* * *
На улице он закурил и сказал:
- Мой отец каждое утро приходил сюда перед работой.
- Ты рассказывал.
- В те годы богослужение велось на латыни. Его лишили ореола таинственности, перейдя на английский. Отец проводил здесь каждое утро. Не пойму, что ему это давало?
- А тебе самому?
- Не знаю. Но я и не появляюсь здесь так часто. Может, десять - двенадцать раз в год. Бывает, захожу три-четыре дня подряд, но потом месяцами не заглядываю в церковь.
Глубоко затянувшись, Баллу бросил окурок на мостовую.
- Не бываю на исповеди. Не причащаюсь. Не молюсь. А ты веришь в Бога?
- Временами.
- Уже хорошо. - Он взял меня под руку. - Пошли. Машина на прежнем месте. Туми ни за что не допустил бы, чтобы ее увезли копы или сунули штрафной талон под дворник. Он знает и меня, и мою машину.
- Я тоже ее видел.
- Когда?
- Вчера ночью. Я даже записал номер. Сегодня собирался проверить его по регистрационным спискам. Теперь в этом нет необходимости.
- Ты бы ничего особенного не узнал. Владелец не я. Она записана на другое имя.
- Как и лицензия на "Открытый дом"?
- Верно. Так где ты видел машину?
- На Пятидесятой улице, после часа ночи. В нее уселся Нейл Тиллман, и вы уехали.
- А ты где прятался?
- На противоположной стороне улицы.
- Подсматривал?
- Пришлось.
...Мы шагали по Четырнадцатой улице. Пересекли Гудзон и Гринвич. Я спросил наконец, куда мы движемся.
- Всю ночь провел на ногах, - ответил Баллу. - Мне надо выпить. Куда же пойти после обедни мясников, если не в бар мясников?
Он оглядел меня с головы до ног, и его зеленые глаза весело блеснули.
- Скорее всего ты один там будешь в костюме. Иногда, правда, туда заглядывают торговцы, но сейчас для них рановато. Впрочем, ты никого этим не шокируешь. Мясники - люди широких взглядов. Никто тебя не осудит.
- Рад слышать.
Мы оказались в районе мясной торговли. Вдоль улицы тянулся мясной рынок, повсюду работали разделочные центры. Люди в фартуках, как у Баллу, сгружали с огромных грузовиков мясные туши, закрепляли их на свисавших с металлических подвесных рельсов крюках. Воздух пропитал стойкий запах мяса, он был сильнее, чем вонь выхлопных газов. Вдали я увидел повисшие над Гудзоном и высотными жилыми домами черные облака. Не будь этих современных зданий, можно было бы представить, что мы перенеслись в далекое прошлое. А если бы еще и грузовики заменить лошадьми с телегами, то создалась бы иллюзия, что Баллу затащил меня в девятнадцатое столетие.
Он привел меня в бар на улице Вашингтона, неподалеку от ее пересечения с Тринадцатой. Вывеска была самой простой - "Бар". Если у этого заведения и имелось другое название, то оно держалось в секрете. Мы прошли в небольшой зал, дощатый пол которого был щедро посыпан опилками. Меню сообщало, что здесь подавали бутерброды, у стойки кипел кофейник. Меня это обрадовало: для кока-колы было рановато.
Над стойкой возвышался крупный здоровяк с короткой стрижкой и пышными усами. Перед ним сидели трое, причем двое - в обильно орошенных кровью передниках мясников. Около полудюжины квадратных столов из потемневшего дерева еще пустовало. Баллу взял в баре стакан виски, кружку черного кофе и провел меня к самому дальнему от двери столу. Я сел. Он тоже хотел было занять свое место, но, глянув на стакан, увидел, что тот налит не доверху. Вернулся в бар, взял бутылку виски. Оно было не столь выдержанным, как то, что он пил в своем заведении.
Обхватив стакан огромной лапой, он поднял его над столом в немом приветствии. В ответ я приподнял кружку с кофе. Он отхлебнул виски так, словно это была вода.
Затем Баллу сказал:
- Нам надо поговорить.
- И я так думаю.
