– Насколько я понимаю, он не сидит сложа руки в Сингапуре, так?
– Вы, безусловно, правы.
– И хорошо зарабатывает. Иначе он бы тут не остался.
– Я слышал и об этом.
– Так вот, исходя из того, что мне известно об Анджело, зарабатывает он их незаконным путем. Это первое.
– А второе?
– Если кто-то встанет у него на пути, он переступит через любого.
– Только не говорите мне, что намерены встать у него на пути.
Карла ответила не сразу. Посмотрела на меня, лицо ее моментально потеряло девичью прелесть. Она словно натянула бледную маску, отображавшую лишь одно чувство – ненависть.
– Пока я не знаю, встану ли у него на пути. Это зависит от ряда обстоятельств.
– Например?
– Например от того, что он скажет мне при нашей встрече.
– Когда вы собираетесь встретиться с ним?
– Как можно скорее.
– И о чем вы будете говорить? Делиться воспоминаниями о Нью-Йорке?
Она покачала головой.
– Нет. Я хочу задать ему несколько вопросов.
– Только несколько?
– Три. Может, даже четыре.
– А если он ответит правильно?
Она посмотрела на меня, как на незнакомца, обратившегося к ней с непристойным предложением.
– Вы не понимаете, Которн?
– Не понимаю чего?
– На мои вопросы ответить правильно нельзя. Невозможно.
Глава 12
В тот вечер мы, как пара богатых американских туристов, решивших открыть для себя настоящий Сингапур, пообедали на Буджис-стрит, в одном из китайских районов рода. В каждом из двух-и трехэтажных домов жили, по крайней мере, спали, человек по пятьдесят, пищу они готовили прямо на тротуаре. На лотках выставлялись блюда, на которых специализировался тот или иной дом. Подавали их тут же, на маленькие столики, накрытые чистыми белыми скатертями.
После обеда улица превращалась в рынок, где с тех же лотков продавали рубашки спортивного покроя, бритвенные лезвия и прочую мелочь.
Мы быстро нашли пустой столик, сели. Тут же рядом с нами появился молодой китаец, держа в деревянных щипцах два горячих надушенных полотенца.
– Это еще зачем? – спросила Карла.
– Вам жарко, вы вспотели, – пояснил я. – Полотенцем вы можете вытереть лицо и руки.
Я спросил китайца, принесшего полотенце, какое у него фирменное блюдо. Он ответил, что прекрасно готовит жареную утку. Мы решили попробовать утку, а также пау – тефтели из риса и мяса и креветки под острым соусом. Начали мы с супа, приготовленного неизвестно из чего, но восхитительно вкусного. Суп и пау нам принесли от других домов, специализировавшихся именно на этих блюдах. Не хуже оказалась и утка. Обслуживали нас быстро, денег взяли всего ничего, мешали разве что треск мотоциклов да рев доброй сотни транзисторных приемников, настроенных на разные станции.
После обеда я спросил Карлу, не хочет ли она прокатиться в отель на велорикше.
– То есть мы будем сидеть, а он – крутить педали?
– Да.
Она покачала головой.
– Всему есть предел, Которн. У меня, возможно, много грехов, но я не хочу, чтобы кто-либо получил инфаркт, потому что вез меня на себе.
– Вы имеете в виду рикш, – улыбнулся я. – В Сингапуре их давно нет. Я думаю, рикши выдерживали максимум пять лет, прежде чем умирали от туберкулеза.
– А сколько протягивают они, крутя педали велосипедов?
– Не знаю.
– Неужели? Какой приятный сюрприз.
Прежде чем я нашелся с ответом, показалось такси; я замахал рукой. Таксист едва не сшиб старушку, "подрезал" длинноволосого юношу-китайца на "хонде" и в визге тормозов остановился рядом с нами.
