Помочь Хуангу и Тану мы ничем не могли, поэтому вернулись к "ягуару" и залезли в кабину.
– Оба убиты, – информировал Нэша Триппет.
– Плохо. Можно ехать?
– Поехали, – разрешил я.
Еще через две мили Нэш свернул на проселок, который уперся в болото.
– Дальше пойдем пешком, – обрадовал нас Нэш. Тропа вывела к маленькой, сколоченной из досок пристани.
– Что теперь? – спросил я.
– Подождем. Кто-нибудь объявится.
Мы ждали пять минут, а потом послышался скрип уключин. Кто-то плыл к нам на весельной лодке. Нэш сказал что-то по-китайски, и ему ответили. Голос показался мне знакомым.
– Сюда, – показал Нэш и направился к дальнему краю пристани. Мы с Триппетом двинулись следом. Лодка уже стояла бортом к пристани. – Вы двое садитесь на корму.
Мужчина, сидевший на веслах, включил фонарь, и мы с Триппетом слезли на корму.
– Пусть они мне посветят, – попросил Нэш.
Мужчина передал фонарь Триппету, и тот осветил нос лодки. Когда Нэш перебрался на лодку, Триппет перевел луч на мужчину, и я понял, почему голос показался мне знакомым. Он принадлежал высокому китайцу, который сначала стрелял в меня на площади Раффлза, а затем избил рукояткой пистолета до потери сознания в каюте "Чикагской красавицы". Без пистолета он выглядел чуть ли не голым.
Китаец оттолкнулся от пристани и опустил весла на воду. Греб он пятнадцать минут. Наконец, мы оказались борт о борт с кораблем.
– Теперь вверх по трапу. Зажгите фонарь, – скомандовал Нэш.
Триплет включил фонарь и поводил лучом по борту, пока не нашел веревочную лестницу с деревянными перекладинами.
– Вы, парни, поднимаетесь первыми, – продолжил Нэш.
– Это ваш кампит? – спросил я.
– Так точно, – ответил Нэш.
Я поднялся первым, затем помог Триппету перелезть с лестницы на палубу "Вилфреды Марии". Нэш управился сам. Палубу освещали пять или шесть ламп. Длиной "Вилфреда Мария" была футов под семьдесят. Светились также окна каюты в палубной надстройке. Туда и направился Нэш. Мы пошли следом, а китаец, поднявшийся последним, замыкал шествие.
– Вы уверены, что Сачетти здесь? – голос у меня сломался, как у тринадцатилетнего подростка.
Нэш ухмыльнулся.
– Вам действительно не терпится его увидеть, Которн?
– Я ждал достаточно долго.
– Его величество в каюте. За этой дверью.
Я взялся за ручку, замер, на мгновение мне показалось, что сейчас начнется припадок, но все обошлось, и я открыл дверь. Внутри я увидел две койки, несколько стульев, карточный столик, на котором стояли бутылка джина и стакан. Мужчина в синей рубашке, сидевший за столом, долго и пристально смотрел на меня.
– Привет, Которн, – наконец, поздоровался он, но ни голос, ни лицо не имели никакого отношения к Анджело Сачетти.
За столом сидел Сэм Дэнджефилд.
Глава 24
Триппет, Нэш и высокий китаец вошли вслед за мной в каюту, провонявшую запахами пота, гниющей копры, грязного белья и заношенных носков.
– Привет, Сэм, – ответил я.
– Присаживайтесь, – предложил Дэнджефилд. – Хотите выпить? Кажется, я еще ни разу не угощал вас.
– Своей выпивкой нет.
– Так как?
– Спасибо, не хочу.
– Это ваш компаньон? – он кивнул в сторону Триппета.
– Совершенно верно.
– Триппет, не так ли?
– Да.
– Присаживайтесь, мистер Триппет.
Сели все, кроме высокого китайца, который привалился к переборке, сложив руки на груди.
– Вы слишком глубоко копнули, Которн, – синие глаза Дэнджефилда уставились на меня. – Вы туповаты, но копнули слишком глубоко.
– Мне и сейчас не все ясно, – ответил я.
– Вы – Дэнджефилд? – вставил Триппет.
Мужчина за столом кивнул большой лысой головой.
