Догерон Келли, малыш, которого они никогда не принимали в расчет. Он никогда не забивал себе голову всякой чепухой, таким и остался. Любой другой посчитал бы его просто большим ребенком, который немало помотался по свету, много повидал и делал только то, что было душе угодно, малый, который был никем и становиться кем-либо не хотел.
Но меня не проведешь. За спиной слишком много судов. До сыта нагляделся на клиентов за решеткой и видел, как скрипят колесики в их прогнивших мозгах. Всех их можно разделить на миллионы разных пород, но если разобраться, то на самом деле есть только две - те, кто остаются по эту сторону решетки, и те, кто попадают за нее. Догерон Келли хорошо маскируется. Это волк в овечьей шкуре, подкрадывается незаметно, но где бы он ни был, этот малый в любой обстановке чувствует себя легко и непринужденно.
Интересно, сколько трупов на его счету? Тех, за которые он не получал медали. Однажды Интерпол известил меня о том, что они ищут человека, похожего по описанию на Дога. Человека, сорвавшего погрузку украденного нацистского золота, которое должно было отправиться в Москву. Фотография оказалась несколько расплывчатой, Москва отрицала саму возможность подобного инцидента, и если верить дальнейшему расследованию, то человек этот то ли погиб, то ли пропал без вести. Я до сих пор храню это фото. Я сто тысяч раз вынимал снимок и вглядывался в него, но ясности так и не прибавилось. Вроде мужчина похож на Догерона Келли, а вроде и нет. А может, это вообще неизвестно кто.
Так кто же ты на самом деле, Дог? Мне знаком этот взгляд. В нем светится сила и еще что-то, чего я никак не могу уловить. Что-то, что не принадлежит нашему миру.
Я поглядел на календарь и подумал, сколько времени осталось до взрыва.
Ты бомба, Дог, чертова ходячая бомба, но ты мне нравишься. Ты привнес волнение в жизнь старика.
Глава 3
ЛИ ШЕЙ... РАЗМЫШЛЕНИЯ
О господи, пришла беда - отворяй ворота. Если уж я попадаю в переделку, так обязательно в самую дрянную. Неприятности подают мне в рождественской коробке, завернутой в листовки "Разыскивается ФБР", и воняет от нее порохом и паленой резиной. Я прямо-таки слышу шепот зевак в зале суда, стук молотка судьи и клацанье замков на железных решетках. Интересно, как чувствуешь себя в наручниках с заломанными за спину руками? Я знал только одного парня, который побывал в обезьяннике, и он говорил, что еда там - дрянь, охранники - садисты, а публика - опасная.
И вот я сижу перед этим рваным потрепанным портфелем и словно последний идиот пересчитываю купюры. И я не огорчался бы так, если бы все они были новыми или, наоборот, старыми, но они идут вперемежку, и к тому времени, как счет дошел до двух миллионов, я весь вспотел, руки тряслись, а живот свело. Зеленые бумажки валялись вокруг как трава, постриженная безумным газонокосильщиком, а в портфеле оставалась еще хренова туча.
Откуда все это?
Как он ухитрился протащить это через таможню?
Чье это?
Долбанутый Дог, даже глазом не моргнув, оставил все это здесь, а у меня один-единственный замок в дверях и даже пушки нету. Я озирался вокруг, с ужасом думая, куда же можно запихать все это дерьмо, но в новомодных апартаментах ничего не спрячешь: ни потайных панелей, ни пустого места в шкафу. Даже лишнюю коробку из-под обуви не сунешь.
Черт побери, Дог, мы же приятели! Ты не раз спасал мою задницу, и я обязан тебе, но чем, дружище, и сколько? В войну мы были моча и уксус, но уксус из меня давно весь вышел, одна моча осталась, а если поглядеть на то, как я трясся над твоими бабосами, то и ее немного.
Когда-то ты был неплохим парнем. Никаких проблем не создавал. Наоборот, всегда делал другим одолжение, не прочь был лишний раз слетать в Лондон, если какой-нибудь твой приятель просил об этом; бросался на помощь новичкам и ценой собственной жизни сбивал у них с хвоста "джерри", заботился о дамочках, брошенных нерадивыми кавалерами. Старик, ты был бескорыстным малым, настоящим альтруистом. Не знаю уж, что там такое произошло и почему, но ты изменился. Ты не вернулся домой после того, как все закончилось... нет, ты выбрал другое, уволился и на долгие годы пропал из виду, скрылся на задворках мира, и никто ничего не знал о тебе, так пара открыток из занюханных городишек типа Будапешта. Эрни Киррелу показалось, что он видел тебя в Марселе, но Эрни не очень уверен.