- Похоже, ты обо всем догадался, едва я взглянул на снимок. Верно?
- Кое-что я действительно заметил.
- Признаюсь, ты меня просто ошарашил! Заявил, что пришел поговорить о несчастном Эдди, потом мы поболтали о том о сем, не так ли?
- В общем, да.
- И я подумал, какой же ты хитрый сукин сын! Отвлек мое внимание, а потом взял и выложил это фото на стол. Я прав, Мэтт?
- Да. Вначале у меня не было оснований связывать тебя или Нейла с ней. Я действительно пытался разобраться с твоей помощью в том, что мучило Эдди.
- Ну, и у меня не было причин держаться настороженно. Я ведь ни черта не зная об Эдди и о его проблемах.
Он допил виски и поставил стакан на стол.
- Мэтт, ты уж извини, но тебе придется пройти в мужскую комнату, чтобы я мог проверить, нет ли у тебя магнитофона.
- Господи!.. - вздохнул я.
- Не стану ходить вокруг да около: я хочу рассказать тебе все, что об этом знаю. Но я не смогу это сделать, пока не буду знать точно, что ты чист.
В крошечной, зловонной уборной было сыро. Вдвоем там поместиться нам не удалось, и он остался снаружи, держа дверь открытой. Я снял пиджак, рубашку и галстук, опустил брюки. Он рассыпался в извинениях. Пока я одевался, он держал мой пиджак. Повязывая галстук, я не торопился. Наконец, забрал у него свой пиджак. Мы вернулись за стол и сели. Он снова наполнил стакан виски.
- Девушка мертва, - сказал он.
Во мне что-то оборвалось. Я и раньше предполагал, что она погибла, просто чувствовал это, но, похоже, где-то в глубине души все-таки не переставал надеяться на лучшее.
Я спросил:
- Когда это случилось?
- Где-то в июле. Точной даты не знаю. - Его пальцы судорожно сжали стакан. - До того как прийти ко мне, Нейл работал за стойкой в каком-то заведении для туристов.
- В "Замке друидов".
- Конечно, ты это уже выяснил. Он проворачивал там кое-какие делишки.
- Химичил с кредитными карточками.
Он кивнул.
- Как-то он заявился с этой идеей ко мне, и я его кое с кем свел. Меня самого его предложение не заинтересовало, хотя на махинациях с пластиковыми карточками и можно было загрести кучу денег. Дело это непростое: цифры так и пляшут, так и путаются. Однако для заинтересованных лиц его замысел оказался золотым дном. Они ухватились за тот ресторан и предоставили ему свободу действий.
- Там он и познакомился с Паулой?
Он кивнул.
- Она знала, чем он занимается, и помогала ему. Прежде чем передать карточку кассиру, она снимала с нее данные на своем аппарате. Иногда клиенты сами передавали ей дубликаты счетов для уничтожения, а она сохраняла их для Нейла. После его ухода она еще какое-то время работала там и по-прежнему приносила ему копии счетов. В двух-трех местах у него были такие помощницы. Позднее она ушла из ресторана, потому что ей надоело прислуживать клиентам.
Подняв стакан, он отпил виски.
- Она переехала к нему. Свою комнату тем не менее сохранила, чтобы родители ничего не заподозрили. Иногда забегала в мой бар, пока он работал, но чаще дожидалась окончания его смены. У него были дела не только в "Открытом доме".
- Так и не прекратил махинации с кредитными карточками?
- Это продолжалось недолго. Но скоро он подыскал себе и другие занятия. Например, достаточно было назвать модель и год выпуска тачки, и он тут же крал ее. Пару раз вместе с другими парнями он чистил грузовики. Это приносит хорошие деньги.
- Не сомневаюсь.
- Подробности не существенны. Он отлично справлялся с делами, которыми ему приходилось заниматься. Меня, однако, тревожило, что она постоянно крутилась поблизости.
- Почему?
- Рядом с нами ей было не место. Не та натура. Чем занимается ее отец?
- Продает японские автомобили.
- И уж, конечно, не ворованные?
- Думаю, да.
Открыв бутылку, он поднял ее и поинтересовался, не хочу ли я еще чашку кофе.
