Молодой человек слегка помялся, а затем сказал:
- Да, и он согласился. Только пытался выспросить, на какую же именно разведку ему придется пахать? - Лицо крепыша на мгновение озарила глуповатая улыбка. - Ну я ему и втолковал: существует, мол, некая коммерческая структура, заинтересованная в получении такого рода информации якобы для производства безотходной целлюлозы. Все по плану, как ты и учил. А этот хмырь начал задавать какие-то заумные вопросы. Сообразив, что я полный дуб во всем этом, он отстал.
- Да ты не просто дуб, - нервно процедил сквозь зубы Дюк, зло сверкая глазами, - ты уже спиленный дуб, которого скоро спустят по течению Москвы-реки. Урод ты конченый, вот кто.
Грыжа непонимающе уставился на своего пахана, продолжавшего лютовать:
- Ты своими тупыми мозгами чуть не провалил мне все дело. Этот твой жлоб скорей всего мусорской стукач…
-..?
Зеленцов не успел продолжить - его прервал громко зазвонивший телефон, к которому поспешно подскочил Паша. Выслушав чей-то короткий монолог, он положил трубку и обратился к Дюку:
- Леша, приехал Мокряков.
- Зачем?
- Говорит - по срочному.
- Пусть зайдет, - распорядился шеф и, повернувшись к Грыже, сказал: - Ты никуда не уходи. Еще понадобишься.
Проводив взглядом вышедших из комнаты подчиненных, Зеленцов задумался об ожидаемом посетителе.
Андрей Борисович Мокряков в свое время работал в ЦК партии и за несколько лет сменил много различных очень ответственных постов. Ему даже довелось побывать послом СССР то ли в Боливии, то ли в Венесуэле, Дюк точно не знал. Сотрудничал он и с учреждениями, связанными с атомной энергетикой, правда, непродолжительное время.
Их знакомство состоялось совсем недавно, года три назад, при довольно необычных обстоятельствах. В то время Зеленцов отдыхал на Черном море, в Ялте.
Как-то вечером, возвращаясь с приятелем в изрядном подпитии из кабака, что при гостинице "Ореанда", они услышали непонятный шум, доносившийся из близлежащих кустов. Заинтересовавшись, приятели, продравшись сквозь колючий кустарник, обнаружили, как четверо здоровенных бугаев с остервенением лупили хилого старикашку. Несчастный даже не мог перевести дух, не то чтобы дать сдачи. Одежду на нем порвали, разбитые вдребезги очки валялись тут же, отбрасывая лунные блики. Лицо превратилось в жалкое месиво из грязи и крови. Он то и дело падал, пытаясь что-то сказать, однако из горла вырывались лишь сдавленные стоны.
Один из молотивших его постоянно повторял:
- Я тебе покажу, гнида старая, как танцевать с моей девушкой. У тебя, старый козел, навсегда пропадет охота к танцам, пердун вонючий.
- Эй, босота, - выкрикнул Дюк в сторону озверевших мужиков, - вы что, хотите по "мокрой" статье загрузиться? Дед и так еле дышит.
Оставив старика, четверо недовольно обернулись на голос встрявшего не в свое дело прохожего.
- Вали своей дорогой, - угрожающе надвинулся на приятелей один из них.
- Закрой хлебало, баклан, - на этот раз в диалог вступил друг Дюка, - и вали огородами, пока я в твоей духовке резьбу не свернул. Нифель вонючий. Что же ты на бедного старикашку навалился, как пидер на парашу? Хочешь махач устроить, на меня рыпнись, я тебе, козляра, рога поотшибу на гоп-стоп.
Не вникая в смысл сказанного, местные хулиганы бросились на Зеленцова с приятелем. Однако те довольно легко справились с нападавшими.
Благодарность пострадавшего, оказавшегося не кем иным, как Мокряковым, не замедлила сказаться уже через несколько недель.
Именно с подачи Андрея Борисовича Дюк вышел и на наркотики, и на необходимые для их получения источники секретной информации.
Дальше дело техники.
Кого шантажом, кого запугиванием, а кого и просто элементарным подкупом люди Зеленцова заставили сотрудничать с ними интересующих лиц.