Я придерживаюсь мнения, возможно и безосновательно, что в странах с левосторонним движением процент аварий выше, чем там, где движение правостороннее. Короткая поездка до "Раффлза" убедила меня в этом еще больше, ибо расстояние между бамперами нашего такси и идущей впереди машины никогда не превышало четырех дюймов, а пару раз мы проехали там, где места для проезда просто не было. Несмотря на мою прежнюю профессию, я закрывал глаза в критические моменты, повторявшиеся через каждые пятьдесят футов. Карла Лозупоне спокойно воспринимала лихачество нашего водителя.
У отеля я расплатился с ним, добавив щедрые чаевые, в благодарность за то, что остался жив, и предложил Карле выпить бренди на свежем воздухе. Она согласилась, мы сели за столик под пальмой, восхищаясь зелененькой травкой под ногами.
– Что у нас завтра? – спросила она. – Опять местные достопримечательности?
– Мне надо встретиться с одним человеком.
– Зачем?
– Он, возможно, скажет мне, где найти Анджело Сачетти.
– А если нет?
– Тогда не знаю. Наверное, дам объявление в местной газете.
– Когда у вас встреча?
– В десять утра.
Она посмотрела на часы.
– Пожалуй, пора и на покой. Я что-то устала, – я начал подниматься, но она остановила меня, – Допейте бренди. Постучитесь ко мне, когда вернетесь от этого человека.
Она пересекла лужайку и вошла в отель. Трудно сказать, по какой причине я оставил на столе несколько купюр и последовал за ней. В вестибюле Карла Лозупоне направилась к парадному входу, поговорила с бородатым сикхом-швейцаром, тот остановил такси, и Карла села в машину. Посмотрел на часы и я. Половина одиннадцатого. Оставалось только гадать, куда в столь поздний час могла поехать девушка, не знающая в городе ни единой души. Я все еще размышлял об этом, когда заснул вскоре после полуночи.
Кабинет Лим Панг Сэма находился на девятом этаже Эйше-Билдинг на набережной Раффлза. Из окон приемной открывался прекрасный вид на бухту. Секретарь распахнула дверь. Лим поднялся из-за стола и пошел мне навстречу. Он крепко пожал мою руку, сказав, что рад моему приезду в Сингапур; причем чувствовалось, что говорит он искренне.
– У меня для вас письмо от Триппета, – я передал ему конверт. Письмо он прочел стоя, потом улыбнулся.
– Никак не могу понять, почему Дикки занялся торговлей машинами.
– Как утверждает его жена, чтобы почаще бывать вне дома.
Лим перечитал письмо и вновь улыбнулся.
– Я как раз собрался выпить чая. Составите мне компанию или предпочитаете кофе?
– Лучше чай.
Он снял телефонную трубку, нажал на кнопку и что-то сказал по-китайски. Небольшого роста, с круглым лицом, уже наметившимся животиком, он был одного возраста с Триплетом. Ему удалось сохранить свои волосы, которые оставались такими же черными, как и в детстве. Очки, в золотой оправе, съехали на середину его широкого носа, а одеждой он ничем не отличался от любого сингапурского бизнесмена: те же белая рубашка, галстук, брюки. По-английски он говорил с тем же акцентом и интонациями, что и Триппет, не зря же они учились в одной школе, а когда улыбался, что случалось довольно часто, я не мог отделаться от мысли, что он с удовольствием делает то, чем ему приходится заниматься.
Секретарь принесла чай, Лим разлил его по чашкам, отпил из своей, затем предложил мне сигарету, от которой я не отказался, дал прикурить от настольной серебряной зажигалки.
– Американские сигареты – одна из моих слабостей, – признался он, любовно глядя на пачку "Лаки страйк". – На душе сразу становится легче, когда я вижу, что есть курящие люди. Многие мои друзья и знакомые бросили курить.
– Они поступили мудро.
– Несомненно, – он вновь улыбнулся. – Но так приятно уступать собственным слабостям.
Тут улыбнулся и я, пригубил чай.