– Именно так, мистер Триппет. Сэм Дэнджефилд из ФБР. Двадцать семь лет безупречной службы.
– Это большие деньги, не правда ли, Сэм? Хватит с лихвой, чтобы заплатить по закладной за домик в Боувье.
– Вы даже не представляете, какие большие, – он посмотрел на Нэша. – Все в порядке?
Прежде чем ответить, Нэш закончил сворачивать сигарету.
– Да. Двое полицейский попали в аварию.
– Погибли?
– Погибли.
– Значит, покойников уже трое, – заметил я.
Дэнджефилд хищно улыбнулся.
– Вы догадались насчет дочери Лозупоне, так?
– Две минуты назад. Но вы правы, Сэм, я действительно туповат. Мне следовало раскусить вас в доме То, когда вы с подробностями рассказывали о письме в панамский банк. Я не знал того, что знали вы, а почерпнуть эти подробности вы могли, лишь прочитав это письмо. Следовательно, вы виделись с Карлой. Более того, вы, должно быть, были последним человеком, кто виделся с ней.
– Одним из последних, Которн, – поправил меня Дэнджефилд. – Одним из последних.
– Ладно, – кивнул я, – а теперь ближе к делу. Где Сачетти?
– Скажи ему, кузен Джек.
Я повернулся к Нэшу.
– Сачетти на Себу.
– И что он там делает?
– Лежит в могиле.
– Лежит в могиле почти двадцать месяцев, не так ли, кузен Джек? – вмешался Дэнджефилд.
Нэш поднял глаза к потолку, словно подсчитывая месяцы.
– Примерно.
Дэнджефилд налил себе джина.
– Я намерен рассказать вам обо всем, Которн. Рассказать вам, потому что вы впутались в это дело случайно, да и приглянулись мне. Действительно, приглянулись. Просто вы не так уж умны.
– Еще я не умею хранить секреты.
Дэнджефилд отхлебнул джина, посмотрел на меня, поставил стакан на стол, рыгнул и потянулся за сигаретами.
– Этот вы сохраните. Сколько у нас еще времени? – спросил он Нэша.
Нэш глянул на часы.
– Минут сорок.
– Больше нам и не нужно, – Дэнджефилд посмотрел на китайца. – Открой дверь, тут чертовски жарко.
Китаец открыл дверь и вновь застыл у переборки.
– Вы собирались рассказать мне, что случилось с Сачетти, – напомнил я Дэнджефилду. – Я сгораю от любопытства.
Дэнджефилд хмыкнул.
– Я знаю, Которн. Знаю, что сгораете. Так вот, прыгнув за борт, Сачетти проплыл под водой к поджидающему его сампану и отправился на Филиппины. Там он никого не знал, но полагал, что все устроится само по себе.
– Благодаря микрофильму Коула.
– Совершенно верно. С помощью микрофильма Чарли. Но так уж получилось, что у него кончились деньги. Наведя справки, он узнал, что кузен Джек ссужает жаждущих, правда, под большие проценты, и обратился к нему. Кузен Джек одолжил ему… сколько? Пять тысяч?
– Шесть, – поправил его Нэш.
– Шесть. Джек одолжил ему шесть тысяч в расчете получить назад семь, но Анджело просадил все деньги на скачках и не смог заплатить. Джек, естественно, потерял терпение, взял Анджело за руку и отвел его к двум своим бывшим клиентам, которые также не хотели отдавать долг. Они передвигались по Себу на инвалидных колясках, потому что уже не могли ходить на собственных ногах.
– Нэш рассказывал мне о бейсбольных битах. Только использовал их сам Анджело.
– Джек – большой выдумщик.
– Это точно, – согласился я.
– Заплатить Анджело не мог, поэтому решил взять Джека в долю. Анджело всегда хотелось быть боссом. Вы знаете, в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе его и близко не подпускали к руководству, оставляя ему мелочевку. Деньги он собирался получить от крестного, а основную деятельность вести в Сингапуре. Он уже понял, что одному не справиться, и взял в долю Джека, который чувствовал себя на востоке, как рыба – в воде. Короче, Анджело рассказал Джеку, как он намерен шантажировать Чарли Коула, а Джек сказал ему, что нужно для того, чтобы открыть сингапурский филиал. Потом Джек получил возможность внимательно изучить микрофильм и понял, что в руках у него золотая жила. И вот тут Джека обуяла жадность.
