тогда хорошо выпил, и она боялась, что острым ножом он может полоснуть ее, как до этого полосовал нежную баранину. Пришлось повиноваться, накрыться одеялом и залезть в кусты.
А когда Кошерин получил желанное, признался, что да, едва сдержался, чтобы не чиркнуть ее ножиком.
Так и сказал - чиркнуть.
Роза набрала мобилку Ильи.
- Я слушаю, - раздался плоский надтреснутый голос. Роза подумала, что ошиблась.
- Это Илья?
- Это я, Роза Алексеевна. Вы меня не узнали?
- Трудно узнать, голос у тебя какой-то старческий.
- А я иногда играю в старость.
Что-то с голосом было не то. Роза подумала, не разыгрывает ли ее Илья.
- Чем ты занимаешься? - спросила Роза, вся уйдя в слух.
- Дописываю четвертую часть, никак не удается, может ты приедешь, Роза?
- Домой?
- Нет, я в школе, в нашем классе.
Это было странным. Илья никогда не работал в классе, а всегда только дома. У него был замечательный кабинет с небольшой сценой, на которой стоял рояль. Здесь Илья репетировал и с преподавателем по дирижированию. Но дома почти всегда был отец.
- А почему ты занимаешься не дома? - спросила она.
- Там отец.
- Хорошо, я сейчас приеду.
Такое не раз бывало в жизни Розы - она вдруг начинала смотреть на привычное, обыденное новыми глазами. После того, как Клава сказала, что Илья говорил разными голосами, что иногда был не похож на себя, и сама стала вслушиваться в голос Ильи.
И вот сейчас услышала совершенно чужие интонации - действительно, старческие. И пусть не врет (хотя Илья никогда не врал), что он играл в старика. Что - то тут не то.
Была суббота. Выходной. Обычно слышимая за квартал колоратурными спиралями, скрипичными пассажами, фортепьянными гаммами и пронзительными звуками трубы, школа стояла непривычно тихая. В коридорах пахло сырой штукатуркой и канифолью.
Сегодня в школу пускали не всех. Разрешалось только нескольким ученикам пользоваться классами. В их число входил и Илья Измайлов. Он сидел за роялем, старым - престарым "Стейнвэем", и заполнял нотный лист.
Эти листы Илья покупал у одного старого печатника, который сам их с помощью компьютера и изготавливал. Когда - то в Киеве была нотная фабрика, нотные магазины. Теперь магазины выбросили с центра города, а многие музыканты ездили за нотами в… Москву.
Илья уже давно был знаком с бывшим нотным писарем, который и на пенсии занимался своим старым ремеслом. Нотные листы от Жорика (мастера звали Жоржем Навони) стоили дорого, но были на хорошей бумаге.
Роза вошла в класс, а Илья так увлекся работой, что не заметил ее.
Она постояла некоторое время и, чтобы не напугать юношу, шаркнула ногой.
Но Илья продолжал работать.
Тогда она кашлянула. И только тут Илья повернул голову. Роза едва чувств не лишилась: на нее глянул совершенно взрослый знакомый человек. Правда, через мгновение все стало на свои места.
- Очень хорошо, Роза Алексеевна, что вы пришли. Я хотел бы вам сыграть один сюжет, мне он никак не удается. А лучше, если вы сами его посмотрите. Ноты я записал.
Роза быстро промелькнула глазами написанное. Илья обладал чудесным почерком. И если бы он не был композитором, то вполне мог бы зарабатывать неплохие деньги переписчиком нот.
Она села за рояль и медленно сыграла совершенно нелогичную гармонию. Казалось, что она создана была из острых колючих льдин, но в конце совершенно неожиданно, буквально в одну шестнадцатую, происходило разрешение.
- Но мне нужно всю музыку прослушать до этого момента, а так ничего понять не могу.
- До этого музыки еще нет. Есть далекий эпизод, который я написал очень давно.
- Постой, - удивилась Роза, - ты ведь всегда писал целые гармонизированные куски.
