Отпела свое пышногрудая Марина Сыкина, помахала платочком. В молодости она была поистине лакомым кусочком, и звания народной артистки добилась не через моськину постель. А через другие. С половиной политбюро пришлось ей переспать, пока тогдашняя министерша культуры согласилась включить ее в список на госпремию. Однако и ее Моська сумел привлечь в число своих друзей - записал ей пару лазерных дисков, поддержал ее молодого любовничка по пути на эстраду, когда же тот возгордился, то низверг его, а примадонне подсунул другого - посвежее. Узнав же, что та балуется кокаином, Фраэрман взыграл душою и стал ее главным поставщиком. Ее могучим арбузообразным бюстом пробивалась дорога к многочисленным госкомитетам, управляющим раздачей званий и наград. Редкий государственный деятель, включая президента и премьера мог отказать в приеме столь титулованной и любимой народом артистке.
Присутствуя на одной с ней тусовке, приободрился весь бомонд, до той поры неуютно себя чувствовавший среди рэкетиров и наркоторговцев, воровских авторитетов и их боевиков.
- …и хоть меня называют народной артисткой, - проникновенным глубоким голосом завершала свою краткую речь Сыкина, - есть на свете звание и более высокое. Это звание - народного заступника и защитника. Звание, которое с гордостью носит дорогой мой и любимый Вано. Дай, я тебя расцелую, голубчик ты мой!..
И зал взорвался аплодисментами. "Молодец, Сыкуха, - одобрительно подумал Мося, - хорошо отрабатываешь свою трудовую понюшку…"
Тут все поднялись и зааплодировали. Мося встретился взглядом с низкорослым пожилым мужчиной, стоявшим поодаль от него, с той стороны стола. Его словно облитые смолой волосы были прилизаны и облегали всю голову. Лицо его было морщинистым и походило на печеное яблоко. Таков был один из соучредителей мафиозного концерна - Агакиши Мирзаджанов, известный в миру под кличками Мирза, Мирза-ага, Султан - глава и лидер всех рынков столицы, владелец торговых баз, лотков и магазинов, плодо-овощной король столицы. Никто в этом мире ему в этой сфере не создавал конкуренции. Любой прибывший в столицу азербайджанец совершенно точно знал, что как только он начнет работать, надо будет нести свою долю Мирзе. Для этого вовсе не стоило куда-то ехать. Кто-надо сам ежемесячно обходил все торговые точки и собирал дань с соотечественников. Однако неожиданно под старость лет Мирза стал проявлять совершенно непонятный интерес к прямо противоположным сферам деятельности. Все были ошарашены, когда он вдруг купил себе крупнейшую киностудию страны и затем вложился в раскрутку популярной теперь рок-группы. Мося болезненно отнесся к такому вмешательству в его епархию и теперь ночи проводил без сна, думая, как бы ему смешать с дерьмом своего соперника. Впрочем, это не мешало обоим целоваться при встречах и пить за здоровье друг друга на банкетах.
* * *
После проникновенного спича певицы выступление мэра города, Егора Абрамовича Дубовицкого, не казалось чем-то таким уж особенным или губительным для его репутации, чего тот крайне опасался. Мэр появился в зале с пышной свитой и сразу же приветливо распахнул руки для объятия, Вано тоже встал и с распростертыми руками пошел к мэру. Оба обнялись и троекратно по-русскому обычаю расцеловались. Что ж, философски рассудил Моисей, с кем же еще и целоваться мэру, как не с человеком, который привел его в мэрское кресло, заботливо устранил (кого убил, кого купил, а кого и попросту скомпрометировал) всех его возможных противников и соперников.
Глядя на их объятия, Мося пригубил рог с "киндзмараули", того самого вина, которое давят в затерянной в горах деревеньке, и которое на всю страну и весь мир прославило маленькую родину грузин. Винограда этого хватает всего лишь на десять тысяч бутылок ежегодно, а все остальные миллионы декалитров были всего лишь грубой подделкой под гордую марку и одним из основным источников обогащения местной диаспоры.
