Мы никогда не были особенно близки с Лорой, теперь что-то подсказывает мне – мы не расстанемся. Вряд ли это означает, что мы когда-нибудь снова окажемся в одной постели (в "Порше" или в "Мицубиси Талант", или в массажном салоне Хайяо), нет, – достаточно будет не выпускать друг друга из поля зрения. Только это не даст нам забыть, что сегодняшний вечер был, и что он был правдой. К тому же я несколько раз представлял Лору – задушенной бретельками от лифчика, располосованной кухонным ножом, – а такие воспоминания иначе как интимными не назовешь. Сегодня все – интимно. Даже слишком.
– Верни мне галстук.
– Что?
– Верни мне мой галстук.
– Да, конечно… Может быть, поужинаем где-нибудь?
– Ты это серьезно?
– Почему нет?
– Знаешь, милый… Что-то не хочется.
Узел "кристенсен" стоически сохраняет форму, он наверняка выглядит лучше, чем Брэндон на электрическом стуле.
– Подбросишь меня домой?..
Я готов услышать от Лоры выбирайся из этого зажопья сам, милый, но она неожиданно соглашается. Учитывая дождь – очень гуманно с ее стороны.
…До дома мне добраться не суждено.
Всему виной широкие витрины "Пирелли" – чтобы проехать к моему дому, нужно миновать этот бар, затем перекресток со светофором, нервно мигающим желтым, и только потом свернуть за угол. За витриной "Пирелли" я вижу Жан-Луи, одинокого Жан-Луи с кружкой пива, одинокого – как обычно.
– Останови, – говорю я Лоре.
– Мы приехали?
– Почти. Здесь недалеко.
Дверца за мной захлопывается, но Лора и не думает трогаться с места. Кадр, достойный нуара: красный "Порш" с красоткой под хлябями небесными, дрожащий неон вывески (две буквы из семи не горят), дешевая закусочная напротив, "я не боюсь фараонов, детка. Запомните это". Дождь становится сильнее, снова переходит в ливень, когда Лора выскакивает из машины.
– Что? – Дождь мне все равно не перекричать. – Что случилось?
– Ничего особенного.
Лора приближается ко мне, чуть медленнее, чем следовало бы, всему виной дождь, он путается у нее в ногах, на что я могу рассчитывать?
Прощальный поцелуй?..
Это было бы в стиле сегодняшнего вечера – прощальный поцелуй под хлябями небесными. Прощальный поцелуй не с той девушкой.
– Выпьем?
– Что?
– Пива. – Дождь мне все равно не перекричать.
– Что?
– Тогда – кофе…
Лора дает мне пощечину, а спустя секунду – вторую, ни одна из моих щек не остается без внимания, Лора оказалась еще впечатлительнее, чем я думал.
– Все? – спрашиваю я.
– Теперь все.
– Тогда, может быть, кофе? Или пива?..
Когда "Порш" срывается с места, я думаю о том, что до места назначения он рискует не добраться. Лора близка к тому, чтобы разбить дорогую игрушку и разбиться сама; лучшее, что может с ней случиться, – штраф за превышение скорости и лишение прав за вождение автомобиля в нетрезвом виде, интересно, раздвигала ли она ноги перед сотрудниками автоинспекции?..
***
…Жан-Луи машет мне рукой.
Жан-Луи, единственный, кто в состоянии меня понять, одинокий Лу, влюбленный в несуществующую Мод, мое положение ничуть не лучше, с сегодняшнего вечера я тоже влюблен. Разница лишь в том, что Тинатин существует, привкус пластикового стаканчика прилип к моим губам намертво, даже если бы мне хотя бы на мгновение показалось, что это не так, – есть еще Лора, она не даст мне забыть. В прошлый раз за стойкой стоял совсем другой бармен, больше смахивающий на байкера из рассказов Жан-Луи. Этот похож не на байкера – на молодого доматричного Киану Ривза, Киану – "прохладный ветер над горами", так это, кажется, звучит по-гавайски, китайская четверть Киану ничего в его имя не привнесла. Я пялюсь на бармена-Киану как последний педик, за это можно и в табло схлопотать. Послематричный Ривз так бы и поступил, а этот – нежный, печальный и потерянный, совсем как в "Айдахо для меня одного" в последней трети. И порочный, как в первой. Меня так и подмывает спросить, позировал ли он для гей-порно. И если да, то где можно ознакомиться с результатами фотосессий.
– Кофе, – говорю я Киану.