- Что значит гармонизированные?
Роза с удивлением смотрела на Илью. Он что не понимает? Всегда понимал, а сейчас для него кажутся странными ее слова?
- Илья, я что-то не врублюсь. Ты избрал другие принципы сочинительства? Но так ведь сложно будет потом соединять, наращивать в одну ткань. Наверное, потому тебе и не удается этот кусок, что ты его очень далеко отогнал от темы.
Образ со льдинами продолжал жить в голове Розы.
- Что ты такое, Роза, говоришь! Я всегда так писал. Разбрасывал музыкальные фразы, а потом их соединял.
Что это с Ильей? Он никогда не обращался к ней на "ты", всегда Роза Алексеевна. Да и сегодня, кажется, в начале разговора так и было.
Она хотела сделать замечание, но вовремя остановилась. В конце концов, она и с Клавой, сверстницей Ильи, на "ты". Причем сама и попросила Клаву об этом.
Может быть, Илья это слышал и решил, что и ему так удобней. Но для этого не мешало бы спросить Розу. Она пока не давала согласия общаться с ним на таком интимном уровне. Одно дело с девочкой, а другое с юношей.
"Ты" придает сразу иной оттенок отношениям, которые больше становятся отношениями между мужчиной и женщиной. Хотела ли она этого? Вдруг Роза поняла, что хотела. Ее невольно потянуло к Илье, и она даже захотела его поцеловать.
Господи, что это, воскликнула она про себя? Зачем это? Еще чего не хватало. Но тут она вспомнила, что уже увлекалась Ильей. Правда, свое увлечение она перевела на любовь преподавателя к таланту, а не к личности. А это огромная разница. Не пристало ей, молодой женщине, такое себе позволять.
Но она ничего не могла сделать с собой, она чувствовала именно женскую тягу к этому еще совсем мальчику. Внешне мальчику, а, чувствовала ее плоть, по - настоящему ее тянет к мужчине. Откуда он в нем взялся?
И Илья смотрел на нее совсем другими глазами. В них была даже какая - то наглость, уверенность в собственной победе. Она это и спиной чувствовала.
- Ты мне вот что лучше скажи, - обратилась она, поворачиваясь к Илье, - ты по прежнему увлечен Клавой? Она уезжает на гастроли, и надолго. Скучать не будешь?
- Это гитаристка, девушка, с которой мы в зоопарке познакомились?
- Да - гитаристка. Но вы познакомились не в зоопарке. Это я вас водила туда, потому что ты как - то срочно влюбился в нее и захотел с ней встретиться именно среди зверюшек. Что это на тебя тогда нашло?
- Помню. Мне она не очень понравилась. Она еще совсем ребенок и заносчивая?
Роза чуть не рассмеялась. Кто бы говорил.
- Мне больше нравишься ты, - сказал Илья. - Ты взрослая женщина, многое знаешь, чего я не знаю. А мне уже давно полагается это знать.
Для моего же блага, потому что музыку должен писать зрелый и плотски удовлетворенный человек. Моя юношеская музыка закончилась, я это чувствую. Я уже взрослый, хотя мне и не так много лет.
- Тебе уже достаточно лет, ты и паспорт получил. Но разве в этом дело? - сказала Роза. - Ты намекаешь на что? Чтобы я тебя сделала мужчиной?
Роза едва не поперхнулась последним словом. Что она говорит? Перед кем? Что это вообще такое? Она себя никогда так не чувствовала перед Ильей. Как он быстро изменился, боже, что происходит!
Роза встала, ей было невмоготу сидеть перед Ильей. Она подошла к юному композитору, как будто кто - то вел ее за руку. И даже не сопротивлялась.
- Ты хочешь со мной секса?
- Да, - сказал Илья. - Недавно я прочитал, что раньше матери водили специально к женщинам своих созревших сыновей, чтобы они не занимались онанизмом и привыкали к женщинам.