Рог, который он держал в руке, был изготовлен по специальному заказу и загодя привезен. Он обладал двойным дном с клапаном, который при нажатии поглощал все содержимое, так чтобы никто и не подумал, что пьющий пьет не до дна.
Мэр начал издалека. С той, уже сокрытой под мраком времен романтичной послевоенной поры, когда трое юношей возымели благородную решимость покорить столицу тогдашней советской державы.
- Встреча эта была случайной, кажется, в кино, - с добродушной улыбкой вещал мэр, - и стали они судить да рядить. Как им сделать наш город еще красивее и лучше? Первый из них сказал: люди здесь много работают и почти не отдыхают - давайте веселить их! Второй сказал: люди здесь плохо одеваются - давайте оденем их! И третий сказал: у этих людей нет еды - давайте накормим их! Так они и сделали. И научили всех нас красиво одеваться, веселиться и питаться хорошими… э-э-э витаминами…
* * *
Мэр столицы понимающе переглянулся с Вано и тот согласно закивал. Оба они присутствовали на той памятной встрече "троих кавказских юношей", только происходила она ни в кино, ни в парке, ни в музее, ни в концерте, а в камере следственного изолятора Матросская тишина. Вано "вертел углы" (что на тогдашней фене означало: воровал чемоданы) на Павелецком вокзале, Егор фарцевал товаром, выклянченном у туристов в гостинице "Украина", а Тигран Мурадян был домушником, но "шили" ему лишь скупку краденного, поскольку он был мал годами, не вышел ростом и вообще очень смахивал на пацана-второгодника. Следователь не мог поверить, что этот тощий напуганный ребенок с большими оттопыренными ушами и сливообразными печальными глазищами был главарем банды из шести человек, которая чрезвычайно дерзко и изобретательно планировала все свои проделки.
Всем троим было лет по восемнадцать-двадцать, и они, оказавшись в одной камере с двадцатью матерыми уголовниками решили держаться вместе, чтобы не быть опущенными. Тогда же и состоялся памятный всем троим и вошедший в анналы преступного мира разговор.
- Все, пацаны, - с печалью в голосе сказал Вано, - решился я завязать на хрен. На этом дерьме денег ни шиша не заработаешь. Целый день ищешь как кого бы лопухнуть, а цепанешь угол - там смена белья да дохлая курица. А не с одним фрайером, так с другим завалишься обязательно.
- Вор к таким делам должен относиться философски, - со знанием дела заметил Егор, который был самым образованным среди них, поскольку учился в институте. И пропел популярные куплеты: - "Поворую-перестану, может быть богатым стану…"
- Может, станешь, а может, закончишь жизнь на лесоповале, - буркнул Тигран. - Нет, Вано прав. Но прав в другом. Воровать надо - не вкалывать же идти. Но воровать надо по-другому. По-умному. Ты воруешь у тех, кто тут же бежит ментам жаловаться. "Вай! - вдруг завизжал он по бабьи. - Ограбили меня, товарищ минцанер! Последний чемодан звизданули!" И вся ментура, - он перешел на нормальный голос, - тут же начинает тебя искать. Подербанят бомжей, старух порасспросят - а старухи, они знаешь какие глазастые. Они им и говорят: да видали-миндали, вертелся тут пацанчик черножопенький с носом таким и усиками. И на тебя уже готова ориентировка. В следующий раз ты только шаг ступишь на вокзал, а тебя уже секут. Ты еще ничего не взял, а они уже лапы разинули… Так ведь?
- Ну, в точности! - подтвердил Вано. - А что делать? Как еще воровать надо?
- Нет, ребята, воровать надо так, чтобы тот, кого ты обшманал, потом не пошел на тебя жаловаться.
- Мокруху предлагаешь! - скривился Вано. - Не хляет. За мокруху тут вышак светит.
- Ай-да - нет-э-нет! Не мокруха. На хрен нужно. Я имею в виду, что башли надо брать у тех, кто никогда в жизни в ментуру не побежит.