– Дикки пишет, что вы прибыли по сугубо личному делу.
– Да, – кивнул я. – Ищу одного человека. Американца.
– Могу я спросить, кого именно?
– Его зовут Анджело Сачетти.
– Понятно, – бесстрастно произнес Лим, его пальцы забарабанили по столу.
– Как я понимаю, вы его знаете.
– Нет, я его не знаю. Давайте считать, что я слышал о нем. Он… – Лим не закончил фразы и повернулся к окну, чтобы посмотреть, все ли в порядке в бухте. Убедившись, что ничего сверхъестественного не произошло, он вновь взглянул на меня. – Мистер Которн, не сочтите мой вопрос за грубость, но позвольте спросить, не связаны ли вы с ЦРУ или с какой-либо другой разведывательной организацией, которые так любят создавать американцы и англичане?
– Нет, с ЦРУ я не связан, – честно признался я.
В наступившей паузе Лим решил пересчитать стоящие на рейде корабли.
– Я убежден, что Дикки не дал бы вам рекомендательного письма, если бы вы поддерживали связь с ЦРУ, но хотел знать наверняка.
– Может, письмо поддельное.
Лим повернулся ко мне и улыбнулся.
– Нет. После того, как вы позвонили вчера, я перезвонил Дикки в Лос-Анджелес. Вы тот, за кого себя выдаете. Еще чая?
– Благодарю. Странно, конечно, что бизнесмен взваливает на себя лишние хлопоты, но судя по вышесказанному, вы не просто бизнесмен.
– Да, похоже, что так, – подтвердил Лим, наливая мне чай.
Лим, решил я, скажет мне все, что сочтет нужным, и без наводящих вопросов, поэтому приступил ко второй чашке чая, ожидая, пока он заговорит.
– Мы – маленькая страна, мистер Которн. Нас всего два миллиона, и семьдесят пять процентов из них – китайцы. Среди нас есть очень богатые и очень бедные, хотя нищета здесь не так бросается в глаза, как в других азиатских странах. Полагаю, после Японии, у нас самый высокий в Азии жизненный уровень. Мы – ворота Юго-Восточной Азии, по крайней мере нам хочется так думать, и наша экономика основывается, главным образом, на международной торговле, хотя мы и движемся по пути индустриализации. Однако у нас нет ни времени, ни денег, чтобы активно включиться в разведывательную деятельность. Но мы проявляем определенное любопытство в отношении тех, кто приезжает в Сингапур и остается здесь жить. Не то что мы не приветствуем иностранный капитал, но, скажем так, пытаемся выяснить, каково его происхождение.
Лим замолчал и вновь улыбнулся.
– Остается только признать, что я – Секретная служба Сингапура.
– Похоже, это не такой уж секрет.
– О нет. Разумеется, нет. Все об этом знают и иногда подтрунивают надо мной. Но кто-то должен этим заниматься, и премьер-министр остановил свой выбор на мне.
– Почему на вас?
– Потому, что я могу себе это позволить. Я глубоко вздохнул.
– Извините, мистер Лим, но связано ли сказанное вами с Анджело Сачетти?
Лим кивнул.
– Разумеется, связано. Я заинтересовался мистером Сачетти, когда он появился в Сингапуре через полтора года после того, как утонул в нашей бухте, – Лим потянулся к лежащей на столе папке и пролистнул лежащие в ней бумаги. – Вы, кажется, тоже приняли участие в том так называемом инциденте, мистер Которн.
– Вам же это известно.
– Да. Тут есть рапорт полиции, да и Дикки освежил мою память в ходе нашего вчерашнего разговора. Освежил мою память! Мой бог, я заговорил, как полицейский или шпион.
– Так что насчет Сачетти? – мне не хотелось уклоняться от главной темы.