Но у нас такого ведь нет, а отец мой, да он полный дурак. Его интересует только, чтобы я вышел на большую сцену, стал знаменитым, а он будет ездить со мной по странам и позировать перед фотографами. А я не хочу этого.
У меня уже давно своя жизнь, и мне давно пора познакомиться с женщиной, а не девушкой Клавой. Я там, в зоопарке, и понял это. Я прошел эту стадию любви, мне ее уже мало. А у Клавы все еще детское, и она ничему меня не научит. А меня надо учить, ты ведь педагог, и ты мне очень нравишься.
В зоопарке я и понял это, что лучше тебя сейчас у меня женщины нет. Поэтому я и решил побеспокоиться о себе, как беспокоились раньше матери о своих сыновьях. К тому же, мы хорошо знакомы, и если будет ребеночек, я не отрекусь от него.
Роза снова села. У нее живот внизу заболел от похоти. Она также хотела этого мальчишку, и теперь в этом призналась себе. Развратница, кричала внутри нее пожилая женщина, а молодая женщина спокойно улыбалась и говорила, что это всего лишь помощь утопающему и, может быть, помощь всему человечеству, потому что, познав ее, гениальный Илья, обогатит свой мир чувств и воплотит их в музыку.
Неспроста поэты, художники, писатели, композиторы и прочий творческий люд страдали избыточной, просто - таки дьявольской силой. И чтобы спастись от нее, чтобы убавить давление, они бросались в самые разные области разрешения своего животного существования. Иначе можно просто пропасть. На почве затвердения выхода спермы всякое происходит, в том числе и умопомешательство.
Им женщина нужна не для семьи, а для работы, прежде всего.
Может быть, таким образом она спасет гения? И станет для Ильи его музой. Ведь кто такая муза? Известные художники шлялись по проституткам, композиторы меняли партнерш едва ли не каждый день. А что говорить о певцах, актерах, которые специально и женятся по десять раз, чтобы законно удовлетворить свое сексуальное любопытство? Что же в этом плохого?
Она подошла к Илье вплотную, дотронулась до него грудью, чуточку толкнула его передком. Лицо юноши напряглось, Роза видела, как сила росла в нем, и он готов был схватить ее и унести… Роза оглянулась, на рояль, что ли? Нет, так нельзя. Пожилая женщина в ней все - таки победила.
Она оттолкнулась от Ильи, почувствовав его молодой крепкий корень.
- Мне надо подумать. Все это так неожиданно, что я даже не могу понять, снится ли мне это, или наяву.
- Наяву, Роза, я тебя прошу. Сейчас, немедленно сделаем это. все буду выполнять, как ты захочешь.
- Ты с ума сошел! - сказала Роза согласительным женским голосом, предупреждая всякие неприятности. При этом она глазами указала на дверь.
- Мы в школе. Этого здесь делать нельзя. Да и ты, и я должны остынуть. Это серьезный шаг в жизни. К тому уже у меня есть любовник… И не один.
- Не один! - эхом донесся вздох Ильи. - Я не буду к ним ревновать.
- Если я соглашусь иметь сексуальную связь с тобой, тогда всех остальных придется разогнать.
- Роза!
- Все, - сказала Роза и вышла из класса.
Выйдя, она отряхнула платье, будто с ними уже все это произошло. А и произошло, она это почувствовала, потому что не сумела, оказывается, сдержать напряжения. Не всегда нужно войти друг в друга, иной раз достаточно и легкого прикосновения.
И с Ильей, наверное, происходит сейчас то же. Бедный мальчик!
Но на улице Розе вдруг захотелось петь. Она ли это, с ней ли это происходит? Это была новая жизнь, мир снова засверкал свежими красками, она и на людей сейчас смотрела иначе. Нет, это не было удовлетворение ее похоти, тем более она не была развратна. У нее появился смысл ее женского мира. Теперь она знала, зачем ей нужно ее женское тело, ее страсть, все эти годы копившаяся и не находившая выхода.
