* * *
Квартирка с тремя, будто выстроившимися в ряд, комнатушками смахивала на железнодорожный вагон. Из прихожей дверь вела в гостиную, где стояли кресло, кушетка и стол с телевизором. Спинка кресла была поднята. Ткань на подлокотниках кресла и валиках кушетки сильно износилась. На столе рядом с телевизором стояла пепельница с парой окурков.
Следующая дверь вела на кухню. Вдоль стены здесь были установлены плита, мойка и холодильник. Над мойкой располагалось окно, выходившее на вентиляционную шахту. В стороне стояла старая ванна на изогнутых ножках. Эмаль кое-где пообилась, обнажив черный литой чугун. Лист окрашенной блестящей белой краской фанеры покрывал ванну, превращая ее в обеденный стол. Тут Эдди поставил кофейную чашку и еще одну пепельницу. В мойке лежала грязная посуда; несколько тарелок, уже вымытых, были расставлены на проволочной сушилке.
В последней комнате - спальне - я нашел Эдди. Наклонившись вперед, он сидел на неразобранной постели, одетый в белую безрукавку. Больше на нем ничего не было. На кровати лежала кипа крикливых журналов, а внизу, прямо перед ним, на покрытом линолеумом полу я увидел разворот с фотографией молодой женщины со связанными локтями и запястьями, веревка обвивала ее тело. Крупные груди были туго затянуты электропроводом или чем-то вроде него; лицо ее искажала гримаса боли и ужаса.
Вокруг шеи Эдди обвилась бельевая веревка в пластиковой обмотке. Из нее же была сделана и петля. Другой конец веревки кто-то привязал к трубе под потолком.
- Боже мой!..
Невольное восклицание вырвалось у женщины, которая все-таки вошла в квартиру вслед за мной.
- Что случилось? - спросила она. - Господи Иисусе, как это произошло?!
Я знал, как это обычно бывает.
Глава 6
Полицейского звали Андреотти. Грива черных волос и кустистые брови при тяжеловесной, громоздкой фигуре усиливали сходство Андреотти с медведем. Вместе со мной он поднялся в квартиру Эдди. Его напарник, светлокожий афроамериканец, в это время записывал внизу показания Виллы.
Андреотти сказал:
- Помню, вы и сами когда-то занимались нашим делом, так что, полагаю, знаете правила. Ни к чему не прикасались и ничего не передвигали?
- Совершенно верно.
- Вы упомянули, что он был вашим другом и внезапно куда-то пропал. Что же произошло? Вы договаривались встретиться?
- Я ждал его еще вчера.
- Ну, он уже явно был не в состоянии прийти. Экспертиза уточнит время смерти, но и сейчас могу заверить, что с ее момента прошло больше двадцати четырех часов. Плевать на правила - я все-таки открою окно. Почему бы вам не заняться окном на кухне?
Я распахнул окно там, а потом и в гостиной. Когда вернулся, он спросил:
- Итак, ваш друг не появился. И что дальше? Вы ему позвонили?
- У него нет телефона.
- А это что такое?
Он показал на перевернутый оранжевый ящик, заменявший прикроватную тумбочку. На нем стоял черный телефонный аппарат устаревшей модели. Я сказал, что он сломан.
- Разве?
Он прижал трубку к уху, потом снова положил ее на рычаг.
- Действительно! Может, он просто не включен в розетку?
- Я знаю, что он отключен уже довольно давно.
- Для чего же покойный его держал у изголовья? Любовался как произведением искусства? Черт! Мне не следовало к нему прикасаться. Ну, да все равно! Никому не придет в голову снимать здесь отпечатки пальцев! Мы быстренько закроем дело. Ведь оно кажется совершенно ясным, как вы думаете?
- На первый взгляд - да.