И потек зеленый ручеек, медленно превратившийся в речку.
Мокряков имел свой скромный процент от всех сделок, который Дюк честно платил бывшему партократу, а ныне пенсионеру.
(Знай, конечно, Алексей, к чему приведет это сотрудничество, он еще там, в Ялте, помог бы придушить этого безобидного на вид старикашку.)
Сейчас же, натянув на лицо дежурную улыбку, он приветливо встречал гостя:
- Здравствуйте, Андрей Борисович.
- Добрый день, Алексей, - скрипучим голосом произнес вошедший, - все здоровеете.
- Стараюсь, - радушно ответил Дюк и поспешно предложил: - Чай, кофе или, может, пообедаем?
- Спасибо, - вежливо отказался гость, - у меня к вам срочное дело.
- Слушаю вас, - ответил гостеприимный хозяин, усаживаясь в кресло напротив старика.
- Я сегодня виделся с нашим главным кормильцем, - так между собой подельники называли тех людей, которые снабжали их ценной информацией, - он мне сообщил пренеприятнейшее известие.
- Что, к нам едет ревизор? - не преминул Дюк блеснуть своим знанием русской классики.
- Хуже, гораздо хуже, молодой человек, - так Мокряков называл всех младше пятидесяти, - кто-то из ваших людей пытается завербовать комитетовского стукача. Нашему другу случайно удалось подслушать телефонный разговор между неким Переверзевым и определенно крупной фигурой ФСК. В кафе, куда наш приятель зашел опрокинуть стопарик с товарищами, вспомнив, что должен позвонить жене, он попросил знакомого администратора провести его в кабинет к телефону. Но вы же знаете, Алексей Юрьевич, практически везде в наших учреждениях существуют параллельные аппараты. Так вот, только он снял трубку, как в зале сделали то же самое. Сначала наш друг хотел отчитать негодяя, но узнал по голосу вышеозначенного товарища Переверзева, сообщившего некоему Олегу Александровичу о недавнем разговоре с каким-то Борисом, предлагавшим большие деньги за сотрудничество.
Дюк внимательно слушал рассказ старика, ни разу не перебив того.
Мокряков же, сделав небольшую, но эффектную паузу, продолжил:
- Может, конечно, ваши люди тут ни при чем, однако наш друг очень опасается за себя, так как этот Переверзев работает с ним в одном отделе и может доставить определенные неприятности.
- Спасибо, Андрей Борисович, - поблагодарил гостя Зеленцов, - передайте нашему кормильцу, пусть не волнуется. Мы незамедлительно примем надлежащие меры.
Догадавшись, что разговор окончен, Мокряков встал и, попрощавшись с хозяином особняка, с достоинством удалился.
Через несколько минут после ухода гостя в дверь протиснулся Паша.
- Что делать с Грыжей? - поинтересовался он.
- Зови его сюда, - распорядился Дюк.
Когда тот вошел в комнату и уставился на шефа глазами преданного пса, Зеленцов сказал:
- Слушай, - от прежнего злобного тона не осталось и следа, - у тебя есть единственный шанс вернуть мое доверие. Возьми с собой Кузьму и Андрюшу Костоправа и поезжай к твоему недавнему знакомому. Любыми путями вытряси из него всю информацию. Есть уверенность, что он "кумовской".
- Понял, - отозвался Грыжа, - а потом что с ним делать?
- В жопу его поцелуй, - оскалился Дюк и, переходя на серьезный тон, добавил: - Кончите его. Только далеко не везите, как бы не нарваться на мусоров. Если попадетесь в лапы легавым, лучше друг другу глотки перегрызите, но не давайтесь гадам живьем, тогда обещаю ваши семьи на всю жизнь обеспечить. Не дай вам Бог пожалеть свои шкуры, тогда на хате вам всем кранты. Понял?
- Да, - поспешил ответить коротышка.
Еще бы не понять! Смерть покажется блаженством по сравнению с тем, какие меры применит по отношению к ним Дюк…
Через час с небольшим Грыжа разговаривал с Переверзевым у кафе неподалеку от метро "Октябрьское поле".
