- Если вы сейчас отпустите эту шуточку насчет случайных связей, то валяйте, и может быть, я все-таки решу вышвырнуть вас вон. Ну, конечно, у него не все чисто, но кто без греха? Когда он баллотировался от своего штата на выборах в сенат, любой другой на его месте тоже не стал бы кричать на каждом углу, откуда у него взялись деньги на избирательную кампанию. Уже будучи конгрессменом, он помог компании, производившей запасные части к самолетам, выиграть тендер и получить контракт от министерства обороны. Он просто сообщил им перед квалификационными испытаниями установочную цифру этого тендера. Впрочем, в итоге правительство не потратило ни одного лишнего цента, и запчасти тоже были поставлены. Пару лет назад он приложил свою руку к контракту Мейсона-Лэйта, ну и что из этого?
- Что из этого… - эхом отозвался я. - Пожалуй, ничего такого, из-за чего надо было бы скрываться. Особенно при том, что он имел хорошие шансы, еще не достигнув сорока лет, стать вице-президентом. Так ведь?
- По-видимому, так.
- Значит, здесь не обошлось без насилия?
- С такой известной фигурой, как Сиверинг, этого исключать нельзя.
- К сожалению, этого нельзя исключать ни с кем.
- Я не вижу здесь абсолютно ничего, за что можно было бы зацепиться. Для человека его положения руки у него казались настолько чистыми, что больше я ничего такого припомнить не могу. А я знаю Сиверинга лучше, чем кто-либо, кроме, пожалуй, его собственной жены.
- В таком случае, дайте мне письмо для его жены с подтверждением о том, что по поручению Саймона Коффина я работаю по делу об исчезновении ее мужа.
- Я дам вам такое письмо, только вы не очень-то радуйтесь. Оно не поможет.
- Вы считаете, что она не будет сотрудничать?
Не ответив, он быстро нацарапал что-то своим корявым почерком на листке именной бумаги для записей и отдал его мне. Записка гласила: "Этот человек - Честер Драм, следователь из округа Колумбия. Он здесь, чтобы помочь найти вашего мужа. Пожалуйста, окажите ему возможное содействие. Б.Л."
Вручив мне листок, он тут же сурово уставился на ящик с сигарами. Уже от двери я обернулся и увидел лишь отливавшую серебром в свете настольной лампы шапку его густых седых волос.
* * *
Через двадцать минут я въехал на своем автомобиле с откидным верхом под неоновую вывеску "Мотель Маунт-Дезерт" и, дав пару кругов по автостоянкам, отыскал свободное место и припарковался. Я пересек посыпанную галькой площадку, поднялся по короткой и широкой лестнице и вошел в главный корпус. В вестибюле стоял стройный метрдотель. Рядом с ним была протянута бархатная лента, за которой выстроилась очередь ожидавших начала ланча постояльцев.
Рядом с гостиничной стойкой не было никого, кроме малого в белом кителе и бордовых штанах. У него было длинное, нездорового оттенка, лицо с тяжелой нижней челюстью, которое он целиком погрузил в раскрытый журнал "Лайф".
Приблизившись, я отпустил какое-то замечание по поводу балетного танцора, сделавшего все, что в таких случаях делают балетные танцоры, чтобы попасть на обложку "Лайфа", и спросил:
- Как поживает конгрессменша?
Он медленно, но с охотой отложил в сторону журнал и с интересом взглянул на меня. По выразительности его глаза напоминали поросячьи.
- Репортер? - заинтересовался он.
- Да, из отдела сенсаций.
- У нас здесь столько жен конгрессменов, что свихнуться можно.
- Отдел сенсаций, - повторил я. - Это задание должны были дать одной журналистке, но дело-то уж больно деликатное. Скажи-ка мне, приятель, как она сейчас, миссис Сиверинг?
Неожиданно для меня это его взяло.
- Так, так, так… - проговорил он. - Что ж, пора бы и поумнеть. Если работаешь по отелям, то должен замечать все. Вы знаете, в чем заключается моя теория?
Я заверил, что не знаю, но сгораю от любопытства.