– Не очень-то я и пожадничал, – подал голос Нэш. – Я же взял тебя в долю.
– Я – твой кузен, – возразил Дэнджефилд. – Так что вся прибыль осталась в семье.
– Что случилось с Сачетти? – спросил я.
– Попал под автомобиль, когда переходил улицу. Его задавило насмерть. Ужасно, конечно, но такое может случиться с каждым.
– Вы с Нэшем действительно двоюродные братья?
– Да, и росли вместе.
– В Балтиморе, – добавил Нэш.
– Сколько осталось времени? – спросил Дэнджефилд Нэша.
– Двадцать минут.
– Придется закругляться, Которн. Мы должны поймать прилив.
– Вы куда-то плывете?
– Все мы. Путешествие будет коротким.
– Я вас не задержу.
– Вы слишком часто шутите, Которн.
– Вы уверены, что Сачетти мертв?
– Абсолютно.
– Кто же тогда женился на дочери То?
– Мой двоюродный племянник, – ответил Дэнджефилд. – Сын Джека. Отрастил усы, длинные волосы, и кто мог сказать, что он – не Сачетти. Особенно в Сингапуре, где Сачетти никто и не знал.
– Где он сейчас?
– Сын Джека? В Панаме.
– Забирает из банка миллион Лозупоне?
– Вижу, вы все поняли, Которн.
– А я, к сожалению, нет, – подал голос Триппет.
Дэнджефилд одарил нас еще одной малоприятной улыбкой.
– Сейчас я вам все объясню. Мы с Джеком выросли вместе, как он и сказал, в Балтиморе. В тридцать девятом он не поладил с полицией, но сумел завербоваться в матросы и удрать в Манилу. Перебивался с хлеба на воду, пока не осел на Себу. Я же поступил на юридический факультет. Всегда считался паинькой. Вы в этом не сомневаетесь, Которн, не так ли?
– Разумеется, – ответил я.
– Мы постоянно переписывались, а после войны я ему кое в чем помог. В Бюро стекается всякая информация, и я этим воспользовался.
– А заработанное вы делили пополам?
– Прибыль была невелика. Но когда Джек заполучил микрофильм Коула, а Анджело угодил под автомобиль, Джек связался со мной. Он не мог обойтись без помощника в Штатах, который знал, как работают Коул, Лозупоне и им подобные, и сколько из них можно выжать. То есть без меня он бы не получил ни цента. Кроме того, только я мог сказать ему, как организовать сеть букмекеров и все остальное. А Джек взял на себя защиту наших интересов в Сингапуре и решил эту проблему, заплатив То триста тысяч долларов.
– То и его дочь знали, что это сын Нэша, а не Сачетти?
– Знали, – кивнул Дэнджефилд, – но особо не возражали. Женитьба, к тому же, была чисто номинальной. Сын Джека не жаловал женщин.
– Он предпочитает мальчиков, – вставил Нэш. – Чертова мамаша слишком его баловала.
– Это он о своей первой жене, – пояснил Дэнджефилд. – Сейчас он женат на китаянке.
– Я слышал.
– Так что в Сингапуре все шло как по маслу. Деньги лились рекой, а То держал правительство за горло угрозой межнациональных распрей. Сачетти и пальцем не трогали, никто не выказывал неудовольствия, как вдруг Чарли Коул взбрыкнул и, не посоветовавшись со мной, позвонил Коллизи в Лос-Анджелес.
– Вот тут на сцену вывели и меня.
– Коул запаниковал и не нашел никого другого, к кому он мог бы обратиться.
– И довериться.
– Совершенно верно. И довериться.
– А Коллизи был всего лишь посыльным.
– Высокооплачиваемым, но посыльным, – подтвердил Дэнджефилд. – Я продумал все детали, но Коул испортил мне игру. Я собирался выжать миллион из Лозупоне, а затем упрятать его за решетку. Если б его перепроводили в Атланту, остальные отстали бы от Коула, и тот продолжал бы платить.
– А что случилось с Карлой? – спросил я. – Зачем понадобилось убивать ее?
