благовония,
музыка ветра,
музыка дождя,
амулеты,
все для чайной церемонии,
участие в призовых акциях, достоверный комментарий к любому купленному предмету, членство в "Гималайском клубе" и клубе "AUROSHIKHA".
У каждого уважающего себя тамагочи можно найти такой вот dreamscatcher, он висит над койкой, на самом видном месте, при этом все тамагочи клянутся, что привезли его прямиком из Канады, вместе с двумя литровыми банками кленового сиропа от Министерства по делам иммигрантов.
– Лора!..
Я окликаю Лору, когда она уже садится в свой "Талант" и заводит двигатель. Не дать ей уйти!.. Я не должен дать ей уйти, пока не выяснится, видела ли она Тинатин с плодом в руках – похожим на манго и орех одновременно.
Проклятье, передняя пассажирская дверь заблокирована, Лора готова сорваться с места.
– Лора! – Я бьюсь в стекло как ненормальный. – Открой, Лора!
– По-моему, я тебя не приглашала.
– Так пригласи…
– Зачем?
– Мне нужно поговорить с тобой.
– О чем?
Не дожидаясь ответа, Лора все-таки открывает дверцу, и я со всего размаху плюхаюсь на сиденье рядом с ней.
– Ну?
– Ты таскалась в Интернет.
– Господи… Звучит так, как будто бы я таскалась по блядям. Кстати, и бляди, и Интернет – мое личное дело. Ты не находишь?
– Конечно. Никто не спорит, вот только я не думал, что ты заседаешь в отстойных чатах.
– Нигде я не заседаю, ни в каких чатах!
Лора оскорблена, по-настоящему оскорблена, уязвлена в лучших своих чувствах. "Заседаешь в чатах" – и правда оскорбление. Заседать в чатах – скорбный удел кретинки-секретарши Яночки, и всех других секретарш, похожих на Яночку, и прыщавых сотрудников технических отделов, время от времени заглядывающих к секретаршам; и помощников менеджеров, время от времени сосущих пиво с сотрудниками технических отделов.
доктор Борменталь: а дойки у тебя какого размера наблюдаюцца, гы-гы?
xochv macho; фи, как грубо:-)
тов. Дынин; это вам для медицинского отчета, доктор? Или атлас составляете?
xochv macho; вы доктор, что ли?
тов. Дынин: он тибетский лама. Практикует бесконтактную еблю.
доктор Борменталь; а вас товарисч папраашу заткнуцца. Тоже, пригрел на груди хуя…
xochv macho; вам что, никто не дает?
доктор Борменталь; цыц! Забейся сабакой под нары казарм!
тов. Дынин; мы остановились на дойках.
xochv macho; озабоченные какие-тоJ
тов. Дынин; анекдотец в тему: " Поручик, Он у вас как транссибирский экспресс!
– Такой же длинный?
– Нет, стоит всего две минуты!" доктор Борменталь; гы-гы! ниибацца как круто! гы-гы!..
Инфузории, корненожки, жгутиковые, амебы – водоемы чатов заселены простейшими одноклеточными, приматы сюда почти не забредают, касатки плавают совсем в других водах. Высший разум пасется в "Live Journal" , милый.
Я приближаю губы вплотную к Лориному уху, я готов заползти в него змеей:
– Жембресс пас, Лора. Жембресс пас. Как ты относишься к музыкальным автоматам?
– Я даже знаю твою любимую модель.
– Рискни назвать.
Теперь уже Лора упирается мне в ухо губами. Холод – вот и все, что я чувствую, арктический холод, антарктический, Лорины губы добрались до обоих полюсов на собачьих упряжках, но так и не согрелись по возвращении.
– Черный Оникс, милый.
– Точно!
Мы пользуемся одними и теми же ссылками, все, как обычно, ни я, ни она не знаем больше, чем можно нарыть в Интернете. Никто не знает больше, чем можно нарыть в Интернете, прямую трансляцию казни Христа – оле-оле! – можно увидеть там же, файл формата MPEG 4, 11.45 – Иисус восходит на Голгофу, 13.30 – на Иерусалим опускается тьма.
