- Даже лучше, - на ходу произнес гигант, - дадим ментам немного на лапу, и они сами его посадят к нам в машину.
Войдя в зал для официальных делегаций, воинственно настроенная группа остановилась в нерешительности. Русик усиленно искал глазами своего приятеля.
Наконец заметил того у окошка справочной и тут же увидел, как по лестнице, расположенной в центре зала, поднимается Окатыш, бросая испуганные взгляды на группу бывших товарищей.
- Вот он, - выкрикнул Паша и бросился вслед за убегающим парнем.
Остальные кинулись за ним, привлекая внимание немногочисленных иностранных туристов и работников аэропорта, сидящих за деревянными столиками интуристовского кафе, в конце зала.
Преследуемый выскочил на галерею второго этажа и побежал изо всех сил. Вдруг слева от себя он обнаружил приоткрытую дверь, ведущую в зал вылета. Поспешно прошмыгнув туда, он запер ее на задвижку, а сам припустил дальше. Оказавшись в многолюдном зале, Окатыш увидел лестницу, ведущую на первый этаж. Это был для него единственно возможный путь к спасению. Сердце бешено колотилось в груди, рискуя выпрыгнуть наружу, как у затравленного зайца.
Он спустился вниз и почти лицом к лицу столкнулся с одним из Пашиных подручных. Времени на раздумье не оставалось, поэтому беглец со всего маху врезал тому по лицу, вложив в удар весь свой страх и нестерпимую жажду жизни.
Здоровенный тип, по-видимому, никак не ожидал такого поворота событий и не успел увернуться от летящего ему навстречу кулака. Врезавшись носом в неожиданно возникшую преграду, он высоко подпрыгнул и навзничь грохнулся на мраморный пол, больно ударившись спиной.
Из разбитого носа тонкой струйкой брызнула кровь, залив одного из стоящих рядом пассажиров.
Окатыш уже не видел этого, он со всех ног бросился к раскрытой двери, ведущей на улицу, рискуя сбить на ходу двигавшихся навстречу людей с сумками и чемоданами.
Тем временем Паша со всей своей мощью ударил по деревянной двери, высадив непрочный запор. Когда путь был свободен, вся компания выскочила в зал отлета и, в недоумении озираясь, рассредоточилась в поисках беглеца.
Их внимание привлек шум толпы на первом этаже. Спустившись по ступенькам, они обнаружили лежащего на полу "быка", который нелепо вращал глазами, не в силах осознать, что с ним произошло.
- Куда он делся? - Гигант склонился над незадачливым помощником и тряс того за грудки, пытаясь выяснить, куда скрылся Окатыш. - Где эта сука?
- Да не трясите вы его так, молодой человек, - вмешалась стоящая рядом старуха, - ему и без вас плохо.
- Заткнись, старая, - грубо оборвал пожилую женщину Паша и вновь принялся за лежащего на полу.
Тут к образовавшейся кучке приблизился невысокий толстяк с огромным чемоданом на колесиках.
Поняв, что кого-то ищут, он, слегка картавя, произнес, обращаясь к гориллоподобному парню:
- Там какой-то странный тип вылетел на улицу как ошпаренный и побежал к стоянке. Если вы поторопитесь, то, может быть, еще и сумеете его догнать.
Бросив несчастного пострадавшего, Паша резво вскочил на ноги и, расталкивая толпу широкими плечами, устремился к выходу. Остальные бросились за ним…
Окатыш уже успел добежать до своего автомобиля и завести мотор, когда, оглянувшись, обнаружил несущихся к нему "быков". Выжав сцепление, он сорвался с места, выезжая на трассу, ведущую к Ленинградскому шоссе.
Пашу обдало выхлопными газами, вырвавшимися из глушителя, и облако пыли скрыло от него удаляющийся кузов черного "ниссана-санни". Он бросился к своей "БМВ", на ходу крикнув приятелям:
- В машину, быстро!
Через пару минут компания мчалась по шоссе, пытаясь догнать черный "ниссан".
Окатыш испуганно посматривал в зеркало заднего вида, выжимая из своего автомобиля все, на что тот был способен, - стрелка спидометра приблизилась к отметке сто пятьдесят километров в час.