– Он объявился здесь, воскреснув из мертвых, полтора года назад. Прилетел из Гонконга, а отметки в его паспорте указывали, что какое-то время он провел на Филиппинах. В Себу-Сити, по-моему. Да, тут так и записано, – палец Лима спустился еще на несколько строк. – Он открыл счет на крупную сумму, деньги поступили из швейцарского банка, снял роскошную квартиру и начал вести светский образ жизни.
– А потом?
– Потом стало твориться что-то непонятное. Чуть ли не все жители Сингапура начали выбирать комбинацию из трех цифр и ставить на нее небольшие суммы денег в расчете на то, что именно эти цифры окажутся последними в тотализаторах, то ли в Сингапурском скаковом клубе, то ли на ипподромах Малайи и Гонконга.
– Тотализаторах? – переспросил я.
– Да. Видите ли, до тех пор азартные игры, а мы, китайцы, пылаем к ним неистребимой страстью, контролировались нашими так называемыми тайными сообществами. По последним подсчетам их число не превышало трехсот пятидесяти. Помимо азартных игр они получали доходы от проституции, остатков торговли опиумом, контрабанды и прочих сфер преступной деятельности, не исключая и пиратства.
– Вы сказали, до тех пор.
– Да, – кивнул Лим. – Но маленькие ставки на комбинации цифр в тотализаторе принимались безработными подростками, которые сбиваются в группы, называя себя "Банда Билли", или "Янки-Бойз", или "Ангелы Ада".
– Мы стараемся распространить нашу культуру на весь мир.
Лим улыбнулся.
– Этому способствуют фильмы. И телевидение. Во всяком случае, этим делом заинтересовался Отдел по расследованию уголовных преступлений, и там подсчитали, какие огромные суммы собираются ежедневно этими подростками.
– Есть конкретные цифры?
– Порядка ста тысяч долларов в день.
– То есть тридцать три тысячи американских долларов.
– Да.
– А выплаты были?
– Простите? – не сразу понял меня Лим.
– Кто-нибудь выигрывал?
– Да, конечно. Люди выигрывают каждый день.
– Каков процент?
Лим вновь склонился над папкой.
– Сейчас посмотрю. Ага. Выигравшие получают четыреста процентов.
– Мало.
– Как?
– Действительное соотношение – шестьсот к одному. Те, кто организуют прием ставок, снимают по двести долларов с каждого выигравшего доллара.
– Интересно, – пробормотал Лим. – Я это запишу, – и сделал соответствующую пометку.
– Позвольте мне высказать одну догадку. Вы выяснили, что организовал эту новую лотерею Анджело Сачетти.
Лим кивнул.
– Да, и организовал основательно. Однако этим его деятельность не ограничивается. К примеру, если торговец не хочет еженедельно платить определенную сумму, в один прекрасный день он обнаруживает, что в его лавочке все разбито и покорежено.
– А как же ваши тайные общества? Их не возмутило появление нового человека?
Лим вновь предложил мне "Лаки страйк", и я взял сигарету, чтобы доставить ему удовольствие.
– Почему вы не вышвырнули его отсюда? – спросил я.
– Сачетти?
– Да.
Лим затянулся, выпустил тонкую струю дыма.
– К сожалению, мистер Которн, сделать это не так-то легко.
– Почему? Он – иностранец. Вы можете просто не продлить его визу.
– Да, он иностранец. Но мистер Сачетти женился сразу после прибытия в Сингапур.
– Об этом я слышал.
– И вы знаете, на ком он женился?
– Нет.
– Его жена – дочь одного из наших известных политических деятелей. И он использует свое немалое влияние, чтобы предотвратить любую попытку воздействия на его зятя.
– Как это произошло, любовь с первого взгляда? Лим покачал головой.
– Нет, в это я не верю. Насколько мне известно, мистер Сачетти заплатил чуть больше трехсот тысяч американских долларов за руку своей невесты.