Он подался вперед, прикрыл глаза, поднял вверх брови так, что они потянули за собой веки, и под ними обнажились выпуклые тускло-серые глаза, и тихо проговорил:
- Я всегда мечтал стать репортером, вы поверите? Мне все говорили, что у меня чутье на новости. Но наступила великая депрессия, и надо было с чего-то начинать. В общем, вы понимаете.
- Ну да, - заверил я.
Со стойки раздался приглушенный звонок телефона, он снял трубку, что-то вежливо в нее промурлыкал и положил трубку на место.
- Ну так вот, - продолжил он. - Если вы, мистер, станете надо мной насмехаться, то я никогда в жизни не скажу ни слова ни одному репортеру, так уж будьте добры… Ее старик разъезжает где-то по делам, вы улавливаете? Я уже порядочное время его здесь не видал. А она - аппетитная такая, понимаете, блондиночка, и плевать ей на то, что у ней пацан. Чувиха классная, брат, это я точно говорю. Вы когда ее увидите за пятьдесят ярдов, у вас в дождливый день в горле пересохнет. И вот со всеми этими се бабскими причиндалами, да еще когда он по своим делам то в Чикаго, то еще куда маханет, вот он удачу-то свою и проморгал.
- Это почему же?
- Да она с ним амуры крутит! - выпалил он и посмотрел на меня с вызовом.
- С кем, с другим постояльцем? - потрясенно спросил я.
Он покачал головой.
- Я не знаю, откуда он откопался, этот кадр. Только у него "Понтиак" с откидным верхом. Лишь на этой неделе он заезжал сюда три раза. И сегодня тоже.
- Что, прямо сейчас?
- Я тут вышел на крыльцо подымить и увидел, как он подрулил на своей тачке. Минут тридцать, а может, и сорок назад. Не знаю, здесь он еще или нет. Но он себе мозоли на заднице натрет, этот пентюх, если вздумает се дожидаться. Ее здесь нет.
- Ты, вообще, в курсе всего, - похвалил я.
- Да это же проще простого! Она в город в кино поехала, а я ей человека нашел, чтобы с ребенком посидел, - закончил он, взъерошив свои жесткие волосы короткопалой пятерней. - Ну как, помог я вам?
- Еще бы! - подтвердил я, вытаскивая бумажник.
- Бабок не надо, кореш. Вот если бы я чемоданы помог донести, тогда другое дело.
- Ну хорошо, я куплю у тебя номер комнаты, идет?
- Седьмой, внизу, прямо у воды, - сказал он. - Это будет стоить пять баксов.
Я вручил ему пятидолларовую банкноту, он подмигнул и тем самым восстановил мою веру в человеческую природу. Не всем же быть ангелами.
* * *
Под номером семь числился третий отсек от конца длинного оштукатуренного корпуса.
На скамейке перед ним почти полулежа расположилась парочка. Когда я подошел, две фигуры со вздохами разочарования отпрянули друг от друга и выпрямились. Фигуры оказались гладкощеким посыльным из мотеля, по виду явно студентом на каникулах, и девушкой, которой самой, похоже, еще нужна была нянька.
- Вот как вы присматриваете за ребенком, - строго проговорил я.
Они ничего не ответили. Девушка, казалось, вот-вот заплачет.
- Ну и кто из вас двоих здесь няня?
- Я, - пролепетала девушка.
- В таком случае, давай-ка, Джек, дуй домой, - сказал я пареньку.
- Да, мистер, иду, - пробормотал тот.
- Да иди же ты, Бога ради, - умоляюще проговорила девушка, и он побежал к главному корпусу.
- Пожалуйста, мистер Сиверинг, - попросила она. - Не говорите о нем управляющему, иначе его выгонят. И потом, это я все затеяла и вызвала его.
- Я не скажу никому ни слова. Вам просто надо было сидеть в комнате, вот и все.
- Так вы не скажете?
- Не скажу.
- Мы бы сюда и не вышли, только ваш друг нам сказал.
- Мой друг?
По тому, каким тоном я это произнес, она почувствовала неладное, и се блестящие, полные слез глаза тревожно расширились.
- Джо Эймс?! - радостно воскликнул я, широко ей улыбаясь. - Так он приехал? Вот так новость!