Впереди появился потрепанный белый "москвич" с небольшим полуприцепом, нагруженным досками, - он занимал левую полосу. Окатыш судорожно стал дергать рычажок включения дальнего света, однако впереди идущий автомобиль никак не среагировал на просьбу уступить дорогу, а все так же неторопливо продолжил движение по крайней левой полосе.
Тогда водитель "ниссана" решился на единственный правильный в такой ситуации маневр - обойти белый "москвич" с прицепом справа, слегка сбросив скорость. Но, как только он начал обгон, водитель машины с прицепом стал перестраиваться в правый ряд, прижимая японский автомобиль к обочине.
Нажав на тормоз что было сил, Окатыш судорожно вывернул руль влево. Попав колесами правой стороны в густую придорожную пыль, автомобиль перестал подчиняться управлению и перешел из прямолинейного движения в беспорядочное вращение. Водитель впереди идущей машины, услышав за спиной истошный скрип резины, решил остановиться. На одном из витков "ниссан" врезался в прицеп затормозившего "москвича" и, переворачиваясь через крышу, слетел в кювет.
В глазах у Окатыша поплыли темные круги. Придя в себя, он обнаружил, что лежит вниз головой. Вместо голубого неба над ним буйно зеленела трава.
Вокруг места аварии начали собираться любопытные водители, неизвестно откуда взявшиеся на почти безлюдной трассе. Тут же остановился и красный автомобиль "БМВ", из которого выскочили здоровенные парни во главе с огромным гигантом и бросились к перевертышу.
Подскочив к лежащему на крыше "ниссану", Паша попытался было открыть водительскую дверь, но безуспешно - ее заклинило наглухо. Тогда Паша рывком попробовал заднюю дверцу, которая после непродолжительного сопротивления все же поддалась. Здоровяк вместе с еще одним пацаном попытались влезть внутрь и извлечь предателя Окатыша.
Неожиданно из салона автомобиля раздался резкий звук выстрела и вылетел сноп огня. Стоящий рядом с Пашей боец как-то неловко пошатнулся и грузно осел на землю. Его рубашка на уровне сердца окрасилась ярко-красным пятном, постепенно увеличивающимся в размерах.
Отскочив, гигант растянулся на земле, доставая из-за пояса пистолет и наводя его в сторону автомобиля.
Как только до праздных зевак аварии дошло, что из черной машины стреляют, они стремительно бросились врассыпную. За считанные секунды вокруг места ДТП никого не осталось.
А Окатыш палил и палил, пока не выпустил всю обойму до последнего патрона.
Отсчитав количество выстрелов, Паша несмело поднялся и осторожно приблизился к "ниссану". Наведя пистолет на боковое стекло водительского окна, он зло процедил сквозь зубы:
- Вылезай, паскуда.
В ответ раздался глухой щелчок холостого выстрела, а затем показалось бледное, перекошенное от страха лицо Окатыша. Чуть не плача, он смотрел на наведенный на него вороненый ствол.
- Паша, не убивай, - заканючил он, вылезая из задней двери, - я не виноват… это не я… это так случайно получилось…
- Давай, гандон, вылезай, - громила едва сдерживал себя, стараясь не разрядить весь боезапас в голову Окатыша.
Скрипя зубами, здоровяк отвел пистолет в сторону и, не замахиваясь, нанес беглецу сокрушительный удар кулаком по голове.
Окатыш, к тому времени почти поднявшийся на ноги, рухнул под тяжестью обрушившегося на него удара как подкошенный.
Паша, теряя самоконтроль, стал избивать жертву ногами, нанося беспорядочные удары не целясь, куда придется.
Окатыш, надсадно хрипя, принялся кататься по земле как перекати-поле. С другой стороны на него навалился помощник гориллы.
Русик с Вовочкой остались с тем типом, которого Окатыш отправил в нокаут в здании аэропорта, а еще один подручный тихо лежал на земле, в метре от перевертыша, - в его глазах навсегда застыло умиротворенное выражение.
Выбившись из сил, экзекуторы остановились, пытаясь перевести дыхание и глядя на потерявшую сознание жертву. Затем Паша произнес:
- Давай грузить его в машину.