– Кофе, – соглашается он. – Капуччино? Эспрессо? Латте?
– Капуччино.
– Я принесу.
– А пластиковые стаканчики у вас есть?
Киану смотрит на меня с сожалением, я сам смотрю на себя с сожалением: ладони, вцепившиеся в край стойки, кажутся прибитыми гвоздями, костяшки пальцев побелели, если бармен скажет сейчас "нет", я покину "Пирелли" в момент, взмою, вознесусь к чертовой матери, несмотря на гипотетические гвозди.
– А пластиковые стаканчики – это принципиально?
– В общем… Хотелось бы…
– О'кей. Я найду для вас пластиковый стаканчик…
– Вы очень меня обяжете.
Успокоенный, почти умиротворенный, я сажусь напротив Жан-Луи. Пейзаж, который его окружает, как обычно, монотонен: пиво, засаленная записная книжка и перьевая ручка в пальцах. Никаких ручек, кроме перьевых, Жан-Луи не признает, вот и сейчас перо царапает бумагу, размышления о Мод, о ком еще, от нее никуда не деться, и в гробу не спрячешься. Единственное, что я могу разглядеть, – печатные буквы. Пародия на шрифт Palatino Linotype, но в целом выглядит неплохо.
– Привет.
– И тебе. – Жан-Луи не поднимает головы. – Это было эффектно.
– Что именно?
– Красотка в красной машине. За что тебе съездили по физиономии?
– Да так… Небольшая размолвка. Сам знаешь, как это бывает…
– Не знаю.
– Ну, когда у тебя будет своя девушка…
– Да ладно тебе, Макс. Это ведь не твоя девушка…
Хромая скотина!
Логика хромой скотины ясна мне также, как экзистенциальные потуги авторов отечественного блокбастера "Самая обаятельная и привлекательная": если у него ничего не получилось с целлулоидной Мод и ничего не получилось с пришлюхованными продавщицами, похожими на Мод так же, как портвейн "Три семерки" похож на "Chateau Margaux" разлива 1938 года, – то представить себе другого парня рядом с красоткой из "Порша" выше его сил.
– Это не твоя девушка.
– Почему – не моя?
Почему бы Лоре не быть моей девушкой? Почему нет? Она в меру стервозна и в меру подбрита, чтобы быть чьей угодно девушкой, она способна придать шарм любой из клоачных интернет-побасенок Пи, Лора – не худший вариант, совсем не худший. Красотка из "Порша". Может быть, мне так и звать ее – красотка из "Порша"?
– Почему же не моя, Лу? Думаешь, мне она не по зубам?
– Это не та девушка.
Головы Жан-Луи по-прежнему не поднимает. Сукин сын, хромая скотина! Если бы по нечесаной гриве проклятого Лу ползали сейчас насекомые, а подобие пробора сочилось кровью – я испытал бы гораздо меньший ужас. Впрочем, ужасом это тоже не назовешь – легкая оторопь, на то, чтобы взять себя в руки, и пяти секунд не понадобится.
– А есть та?
– Возможно.
Желание рассказать о Тинатин так сильно и так внезапно, что мне приходится закусить губу. Не буду я этого делать, и никто меня не заставит. Рассказать Жан-Луи о Тинатин означает только одно: самому стать Жан-Луи. Хромоножкой. Неудачником. Придурком, влюбленным в фантом. Женщины, ускользающие от нас, – суть фантомы, как утверждает онанист и поллюционер Пи, стоит ли брать в расчет ту, которая вспархивает птицей у тебя из под ног, просачивается, как вода, как песок? стоит ли брать в расчет ту, которая никогда не будет тебе принадлежать?
Проще объявить ее несуществующей. Но что тогда делать с Лорой? Ведь Лора тоже в игре.
Случайный свидетель.
Или это я – случайный свидетель?
Остается лишь определить, свидетелем чего я оказался. Свидетелем появления девушки, в которую невозможно не влюбиться? Свидетелем ее поцелуя, не похожего ни на один поцелуй? Свидетелем странных видений, последовавших за поцелуем?.. Я почти физически ошущаю, как густеет моя кровь, сейчас она почти такая же густая, как грива Жан-Луи. Почти такая же густая, как его почерк. Печатные буквы лепятся друг к другу без малейшего зазора, кирпичи в стене, да и только, какие слова ни были бы там написаны, все сводится к одному: "МодмОдмоДМодмОдмоДМодмОдмоДМодмОдмоДМодмОдмоД", школьные прописи шрифтом Palatino Linotype. Мне остается только охрометь и разжиться ботинками "Кларке", чтобы сходство с неудачником Жан-Луи было полным.