* * *
Однажды, когда Николай Смирнов был еще студентом и сидел в скверике и готовился к экзаменам, к нему подошла девушка, похожая на цыганку, и села рядом.
- Ты сдашь экзамены, не волнуйся, студентик, а вот потом тебя ожидает сложная жизнь, все время будешь сомневаться.
Смирнову было не до девушки, он достал бумажник, чтобы она отвязалась.
- Девушка схватила его за руку.
- Я не потому тебе нагадала. Я не цыганка, а просто прибитая.
- Как это прибитая? - заинтересовался таким поворотом Смирнов.
- Ну, на меня идет поток оттуда. И она указала вверх, и когда он идет, я могу предвидеть, я все ясно вижу, как в кино. И поэтому, если мне попадается хороший человек, которому я могу помочь, я помогаю. Вот ты мне и попался.
Смирнов насторожился, внимательно посмотрел на девушку. У нее было простое сельское лицо. Чернявая, вот почему он подумал о цыганке, не от мира сего. Она смотрела не на Смирнова, а куда - то за него, но в то же время он чувствовал сильный заряд ее взгляда.
- Я родилась в Казахстане, возле урановых рудников. Наверное, это мое качество связано с этим, - пояснила девушка, вставая.
- Посиди еще, - попросил Смирнов. - Мне очень интересно, тем более, что экзамены я уже почти сдал с твоей помощью.
- Да что мне сидеть с тобой. У меня четыре сына, а я вот приехала в Киев, бросила все. Мне сказано было, езжай в Киев, в этот святой город, и помогай. Там нужна твоя помощь.
- А где же ты остановилась?
- Да снимаю комнатку недорого.
- А деньги как зарабатываешь?
- Кое - что накопила, сыновья помогают, а иногда я работаю целительницей. Я болезни вижу.
Так слово за словом, эта удивительная девушка Настасья рассказала свою дивную судьбу. И ей нельзя было не верить.
Когда Смирнов слышал слово "целитель", морщился, не сомневался - мошенник. И хотя много читал, что есть такие люди, которые читают информацию "оттуда", все равно сомневался, что это возможно. Так уж устроен человек, что прежде он должен сам удостовериться, что такое может быть. Только потом поверит.
Или, когда с другими это случается.
А Настя себя даже не рекламировала, все рассказала так просто, будто они были знакомыми уже много лет. Это было поразительно.
Тогда Настя сказала ему и еще одну вещь, которую он запомнил:
- Тебе в жизни будет везти только тогда, когда совесть твоя перед тобой будет чиста. Не бери чужого, достанется свое.
- Так свое у меня уже есть.
- Нет. Его заслужить нужно. Ты его еще не знаешь.
Так и было. Много раз были возможности у Николая заработать сразу много денег. Особенно, когда стал следователем. Его коллеги уже давно ездили пусть и на дешевеньких, но иномарках. А он по - прежнему отшагивал довольно приличные расстояния от дома на работу и обратно. Но дело даже не в машинах.
Он избрал себе такую профессию, которая, в последнее время особенно, обросла всякими политическими ракушками. Начальство иногда разводило руки и приказывало разворачивать расследование вопреки законам и здравому смыслу. Тогда Смирнов писал заявление об увольнении.
Его начальник, полковник Степан Ефимович Егоров, первое заявление хотел уже подписать, но потом, крепко выматюкавшись, порвал его. И больше таких дел Смирнову не поручали.
А если в процессе дело доходило до момента его переформатирования, тут же переключал Смирнова на другие расследования. А вскоре и вообще начал поручать ему только такие дела, которые не были связаны даже намеком с политикой.
И не держали бы Смирнова в управлении, да процент раскрываемости преступлений у него был самым высоким. Все правильно тогда Настя ему напророчествовала. Он не предавал совесть, и ему везло. Впрочем, сказать везло было бы неправильно. Ему везло, потому что он сам вез.
На пропажах мужей, детей и прочих одушевленных и неодушевленных предметах Смирнов наработал свои схемы поисков, которые давали неплохие результаты.