-..?
- Отвезем к Дюку.
- А он? - Приятель указал на распластавшегося на земле покойника.
- Ему мы уже ничем помочь не сможем, - грустно протянул гигант, - пусть менты с ним занимаются. Давай, пошевеливайся, а то сейчас мусора наедут, лохи наверняка заявили о перестрелке.
Подняв бессознательное тело Окатыша, парни донесли его до машины и погрузили в багажник, как мешок с гнилой картошкой.
"БМВ" сорвался с места, оставляя позади себя густое облако пыли.
Не доезжая до поста ГАИ на Ленинградском шоссе, Паша свернул на Кольцевую и, вклинившись в плотный поток транспорта, устремился в сторону Рублевской трассы.
Нервничая и беспрестанно нажимая на клаксон, он пытался пробиться в образовавшейся пробке - неподалеку дорожное СМУ воздвигало разделительное ограждение, и, судя по всему, это было надолго.
- Вот суки, - в сердцах выругался гигант в адрес рабочих, - не могут ночью строить. Перекрыли все движение.
- Не суетись, - спокойно возразил сидящий рядом парень, - за нами никто не гонится, а к Дюку мы и так не опоздаем.
Понадобилось больше часа, чтобы красный автомобиль, проделав не такой уж длинный путь, въехал в ворота особняка…
Открыв багажник, громила одним рывком вытащил оттуда пришедшего в себя Окатыша. Лицо последнего походило на треснувший арбуз: нос свернут в сторону, под глазом набух огромный синяк, на пепельных небритых щеках запеклась кровь.
К приехавшим подошел хозяин дачи и, бросив брезгливый взгляд на жертву, спросил, обращаясь к своему помощнику:
- А где остальные?
- Эта паскуда застрелил Чилима и сломал нос Грише, - Паша ткнул пальцем в грудь Окатышу, - Русик с Вовочкой повезли того в больницу.
Взяв жертву за подбородок, Зеленцов сквозь зубы процедил:
- Что же ты, петушара, сначала бросил друзей в беде, оставив их на растерзание легавым псам, а потом вообще в бега ломанулся? Думал, не поймаем? Ну рассказывай, как ты докатился до такой жизни?
Допрашиваемый уныло молчал. Если раньше у него еще теплилась призрачная надежда на спасение, то теперь он твердо знал, что его ждет.
- Что же ты, ублюдок, в своих начал шмалять, - продолжал Дюк, - поступил бы как настоящий мужчина, а не как блядь привокзальная, готовая подставить жопу под любого, лишь бы ей шкуру не попортили, взял бы и застрелился.
- Дюк, я не хотел, - жалобно запричитал Окатыш, - это случайно получилось…
- Стреляться не хотел? Или не хотел стрелять? - уточнил Зеленцов.
- Стрелять… - еле слышно прошептал предатель.
Обернувшись к своему подручному, хозяин особняка, поморщившись, сказал:
- Уберите от меня этого пидера.
- Куда?
- В подвал его, и мучить, мучить, пока не сдохнет, падла.
- Что с трупом делать? - деловито осведомился Паша, ибо до смерти Окатыша в лучшем случае оставалось несколько дней.
Дюк осклабился.
- Потом закопаете в лесу и вобьете осиновый кол в его паскудную грудь, чтобы такая тварь больше на свет не появлялась.
Подхватив Окатыша под мышки, Паша с "быком" поволокли того в сторону сарая, где был оборудован подвал, используемый как камера пыток. Жертва отчаянно, из последних сил сопротивлялась, но гигант одним ударом вышиб из него сознание и, перехватив поудобней обмякшее тело, понес к месту казни…
Пыточная представляла собой кубическое помещение, выстроенное из железобетона. В одну из стен была вмурована стальная цепь, оканчивающаяся металлическими кандалами. На песчаном полу стояли две алюминиевые миски, похожие на собачью посуду. Одна предназначалась для воды, а вторая - для отправления естественных нужд. В углу помещался небольшой слесарный верстак с прикрученными к нему тисками.