- Хватит, - ответил я.
- Мне бы и самому пора перейти на кофе. Но когда провожу столько времени на ногах, виски для меня - как кофе. Вроде горючего, которое заставляет мотор работать. - Он наполнил стакан. - Она была чудесной, богобоязненной девушкой из Индианы. Могла, конечно, и украсть, но лишь для того, чтобы пощекотать себе нервы. К такой нельзя относиться с доверием. Ведь воровать от скуки - почти столь же скверно, как убивать ради удовольствия. Настоящий вор крадет не для развлечения, а потому, что нуждается в деньгах. И только лучший из воров крадет потому, что он вор.
- Что же случилось с Паулой?
- Однажды она услышала нечто такое, чего ей не следовало знать.
- Что именно?
- Тебе эти сведения ни к чему. А впрочем, какая разница! Итальяшки приволокли груз героина и продали его, а кто-то перестрелял их всех и прикарманил деньги. Кое-что об этом промелькнуло в газетах. Там, как всегда, изрядно наврали, но, может быть, ты припоминаешь эту историю?
- Помню, читал об этом.
- Нейл отвез ее на ферму. У меня есть ферма в графстве Ольстер. Записана она на чужое имя, но принадлежит мне, как эта машина и грогановский кабак.
Он отпил виски и продолжил:
- У меня нет ничего своего, ты можешь в это поверить? Один приятель одалживает мне свою тачку, другой приглашает пожить у него на квартире. А на ферме устроилась супружеская чета из графства Уэстмит. Старику всегда нравились те места. Он расположился там с женой, и по бумагам это его собственность. Он доит коров и откармливает кабанчиков, а она выхаживает цыплят и собирает яйца. Я же могу заявляться туда в любое время и жить, сколько мне заблагорассудится. Это на тот случай, если какой-нибудь ублюдок из налоговой инспекции захочет узнать, откуда у меня деньги. Какие у меня могут быть деньги? Разве это я покупал все, чем пользуюсь?
- Значит, Нейл жил с Паулой на ферме? - переспросил я.
- Уж слишком вольно там все себя чувствовали: распустились, мололи языками, что ни попадя. Вот Паула и услышала чересчур много. Ты знаешь, какой она была: начни кто-нибудь задавать ей вопросы, эта богобоязненная белая девушка из Индианы тут же все и выложила бы. Поэтому я сказал Нейлу, чтобы он от нее избавился.
- Ты приказал ему убить ее?
- Да никогда!
С громким стуком он опустил стакан на стол. Сначала я даже подумал, что это мой вопрос вызвал его гнев.
- Никогда я не говорил, что ее следует убить. Я намекнул, что он должен от нее избавиться! - воскликнул Баллу. - Я предложил отправить ее из Нью-Йорка куда-нибудь подальше. Не будет она здесь болтаться - не будет и опасна. В Индиане никому в голову не придет задавать ей вопросы: ни полиции, ни тем, кто любит совать нос в чужие дела. Если бы она осталась здесь, то вполне могли возникнуть проблемы.
- Выходит, он неверно истолковал твой приказ?
- Ничего подобного! Вернувшись с фермы, он сказал мне, что все улажено. Якобы Паула самолетом вылетела в Индианаполис, и мы больше никогда о ней не услышим. Собираясь домой, она рассчиталась за комнату, и, если вдруг кто-то о ней вспомнит, то никаких концов не найдет.
Он снова взял стакан, затем поставил его на стол и отодвинул.
- В тот вечер, - продолжил он, - когда увидел Паулу на карточке, которую ты мне дал, я был потрясен. С чего бы кто-то стал разыскивать девушку, которая вернулась домой к папочке и мамочке?
- Что же действительно произошло на ферме?
- Тот же вопрос и я задал Нейлу: "Что произошло? Если ты отправил девушку домой, почему ее родители наняли человека, чтобы ее найти?" Она поехала к себе, в Индиану, уверял меня он, но там не задержалась. Сразу же уселась в самолет и улетела в Лос-Анджелес, чтобы сделать карьеру в Голливуде. "И ни разу не позвонила отцу с матерью?" - поинтересовался я. Ну, сказал он, возможно, с ней что-то случилось. Может, увлеклась наркотиками, а может, связалась с дурными людьми? В конце-то концов она привыкла здесь к бурной жизни, и ей не захотелось от нее отказываться, предположил Нейл. Но я видел, что он лжет.