– Ты разговаривала с ним? Поэтому ты здесь?
– Как можно разговаривать с музыкальным автоматом? Его можно только слушать.
– Наслушалась? Задницу надрать не обещала?
– Нет. Просто пробила его айпишник.
Я посрамлен. Я и сам должен был сделать это, чтобы ушучить придурка, неважно, что я не знаю, как это сделать, в конце концов, можно было бы обратиться к какому-нибудь прыщавому сотруднику технического отдела – доктору Борменталю или тов. Дынину.
– И что?
– Ничего. У него стоит какая-то хитрая программа, интернет-аноним или что-то вроде того, неважно. Пошли дурацкие ссылки, а потом меня и вовсе заблокировали.
– Заблокировали?
– А потом рухнула операционка. Ты счастлив?
– Бедная девочка… Как же ты теперь будешь почту проверять?
– Уж как-нибудь.
Успела ли Лора открыть письмо – вот что меня интересует. Спросить об этом напрямую – уже наполовину признаться, скабрезные послания от Пи она удаляет, не читая, на традиционные спамовские "письма счастья" не сошлешься, кто еще состоит с ней в переписке, кроме "ЖЖ"-феминисток и общины ресторанных критиков швейцарского кантона Фрибур, я не знаю. Черт возьми, я ничего не знаю об интернет-жизни Лоры, а Лора со свойственным ей иезуитством, с арктическими губами, сможет вытащить из меня все, что угодно.
– Этот придурок, кем бы он ни был, знал, что здесь произойдет.
– Ну и что? – Лора абсолютно спокойна.
Чего еще ожидать от любовницы японского массажиста, счастливо избежавшего наказания, чего еще ожидать от подружки американского психопата, закончившего дни на электрическом стуле? Письма мастера дзэн мастеру фехтования, я нашла для себя много нового, смерть развивается по тем же законам, что и жизнь, все то же торжество плоти, просто плоть по-разному выглядит.
– Тебя это не удивляет?
– Меня удивляет, что в последнее время, куда бы я ни пошла, постоянно натыкаюсь на тебя.
– Пора бы привыкнуть, Лора.
Знает ли Лора то, что знаю я? Мы обречены держать друг друга в поле зрения с тех пор, как появилась Тинатин. Если кто-то и выбьет из ее рук плод, похожий на манго и орех одновременно, он сделает это при свидетелях.
Некоторое время мы молчим. Лора не выдерживает первой – она слишком темпераментна, чтобы удержаться.
– Ты анальный тип, Макс. Я тебе этого еще не говорила?
– Ну что ты, с мужчинами я не практикую. По-моему, ты имела возможность в этом убедиться.
– Кино-говно, надо же! Только такой мудак, как ты, мог обозвать так почтовый ящик. Представляю, что там творится. Тухло, как в заднице.
Зато у тебя все совсем по-другому. Что-то индейское, мокасины и олени-карибу. И никаких кошмаров. Рассказываешь всем, как кролик взял койота на испуг. И как народ хопи обрел свою родину. И еще притчу о прыгающей мыши.
– Срань какая! Ты открыл письмо.
– Я открыл письмо.
– Ты видел фотографию.
– Я видел фотографию. Забойная фотография. Интригующая подпись.
Ну что ж, это даже забавно. И на самом деле интригует. Мы оба приглашены.
– Мы оба приглашены, Лора. Нравится тебе это или нет. Вопрос в том, кого же она в конце концов выберет.
– Возможно, она уже выбрала.
– Мне так не кажется.
Лора смеется. Хотя ничего смешного в моих словах нет. Лора смеется, еще никогда она не казалась мне такой привлекательной. Жаль, что она не сидела в "Мерседесе", рядом с младшим братом capungo, – тогда проблема разрешилась бы сама собой.
– Она уже выбрала, милый.
– Кого же?
Я накручиваю на палец прядь Лориных волос, почему я все время забываю, что они коротко стрижены, почему сама Лора забывает об этом?
– Нас.
– Нас?
– Тебя и меня. Неизвестно из какого количества претендентов.
– Неизвестно, – хмыкаю я.