- Ты что, предлагаешь своих братьев - урков грабить? - шепотом осведомился Егор.
- Ослы вы! - воскликнул Тигран. - Ну, соображайте на раз-два-три, у кого в нашей стране можно деньги взять, а он жаловаться не побежит?
- У… у… у завмага!
- Ну смотря у какого. Который от денег с жиру бесится - того можно и пощипать. Так, думайте дальше.
- У зубных врачей золото есть… Еще-еще…
- Эх вы, сазаны, - засмеялся Тигран. - Да из трех десятков человек, которых мы с ребятами обшманали едва лишь шестеро в ментуру стукнули, а остальные в тряпочку молчат. И сказать тебе почему? Да потому что они ментов больше, чем нас боятся. Взять того же моего дядьку! У него бабки дома прессами по углам валяются. Он такие туфли шьет - "Цебо" там и не лежало.
- Адресок дашь? - небрежно поинтересовался Вано.
- Дурак ты, Вано, - рассердился Тигран. - Ну, гробанешь ты моего дядьку один раз. Потом еще раз придешь - снова гробанешь. На третий раз он переедет на новую квартиру и ищи-свищи его. А тебя найдут по какой-нибудь безделушке, которую ты не по жадности, а скорее по глупости из его квартиры утащишь - и тебя лет на десять упекут как рецидивиста. Нет ты подумай, а ведь по Москве таких сапожников, и портных, и врачей, которые аборты делают - десятки и сотни. И даже тыщи. И грабить их нет надобности. Просто приди, попроси по-хорошему - сами тебе денежки отдадут, да еще и попросят снова прийти.
- Так-таки и попросят? - с иронией переспросил Егор.
- Очень даже попросят, - с убежденностью подтвердил Тигран. - Потому что всем спать спокойно хочется. Взять хотя бы обувщиков. Обуви они шьют много, втихаря по магазинам развозят, налетают и на облавы, и деньги им порой не возвертают, и в ментовскую иногда сучат…
- Так ты что, предлагаешь нам к им в охрану идти? - догадался Вано. - А мне больше нравится другое. Вон Егорка сигаретами фарцует. Люди от них кайф получает. А знающие люди говорят, что от марафета гораздо больший кайф люди ловят - в тыщу, в мильон раз больше кайфуют. Поэтому они за марафет любые башли отдадут.
- Не знаю, - с сомнением протянул Егор, - я вон за одни сигареты как влетел, теперь небось из института исключат… Нет, будь моя воля, я бы у нас в институте шмон навел.
- Среди бедных студентов?
- Студенты разные бывают. Шмон надо наводить среди фарцов. Которые джинсами торгуют, дисками с джазухой, жвачкой… Есть, которые валютой промышляют - они вообще все как боги живут.
- Ну вот, - с одобрением сказал Тигран, - уже соображаешь.
- Послушай, - сказал ему Резо, - если ты такой умный, то почему же ты здесь с нами баланду хлебаешь, а не шашлык в "Арагви" лопаешь?
- А потому что я еще маленький - с некоторым смущением признался Тигран. - Мне еще только-только шестнадцать исполнилось. И вообще я сюда недавно приехал, у меня в этом городе никого знакомых из путевых ребят нету. Вот с одними ишаками связался - и влетел. А что было делать? Жрать хотел, вот и влетел.
- Знаешь, Егор, он умные вещи говорит, - сказал Вано, стукнув приятеля по плечу. - Слышь, Тиграныч, если ты по малолетству раньше меня выйдешь, ты меня найди, а? У меня тут брат Дато. Он тебя к работе пристроит, пока я не выйду. А выйду я - мы с тобой какое-нибудь дельце обмозгуем.
- Меня тоже в свое дело берите, пацаны! - горячо воскликнул Егор, который давно уже зачитывался Бабелем и не переставал примерять на себя лавры Бени Крика. - Сдается мне, что вы двое - самые путевые мужики, которые встречались мне в жизни. И мы этот вшивый городишко еще поставим на уши.