- Я и раньше сталкивался с подобными случаями. Дети старших классов, студенты... Впервые увидев такое, я подумал, что нельзя уходить из жизни столь нелепо. Совсем еще мальчик... Мы нашли его в платяном шкафу, можете себе представить? Он сидел на перевернутом пластиковом ящике, в каких перевозят молоко. А вокруг шеи была затянута простыня, привязанная к перекладине, - черт ее знает, как она называется! - На нее обычно вешают плечики для одежды. Ну, разве вы станете так поступать, если вдруг решите повеситься? Предположим, вам не хватит духа. Тогда достаточно встать на ноги и ослабить натяжение веревки или, как в его случае, простыни. Если же, напротив, всей своей тяжестью натянуть веревку, чтобы побыстрее задохнуться и переломить себе шею, то, пожалуй, перекладина не выдержит и сорвется.
- Так бы я и ушел тогда в растерянности, решив, что кто-то пытался задушить мальчишку и выдать его смерть за самоубийство, но напарник, к счастью, меня просветил. Прежде всего он обратил мое внимание на то, что малыш был голым.
- "Эротическая самоасфиксация", - сказал он мне.
Помолчав с минуту, Андреотти продолжил:
- Никогда не слышал ни о чем подобном. Оказалось, это новый способ мастурбации. Если, перехватив себе горло, ограничить доступ воздуха в легкие, то удовольствие вроде бы возрастает. Конечно, не в том случае, когда у вас подвертывается нога, как у того бедняги. При таком повороте дела вы рискуете превратиться в труп, а семья обнаружит вас с выскочившими из орбит глазами, в самом непотребном виде.
Он покачал головой.
- Он был вашим другом, но, могу поспорить, вы не догадывались, в каком дерьме он увяз.
- Да уж.
- Никто никогда ничего не знает. Старшеклассники иной раз делятся между собой. Но взрослые! Вы можете вообразить мужика, говорящего другому: "Послушай, я тут нашел новый великолепный способ себя подбодрить"? Бьюсь об заклад - вы не ожидали увидеть подобное. Вы, конечно, подумали, что с ним произошел сердечный приступ или что-то в этом роде?
- Я просто беспокоился за него.
- Итак, она открыла вам дверь своим ключом? А дверь-то была заперта?
- Да, на задвижку и защелку.
- И все окна закрыты? Ну, что же. Если вас интересует мое мнение, все кажется достаточно ясным. У него есть семья или кто-то, кого следовало бы известить?
- Его родители умерли. Если у него и были родственники, то я ничего об этом не знаю.
- Господи, стоит только проявить слабинку, и нелепая смерть одинокого человека может разорвать сердце. Посмотрите, какой он изможденный! Несчастный сукин сын!
В гостиной он спросил:
- Не хотите формально его опознать? При отсутствии ближайших родственников нам нужно найти кого-то, кто мог бы это сделать.
- Это Эдди Данфи.
- О'кей, - сказал он. - Достаточно.
* * *
Вилла Росситер жила в квартире под номером 1-В. Как и жилище Эдди, она располагалась в глубине коридора и имела такую же планировку. Однако квартира Виллы находилась в восточном крыле здания и казалась из-за этого как бы зеркально перевернутой. К тому же в ней обновили санузел, а на кухне не было ванны. Небольшая, в два квадратных фута душевая была устроена в углу спальни. Мы сидели на кухне за старым оцинкованным столом. Вилла спросила, хочу ли я что-нибудь выпить, и я ответил, что не откажусь от чашки кофе.
- У меня только растворимый, - сказала она. - Да и тот без кофеина. Может, лучше выпьете пива?
- Кофе без кофеина тоже сойдет.
- Себе я налью чего-нибудь покрепче. Посмотрите - меня всю трясет.
Она вытянула вперед руку. Если та и дрожала, я этого не заметил. Подойдя к шкафчику над мойкой, она достала бутылку виски "Тичер'с" и плеснула граммов пятьдесят в банку из-под джема "Флинстоун". Затем снова присела к столу. Взяв банку, она зачем-то на нее внимательно посмотрела, а потом залпом выпила половину. Закашлявшись, передернула плечами и тяжело вздохнула.