– Неизвестно, сколько их было. Но главный приз, кажется, достанется нам.
– Главный приз достанется кому-то одному.
Мне снова хочется удавить Лору, но вместо этого я прижимаюсь губами к ее виску. Такому же холодному, как и губы. Ледяному. Самое время выдолбить в нем лунку, закинуть удочку и выловить все мысли Лоры. Не думаю, что улов будет таким уж богатым – любовные переживания по поводу Тинатин, непристойные фантазии на тему Тинатин, девичьи грезы о Тинатин, желание отбить Тинатин у всего мира, навсегда поразить ее в самое сердце или хотя бы на время вскружить ей голову sms-флиртом и цитированием текстов группы "Ночные снайперы". Впрочем, тексты группы "Рефлекс" тоже подойдут. Ненависть ко мне занимает незначительное место в мыслях Лоры, ее и на хвост полудохлого окуня не наберется.
– И ты, естественно, попрешься в эту чертову Москву.
– Естественно. – Лора и не думает отстраняться. – Я еду прямо сейчас.
– На машине?
– Ненавижу поезда. И самолеты тоже. И тебя.
– Наши чувства, как всегда, глубоки и взаимны, душа моя. Ты, что ли, ночью ехать собираешься?
– Почему нет? Ночью трасса свободна, и уродов на ней гораздо меньше, чем днем.
– А если ты захочешь спать? Если вдруг вырубишься?
– Не захочу.
– Вообще-то, мне кажется, что одной как-то стремновато…
– А мне не кажется.
– Девушка… одна… на трассе ночью…
– Это твоя любимая сексуальная фантазия, милый?
– Одна из многих. – Оставив в покое висок, я перехожу к Лориному уху.
– Аза рулем шикарного "Лексуса", конечно, ты?
– Обычно это не "Лексус", а "КамАЗ". Романтичнее и места больше. Но сейчас я готов согласиться на скромное место штурмана.
– Штурмана?
– Могу составить тебе компанию до Москвы. Чтобы ты не скучала.
– Ты не находишь, что это откровенная наглость, милый?
– Будь великодушна, Лора. Ты же сама говорила, что главный приз достался нам. Тебе и мне. Тебе и мне.
Лора молчит.
Снова дождь. Давненько его не было, я уж и соскучиться успел. В последний раз, когда я его видел, он кругами ходил вокруг Тинатин, он был ее сюжетом, или это она была его сюжетом? Идет ли он там, где сейчас Тинатин?.. Нет, это все-таки другой дождь, совсем другой, тот она забрала с собой, как забрала бы с собой ветер, снег, туман, книги, фильмы с Марикой Рекк, микроволновые печи, зубочистки, ноутбуки, роликовые коньки, запись с концерта Тома Вейтса, коллекцию негашеных почтовых марок, умение говорить на шведском, она забрала бы с собой все, и никто не заметил бы подмены, наши с Лорой сердца она тоже забрала, я не в обиде, Тинатин.
– Так как, Лора?..
Лора молчит.
– Она прислала письмо нам обоим. Она хочет видеть нас двоих.
– А ты уверен, что это она?
– Кто же еще? – Лора хочет сбить меня с толку, фальшивая сука, удавить ее, и дело с концом.
– Тот сумасшедший, который направил нас сюда. А теперь мы, как дураки, попремся в Москву, а ее там не будет… Просто бред какой-то… Ехать куда-то… ради чего?
– Чтобы увидеть ее.
– Я не уверена…
– В чем?
Ни в чем. Почему она носит эти хреновы очки? Мы ведь даже не разглядели ее толком. Может, она косит на левый глаз?
– Это что-то меняет?
– Может, она китаянка?
– Почему нет? – мне становится весело. – Китаянка, как у Годара… Почему бы среди девяти детей клоуна-чревовещателя не затесаться китаянке?.. Косящей на левый глаз китаянке. Это ничего не меняет, Лора.
– Ничего, – шепчет Лора.