– Я ее не убивал, – ответил Дэнджефилд. – Я вообще никого не убивал.
– Тогда ваш приятель у двери.
– Полицейские утверждают, что ее убил Анджело Сачетти, – ввернул Нэш.
– Хорошо, – кивнул я. – Это ловкий ход, но зачем потребовалось убивать ее?
– Карла разбушевалась, узнав, что всем заправляем я и Нэш, а Анджело Сачетти давно в могиле. Она угрожала рассказать обо всем своему старику, спутать нам все планы. Она питала к вам слабость, Которн.
– Карлу мне жаль, – пожалуй, тут я мог бы добавить что-то еще.
– Так что мы договорились с ней еще об одной встрече, она принесла письмо, мы взяли его, а затем передали ее тому господину, что стоит у вас за спиной. Мы также позаботились о том, чтобы в ее руке оказался бумажник Сачетти.
– Все выглядело так, будто полицию сознательно выводили на ложную цель.
– Мы к этому и стремились. Пусть теперь гадают. Анджело Сачетти исчез той же ночью. Сын Джека подстриг волосы, сбрил усы и улетел в Панаму под своей настоящей фамилией.
– Потрясающе, – прокомментировал Триппет.
– Раньше он служил в британской разведке, – пояснил Кэш своему кузену.
– И теперь работаете на то же ведомство, мистер Триппет? – осведомился Дэнджефилд.
– Нет. Я продаю старые автомобили.
– Как Которн, да?
– Кое-что для меня по-прежнему неясно, – заметил я.
– С дальнейшими разъяснениями придется подождать, – ответил Дэнджефилд.
– Нам пора сниматься с якоря. Возьми у этих джентльменов пиджаки, – обратился он к китайцу. – Им, похоже, очень жарко.
– Мне пиджак не мешает, – возразил я.
Дэнджефилд покачал головой.
– Удивляюсь вам, Которн. Пиджак у вас сшит отлично, но пистолет больно уж выпирает из-за пояса. Если вы взглянете под стол, то увидите, что я держу вас на мушке с той секунды, как вы вошли в каюту.
Китаец подошел, и я позволил ему взять мой пиджак. Захватил он с собой и пистолет.
– Что теперь?
– Теперь? Мы совершим небольшую прогулку и встретимся с яхтой. То и его дочь, должно быть, уже на борту, и я сожалею, что вам не удастся повидаться с ними.
– Вы хотите сказать, что обратно нам придется идти пешком?
– Всему хорошему приходит конец. То получит яхту и кое-какие деньги, а нам придется свернуть нашу деятельность в Сингапуре. Вы даже представить себе не можете, как хорошо все шло. А когда закрываешь дело, приходится принимать определенные меры предосторожности, вы меня понимаете, не так ли?
– Чего уж тут не понять. Но при этом… – фразы я не закончил. Тот же трюк я выполнял в трех картинах, так что репетиции мне не потребовалось. – "Триппет!" – взревел я и опрокинул карточный столик Дэнджефилду на колени. Он действительно держал под столом пистолет, раздался выстрел, пуля впилась в палубу, но к тому времени я уже летел через стол, ногами вперед, и ударил ими в грудь Дэнджефилда. Он завопил от боли, снова выстрелил, но, похоже, ни в кого не попал. Я двинул ему по руке, он выронил пистолет, я его поднял, успел заметить, что это точно такой же "смит и вессон", стреляющий специальными патронами 38-го калибра. Триппет уже схватился с Нэшем, а китаец у двери целился в меня, поэтому мне не оставалось ничего иного, как пристрелить его. Он схватился за живот, и на его лице отразилось изумление. Ранее при всех наших встречах оно являло собой бесстрастную маску. Он все еще силился нажать на спусковой крючок пистолета, который отобрал у меня, поэтому я выстрелил в него второй раз, но патрон заклинило. Тогда я швырнул в него пистолет, но не попал, потому что он сложился вдвое, колени его подогнулись, голова склонилась к животу, словно он хотел повнимательнее рассмотреть рану. Наконец, он свернулся калачиком на полу и начал стонать.