- Так-то лучше, - заметила она.
Мне было нетрудно в это поверить.
Засвистел чайник, и она приготовила мне кофе. Если, конечно, эту бурду можно было так назвать. Помешав, я оставил ложечку в чашке - говорят, так быстрее остывает, но я очень в этом сомневаюсь.
Помолчав, Вилла сказала:
- Даже молока не могу вам предложить.
- Я пью черный кофе.
- Правда, есть сахар. В этом я совершенно уверена.
- Не употребляю.
- Неужели боитесь испортить вкус растворимого, да еще без кофеина, кофе?
- Пожалуй.
Допив виски, она заметила:
- Вы сразу распознали запах. Поэтому тут же и догадались?
- Ошибиться было невозможно.
- Наверное, теперь и я этот запах никогда не забуду. Когда были полицейским, часто оказывались в подобных ситуациях?
- Если вы имеете в виду квартиры с трупами, то, боюсь, ответ будет утвердительным. Не раз приходилось сталкиваться с подобным.
- Привыкли?
- Сомневаюсь, что к этому вообще можно привыкнуть. Просто со временем лучше получается скрывать эмоции от других и от себя.
- Интересно, как вам это удается?
- Ну, выпивка помогает.
- Вы точно не хотите?
- Спасибо, нет. Как еще можно избавиться от эмоций? Некоторые полицейские злятся на умерших или нарочито демонстрируют свое безразличие и пренебрежение. Вынося тело, они порой волокут мешок так, что тот бьется о ступени. Конечно, когда в мешке тело вашего друга, смотреть на это непереносимо. Но таким образом полицейские пытаются как бы обезличить прах. Стоит отнестись к нему, как к какому-то хламу, и перестаешь мучиться из-за того, что случилось с этим человеком, прекращаешь задумываться над тем, что подобное однажды произойдет и с тобой.
- Боже!.. - сказала она, доливая виски в банку. С этикетки смотрела тупо улыбающаяся физиономия Фреда Флинстоуна. Закупорив бутылку, Вилла отхлебнула виски. - Мэтт, давно вы были полицейским?
- Несколько лет назад.
- А чем теперь занимаетесь? Вы слишком молоды, чтобы бездельничать.
- Я стал кем-то вроде частного детектива.
- Кем-то вроде?
- Ну, у меня нет лицензии. Нет офиса, обо мне не упоминают на желтых страницах справочника. Нет и работы, если на то пошло. Хотя время от времени люди обращаются ко мне с просьбой чем-нибудь им помочь.
- И вы беретесь?
- Если думаю, что смогу помочь. Как раз сейчас работаю на клиента из Индианы. Его дочь приехала в Нью-Йорк, чтобы стать актрисой. Она жила в меблированном доме совсем неподалеку, а пару месяцев назад исчезла.
- Что же с ней произошло?
- Как раз это я и пытаюсь выяснить. Но с тех пор, как взялся за это дело, узнать удалось чертовски мало.
- Потому-то вы и хотели повидать Эдди Данфи? Он был с ней знаком?
- Нет, между ними - ничего общего.
- Вот и лопнула моя теория. Я было подумала, что он попросил ее позировать для какого-то из тех похабных журнальчиков. А потом, не успев опомниться, она попала и на съемки фильмов для извращенцев. Ну, дальше вы и сами догадываетесь. Неужели их действительно снимают?
- Такие фильмы? Насколько мне известно, это вполне вероятно. Но мне попадались только грубые подделки.
- А вы стали бы смотреть настоящий фильм? Если бы нашлась хорошая копия и вас пригласили на просмотр?
- Без веской причины - никогда.
- А любопытства ради? Разве это не веская причина?
- Не думаю. Мое любопытство не простирается так далеко.