Она готова расплакаться, и я не знаю, как утешить ее. Трахнуть, что ли? Я бы смог это сделать, прямо сейчас, ничем другим я не могу выразить ни симпатию к Лоре, ни ненависть к ней. С фантазией у тебя напряг, бэбик, фантазии у тебя маловато, все расхватали другие, более удачливые, не писавшие в детстве названия никогда не виденных фильмов. Мелом, на задней стенке шкафа. Я не знаю, как мне избавиться от воспоминаний, куда их засунуть, затолкать, ни один карман не выдержит такого груза, ни один ящик, разве что – Лоре в рот, и там они оледенеют, успокоятся навсегда.
Хорошая идея.
По лобовому стеклу барабанят капли, ничего необычного в этом нет, необычен только цвет, с сильной примесью красного. Убедить себя в том, что это всего лишь отсветы милицейских мигалок, не составляет труда.
Лора включает дворники.
– Давай-ка выбираться отсюда, Макс. Мне что-то не по себе…
– Ты тоже это заметила?
– Что?
– Ладно, ничего… Я видел вчера этих людей. На выставке. Всю троицу. Бог-отец, бог-сын и бог – дух святой… Блин…
– Тогда мы можем не переживать за их дальнейшую судьбу.
– Я видел их вчера.
– Я тоже. Ну и что?
– А теперь они мертвы. Думаешь, все это простая случайность? Совпадение?
– Я и думать об этом не хочу. Но если ты все еще хочешь… ехать со мной…
– Хочу.
– Тогда поехали…
***
…Все кончено.
Если будущее и правда орешник – мы с Лорой врезались в него на полном ходу. Вмятина на капоте, слегка покореженный бампер, и больше ничего, никаких видимых повреждений, можно считать, что "Галантец" Лоры дешево отделался.
Но лучше бы мы врезались в орешник.
В орешник с мертвой птицей у корней, с паутиной в ветвях; в орешник, а не в этого типа. Мокрое шоссе нас не оправдывает, оно и не было таким уж мокрым, дожди вороньем кружат лишь над ЭсПэБэ. Ночь нас тоже не оправдывает, Лорина рука в моем паху – вот причина всех несчастий. Лорино решение доверить мне руль – вот причина всех несчастий. Я знаю, для чего она сделала это: чтобы освободить себя для мыслей о Тинатин, чтобы полностью им отдаться. Невозможно одновременно следить за дорогой и думать о прямых волосах Тинатин, о том, как они разметаны по подушке, как стекают на твое лицо, как обволакивают грудь, как струятся по бедрам; о том, как они забивают тебе рот и тогда становятся похожими на гальку и песок одновременно. Волосы стекают, обволакивают, струятся, а вместе с волосами струится и тело Тинатин, то появляясь на поверхности твоего тела, то исчезая внутри; Лора не знает, как умеет исчезать Тинатин, даже находясь рядом с тобой, Лора не знает – а я знаю. Это знание ограничивает меня, но позволяет вести машину, Лориным же фантазиям есть где развернуться, машина – лишь досадная помеха. Для Лоры Тинатин еще более недостижима, чем для меня, губы мои запечатаны сургучтагеё7 поцелуя, странно, что тогда я подумал о пластиковом стаканчике, а мысль о сургуче мне и в голову не пришла. Это не совсем обычный сургуч – красный (красное становится слишком навязчивой темой, слишком настойчивым парафразом), я видел его лишь однажды, на выставке канцелярских принадлежностей Франческо Рубинато.
Francesco Rubinato
Итальянцы, больше похожие на балканских цыган, юркие, как блохи, в шейных платках с видами озера Атабаска, преувеличенно жестикулирующие, с нечищенными ботинками, но безупречными манжетами и такими же безупречными медальонами в форме безупречного сердца Богородицы, неизвестно, переспала ли Лора с кем-нибудь из них или ей хватило карабинера во франкфуртском аэропорту. О выставке канцелярских принадлежностей писала она, никакого противоречия со специальностью ресторанного критика, милый, эти ручки, эти чернильницы так совершенны, что их хочется сожрать – живьем, не разделывая, без соусов и приправ.
Ручки совершенны, перьевые ручки ручной работы, красного дерева, с металлическими вставками, повторяющими детали барельефов собора Святого Петра, чернильницы – и есть собор Святого Петра в миниатюре, остается лишь обмакнуть перо в чернильницу и написать:
ВСЕ КОНЧЕНО.