- И что же дальше?
- В тот вечер я не стал дожимать его.
- Он позвонил мне той ночью, - сказал я. - Наверное, через несколько часов после того, как закрыл бар.
- Я с ним долго тогда разговаривал. Мы заперлись, выключили свет и пили виски. Он рассказывал, что она поехала в Голливуд в надежде стать кинозвездой. Значит, потом он позвонил тебе? И что сказал?
- Чтобы я прекратил ее разыскивать. Мол, зря теряю время.
- Глупый малый! Какой ошибкой был этот звонок! Ведь он же только подтвердил, что ты на верном пути. Ведь так?
- К тому времени я кое о чем уже догадывался.
Он кивнул.
- Собственно, я сам навел тебя на след, разве нет? Но тогда я даже не подозревал о том, что эта история скверно закончилась. Совершенно искренне верил, что Паула дома, в Индиане. Как называется ее родной город?
- Манси.
- Точно, Манси.
Он посмотрел на стакан, отпил еще немного. Я никогда не увлекался ирландским виски, но внезапно его вкус всплыл в моей памяти: оно не так отдавало дымом, как шотландское, и не было таким маслянистым, как канадский бурбон. Остатки кофе я выпил залпом, словно принимал противоядие.
Он продолжал:
- Я видел, что парень лжет, и дал ему время повариться в собственном соку, чтобы его нервишки совсем истрепались... Вчерашней ночью я взял его с собой в поездку на север штата и выжат все. Мы проехали до Элленвиля. Там находится ферма. Туда он отвез ее.
- Когда?
- Когда это было? В июле. Он говорил, что забрал ее с собой на прощальный уик-энд перед возвращением домой. А там якобы дал ей немного кокаина, вот ее сердце и не выдержало. Он говорил, что она приняла совсем немного порошка, но ведь с кокаином никогда не знаешь, чем все кончится. Временами он одерживает верх.
- Так она умерла из-за наркотика?
- Нет. Сукин сын опять врал. Но я дожал его. Дело было так. Он привез девушку на ферму и сказал, что ей надо вернуться домой. Она отказалась; потом, немного выпив, совсем разбушевалась: стала угрожать, что обратится в полицию. Она кричала; он испугался, что проснутся старики. Пытаясь утихомирить, будто бы слишком сильно ударил ее, и она умерла.
- И он снова лгал? - спросил я. - Ведь так?
- Да. Стоило везти ее за сотню миль только для того, чтобы попросить уехать! Господи, какой же он был лжец!
Его лицо исказила звериная гримаса.
- Знаешь, мне не пришлось рассказывать о правах, которыми он мог воспользоваться. У него просто не было права не отвечать, как не было права и на адвоката. - Его рука бессознательно коснулась темного пятна на переднике. - Он, конечно, заговорил...
- И?..
- Признался, что привез ее туда, намереваясь убить. Он утверждал, что она никогда не согласилась бы вернуться домой. Он-де пытался ее уговорить, но единственное, что она обещала, - так это держать язык за зубами. Вот почему он отвез ее на ферму, напоил и под открытым небом, на траве, занялся с ней любовью. В лунном свете он раздел ее и лег рядом. Позже, когда она отдыхала, вынул нож и показал ей. "Что это значит? - спросила она. - Что ты хочешь сделать?" Тут он ее и зарезал.
Моя чашка была пуста. Оставив Баллу, я прошел к стойке и попросил бармена снова налить кофе. Когда я шел по залу, мне померещилось, что опилки под ногами пропитаны кровью. Мне казалось, что я даже чувствовал ее запах. Но лужицы на полу были всего лишь пролитым пивом, а в нос бил запах мяса, проникавший с улицы.
Когда я вернулся к столу, Баллу разглядывал снимок Паулы.
- Она хорошенькая, - ровным голосом произнес он. - В жизни даже красивее, чем на фото. Она была очень живой девушкой.