А потом в памяти неожиданно всплыла вчерашняя программа новостей, репортаж о том, что идет передел рынка в сфере производства и распространения наркотиков. В Турции отзываются лицензии на разведение маковых плантаций, Франция рьяно взялась за производителей дури, в Штатах активно борются с торговцами. Меня аж в пот бросило! Теперь стало понятным происхождение всех этих открыток. Да и денег тоже. Дог, несомненно, был замешан в этом деле и решил слинять до того, как ему оторвали задницу. Черт подери, Дог, ты что, совсем спятил? Ты удрал, прихватив с собой чьи-то бабки, а они ведь не агнцы небесные, и даже ребята из полиции покажутся по сравнению с ними пушистыми зайками. Они выследят тебя, отрежут яйца и заставят держать их в руках до тех пор, пока ты не истечешь кровью.
А как же я? Ты обо мне подумал? Я ведь теперь тоже замешан в этом. Не могу же я сдать это барахло... И нет ни одного шанса избавиться от него не оставив за собой следа. Не стоит даже думать об этом. Все, что им надо, - это найти деньги или просто портфель, и они устроят мне то же самое: буду стоять и держать в руках свои яйца. И выхода никакого нет, вообще никакого.
Но попытаться все же стоит. Я уже почти сделал это в первый раз. Я собрал разбросанные по полу бумажки, все до одной, запихнул их снова в портфель, захлопнул крышку и застегнул ремни.
Осталось без приключений добраться до мусоросжигателя.
Когда я повернул ключ в двери апартаментов Ли, я был зол, угрюм, с меня текло в три ручья, и мечтал я только о прохладном душе. Он стоял посреди комнаты, трясущимися руками натягивая на себя брюки, белый как полотно, а глазки лихорадочно бегали по сторонам. Сунув ноги в сандалии, он подхватил мой портфель и, не замечая меня, бросился к выходу. Однако на самом пороге Ли столкнулся с моим тяжелым взглядом и чуть не потерял сознание.
- Куда направляешься? - Наверное, не стоило мне так резко наезжать на него и показывать свой оскал. Чего спрашивать, когда только слепоглухонемой идиот не понял бы, куда он идет. Его лицо - словно открытая книга: читай - не хочу. Парень был напуган чуть не до полусмерти, но передо мной стоял все тот же старина Ли, а он всегда пытался разложить по полочкам все, что попадало в поле его зрения.
- Не останавливай меня, Дог.
Я пожал плечами, отступил в сторону и вытащил из пачки сигарету.
- Кожа слишком прочная. Да к тому же представь себе, вдруг какие-нибудь купюры не успеют сгореть, вылетят с дымом в трубу и закружатся над мостовой?
При мысли об этом Ли впал в настоящий ступор, и пальцы его разжались. Портфель выпал на пол, немного покачался и завалился на бок.
- Ты всегда умел видеть на два шага вперед, чертов ублюдок! - В глазах Ли горело бешенство, но злился он большей частью на свою непроходимую тупость. Однако не прошло и секунды, как его гнев вновь обратился в мою сторону: - Ладно, черт с тобой, назови другой способ избавиться от них! - Ли снова был готов прорвать мою оборону и вырваться наружу.
- Почему бы не попытаться отнести их в банк? Я видел тут один, прямо напротив, через улицу. - Я поглядел на часы и добавил: - У нас есть целый час до закрытия.
- Не пудри мне мозги, Дог.
- Хочешь проверить?
- Хочу! - выкрикнул он, сверкая глазами.
Я подошел к нему, взял портфель и вышел в коридор. Ли плелся следом, на ходу натягивая поверх футболки спортивную куртку.
Кассир позвал менеджера, а менеджер - президента банка. Пока я разговаривал с президентом в его офисе, Ли ждал нас в приемной. Двое банковских охранников зорко следили за ним, а он сидел, то и дело облизывая сухие, потрескавшиеся губы. Когда я вышел, банк уже закрывался, но нас с почетом проводили до входной двери и долго трясли на прощание руки.
На улице я протянул Ли конверт с двумя расчетными книжками внутри, чтобы он мог тщательно изучить их, но старина никак не мог поверить в происходящее, и во рту у него было сухо, как в пустыне. Все, что он сумел выдавить из себя, - это короткое:
- Почему так долго?