Лорина рука в моем паху – вот причина всех несчастий. Лорина рука – ив какую-то секунду я потерял контроль над собой, "Галантец" дернулся вправо, ничего страшного не произошло бы, не окажись тип именно в том месте, куда дернулся "Галантец"… Она подставила меня, сука! Невинная просьба сменить ее за рулем, хотя бы на час, что-то я совсем рублюсь, милый, ехать вдвоем – отличная идея, ты был прав, Лора солгала мне. Гораздо более изощренно, чем обычно лжет своим любовникам, любовницам и тамагочи – по поводу исключительности ливанской кухни и утонченности жарки креветок в панцирях. Далеко идущий умысел Лоры – показать мне мою собственную ничтожность, она не только мечтала о Тинатин, она мечтала рассказать ей, какое я похотливое животное. И как я, думая об одной, трахаю совсем другую, "ЖЖ"-феминистки будут обсасывать это драматическое событие целую декаду, в стихах и прозе, с обильным использованием ненормативной лексики. Возможно, даже откроют тему на каком-нибудь ублюдочном суфражистском форуме, "ниибацца, какую актуальную":
"8 с половиной причин почему мы их терпеть не можем",
– и воткнут ее между двумя другими темами:
"Наши люди в баскской сепаратистской группировке "ЭТА",
"Все, что напрямую не касается секса, но нам интересно".
Мне насрать на 8 с половиной причин, они неважны, важна только одна – Лорина рука в моем паху.
Пожалуй, Лора ненавидит меня больше, чем я мог предположить.
Эту ненависть я ощущаю даже сейчас, когда мы оба сидим в машине, в двадцати метрах от сбитого мной типа. Неизвестно, поднимал ли он руку, чтобы остановить нас, или просто вышел из своего джипа, чтобы отлить, мы никогда не узнаем об этом.
Он мертв. Мы влипли. Все кончено – вот это я знаю точно.
Удар не был сокрушительным, скорее – мягким, глухим, я даже не успел сообразить, что произошло, не успел сбросить газ, а Лора не успела вынуть руку у меня из штанов. Тормозной путь выдаст нас с головой, в последний раз, когда я смотрел на спидометр, он показывал 140, даже странно, что я со своим младенческим опытом вождения мог развить такую скорость.
Сто сорок. Никаких шансов.
– Убери руку, – говорю я Лоре, когда "Галантец" наконец останавливается.
– Что это было?
– И выключи эту дурацкую музыку.
Jane В., вечная Jane В., проклятая Jane В., липкая, как первая любовь к роскошной продавщице кондитерского отдела из магазинчика по соседству, она пропитана помадкой и сливочным кремом, а сверху покоятся засахаренные дольки мандарина.
– Что это было?
– Не знаю. Да выключи к чертям музыку!
– По-моему, мы кого-то сбили…
– Думаю, это какое-то животное… Кабан… Дикий кабан или что-то в этом роде.
– Ну тогда молись, чтобы это был кабан.
Сколько мы просидели в машине, после того как Лора высказалась насчет кабана, которого я видел только на картинках и по каналу "Animal Planet", топ-десятка "самых опасных", и насчет молитвы: отче наш в первой строке, аминь – в последней, сам текст не сохранился; сколько мы просидели? Десять минут? Час?..
– Ты собираешься выходить? – спрашивает у меня Лора.
– А ты?.. Ни одна молитва в башку не лезет…
– Это не кабан.
– С чего ты взяла, что это не кабан?
– Я не знаю ни одного кабана, который водит машину. Которому выдали бы водительские права.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Мудак… Я связалась с мудаком!.. Мудак… Мудак!!! – шепчет Лора, не глядя в мою сторону, и у меня закладывает уши от этого шепота.
– А лоси не водят, потому что рога в салоне не помещаются?
– Мать твою…
Джип в зеркале заднего вида, фары потушены, я вижу то же, что и Лора: джип, кабаны не водят машину, тут Лора права, и лоси не водят машину.