Глава 13
Лим рассказал мне обо всем. Вернувшись из царства мертвых, через Себу-Сити и Гонконг, Анджело Сачетти закатил марафонский пир, продолжавшийся чуть ли не месяц. Он не прекращался ни днем, ни ночью, и двери его роскошной квартиры были открыты для друзей, которые приводили своих друзей. В итоге Сачетти встретился с теми кого хотел повидать, мелкими политиками, не возражавшими против того, чтобы их купили, и преступниками, не отказывающимися от лишнего доллара. Сачетти лишь показал им, что надо делать, чтобы этих долларов стало больше, и как можно быстрее.
Разумеется, он приобрел и врагов, но оппозиция быстро пошла на попятную после того, как двух наиболее упрямых соперников Анджело выловили из реки Сингапур. Тайные общества поддержали Сачетти, потому что он не вмешивался в их дела и согласился выплачивать им часть прибыли. По-настоящему противостояли Сачетти лишь правительственные учреждения, но он обошел и эту преграду, женившись на младшей дочери То Кин Пу, политика левых взглядов, имевшего многочисленных последователей. Так уж вышло, что в тот момент от То Кин Пу отвернулась удача, и он сидел на мели.
– Теперь же мистер То выражает свои политические взгляды с заднего сидения "роллс-ройса", подаренного зятем на день рождения, – продолжал Лим.
– И мы подозреваем, хотя и не можем этого доказать, что часть прибыли мистера Сачетти перетекает в партийную кассу, контролируемую его тестем. Я склонен думать, что на текущий момент эта касса набита битком.
– А куда он направит эти деньги? Будет покупать голоса избирателей?
Лим покачал головой.
– Нет, до выборов еще четыре года, и партия премьер-министра контролирует в парламенте все места, пятьдесят одно из пятидесяти одного. О чем можно только сожалеть.
– Почему?
– Оппозиция необходима, знаете ли. Иначе политикам будет некого поносить. Представьте себе, что демократы завоевали все места в конгрессе.
– Они сцепятся друг с другом.
– Вот именно. Поэтому То и полезен для правительства. На него всегда можно вылить ушат помоев.
– Но реальной власти у него нет?
Есть, мистер Которн, власть у него есть. Имея в своем Распоряжении большие деньги, он в любой момент может организовать расовый бунт. Это тот камень, который тесть Анджело Сачетти держит за пазухой, и уверяю вас, камень этот очень увесистый. Мы просто не можем позволить себе еще одного расового бунта.
– Один, припоминаю, у вас уже произошел.
– Да. В 1964 году, – Лим покачал головой и вновь обратил взор к бухте.
– Мы в Сингапуре гордимся нашими гармоничными межнациональными отношениями. Нам нравится думать, что мы прежде всего сингапурцы, а потом уже китайцы, которых подавляющее большинство, малайцы, индусы, пакистанцы и европейцы, и можем жить в мире и согласии. Так мы думали и в 1964 году, когда произошли жестокие столкновения на межнациональной почве. Первый раз в июле, второй – в сентябре. Тридцать пять человек погибло, многие сотни получили ранения, материальный ущерб исчислялся десятками миллионов долларов. Первый бунт начался из-за пустяка: во время малайской религиозной церемонии кто-то из зрителей-малайцев затеял драку с полицейским-китайцем. В сентябре началу столкновений положило убийстве рикши-китайца. Но, полагаю, мне нет нужды объяснять вам, с чего начинаются расовые бунты, мистер Которн. В вашей стране они не редкость.
– Полностью с вами согласен.
Лим повернулся ко мне.
– Тогда вы, несомненно, понимаете, что угроза расового бунта – очень мощное оружие.
– Разновидность шантажа, не так ли?
– Я думаю, вы недалеки от истины. Но цена, которую мы платим, неизмеримо меньше урона, вызванного столкновениями на расовой почве.
– А не могли бы вы забрать его паспорт через посольство США?
– Сачетти?
– Да.
Лим опять покачал головой и закрыл папку.