- Он не назвался, мистер Сиверинг, он только сказал, что хочет поговорить с вашим сыном наедине. Еще он сказал, что миссис Сиверинг ему разрешила. Видите, он даже окно закрыл? Я что-нибудь сделала не так, мистер Сиверинг?
- Это ты насчет Джо Эймса? Что ты! Да это - вот такой парень, малышка! Ну хорошо, я уже вернулся, и ты можешь идти. Прости, что спугнул вас.
Она заулыбалась, и се лицо просветлело.
- С вас два доллара, - сообщила она.
Я дал ей два доллара, и она, с хрустом ступая по гальке подошвами без каблука, направилась к главному корпусу. Я зажег сигарету, сделал только две затяжки, затушил ее и подошел к створчатому окну. Действительно, оно было закрыто. Из-за задернутых занавесок пробивался свет. На улице наступила почти полная темнота, кое-где нарушаемая желтым светом фонарей.
Я пробрался по террасе к навесу для автомашины и уловил легкий запах бензина. Отсюда было видно тускло мерцавший залив. Когда я вышел с другой стороны, до меня донеслись голоса.
Сзади дома было еще одно окно, его створки были открыты и располагались под прямым утлом к стене. Пригнувшись, я подобрался прямо под окно и, глядя на раскинувшийся за полосой галечника и песка залив, прислушался.
- Но как же я смогу помочь твоему папе, если ты не хочешь сказать, где я могу его найти? - произнес мужской голос. - Я хочу помочь твоему папе, сынок. Только для этого я сюда и приехал.
- Я не знаю, где папа, - донесся до меня искренний голос ребенка. - Вы ведь меня уже спрашивали. Я не знаю. Он просто уехал. Он будет следующим вице-президентом Соединенных Штатов.
- Ты действительно хочешь, чтобы он стал следующим вице-президентом Соединенных Штатов?
- Еще бы, - ответил мальчик и протяжно зевнул. - Спать как хочется! Можно я пойду спать, мистер?
- Слушай, папа сможет стать вице-президентом только в том случае, если ты мне скажешь, где он сейчас.
- Честное слово?
- Честное слово.
- Забавно, - заметил ребенок. - Маме вы вовсе даже и не нравитесь.
- Глупыш, - ответил мужчина. - Совсем наоборот.
- Значит ничего, если я ей скажу, что вы приезжали? - лукаво спросил мальчик.
- Я же сказал, что нет!
- Не кричите на меня, мистер.
- Извини, я не хотел.
- Даже если бы я знал, где папа, я бы вам не сказал.
- О Господи, - простонал мужчина. - Уж эти мне дети!
Ответа не было. Скрипнула пружина, кто-то встал с кровати, и послышался звук выдвигаемого ящика.
- А мне мама не разрешает лазить по ящикам, - заявил мальчик. - И вам тоже по ящикам шарить нельзя.
- Отойди от меня, парень, а то хуже будет.
- Я все про вас маме скажу.
Ящик задвинули, и тут же выдвинули другой. Зашуршала бумага, в комнате в первый раз на какое-то время стало тихо, и мужской голос произнес:
- Ага!
- Мне уже можно идти спать? - захныкал мальчик.
- Сейчас, сынок, ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится. Даже, если захочешь, пойти и искупаться в Тандер-Холе.
- Ух, в Тандер-Холе - это было бы здорово! Но я хочу посмотреть Анемоновый Грот. Если будет хорошая погода, мы поедем туда с мамой утром. А вы там были?
- Нет, - ответил мужчина.
- Когда прилив, туда попасть нельзя, он весь под водой. А во время отлива, мама говорит, войти можно. Это совсем, как подводный тоннель. Что за письмо вы взяли из маминого ящика?
- Если ты будешь помалкивать об этом, да еще о том, что я был здесь, то, может быть, утром я отвезу вас с мамой в Анемоновый Грот.
- Честное слово?
- А теперь давай-ка спать, и забудь о том, что я приходил. Хорошо?
- Ла-адно, - протянул мальчик.
- Помни: Анемоновый Грот.
- И туда, и обратно?
- Да.
Опять скрипнула пружина кровати.