Дэнджефилд в это время ударил меня по плечу бутылкой из-под джина и метнулся к двери каюты. Я устремился за ним, попытался на ходу поднять "смит и вессон", оброненный китайцем, но Нэш вырвался из рук Триплета и пинком зашвырнул его под койку. Оба они нырнули за пистолетом, а я побежал за Дэнджефилдом.
Что-то крича, он отступал к корме. Остановился у кипы копры, вытащил из-под нее устрашающего вида мачете и повернулся ко мне с красным, потным лицом.
– Не приближайся ко мне, – прохрипел он, – а не то я перережу тебе горло.
Я огляделся в поисках чего-нибудь тяжелого, чтобы бросить в Дэнджефилда. Вроде бутылки или булыжника. Но увидел только короткую палку с крюком на конце, лежащую на палубе неподалеку от кипы копры. Я медленно наклонился, не отрывая глаз от Дэнджефилда, и подхватил ее.
– Вы слишком старый для этого, Сэм. Старый и толстый.
Палку с крюком, должно быть, оставил кто-то из докеров, разгружавших лес, который Нэш привозил в Сингапур.
Дэнджефилд двинулся на меня, тяжело дыша, подняв мачете в правой руке. Я не стал объяснять ему, что в фехтовании не рекомендуется высоко поднимать оружие. Имитировал удар, он махнул мачете, пытаясь перерубить палку, не попал, и я легонько ткнул его в живот. Он сказал: "Уф" или что-то вроде этого и отпрянул назад.
Сначала он пятился, но затем передумал и бросился на меня, размахивая мачете. Как и в обычном "бою" на съемочной площадке, я потерял чувство времени и пространства. Я видел перед собой только мачете, и палка поднималась, чтобы встретить его в нужный момент, причем руководили моими движениями доведенные до автоматизма рефлексы, а не мысль. Думал я о другом. О том, как сильно ненавижу я Дэнджефилда, и понял, к собственному изумлению, что степень ненависти уже достигла критической отметки.
В спортивных боях, что проводятся на белой полосе шириной в шесть и длиной в сорок футов, фехтовали иначе. Ничем не походили мы на участников театрализованного поединка на шпагах, которые прыгают с лестницы на балкон и качаются на портьерах. Нет, мужчина с мачете в руке хотел меня убить, и инстинкт самосохранения тут же взял верх. А ненависть к Дэнджефилду заглушила последние угрызения совести.
Дэнджефилд начал-таки уставать, и я шаг за шагом теснил его на корму. Он беспорядочно махал мачете, каждым ударом стремясь снести мне голову. Уже на корме после очередного удара его правая рука опустилась на дюйм, и я с силой ткнул его в живот закруглением крюка. Руки Дэнджефилда взлетели вверх, он замахал ими, пытаясь удержать равновесие. Отступать дальше он не мог, низкий поручень ограждения уперся ему под колени. Он махал руками, и, наверное, устоял бы, но я вновь толкнул его крюком в живот. Тут он уже понял, что падения в воду не избежать. Наши взгляды встретились, он пробурчал: "Черт побери", – и перед тем, как он упал, его левый глаз закрылся, теперь уж не знаю, показалось ли мне это или произошло на самом деле, а уголок рта пошел вверх, то есть он заговорщически подмигнул мне, точь-в-точь, как Сачетти.
Глава 25
Я склонился над низким поручнем и уставился на черную воду, но ничего не увидел, даже пузырей на поверхности.
– Дэнджефилд, где вы? – крикнул я пять или шесть раз, но ответа не получил. Наверное, мои крики отражались от поверхности воды и не достигали дна.
Два выстрела прогремели в каюте, и я обернулся, держа наготове палку с крюком. В освещенном дверном проеме возник Триппет, с пистолетом в правой руке. Я двинулся к нему, и он поднял пистолет, так что его ствол оказался на уровне пряжки моего поясного ремня.
– Насколько мне помнится, вы получили его у Сэмми, – и он отдал мне пистолет.
– Что произошло? – спросил я.
Он искоса глянул на освещенный дверной проем.
– Мы залезли под койку. Я нашел пистолет, Нэш попытался отобрать его у меня, так что мне пришлось выстрелить в него. Дважды. Полагаю, он мертв.
– Как и Дэнджефилд.
– О?
– Утонул.