- Понадобилось время, чтобы пересчитать такую прорву деньжищ, - ответил я.
- Ты псих, Дог, абсолютно чокнутый. Ни минуты не сомневаюсь, не сегодня завтра тебя возьмут за задницу. Они уже названивают кому надо, и не успеем мы дойти до дому, как нас прищучат.
- И почему же ты так думаешь?
Ли потряс головой, совершенно сбитый с толку моим равнодушным отношением.
- Дружище, если только это не чистые деньги, и если только с них не уплачены все налоги, если только они не из законного, проверенного источника, тебя точно отымеют, приятель.
- А что, если это именно чистые деньги? - хмыкнул я в ответ. - Теперь-то я могу принять душ?
* * *
- Роза? - спросил я.
- Да-а, Дог, - сонно протянула она, узнав мой голос.
- Ты мне нужна.
- Ясное дело. Я знала, что так оно и будет. И ждала тебя.
- Извини, что задержался.
- Всего на день. Забудь об этом.
Я услышал, как она сладко зевнула.
- Нарываешься на грубость, сладенькая. Можешь, конечно, трахнуться за деньги, только найди для этого какого-нибудь слюнтяя, идет? - сказал я.
- Кончай, Дог...
- Если ты действительно хочешь, чтобы я разбудил тебя...
- Попробуй пройти мимо швейцара, - оборвала она меня и резко повесила трубку.
Я зашел внутрь и прошел-таки мимо ее чертова швейцара. Замок поддался с пятой попытки, я рывком скинул Розу с кровати и, улыбаясь, наблюдал за тем, как она секунд пять глядела на меня расширенными от ужаса глазами и не могла прийти в себя. В ее прекрасных глазках бегущей строкой было написано, что она не в силах выбрать между грабежом и изнасилованием, но вот наконец девица узнала меня и с облегчением выдохнула:
- Что случилось со швейцаром?
- Я дал ему сотню баксов, - пожал я плечами.
- Но он у нас неподкупный!
- У него не было выбора. Или он берет деньги, или прощается с жизнью.
- Но он же бывший полицейский! Очень честный малый.
- А я соврал. Поведал ему, что я твой любовник...
- И он поверил?
- А то! Сказал только, что так тебе и надо, - растянул я губы в улыбке. - Парень решил, что я тоже коп.
- Но он должен был попросить тебя показать значок!
- А я что сделал? Я показал ему его.
- Дог... и все это ради моей задницы? Да ты мог бы получить ее даром, если бы захотел. Значит...
- Заткнись и одевайся.
- Скажи мне... - начала Роза.
- Нет, - ответил я, - Ли не в курсе. Знаешь только ты. Любители остаются за бортом, в этом можешь быть абсолютно уверена.
- Тогда плати. Ты что-то задумал, и, если мне придется ввязаться в это, я хочу свою долю.
- Старые песни, сладкая моя.
- Тогда плати, милый мой.
- Чем предпочитаешь?
- Трахни меня в задницу, - рассмеялась она.
- А если будет больно?
- Возьми детский крем. Вот и не будет больно. Я в состоянии контролировать свой сфинктер.
- Грязная потаскушка!
- Но разве я тебе не нравлюсь?
- Очень!
- И что? Только не говори, что тебе приходится делать это впервые.
- Нет, конечно.
- Я так и думала. Небось пришел во всеоружии, принес свою собственную смазку, - хихикнула она.
- Только не в этот раз.
- А я запаслась, - состроила она глазки.
- Открывай свой детский крем, - подмигнул я ей и выбрался из штанов. - И хватит пялиться.
- Просто хотела убедиться, что ты во всеоружии, - ответила она.
- Черт подери, малышка, я просто хочу удовлетворить тебя, не поранив твое маленькое хрупкое тельце.
Роза разразилась громким, звонким смехом, накинула покрывало на свои стройные ножки, и так душевно разыграла фальшивое смущение, закрыв лицо согнутой в локте рукой, что почти забыла, зачем я к ней пришел.
- Уходите, мужчина! - воскликнула она игриво.
Я прикурил сигарету и сказал:
- Прошу прощения, детка.
Роза удивленно поглядела вокруг в поисках придурка, который только и может, что чесать языком, но член мой уже набух, и я был не прочь позабавиться, только сначала хотел покурить.