Заковав жертву в кандалы, гигант обратился к своему товарищу:
- Пойди принеси ведро воды, бейсбольную биту и инструмент.
Спутник здоровяка молча отправился выполнять приказ. Вернулся он минут через пять, держа в одной руке большое эмалированное ведро с водой, а в другой метровую палку с утолщением на конце и чемоданчик автомобильного инструмента.
Подхватив ведро, Паша вылил в лицо Окатыша почти все его содержимое. Тот открыл глаза и тупо уставился на присутствующих.
- Смотри, дешевка, - гигант разложил на полу всевозможные ключи и пассатижи, - это все для тебя. Для тебя стараемся, гнида, петушила додбаная. Сначала мы тебе сломаем пальцы, потом приведем в чувство, - принялся пояснять он назначение принесенного, - а затем начнем загонять под ногти иголки. В конце представления, коли ты, конечно, дотянешь до этого, мы зажмем твои яйца в тиски и начнем потихоньку закручивать. Дальше, я уверен, ничего не понадобится - так долго ты не протянешь. А если вдруг в тебе проснется зверская сила, я тебя успокою вот этой битой, - горилла покрутил в руках бейсбольный снаряд, как бы прикидывая его вес.
- Паша, не надо, - запричитал бывший бандит, - я не хотел… так само получилось… - затянул он старую песню.
- Почему?
- Не надо… Больно будет…
Паша не мог не согласиться с последним аргументом предателя.
- Конечно же, больно, еще как больно!.. Ты знаешь, негодяй, что из-за тебя погибли шесть нормальных пацанов, каждый из них стоит десяти таких гандонов, как ты. - Лицо говорящего светилось злобой. - Если бы ты, грязный вафлист, не обосрался за свою вонючую шкуру, они остались бы живы.
Не в силах больше сдерживаться, Паша с силой обрушил биту на спину жертвы. Тот завизжал, как недорезанная свинья, заметавшись по подвалу, - насколько позволяла длина цепи.
- Подожди, - остановил гиганта помощник, - так ты его кончишь раньше времени. Дай мне, - в руках бойца появились небольшие плоскогубцы, и он попросил: - Придержи лучше его.
Амбал вцепился мертвой хваткой в руку извивающегося Окатыша, который издавал нечленораздельные звуки, пытаясь вырваться из стальных объятий палачей.
Помощник гориллы зажал в пассатижах мизинец жертвы и начал противоестественно его загибать. Раздался хруст ломающейся кости, заглушенный истошным воплем.
Окатыш забился в конвульсиях, в который раз теряя сознание от пронзившей его нечеловеческой боли. На штанах предателя расплылось мокрое пятно зловонной мочи.
Отпустив обезображенную руку горилла распорядился:
- Перевяжи, а то он еще подохнет легкой смертью.
Перетянув кровоточащую рану, палачи оставили свою жертву приходить в себя и покинули помещение.
Очнувшись и ощутив острую боль, Окатыш принял решение.
Приподнявшись на локте покалеченной руки, он попытался дотянуться до оставленных на полу инструментов, однако ему очень мешала цепь. Несколько раз повторив свою попытку, он оставил эту безнадежную затею и обессиленно растянулся на песке.
В таком положении несчастный пролежал с полчаса, а затем его осенила новая идея. С перекошенной гримасой на избитом лице Окатыш поднес ко рту здоровую руку и, подобно раненому зверю, впился в собственное запястье. Безумно рыча, он принялся рвать зубами вену до тех пор, пока не ощутил на языке соленый вкус крови, пульсирующей струйкой брызнувшей из поврежденного сосуда.
Откинувшись на спину, он с наслаждением закрыл глаза, погружаясь в сладостную дремоту…
Когда через пару часов в подвал вернулись палачи, они обнаружили свою жертву в темно-красной луже крови. На желтушно-бледном лице Окатыша навсегда запечатлелась безумно-радостная улыбка…
ГЛАВА 13
- Вадим, Вадим, подойди, пожалуйста, - из ванной комнаты донесся призывный женский голос.
Вадим, развалившись на широкой кровати и подложив под голову мягкую подушку, углубился в чтение детектива - видимо, он нечасто отдыхал подобным образом и потому почти не отвлекался.