- Дмитрий Степанович, - вежливо обратился крепыш к работнику института Курчатова, - у нас есть распоряжение директора нашей фирмы доставить вас для личной беседы.
- А к чему такая спешка? - удивленно спросил Переверзев.
- Просто шеф редко бывает в Москве, - обстоятельно объяснял Грыжа, - сейчас как раз такой момент, и он просит вас к нему приехать, если вы, конечно, не против. Он опасается, как бы у вас не сложилось превратное впечатление о нашей фирме. А то в прошлый раз вы меня расспрашивали о какой-то разведке. Чтобы развеять ваши сомнения, я и приехал за вами.
- Хорошо, - согласился тот и добавил: - Правда, мне необходимо позвонить жене. Я обещал в случае задержки непременно сообщить ей.
С этими словами Дмитрий Степанович неуверенно направился к кафе, однако коротышка взял его за рукав:
- У нас есть телефон в машине.
Поколебавшись несколько секунд, мужчина проследовал к открытой дверце белых "жигулей". Устроившись на переднем сиденье, он взял в руки трубку мобильного телефона. Однако все его попытки дозвониться до нужного абонента оказались тщетны - телефон не работал.
Тем временем автомобиль пересек проспект Жукова и свернул влево, минуя серое здание жилой двадцатипятиэтажной башни. Когда же машина въехала на тротуар Карамышевской набережной, Переверзев занервничал.
Обращаясь к сидящему за рулем Грыже, он спросил:
- Разве здесь есть какие-нибудь дачи?
Вместо ответа сзади на него накинули удавку из шелкового шнура. Когда в горло впилась веревка, его охватила неудержимая паника, и Переверзев инстинктивно попытался схватить ее - это ему не удалось. Тело свела конвульсивная судорога, в мозгу забилась единственная мысль: "Жить!.."
Вопреки ожиданиям петля на горле ослабла, но тут же последовал сокрушительный удар по голове. Переверзеву показалось, что внутри черепной коробки разорвался снаряд, после чего наступила полнейшая мгла.
Из бессознательного состояния его вывел низкий утробный голос:
- Кузя, может, ты его кончил? - Голос принадлежал высокому парню со зверским выражением на безобразном лице.
- Не ссы, Костоправ, - спокойно отозвался тот, которого назвали Кузей, - пульс есть, дышит, значит, сейчас очухается.
И как бы в доказательство этих слов лежащий на земле человек попытался пошевелиться, но не смог двинуть ни одним из затекших членов. Из груди жертвы вырвался сдавленный стон.
- Ну что я тебе говорил! - повернулся Кузя к приятелю, указав на Переверзева.
- Молкни, - зло бросил ему Грыжа, а затем, склонившись над полуживым человеком, ласково произнес: - Как самочувствие, Дмитрий Степанович?
В ответ тот лишь пошевелил губами, не в силах вымолвить ни слова. /
- Не сердитесь, что пришлось применить к вам подобные меры, - все тем же голосом вещал крепыш, - мы не сделаем вам больше ничего плохого, если вы честно расскажете, кто вы такой.
Облизнув языком пересохшие губы, лежащий на земле произнес.
- Вы все знаtте, кто я такой. Больше мне добавить нечего.
На круглом лице Грыжи появилась зловещая улыбка, и он спросил:
- А как насчет вашей работы на "комитет"?
- Какой комитет? - попытался изобразить полнейшее недоумение Дмитрий Степанович.
Грыжа, изо всех сил стараясь сдержать желание ударить допрашиваемого, уточнил:
- Ну хорошо, допустим, у вас вылетело из головы прежнее название пресловутого КГБ. Тогда поставим вопрос иначе: какое задание у вас от ФСК и что вам удалось узнать?
Видя, что Переверзев упорно молчит, плотно стиснув зубы, крепыш добавил:
- У вас есть шанс сохранить свою жизнь. Стоит все честно рассказать, и мы вас отпустим. В противном случае вам будет очень больно.