- Дог, да ты просто грязный урод!
- Я и сам бы тебе это сказал.
- Почему?
В конце концов прекрасная проститутка перевернулась и показалась мне во всей своей красе, огромные груди вздымались, словно холмы, сладкие ножки раздвинулись, и на меня уставился такой соблазнительный пушистый глаз...
Я поднялся и взял щетку для волос. Есть только один способ поговорить со шлюхой, если ты не хочешь при этом потерять голову. И я начал почесывать ее киску.
И она заговорила.
Легко и непринужденно, но мне действительно было чему поучиться. Заокеанские девочки были совсем другие. И желания у них были весьма специфические, каждый изгиб их тела, казалось, говорил об этом, но на этот раз передо мной была обыкновенная американская проститутка, и ее единственным пристрастием была неутолимая страсть к деньгам.
- О, ты просто чудо! - сказал я как раз тогда, когда щетка доставила ей высшее наслаждение, и она застонала, захлебнувшись оргазмом.
- Сукин сын! - выдохнула Роза.
- Комплимент или критика?
- Никто не имеет права знать столько о женщине. Что случится с девчонкой, на которой ты вздумаешь жениться?
- По крайней мере, она может рассчитывать на то, что не умрет девственницей, - отбросил я расческу.
- Лучше уж ей сразу поверить тебе на слово.
- Так и будет.
- Я дам тебе свои рекомендации.
- Насчет щетки для волос?
- Черт возьми, Дог, если ты способен сделать такое простой щеткой, что же ты можешь, если действительно возьмешься за дело?
- Хочешь узнать? - подзадорил я ее. - Тогда повернись.
- Грязный ублюдок! Ты ведь просто хочешь поговорить со мной, вот и все.
- Я задабриваю тебя.
- Можно подумать, в этом была нужда. Задабривать надо тебя, а не меня.
- Как себя чувствуешь?
- Может, дашь мне немного больше, чем игры со щеткой? - предложила Роза.
Я сказал "угу" и дал ей немного больше.
Когда красотка снова обрела дар речи, она ощерилась, поглядела на меня и проворковала:
- Наверное, Ли убьет тебя.
- Он уже пытался.
- Правда?
- Конечно. Поэтому мы и подружились.
- Вы, парни, все просто чокнутые.
- Поэтому мы и побеждаем, - сказал я. - Хочешь быть с нами?
Роза внимательно поглядела на меня. Демонстративно облизав палец, девица провела рукой по своей киске.
- Возбуждает?
- Вот черт! Знаешь, как завести мужика.
И тут я понял, что она очень похожа на меня.
- Кого ты пытаешься надурить? - сказала Роза.
- Не себя, это уж точно.
- Дог... в тебя когда-нибудь стреляли?
- Юная леди, я отправился на Вторую мировую, когда мне было всего двадцать. Я был летчиком, и моя личная жизнь до этого не заслуживает особого внимания. Скажу одно - за четыре года ада я не получил ни одной царапины, а за четыре года мирной жизни в меня стреляли четыре раза. И есть лишь один способ увидеть мои шрамы.
- Я надеялась, что ты скажешь это. Теперь давай ляжем.
- Если только скажешь мне то, что мне нужно знать.
- Слишком многого просишь.
- Не так уж и много.
- Правда, Дог?
- Ты же знаешь, что я мерзкий сукин сын.
- Знаю.
- И все же хочешь меня?
- После того, что ты сделал в последний раз... до чертиков!
- Ладно, поворачивайся.
- Так точно, сэр.
- Ты что, в армии была?
- Нет.
- Откуда тогда эти армейские словечки... или так говорят моряки?
- Да заткнись ты, просто трахни меня.
- Не без вашего согласия, мадам, - сказал я.
- Так выбери же дырку, - велела Роза.
- Так кто же из нас извращенец?
- Ты, если сейчас же не начнешь трахать меня куда-нибудь.
- Думаю, ты даже и представить себе не могла, что мы будем этим заниматься, когда я пришел сюда.
- Ты прав.
- Тогда какого черта ты продолжаешь сводить меня с ума?
- Заткнись и трахай меня. Подумаешь об этом после.
- Все вы, дамочки, одинаковые.
- Вовсе нет, - промычала Роза.
Она сделала так, как я хотел, перевернулась, позволила мне войти в нее и стиснула ноги.
- Сгораешь от желания, паренек? - сказала она.
- Ясное дело, - ответил я.