О своей безопасности Горбовский и Минц сейчас не думали. Они предполагали, что как раз сейчас им ничто не угрожает. Стеличек и его клиенты прекрасно понимали, что без Гюлиханова менты слепы, как котята. Раз Алим не успел передать им те сведения, ради которых, собственно, и был внедрён в банду, партия выиграна. Инопланетянин великодушно предоставил легавым возможность погоревать на романтически-красивом месте.
Всеволод остался на Торжковском рынке, всецело отдавшись хлопотам, связанным с расследованием убийства, а затем – с транспортировкой тела во Владикавказ. За то, что "груз-200" будет доставлен в лучшем виде, и похороны пройдут со всеми почестями, Захар не сомневался. Не в первый раз увозили в "цинке" ребят из Ленинграда на родину, но именно сейчас особенно хотелось броситься в чёрные воды Невы и камнем пойти ко дну…
Бредущим вдоль парапета казалось, что одежда их промокла насквозь. И если на чёрном плаще Горбовского пятна были не так заметны, кремовая материя минцевского макинтоша стала тёмной и тяжёлой. Оба молчали, и ни один не решался нарушить тишину ночного города. Так они миновали поворот на Кировский мост, и под ногами заблестели плиты уже Дворцовой набережной. Слева выстроились подстриженные липы, справа плескалась Нева. А впереди была ещё длинная дорога – особенно для Захара, которого на Морской набережной ждала пустая, скучная квартира.
Внезапно Саша остановился. Они как раз проходили мимо Эрмитажа, который тоже выглядел непрезентабельно. Его погасшие окна и обшарпанные стены сделали тоску совершенно невыносимой. Горбовский даже не сразу заметил, что спутник отстал, и некоторое время двигался, как во сне.
Потом нехотя повернулся:
– Сань, ты что?
– Захар Сысоевич, пока мы шли, я всё думал… Надо же что-то делать. Выход есть, и мы должны найти его. Сначала я был в отчаянии, но потом нащупал довольно-таки перспективную идею…
Кроме них, на ветреной Дворцовой набережной не было никого. Захар и Александр стояли в клубах уже осеннего тумана, словно в страшном сне или на другой планете. Знакомый силуэт Петропавловки тоже таил в себе неясную угрозу.
– Что за идея, Саня? – устало, без всякого энтузиазма спросил майор. Сам он не мог найти в этих дебрях даже узенькой тропинки, которая выводила бы на свет.
– Раз нет штатного агента, нужно воспользоваться агентурой Озирского…
– Не понял. – Горбовский страдальчески наморщил лоб. – Вряд ли у Андрея есть там люди. К тому же, он в отпуске, как ты знаешь. Я даже не представляю, где сейчас Андрей находится и что делает. Он ведь недавно ранен был, и как-то неудобно тревожить его на отдыхе.
Лицо Саши было мокрым и взволнованным. Всегда тщательно приглаженные волосы закурчавились и стали похожи на каракуль. А глаза сияли, как звёзды, и, заражённый его оптимизмом, Горбовский постепенно ожил.
– Он говорил, что во всех группировках своих людей имеет, в том числе и у "базарных". Да, там очень суровые законы, всем заправляют родственные кланы. Настоящая мафия – в самом классическом сицилийском стиле. Что же касается местонахождения Андрея, то я в курсе. Он снимается в трюковых сценах, в Новгородской области…
– Да он что, сказился, что ли? – оторопел Захар. – Только из санатория выпустили, он сразу – на съёмки. Мало мне боевых потерь, так ещё этот шею свернёт без пользы для общества!
– Он говорит, что так лучше восстанавливать форму, – кротко объяснил Минц. – Не думаю, что это будут очень опасные трюки, но актёрам и они не под силу. Андрея я беру на себя, Захар Сысоевич. Предполагаю, что сильно нашего общего друга не огорчу. У него, вероятно, уже застоялась кровь. Он ещё в госпитале мне жаловался, что подыхает со скуки. Кстати, Андрей, когда уезжал, предлагал обращаться, если возникнет нужда. Короче, он в претензиях не будет.
– И ты точно знаешь, где они остановились? – недоверчиво спросил Горбовский.
– Да, он в той деревне уже один раз жил, а потому описал дорогу достаточно подробно. Одним словом, захочу – найду.
– И когда ты сможешь выехать? – Захар уже заинтересовался новой идеей.