- Хорошо, мистер. Я считаю, что если мама целуется с вами, когда папы нет, то все должно быть в порядке. У нас с вами тоже могут быть свои секреты.
- Ага, - снова произнес мужчина, на этот раз уже без особой радости.
- Пока, - попрощался мальчик.
Я распрямил затекшие ноги и вернулся к навесу для автомобиля. Входная дверь уже закрывалась, и через веранду двигалась коренастая фигура.
- Давайте-ка письмо сюда, - сказал я.
Человек резко повернулся. Он был приземистым, но крепким и необычайно широким в плечах. На нем был пиджак с рубашкой без галстука. Быстрым и уверенным движением он сунул руку внутрь пиджака. По виду он был чертовски ошарашен, но самообладания не потерял.
Я тоже самообладания не терял, и ошарашен не был. Дотянувшись до него как раз в тот момент, когда он вытаскивал из наплечной кобуры пистолет, казавшийся в желтом свете террасы абсолютно черным и огромным, словно шестнадцатидюймовое корабельное орудие, я резко и сильно ударил ребром ладони сверху вниз по его запястью, и он его выронил. В это мгновение он находился так близко от меня, что я ощутил его твердое, как бетон, тело. Отработанным движением он развернулся ко мне боком и очень чувствительно врезал мне левой по почкам. Сдержав стон, я отшатнулся назад и, ударившись спиной о стену, оттолкнулся от нес. Мужчина стоял на четвереньках и шарил руками в поисках пистолета. Увидев, что я иду на него, он решил что-нибудь предпринять и поднял голову. Это было его ошибкой.
Удар колена, достаточно сильный для того, чтобы выбить несколько зубов, но не такой, чтобы сломать челюсть, пришелся ему прямо в лицо. Он опять опустился на четвереньки, его руки подогнулись, и по гальке застучали выплевываемые зубы. Колени его подкосились, и он уткнулся в землю таким образом, что его задница смотрела прямо на Полярную звезду. Я перевернул тело и вытащил из нагрудного кармана пиджака хрустящий конверт. Мускулы незнакомца были так же тверды, как бывают тверды кости обычных людей.
Незнакомец с трудом сел, а я тем временем нашел пистолет и вынул магазин с патронами. Когда я бросил оружие ему на колени, он уставился на него, размазывая волосатой ладонью две масляно блестевшие струйки крови, змейками сползавшие из ноздрей на верхнюю губу. Потом мужчина поднял голову и, посмотрев на меня, с шумом втянул носом воздух.
- Можно мне встать? - спросил он.
- Встаньте, - ответил я.
Пошатываясь, он поднялся на ноги, глубоко вздохнул, произнес: "Прости, Господи", и шарахнул мне правой в такое место, что за это ему бы наверняка засчитали поражение в раунде.
Удар получился, что надо, и он стоял и ждал. С видимым удовлетворением он наблюдал, как я медленно сложился пополам и безуспешно пытался восстановить дыхание.
В это время неподалеку взревел мотор, из-за поворота, шурша шинами по гальке, с разгона вырулил большой автомобиль. Свет фар упал на гальку, прошелся по террасе, потом по ступенькам и ушел в сторону. Автомобиль затормозил и остановился.
Под навес въехать он не смог, потому что на его пути, растянувшись на галечнике, лежал я.
Глава 12
Я стоял на коленях, пытаясь избавиться от скопившейся в моем горле желчи, когда автомобильная дверца открылась и вновь захлопнулась. Захрустела под ногами галька, и передо мной в свете фар вдруг, как по волшебству, возникла пара женских ног.
- Вы можете идти? - спросили ноги. - Если вы не можете встать, давайте я вам помогу.
Я проглотил желчь и встал с таким ощущением, будто меня в живот пнул бронтозавр. Однако я держался на ногах, и это обнадеживало. Снова захрустела галька, открылась и захлопнулась автомобильная дверца, и большой седан въехал на стоянку. Вскоре что-то приподняло мою руку, положило ее на чьи-то плечи, и, поддерживаемый женщиной, я побрел к дому.