Дмитрий Степанович продолжал хранить молчание. Тогда, достав из-за пояса пистолет с глушителем, Грыжа зловеще выпалил:
- Если ты, мразь, будешь со мной играть в молчанку, я тебе твою слишком умную башку разнесу в щепки. Говори, сука!
Переверзев лишь плотнее сжал зубы, бешено вращая зрачками. Ему по-настоящему стало страшно, но именно этот животный страх и мешал ему говорить.
Грыжа, ничего не добившись угрозами, обернулся к Костоправу:
- Давай, Андрюша, твоя очередь. А ты, - старший посмотрел на стоящего несколько в сторонке Кузьму, - возьми кусок тряпки и сделай кляп.
Склонившись над жертвой, Кузьма плотно зажал Переверзеву рот с помощью носового платка. Тем временем Костоправ, вцепившись обеими руками в большой и указательный пальцы правой руки лежащего на земле мужчины, стал тянуть их в разные стороны, будто пытаясь разорвать.
Дмитрий Степанович пытался кричать, но боль вылилась наружу беззвучными потоками слез, обильно катившихся из широко раскрытых глаз жертвы.
- Будешь говорить, сучара? - упорно допытывался Грыжа.
В ответ - невнятное мычание.
- Да убери ты кляп, Кузьма, - распорядился Крепыш, обращаясь к своему подручному.
Но, как только Кузьма освободил рот Переверзева, окрестности прорезал душераздирающий вопль отчаянья и боли, оборвавшийся столь же внезапно, как и начался.
- Я тебе, падла, поору, - зло процедил Костоправ и принялся с удвоенной силой налегать на фаланги пальцев несчастного.
Вдруг Дмитрий Степанович, еще секунду назад отчаянно вращавший зрачками и извивавшийся, как змея, безуспешно пытаясь вырваться из-под тяжести навалившихся на него тел, неожиданно обмяк и, закатив к небу глаза, смолк.
- Что это с ним? - спросил удивленно Грыжа. - Кузьма, посмотри.
- По-моему, ему кранты, - ответил тот, пытаясь нащупать пульс на шее жертвы.
- Во бля, - выругался старший и обратился к своим подручным. - Значит, так, Дюку скажем, что он сознался в том, что стучит на "контору", но поскольку больше ничего не знал, мы его хлопнули. Все понятно?
- Не дурнее паровоза, - парировал Андрюша Костоправ, не хуже остальных понимая, какое наказание им уготовит пахан, если узнает, что этот лох-ученый скопытился раньше, чем заговорил.
- Если так, дуйте к машине, - распорядился Грыжа, снимая с предохранителя пистолет и наведя отверстие глушителя точно в лоб жертве.
Глухой щелчок выстрела совпал с треском проломившейся черепной коробки. Из образовавшегося отверстия брызнула кровь вперемешку с мозгами, испачкав спортивный костюм коротышки.
- Тьфу ты, - он сплюнул на остывающее тело и обстоятельно выругался, направляясь к ожидавшим его в машине подручным.
Как только за Грыжей захлопнулась дверца белых "жигулей", раздался пронзительный визг колес. В следующий миг габаритные огни автомобиля растворились в вечерних сумерках.
Прошло несколько часов с момента поспешного отъезда Дюка. Монах все это время провалялся на кровати, бездумно глядя в потолок и время от времени что-то тихо напевая себе под нос.
Мать Фомина вместе с его товарищами сидела напротив недавно привезенного Музыкой огромного японского телевизора, с интересом глядя на экран - передавали какое-то музыкальное шоу.
Наконец Бур, не выдержав такого однообразного занятия, обратился к пахану:
- Слушай, Валера, может, поедем прокатимся куда-нибудь? Чего напрасно дома торчать, когда можно не слабо загудеть?
- Действительно, - вмешался Музыкант, поддержав приятеля, - поехали, а, Валер?
Приподнимаясь на локте, Фомин ничего не выражающим взглядом окинул своих подручных, а затем, тяжко вздохнув, пробормотал:
- Можно и прокатиться, - однако, взглянув на наручные часы, спросил с сомнением в голосе: - Не поздно будет? Все же двенадцатый час…
- Да ты что, Валера, - улыбнулся Бур, - самое время.