– Завтра утром, с вашего позволения. А что делать? Пропускать такую партию оружия, чтобы оно по городу расползлось? А отсюда – по всей стране? Или как? Мы же потом и будем во всём виноваты – не только перед начальством, но и перед собой. Хаджиева ликвидировали, теперь Ншан начнёт с другими группировками сводить счёты. Сколько щепок полетит, никто не знает. Алим говорил, что им должны пригнать "Хонды" последней модели. Да Тер-Микаэльянц после такого вливания вообще непобедимым и неуловимым станет. Люди уже и так боятся на улицу выходить, а если позволить бандитам продать оружие один раз, потом другой, так оно рекой сюда потечёт. Рыба ищет, где глубже, как говорится.
– Ты чувствуешь в себе достаточно сил, чтобы добраться до той деревни? – Захар уже что-то мысленно прикидывал. – Смотри, Саня, не переоцени себя. Слишком дело важное – сорвать нельзя.
– Да мне не минуты покоя не будет, пока я не использую все возможности. Вот если ничего не получится, тогда что ж…
– Значит, утром едешь? И к вечеру положение прояснится? – с надеждой спросил Захар.
– Пойдёмте скорее, пока мосты не развели! – поторопил Саша. – И я должен собраться. Не знаю, удастся ли поспать сегодня. Да мне, честно говоря, не очень и хочется.
Дождь снова посыпался, будто сквозь сито; но на сей раз он был мелкий, почти незаметный. Но сырости от него получилось столько же, сколько и от яростного ливня.
– Как думаешь добираться? – Горбовский шёл теперь быстро, пружинисто.
– На электричке, потом – на попутке. Где-нибудь, наверное, и пешком придётся идти. Ничего страшного – мне полезно поразмяться. Андрей говорил, что от станции это не очень далеко. Он там у какого-то священника живёт, насколько я понял.
– Ох, Саня! – только и смог вымолвить Горбовский.
Они свернули на Университетскую набережную, пошли в ногу, передёргивая плечами от холода и сырости. И без того еле горящие фонари совсем сдали. Шелестящая дождём ночь сомкнулась вокруг одиноких прохожих. Проскочивший на Пушкинскую площадь "Москвич" не нарушил этой ватной, густой тишины. Захар всё еще думал, но не нашёл никакого другого выхода.
Он повернулся к Минцу и снова начал рассуждать:
– Во-первых, у Андрея законный отпуск, и мне просто стыдно. Человек одиннадцать месяцев в году ежедневно рискует жизнью, больничных не берёт, если только ранение не тяжёлое, а я не дам ему спокойно догулять оставшуюся неделю! Да ещё жену он потерял, дети сейчас с матерью на даче. Трудно мужику вот так, с мелкотой. Кроме того, мы сорвём его со съёмок, а там тоже своё начальство. Поймут, что он ненадёжный кадр, да и не пригласят в следующий раз. А Андрей без этого не может – я знаю. Он же из-за нас сейчас всю группу подведёт, об этом ты подумал?
– Захар Сысоевич, таким людям, как Андрей, не нужны гарантированные отпуска для закатки овощей. Я просто вообразить себе не могу, чтобы он сейчас поднял скандал! Я расскажу ему про Алима, про всё, что тут случилось. Режиссёры будут его брать. Я гарантирую. На такие трюки не каждый согласится, да и вряд ли кто-то лучше их выполнит. Андрей горит на работе – что на той, что на этой. Для него рисковать – всё равно, что дышать. Такие люди редки, и наше счастье, что мы с ним встретились. Вот увидите, Захар Сысоевич, что я прав.
– Саня, я знаю, что ты у нас философ. – Горбовский поморщился, прикрыл лицо рукой от летевших навстречу капель.
Чёрная Нева бурлила за парапетом, и противоположный берег совсем скрылся в тумане.
– В конце концов, поступай, как хочешь! – подвёл итог майор. – Я тебя отговаривать не стану.
– Меня отговаривать бесполезно, – улыбнулся в темноту Минц, уже размышляя о том, как одеться в дорогу и что взять с собой.
Местонахождение Андрея Озирского было для него не так ясно, как пришлось изобразить перед Захаром. Но Саша вполне оправданно надеялся на то, что язык доведёт не только до Киева. Да и во время вынужденного безделья в электричке можно будет напрячь память, извлечь оттуда дополнительные детали, которые могут пригодиться для поиска.
– Упрямый ты, Санька, как осёл! – Захар, тем менее, улыбался. – Смотри, такси… Остановим?
– Наверное, – пожал плечами Минц. – Я бы дошёл, но вам далековато будет. Если попадётся шляповоз, нам повезёт, Захар Сысоевич.
Он поднял руку, и машина затормозила. Тощий, чахоточного вида шофёр в дешёвой кожаной куртке, хоть и сквозь зубы, но согласился ехать на Морскую набережную. По пути закинули на 16-ую линию и самого Минца, который только тут понял, что устал.