- А как бы я поступила? Вероятно, посмотрела бы, а потом казнила себя за то, что сделала это. Или же воздержалась бы, а потом все-таки жалела, что не воспользовалась возможностью. Как ее звали?
- Пропавшую девушку? Паула Хольдтке.
- Между Эдди и ней ничего не было?
Я подтвердил, что они не знали друг друга.
- В таком случае зачем вы хотели его повидать?
- Мы были друзьями.
- Давними?
- Нет.
- Чем же вы занимались вдвоем? Вместе ходили по магазинам? Извините, это бессердечно с моей стороны. Бедняга мертв. Он был вашим другом, и он умер. Но вы такие разные, что трудно поверить в вашу дружбу.
- У полицейских и преступников бывает много общего. Иногда.
- Так он был преступником?
- Когда-то. Мелким жуликом. Болтаясь на этих улицах, трудно стать кем-то еще. Конечно, прежде район был совсем другим.
- Теперь он облагораживается. Богатеет.
- У него есть перспектива. Но в окрестных домах еще живет немало крутых парней. Когда мы виделись в последний раз, Эдди рассказывал мне, что был свидетелем убийства.
Она нахмурилась, на ее лице отразилось волнение.
- Один человек до смерти забил бейсбольной битой другого в подвальной котельной. Это случилось несколько лет назад, однако работавший битой парень все еще здесь. Владеет кабаком поблизости.
Она снова отхлебнула виски. Пила как опытный выпивоха. И не похоже, что сегодня впервые. Конечно, это еще не значит, что она страдает запоями. Просто, бросая пить, становишься очень чувствителен к запаху винного перегара. Вероятно, за обедом, как это делают почти все, она выпила пива.
И все же то, как она отхлебывала неразбавленное виски, говорило о ее богатом опыте по этой части. Неудивительно, что она мне нравилась.
- Мэтт, еще кофе?
- Нет, спасибо.
- Точно? Вода еще горячая, меня это совсем не затруднит.
- Может, немного погодя.
- Кофе скверный, правда?
- Ну, не так уж он и плох.
- Не бойтесь обидеть меня. С чего бы это я огорчалась из-за кофе из банки? Когда-то, помню, я покупала кофе в зернах и сама молола. Знали бы вы меня тогда!
- Я рад, что хоть теперь с вами познакомился.
Она зевнула и потянулась, словно кошка, закинув руки за голову. При этом движении ее грудь под фланелевой рубашкой поднялась. Мгновение спустя руки опустились, и свободная рубашка вновь скрыла линии ее тела, которые показались мне очень соблазнительными. Когда, извинившись, Вилла встала и отправилась в туалет, я следил за каждым ее движением. Истершиеся на швах джинсы плотно облегали ее бедра. Пока она не вышла из комнаты, я не мог отвести от нее глаз.
* * *
Вернувшись, Вилла заметила:
- Мне кажется, я все еще чувствую тот запах.
- Его комната далеко, вы просто внушаете это себе. Конечно, потребуется время, чтобы от него избавиться. Впрочем, окна там открыли, и квартира быстро проветрится.
- Не важно. Хозяин все равно не позволит мне ее сдать.
- Еще одна квартира останется под замком?
- Думаю, да. Позже мне надо будет ему позвонить и сообщить, что он потерял квартиросъемщика.
Схватив бутылку, она повернула большую пробку. На ее руках не было колец, запястье обвивал черный ремешок часов с цифровым циферблатом; она не делала маникюр - ногти были коротко подстрижены. У основания ногтя на большом пальце я заметил белое полукружие.
Вилла сказала:
- Сколько времени прошло после того, как вынесли тело? Полчаса? В любую минуту может кто-то позвонить и поинтересоваться, сдается ли квартира. В этом городе люди смахивают на стервятников.
Она снова плеснула немного виски в свою банку, и Фред Флинстоун опять глупо ухмыльнулся.
- Скажу им, что квартира уже сдана.
- А тем временем люди спят на станциях метро.