- Ладно, - согласился Монах, вставая с постели, - поехали…
Спустя минут двадцать черный "мерс" влился в редкий вечерний поток разномастных автомобилей, мчащихся по ярко освещенному Кутузовскому проспекту в сторону Садового кольца.
Перегнувшись с заднего сиденья, Бур обратился к Фомину:
- Куда едем? - спросил он.
- Вам лучше знать, - отмахнулся Монах, - мне все равно.
- Может, в "Арлекино", - вмешался сидящий за рулем Музыкант, - или в "Метелицу"?
- Поехали в "Арлекино", - предложил Бур, - там хоть и сарай, зато подешевле и телок побольше.
- В "Метле", между прочим, бикс тоже немало, - возразил Музыка, все же сворачивая на набережную, - хотя мне все равно, поехали в "Арлекино".
Миновав Белый дом и забор посольства США, машина, не доезжая одного квартала до станции метро "Баррикадная", свернула влево и въехала на охраняемую стоянку ночного клуба.
Монах удивился: просторная площадка практически полностью заставлена автомобилями, преимущественно престижными иномарками. Ему и в голову не могло прийти, что в столь поздний час нашлось такое огромное количество желающих потратить свои деньги. Как он ни старался перестроить ход своих мыслей, но до сих пор рассуждал категориями начала восьмидесятых.
Пройдя на второй этаж и устроившись напротив сцены, где готовилось какое-то шоу, троица сделала заказ подошедшему официанту.
Фомин, не скрывая любопытства, оглядывался по сторонам, переводя взгляд с небольшой группки примостившихся за соседним столиком "ночных бабочек", скорей раздетых, чем одетых, на вольготно развалившуюся компанию бритоголовых малолеток с тупым выражением на лицах и бугрящейся под плотно облегающей одеждой мускулатурой.
Музыкант же, склонившись к Буру, что-то шептал тому на ухо, указывая на представительниц древнейшей профессии.
Погас свет, и на сцене загорелись яркие прожектора - началось представление.
В течение часа на подиуме сменились несколько эстрадных певцов, отдергалась пара танцевальных групп, состоящих из молоденьких девушек в довольно символических одеждах.
Пока длилось шоу, с лица Монаха не сползала довольная улыбка. Когда же в зале вновь загорелся свет, он обернулся к приятелям:
- Слышь, Бур, - Фомин весело посмотрел на сидящего рядом подручного, - ты Соньку, медсестру на зоновской больничке, помнишь?
- Ну, - пробурчал тот в ответ, не понимая, к чему клонит пахан.
- Так она на мой день рождения такую же беду проделывала, - Монах громко заржал, - братва, я тебе скажу, расплавилась. Только Сонька без спиртяги на такие танцы была не способна, да и эти, - он указал пальцем в сторону опустевшей сцены, - покрасивше малость будут.
- Ну, ты загнул, пахан, - теперь вовсю хохотал Бур, - Соньке, считай, под полтинник, да и весит она поболе меня и Музыканта, вместе взятых, раза в два, наверное. Нашел с кем сравнить. Если хочешь, - в голосе говорящего послышались доверительные интонации, - мы тебе сегодня персональный стриптиз устроим.
- Ты что, Рома, совсем мозги отбил, - не понял предложения Фомин, - предлагаешь мне на ваши с Музыкантом прелести любоваться?..
Тут уж рассмеялись оба приятеля.
- Не, пахан, - возразил Музыка, - ты неправильно понял. Мы же не пидеры какие. Просто можно снять путан, и они за бабки тебе что хочешь устроят.
- А-а, - протянул понятливо Монах, однако ответил отказом. - Обойдемся без стриптиза.
- Ну как хочешь, - произнес Бур, - наше дело предложить.
Вскоре Фомину надоело глазеть по сторонам, бессмысленно просиживая время. Выпивать больше не хотелось, а от громкой музыки стала болеть голова, и приятели покинули заведение.
Усевшись на переднее сиденье "мерседеса", Монах сказал Музыканту:
- Сашок, давай покатаемся по Москве.
Тот послушно кивнул головой и тронул автомобиль с места, покидая пределы платной стоянки…