- Пока он ее не убил.
- Да, до тех пор.
- Где он ее оставил? Я хотел бы забрать тело, чтобы доставить родителям.
- Это невозможно.
- Почему? Должен же существовать способ перевезти тело, не обращаясь в полицию. Не думаю, что ее родители станут возражать, когда им все объяснят. Особенно если я смогу им сказать, что справедливость восторжествовала.
Фраза прозвучала напыщенно, хотя выражала именно то, что мне хотелось сказать. Я посмотрел на него и повторил:
- Ведь справедливость все-таки восторжествовала, не так ли?
Он произнес:
- Справедливость? Разве она когда-нибудь торжествует?..
Баллу нахмурился, пытаясь отыскать собственную мысль в парах выпитого виски.
- Ответ на твой вопрос, - сказал наконец он, - будет утвердительным.
- Так я и понял. Но тело...
- Парень, ты не сможешь его забрать.
- Почему же? Неужели он не признался, где закопал его?
- Он вообще его не закапывал.
Лежавшая на столе ладонь сжалась в кулак, суставы пальцев побелели.
Я молча ждал.
Он произнес через некоторое время:
- Я рассказывал тебе о ферме. Мне нужен был лишь тихий сельский уголок, но те двое, что там поселились, - зовут их О'Мара, - любят хозяйствовать. Жена старика устроила огород и все лето доставляет мне помидоры и кукурузу. А цуккини... Она меня просто достала своими цуккини!..
Ладонью он разгладил скатерть.
- У него стадо - две дюжины голов. Гольштейнской породы. Он продает молоко, а выручку оставляет себе. Они хотели бы снабжать меня молоком, да зачем оно мне? А вот яйца у них действительно великолепные - лучше нигде не найдешь. Они держат кур на участке. Ты представляешь, что это такое? В поисках пропитания куры роются в земле, и это явно идет им на пользу: желток темный, почти оранжевый. Как-нибудь я тебе привезу яиц с фермы.
Я промолчал.
- Кроме того, он выкармливает свиней...
Я отпил кофе. Почему-то он отдавал вкусом бурбона, и я подумал, уж не добавил ли его Баллу мне в кружку, пока я отходил. Конечно, это бессмыслица, ведь кружку я брал с собой. Да и на столе стояла только бутылка ирландского виски. Это раньше я добавлял в кофе бурбон, а сегодня память сыграла со мной шутку: сначала заставила увидеть кровь на опилках, потом придала кофе вкус бурбона.
Он сказал:
- Каждый год какой-нибудь фермер, набравшийся до бесчувствия, валится за ограду своего свинарника или, упав, теряет сознание. Знаешь, что с ним происходит потом?
- Расскажи.
- Его съедают кабаны. Они на это способны. В сельской местности есть люди, которые всегда готовы забрать ваш павший скот, чтобы избавить вас от хлопот с ним. Видишь ли, в корме кабана должно быть определенное количество мяса. Без мяса он просто безумеет. А если получает его, то лучше растет.
- И Паула...
- Ох, Иисусе!.. - только и ответил он.
Меня потянуло выпить. Существуют сотни причин, побуждающих мужиков пить, но сейчас мне хотелось этого по самой простой из них: я не в силах был думать о том, что рассказал мне Баллу. Голос где-то внутри меня повторял, что без выпивки я просто не выдержу.
Этот голос лгал. Любую боль можно перенести. Она причинит страдания, будет жечь, как кислота - открытую рану. И все-таки выдержать ее можно. И пока ты способен заставить себя предпочесть облегчению страдание, ты сможешь продержаться.
- Думаю, ему именно этого и хотелось, - сказал Микки Баллу. - Зарезать ее собственным ножом, швырнуть в свинарник, а потом стоять, положив руки на ограду, и наблюдать, как ее терзают свиньи. Он не имел права так поступать! Она бы вернулась в родные места, и больше никто о ней не услышал бы. В конце концов он мог ее припугнуть, но убивать не имел никакого права. Поэтому я не могу не думать, что убил он ее исключительно ради собственного удовольствия.
- Не он первый.