- И на скамейках в парках. Впрочем, сейчас для этого слишком холодно. Я вижу их повсюду. Манхэттен все больше напоминает страну третьего мира. Но человек с улицы не сможет снять эту квартиру. Откуда он возьмет тысячу долларов в месяц?
- Однако люди, живущие в муниципальных домах, в конечном счете обходятся городу еще дороже. Город платит за отдельные комнаты в приютах до пятидесяти долларов за ночь.
- Знаю, знаю. К тому же там грязно и опасно.
Она отпила из банки.
- А может, и люди там тоже грязные и опасные?
- Может быть.
- Грязные и опасные люди, - повторила она нараспев, - в грязных и опасных жилищах - это, кажется, из уличной песенки восьмидесятых годов.
Закинув руки за голову, она поиграла резинкой, которой были перехвачены ее волосы. Грудь снова поднялась под рубашкой, и меня опять к ней потянуло. Сняв резинку, она расчесала пальцами волосы и тряхнула головой. Освободившиеся пряди волнами соскользнули на плечи и, обрамив лицо, смягчили его черты. У ее волос было несколько оттенков - от очень светлого до каштанового.
Она сказала:
- Ситуация просто безумная. Прогнила вся система. Мы всегда так говорили, но, похоже, были в конце концов правы. Я имею в виду проблему, а не решение.
- Мы?
- Да, черт подери! Господи, нас было не больше трех десятков, и все же мы оказались правы.
* * *
Вилла оказалась женщиной с богатым прошлым. Двадцать лет назад, будучи студенткой, в Чикаго она выступила за Демократический конвент. Полицейские, потерпев поражение в уличных схватках, разбушевались и лупили демонстрантов почем зря. Тогда-то ей дубинкой выбили пару зубов. Вероятно, это подтолкнуло ее к вступлению в Прогрессивную коммунистическую партию - одну из ветвей движения "Студенты за демократическое общество".
- По простоте душевной мы дали партии сокращенное название - ПКП, - рассказывала она, - которое очень напоминало название одного наркотика. Конечно, это происходило давно, и тот наркотик был тогда мало известен. Как, впрочем, и мы. В нашу группу никогда не входило более тридцати человек. Мы, однако, готовились к революции, собираясь направить страну на новый путь: установить государственную собственность на средства производства, полностью преодолеть классовые различия, устранить дискриминацию по признакам возраста, пола или цвета кожи, - словом, мы, тридцать душ, собрались вознести нашу страну на небеса. Думаю, мы действительно тогда верили в успех.
Она отдала движению годы жизни. Ей приходилось переезжать из города в город, устраиваясь работать то в ресторан, то на завод, и выполнять все, что ей приказывали.
- В приказах, которые я получала, далеко не всегда был смысл, однако я должна была слепо подчиняться партийной дисциплине. От нас и не ждали, чтобы мы докапывались до смысла приказов. Иногда, например, кого-то из нас посылали вдвоем в Дипшит, штат Алабама, чтобы снять дом и жить как муж и жена. И вот через пару дней я оказывалась в трейлере с кем-то, кого едва знала, спала с ним и ожесточенно спорила, кому мыть посуду. Я шумела, обвиняя его в мужском шовинизме, если он намеревался спихнуть на меня всю домашнюю работу. Тогда он напоминал мне, что от нас требуется полностью раствориться среди окружающих обывателей. А в трейлерах вроде нашего очень редко удается встретить мужчину, уважающего женское самосознание. Стоило нам привыкнуть друг к другу, как через два месяца его отправляли в Гари, штат Индиана, а меня - в Оклахому.
Иногда ей приказывали сближаться с товарищами по работе, чтобы вовлечь их в ряды партии. Изредка она совершала чудовищные акты промышленного саботажа. Часто приходилось выезжать куда-то для получения новых инструкций, но руководство так и не передавало их ей. В конце концов от нее требовали переехать на новое место, куда приходило извещение, что она должна еще немного подождать.