- И завяжем эти ушки бантиком, - подхватил Тигран, горячо пожимая им руки.
Но в этот самый момент пришел вертухай и повел Вано к следователю. Там судьба-индейка вновь доказала, что благоволит прохвостам, поскольку владелец чемодана, сдуру крикнувший "держи вора!" теперь наотрез отказывался и от чемодана и от его содержимого. Оказывается, там нашли несколько золотых безделушек и два отреза твида - видно краденные. И теперь его уже вовсю трясли на Лубянке за другое, гораздо более серьезное дело. Вано же с момента своего ареста не уставал твердить, что просто увидел бесхозный чемодан и, когда его схватили с поличным, нес его в стол находок.
Тиграна и впрямь скоро выпустили по малолетству, а Абрам Самуилович Дубовицкий, узнав об аресте сына, просто позвонил начальнику горотдела милиции, которому лечил зубы, и попросил за непутевого сынишку. Того и выпустили в тот же день, слегка пожурив.
Вскоре трое друзей встретились в гараже у Дато и стали рисовать планы покорения столицы. В этом городе проживало множество людей, которым позарез требовалась опека и защита, и которые ни в коем разе не обратились бы за ней в милицию - фарцовщики, спекулянты, рыночные торговцы, проститутки и наркоманы. И вскоре все они почувствовали, что их оберегают железные лапы Вано и Тиграна - Егор же вскоре откололся от друзей и избрал себе иную стезю. Вместо него пустующую нишу в триумвирате занял как нельзя кстати появившийся Мирза. Он помог обеспечить надежной крышей всех рыночных торговцев. Совершенно новую отрасль деятельности открыл для концерна Мося Фраэрман. Таким образом, вне сферы влияния концерна осталась разве что оборонка, но и ее оказалось возможным прибрать к рукам, если умно контролировать финансовые потоки.
* * *
Красненький зайчик медленно полз по верхним сиденьям спортивной арены, что амфитеатром спускались к полю, на котором буквой П были установлены пиршественные столы. Крохотный, в копеечку размером, он неспешно перепархивал с кресла на кресло, прошелся по пустынным трибунам, быстро миновал зачем-то приглашенный духовой оркестр, на секунду задержался на жирном трясущемся затылке мэра, который продолжал что-то говорить, но проследовал дальше - по скатерти, уставленной закусками и выпивкой. За программу фуршета отвечал некий бодрый старичок Сулико - владелец сети ресторанов грузинской кухни, казино и ночного клуба. Он же в те романтические шестидесятые был владельцем первой чебуречной, которую стали рэкетировать Вано со товарищи. Постепенно они стали вкладывать деньги в его бизнес - и вот результат! - через месяц или около того в Америке должен будет открыться первый в ее истории ресторан грузинской кухни, принадлежащий официально Сулико, а неофициально мафии. Беззубый Сулико не мог насладиться всеми прелестями стола, накрывать который были приглашены лучшие повара столицы, а руководил ими повар-патриарх кормивший еще Сталина. К сожалению попробовать его стряпню сам Сулико не сможет. Зубы его стали частью славной истории клана Марагулия - их ему еще двадцать лет назад выломал рукоятью пистолета совсем еще юный тогда Тамаз Сулаквелидзе, популярно объясняя чебуречнику все прелести работы под их опекой. Поэтому Сулико с немалым сожалением созерцал куски дымящегося мяса молодого барашка, которые ему только что преподнесли во время очередной перемены блюд. Внезапно ему показалось, что сквозь мелко нашинкованную зелень, которой был посыпан шашлык, просачивается кровь - он резко придвинул тарелку к себе. Если шашлык в самом деле подали сырым, то он рисковал лишиться кроме зубов еще и головы… Но это было лишь видение. Какой-то идиот пускал по залу красных зайчиков…
Луч этот исходил из лазерного прицела, привинченного к винтовке с глушителем, которую твердо и уверенно держал в своих руках мужчина в черном обтягивающем тело лыжном костюме. Голову его плотно облегала лыжная шапочка с гребешком, поскольку март был холодный. Мужчина находился на дне стеклянного стакана, подвешенного в центре зала под самой крышей. Под ним качались цирковые трапеции, еще от него отходили несколько тросов, служивших подъему знамен и смене рекламных транспарантов. Завершался "стакан" уже на крыше - башенкой со стеклянным шестигранным шатром.