Раздавшийся окрик заставил его вздрогнуть от неожиданности. Отложив в сторону книгу в целлофановой обложке, он, нехотя опустив ноги на затертый казенный коврик, вышел из комнаты. Приоткрыв дверь ванной, Стародубцев просунул внутрь голову и ласково спросил:
- Алена, звала?
- Ага.
- И что?
- Вадик, - девушка высунула мокрую голову из-за прозрачной клеенчатой занавески, - потри мне, пожалуйста, спинку.
Взяв в руки намыленную мочалку, мужчина принялся аккуратно водить ею по бархатной коже спины, доходя до маленьких ямочек поясницы. Он любовался миниатюрной фигуркой подруги, не замечая, что водит рукой по упругим окружностям ягодиц.
- О-ля-ля, мужчинка, да вы немного увлеклись, - рассмеялась девушка, - сказать по правде, спина у меня несколько повыше.
Стародубцев тоже улыбнулся.
- Что-то я задумался, - произнес он, передавая Алене мочалку.
- Каким местом, позвольте поинтересоваться? - все в том же игривом тоне спросила она.
- Сейчас покажу, - Вадим принялся стаскивать с себя одежду.
Оставшись полностью обнаженным, он залез в глубокую ванну и обнял сзади за талию девушку, прижавшись к ней своей вздымающейся плотью. Его сильные руки медленно заскользили вверх по телу, пытаясь дотянуться до упругой груди.
Она под магическим действием мужской ласки вся затрепетала. Дыхание стало прерывистым. Выгнув спину, подобно дикой лесной кошке, Алена, прикрыв глаза, в порыве неудержимого желания все плотнее и плотнее прижималась к бедрам мужчины выпуклыми ягодицами.
Страстные телодвижения до такой степени возбудили мужчину, что он, не в силах больше сдерживаться, крепко обхватив ладонями таз подруги, с силой привлек ее к себе.
Из груди Алены вырвался страстный вздох. Слегка наклонившись вперед, она уперлась руками в стену ванной комнаты, облицованную светло-зеленым кафелем, и, влекомая движениями
Вадима, принялась мерно раскачиваться в такт сексуальной симфонии.
Из распылителя душа на разгоряченную спину девушки теплыми дождиком струились потоки воды. Мужчина все сильнее и сильнее впивался пальцами в округлость бедер, не прекращая безумной гонки.
Неожиданно он издал звериный рык, слившийся в едином порыве с громкими, протяжными стонами удовлетворенной подруги.
Повернувшись раскрасневшимся лицом к Вадиму, Алена прижалась своим мраморным бюстом к его груди и, улыбнувшись, слегка прикрыла глаза в сладкой истоме.
Так они стояли, подставив лица под ласкающие струи воды, не в силах пошевелиться или произнести хоть одно слово.
Обтеревшись огромным махровым полотенцем, Стародубцев вернулся в комнату и в изнеможении рухнул на кровать, широко раскинув руки.
Следом из ванной вышла девушка. Тряхнув влажными волосами, она произнесла:
- Ты теперь всегда будешь тереть мне спинку, - Алена опустилась на краешек кровати, - мне понравилось.
Вадим в ответ ласково посмотрел на подругу, ничего не сказав. Склонившись к нему, она нежно чмокнула его в губы и прошептала:
- А ведь правда говорят - с милым рай в шалаше.
- Кстати, по поводу шалаша, - встрепенулся Стародубцев, - думаю, мы достаточно насладились подмосковной природой, пора возвращаться в родную обитель. Честно говоря, мне до чертиков надоел этот дом отдыха. Недаром немцы говорят: "аль цу филь ист унгезунд".
- Вадик, ты же отлично знаешь, я не владею никакими языками мира, кроме русского, да и то с горем пополам, - дурашливо произнесла она, - переведи мне, пожалуйста.
- "Слишком много вредно", - ответил мужчина и, улыбнувшись, добавил: - Я, честно признаться, тоже не большой специалист в лингвистике. Так, нахватался несколько общих фраз, когда колесил по миру в поисках спортивного счастья.
И они рассмеялись сделанному признанию.