Когда Саша открыл дверь и вошёл в прихожую, он заметил пробивающиеся из комнаты Льва Бернардовича полоски света. Вся остальная квартира, по-прежнему сырая и стылая, была погружена в темноту. Стараясь не шуметь и не привлекать внимание старика, Минц нашарил в стенном шкафу "плечики" и стал развешивать на них свой мокрый макинтош – скорее потому, что так положено, а не в надежде быстро его высушить. В ботинки набралась вода, носки вымокли, и Саша снял их вместе с обувью. Потом он сунул ноги в восхитительно сухие домашние туфли и блаженно улыбнулся.
Для сна оставалось мало времени, а ведь нужно было ещё собрать рюкзак, а после объясниться с отцом. Нежданная командировка пришлась как раз субботу, когда они собирались поехать в Токсово. К сожалению, под старость Лев Бернардович стал ещё более впечатлительным, чем был раньше, и потому рассказывать ему о происшедшем сегодня Саша не хотел.
– Алик, сыночка, ты пришёл? – раздался голос из-за двери.
– Да, пап, явился! Ты всё не спишь?
Старик открыл дверь и вышел в коридор – с седой гривой, такими же пышными усами, в простёганном синем халате. Он стоял в луче тусклого света – в комнате горел только торшер. В руках Лев Бернардович держал какую-то книгу.
– Промок? – заботливо спросил он немного погодя.
– Само собой. Весь день ливень за ливнем, да ещё грозы такие страшные. Под конец пришлось на происшествие выехать, так все промокли, пока до машины бежали. К сожалению, это не от нас зависело. А ты как тут, пап?
– Да ничего, только зябко очень. Надо мной-то не капало, но я и за тебя переживал, и за Сонин участок. Ты отнёс ягоды на службу? Покушали твои мальчики?
– Мальчики покушали, передают тебе большое спасибо и пламенный привет. Им очень понравился крыжовник. Надо будет потом смородины захватить. – Саша прикидывал, как бы половчее начать основной разговор – о завтрашней поездке. – Ты чего не спишь, пап? Второй час ночи! Я тебя оставлю в Токсово до осени, если будешь нарушать режим. Пусть там Соня за тобой следит. Что-нибудь интересное нашёл? – Саша кивнул на книгу. – Кажется, всё тобою уже перечитано…
– Решил освежить в памяти Достоевского, сыночка, – с мягкой улыбкой ответил Лев Бернардович.
– Да? – удивился Саша. – И какое произведение?
– "Идиот". У вас опять неприятности, Алик? Ты обещал быть в восемь, задержался до часу – и не предупредил. Теперь говоришь о каком-то происшествии. Мне уже и Соня звонила, и Юрик собирался заскочить. А я и не знаю, ночуешь ты сегодня или нет. Мы же обещали завтра в Токсово поехать, – осторожно напомнил старик.
– Да, пап, всё помню! – Саша был рад, что отец заговорил об этом первый. – Я ночую, но, к сожалению, рано утром мне нужно срочно уехать. Позвони Юрке и скажи, чтобы он тебя отвёз на дачу. Мне совершенно некогда, можешь поверить.
– Куда тебя опять посылают? – Лев Бернардович поспешно протёр очки и насадил их на нос дрожащей рукой. – Мы после отпуска кофе со мной ни разу не выпили. Даже по воскресеньям тебя не бывает дома. Я так ждал этих выходных, молился про себя, чтобы ничего не помешало. Не услышал Господь… – Лев Бернардович заметил, что Саша расстроен и сконфужен. – Но я не хочу надоедать тебе и тянуть душу. Понимаю – такая работа, и ты – взрослый человек. Но всё-таки надо и свою, личную жизнь иметь. Не в узком мещанском смысле, разумеется. Там уж ты без меня определишься.
– Пап, я ж говорю – с удовольствием поехал бы к Соне и отдохнул от всей этой мерзости и крови. – Саша вдруг решил, что нужно сказать правду, чтобы отец не обижался. – Понимаешь, сегодня погиб наш товарищ. Он работал в банде и был раскрыт. Из-за этого тщательно спланированная операция оказалась под угрозой срыва. Речь идёт о переброске в город большой партии оружия. И потому никакая личная жизнь уже не имеет значения. Ты сам меня так воспитал, папа.
– Боже мой! – Лев Бернардович молитвенно сложил руки и закашлялся. – Сыночка, кто же это погиб? Я его знаю?
– Нет, не знаешь. Он был к нам командирован. – Саша снял пиджак и рубашку, попытался их отжать.
– Значит, ты приехал от трупа, сыночка? Прости, что я наговорил тут! – Лев Бернардович положил сухую тёплую руку на плечо сына. – А человек этот… Он молодой был?
– Шестидесятого года, как и я, только сентябрьский.
– И вдова осталась?