* * *
"Шестерка" резво развернулась на площади перед дворцом. Ирина вышла из машины и сказала:
- Быстрее доставай камеру!
Оператор вышел из машины и настроил "Бетакам".
- Три-два-начали! - Произнесла Ирина в микрофон. - Дорогие телезрители! Эта передачу мы начинаем совсем не так, как задумывали. Мы начинаем ее уже после того, как отсняли и практически смонтировали весь материал. Мы готовили ее как репортаж с юбилея почетного гражданина нашего города. Этот человек известен всем, он ничуть не стесняется своего имени - имя этому человеку - Мафия. Да, многие газетные и журнальные материалы, появившиеся в последние годы указывают на то, что этот человек стоит за десятками кровавых убийств и злодеяний, сотрясающих наш город. И этот человек не сидит на параше, не жрет тюремную баланду, не пилит дрова на Колыме, нет сейчас он возглавляет банкет в свою честь во Дворце молодежи и принимает поздравления от самых знаменитых личностей нашего города…
* * *
- …и лично вы, дорогой Вано Авессаломович, - прочувствованно завершал мэр, - стали для нашего города и другом, и защитником, и кормильцем! Вашими усилиями и заботой наши юноши становятся мужественными и закаленными!..
"И активно пополняет ряды бандитов и рэкетиров…" - в тон ему пробормотал лейтенант Иващенко.
- Хорошеют и расцветают на глазах наши девушки! - восклицал мэр.
"…которых вы потом продаете в арабские бордели…" - подхватил лейтенант. В наушниках ему отозвалось несколько смешков его коллег, охраняющих покой мероприятия.
- Благодаря вам непрестанно ширится меценатство среди наших банков и торговых фирм…
"… которых вы обложили нещадной данью…"
"Тишина в эфире! Кто там пиз…т?" - строго произнес в наушниках голос майора Зайцева.
Неожиданно ему ответили три слова. Три непечатных слова, которые русские дети выучивают сразу же после слова "мама".
"… твою мать…" - тихо сказал лейтенант Иващенко. И еще раз повторил, но уже чуть громче.
"Лейтенант! - опешил майор. - Вы соображаете, что говорите со старшим по званию?.."
"В зале снайпер, товарищ майор! Ей-Богу, снайпер! Я вижу луч от лазерного прицела. Мамой клянусь, вон он сидит…"
И лейтенант Иващенко, проследивший за движением красного зайчика указал пальцем как ребенок на воздушный шарик на человечье тело, раскорячившееся под куполом арены. Он даже не слышал, что на самом деле истошно выкрикивает эти слова в полной тишине, поскольку отвлеченный его голосом мэр оторвался от своей бумажки и тоже воззрился на него, а потом (по его пальцу) наверх.
И сам юбиляр, услышав этот вопль, совершенно неприлично прервавший речь мэра, резко обернулся в сторону портала, откуда тот доносился. Затем он перевел взгляд на мэра, собираясь видно жестом успокоить его - но мэр не смотрел на него. Он запрокинул голову и уставился носом вверх. И туда же были устремлены взоры всех в этом зале. А там, в вышине, чернело что-то, похожее на гигантскую муху в паутине тросов, в освещенном стеклянном стакане. И эта муха искрилась красным. Совершенно непринужденно рубиновый лучик блеснул прямо в глаза Вано, потом перепрыгнул и преломился в стакане с водкой, которую тот держал в застывшей руке. Затем он скакнул на несколько сантиметров вверх и… Вано будто физически почувствовал, как он уселся на его переносице. Он сморгнул, чувствуя себя совершенно голым и беззащитным под взглядами сотен людей - и увидел как в полусотне метров от него из дула винтовки блеснул огонь.