Когда мы вошли внутрь, я увидел длинную и узкую комнату, уставленную кленовой мебелью. Комнату украшали сомнительной чистоты белые занавески с изображением ползущих куда-то легионов ярко-оранжевых лангуст. Отдохнуть и расслабиться в такой комнате во время отпуска даже в дождливую погоду было решительно невозможно.
Закрыв глаза, я слушал, как в стакан лилась жидкость. Чей-то голос произнес: "Выпейте это", я ощутил запах виски и попросил:
- Только сигарету, пожалуйста.
Запах виски пропал, и в моих губах оказалась зажженная сигарета. Я трижды жадно и глубоко затянулся, вынул сигарету изо рта и открыл глаза. Виски даром не пропал: его, запрокинув голову, допивала загорелая блондинка с небольшим, гибким и складным телом, и округлыми формами. На ней была голубая блузка-безрукавка с открытой шеей. Блондинка поставила пустой стакан прямо на сумочку и уселась в ногах одной из двух кроватей. Тут же, словно по команде, на второй кровати поднялся мальчик. Он сел и проговорил:
- А, это ты. А я думал, мистер Борман опять вернулся.
- А разве мистер Борман был здесь сегодня вечером?
Слово "был" она произнесла, как "биль".
- Он только что уехал. Он пообещал, что съездит со мной в Анемоновый Грот, если я тебе не скажу. Ой, мам…
- Я сама съезжу с тобой в Анемоновый Грот.
Мальчик полез под подушку и достал оттуда маленький переплетенный в зеленую кожу блокнот с золоченой застежкой, перехватывавшей страницы.
- Мне можно записать в дневнике, что ты это пообещала? - поинтересовался он. - Как приезжал мистер Борман, и все остальное я уже записал.
- Запишешь утром, - ответила блондинка и, обращаясь уже ко мне, заметила: - Он всегда все записывает в своем дневнике. Это вы с Борманом пересеклись?
- Если коренастый малый с плечами футболиста и твердыми, как броня, мышцами, - это он, то да.
- Похоже на Альберта Бормана. Вам уже лучше?
Я утвердительно хмыкнул и даже хотел попытаться встать, чтобы это доказать, но не стал рисковать.
- Мистер Борман рылся в твоих ящиках и все такое, - пожаловался мальчик. - И он забрал папино письмо.
Блондинка стиснула зубы и вдруг сразу постарела на несколько лет. Она выдвинула один из ящиков стоявшего справа от кровати комода, в течение нескольких секунд перебирала лежавшее там белье, и со стуком его задвинула. Топая так, что ее щеки сотрясались в такт каждому шагу, она подошла ко мне. Ее пепельные волосы были уложены по итальянской моде, наподобие змей на голове Горгоны-медузы, что создавало впечатление художественного беспорядка. Глаза у нее были или голубые, или серые, но отражавшие голубой цвет блузки с открытым воротом. Нос был короткий и прямой, а верхняя губа чуть длиннее, чем нижняя.
- Так это Альберт Борман застал вас здесь, - заговорила она с нараставшим гневом, - или вы его?
Я отдал ей записку Бадди Лидса и принялся ждать, когда она бросится мне на шею и расцелует. Однако она, скомкав листок, бросила его на пол и почти шепотом проговорила:
- Почему бы вам всем не оставить Фреда в покос? Обещаю вам, что у него все будет в порядке.
- Но вы же не знаете, где он, миссис Сиверинг.
- Кто вы такой? Честер Драм - это всего лишь имя.
В точке, куда меня ударил Борман, пульсировала боль, но теперь она, по крайней мере, локализовалась. Я поднялся. Она была совсем невысокой: не более пяти футов и пары дюймов.
- Итак, мистер Драм?
- Вы знаете, где находится ваш муж, - жестко произнес я. - Не так ли?
Голубые глаза сначала расширились, потом сузились и стати походить на щелки.
- Очень может быть, что я проглотила бы это от Бадди Лидса, - медленно и гневно сказала она. - А может и нет. Но я вовсе не обязана выслушивать это от вас. Убирайтесь вон, мистер Драм.
Я спросил:
- А почему бы вам не рассказать Лидсу, как вы тут заигрываете с этим парнем, Борманом?