– Да, с тремя маленькими сыновьями. А ещё – мать и три сестры. Алим Гюлиханов его звали. Из Владикавказа приехал по особому распоряжению. Невероятно много сделал, но под конец ему не повезло.
Лев Бернардович, как показалось Саше, скорбно пробормотал какую-то молитву, а потом замолк. Он не знал, что здесь ещё можно сказать, но уже прекрасно понимал сына.
– Так куда тебе нужно ехать? С гробом, на Кавказ? Правильно я понял?
– Нет, с гробом поедет Всеволод Грачёв, твой хороший знакомый, – слабо улыбнулся Саша. – Он как раз и привёз Алима в Ленинград, для "погружения", когда ещё в КГБ работал. Для меня было бы невыносимо "груз-200" сопровождать и встречаться с родственниками, а Севка сам вызвался. Что же касается меня, то моя командировка совсем иного свойства. Да и ехать недалеко – в Новгородскую область, на один день. – Саша ласково обнял старика. – Пап, ты и сам не волнуйся, и других не пугай. Если позвонит Соня, скажи, что я убыл по работе, но ничего особенно со мной не произошло. Это не опасно, не переживай.
– Ты опять обманываешь меня, сыночка? – глядя печально и обречённо, спросил Лев Бернардович. – Всегда говоришь, что не опасно, а потом нам звонят из больницы.
– Честное слово, на этот раз действительно никакой угрозы для меня не будет. – Саша открыл дверь чулана. – А где мой рюкзак?
– Я его сложил и сунул в чемодан. Не знал, что так срочно понадобится…
Лев Бернардович, кряхтя, достал его из-под отвинченных колёс Сашиного старого велосипеда, которые уже второй год дожидались отправки на дачу. – Ты, значит, с рюкзаком едешь?
– Да, в деревне так удобнее.
Саша выволок на середину прихожей свои болотные сапоги, и старик поднял мохнатые брови. Высокий лоб его избороздили морщины, а усы смешно зашевелились.
– Ты в деревню едешь?!
– Да, причём в глухую. Там, конечно, такие же дожди, и непролазная грязь. Как бы мне по пояс не увязнуть! – пошутил Саша. – Это единственная опасность, которая меня там подстерегает.
– А кто скрывается в этой глухой деревне?
– Андрей Озирский. Я тебе, кажется, говорил, что он на съёмках отпуск проводит.
– Ах, вот оно что! Хотите вызвать его на службу раньше времени? – догадался старик. – Как мне жаль Андрея, ты себе не представляешь! Молодой вдовец, двое детей на руках, да ещё каждый день убить могут. Конечно, его мать – выдающаяся женщина, очень сильная и энергичная. Но сердце-то всё равно болит… – Лев Бернардович счёл нужным сменить тему. – Сыночка, тебе ужин разогреть?
– Пап, я сам всё сделаю. Иди спать.
– Так и тебе спать нужно, иначе совсем выбьешься из сил. И машины ломаются, не то, что люди. Значит, говоришь, на один день?
– А что мне там долго делать? Найду Андрея и привезу его с собой. Думаю, он согласится вернуться пораньше – потом отгуляет. А я завтра веером уже буду дома.
– Ну, слава Богу! – Старик опять поёжился. – Смотри, Алик, уже и пятна пошли по стенам! – Он указал на отставшие сырые обои. – Зимой – холод, летом – влага. Прямо-таки погреб, а не квартира. Раньше она такой никогда не была…
– Да, при проклятом застое топили нормально, – едко согласился Саша. – Но, я думаю, у нынешних борцов за свободу и сейчас отлично топят. Папа, ложись, я тебя ещё одним пледом укрою. И попрошу не переживать и не переутомляться, даже когда меня долго нет дома. Я собой, к сожалению, не распоряжаюсь, но менять работу не хочу. Ты сам в судьбу веришь и знаешь, что все кочки соломкой не застелить…
Потом Саша полез под душ, с наслаждением отогрелся и вымылся. В купальном халате с капюшоном он быстро прошёл в свою комнату, тем окончательно обсушился, переоделся в спортивный костюм. Стараясь как можно тише скрипеть старинным паркетом, быстро собрал рюкзак. Для однодневной поездки вещей потребовалось совсем немного; предполагалось только добавить ещё пакет с едой и термос. Потом Саша разыскал дождевик, стройотрядовский костюм студенческих времён и чёрный берет, дабы в лесу обезопасить себя от клещей.
Закончив сборы, он поджарил себе яичницу с колбасой, сварил кофе, приготовил провизию в дорогу. Пакет с бутербродами положил в холодильник и достал из буфета красный с золотом китайский термос. После этого Саша отправился спать – для отдыха оставалось максимум три часа.