– Что ты можешь знать о девушках, Жан-Луи?
Жан-Луи наконец-то отрывается от своих писулек, он смотрит на меня почти с состраданием: "Бедняга Макс!"
– Достаточно. Я знаю о них достаточно.
Цапаться с Жан-Луи мне совсем не хочется, иначе я вломил бы ему всю правду о его знаниях, они представляют собой кипу монтажных листов, стоп-кадры, снятые с видео, распечатку откровений Ромера, Риветта и "Случайно, Бальтазар". Киношные дивы так же соотносятся с реальными, как Лора соотносится с Тинатин.
– Ее зовут Тинатин. – Черт знает что, ведь я же не хотел говорить ему о Тинатин! – Прямые волосы, прямой нос и черные очки. Она носит кольцо на среднем пальце ноги. Она ангел.
Сказанное мной производит странное впечатление на Жан-Луи, как будто бы живехонький Лу в один момент прикинулся мертвым. Или мертвый Лу в один момент прикинулся живым. Проклятье, я не могу понять – жив он или мертв, и от этого мурашки бегут у меня по спине. Нечто подобное я видел лишь однажды: когда мой чертов папаша лишил себя жизни, собачий поводок в этом не участвовал. Наваждение длится и длится, Жан-Луи болтается между "Лу жив" и "Лу мертв", сделай же что-нибудь, Лу, определись!..
– Это и есть та девушка? Заговорил. Наконец-то!..
– Возможно…
– Бедняга Макс!
– Ты полагаешь? – Мне совсем не нравится ни то, что говорит Жан-Луи, ни то, как он говорит. – Ты знаешь девушку по имени Тинатин, Лу?
– Я знал одну девушку по имени Тинатин. Печальная история.
– Что же это за история?
Жан-Луи чешет переносицу гребаной перьевой ручкой:
– В любом случае я не стал бы доверять девушке по имени Тинатин.
Бородатый обожатель МодмОдмоД начинает серьезно злить меня, реплики в стиле Ромера, паузы в стиле Риветта, от всего этого ощутимо несет сдохшим ослом Бальтазаром. Тинатин – не так уж часто встречающееся имя, далеко не все фарфоровые куклы разбиваются со звоном – тина-тин, вероятность столкнуться с ангелом Тинатин – 1:1 000 000, о какой печальной истории идет речь? И для кого – печальной? Очевидно – для поклонников Тинатин, я тоже вписываюсь в их контекст, и потому собственное будущее рисуется мне совсем не в радужных тонах.
– Я не стал бы доверять, Макс. И тебе не советую.
– Почему?
– Она откусит тебе голову, – нервно смеется Жан-Луи.
– Очень смешно. – Я морщусь.
– Совсем не смешно.
– Свои метафоры можешь засунуть себе в жопу.
– Это не метафора. – Он больше не смеется.
– Значит, ты был с ней знаком?
– Я знал одну девушку по имени Тинатин. Только и всего.
– И остался жив? Тебе-то она не откусила голову, – уличаю Жан-Луи я.
– Я не был знаком с ней близко. Даже не целовался. Мы просто выпили с ней мохито. Печальное очарование вещей, Макс. Моно-но аварэ.
Мохито, надо же, какая срань! Пафосный ромовый коктейль с листиком мяты, налейте его каплю мне в пупок, милый , сказала бы Лора. Все поддается строгой расистской классификации в духе "Полного дзэна", мохито – для Лоры, бар "Ла Бодегита", улица Эмперадо, 127, Гавана, Куба, Лора врет, что была там, хотя я точно знаю, что не была. Мохито – для Лоры и для таких, как Лора, для Жан-Луи – портяночное нефильтрованное пиво, ничего больше, они не целовались, они просто выпили мохито, как какие-то дешевки-тамагочи, убиться можно!..
– Мохито, – продолжает издеваться Жан-Луи. – Из пластиковых стаканчиков.
– Из пластиковых стаканчиков. Ага, – я тупо смотрю на него. – И она не откусила тебе голову даже после этого?
– Я не был знаком с ней близко.
– А хотелось?
– Я влюблен в другую женщину. Но кое-кто имел неосторожность…
Я близок к тому, чтобы садануть бородача кружкой по башке: его же кружкой с остатками пива, положение спасает Клану, возникший перед столиком прямо из воздуха – с пластиковым стаканчиком на подносе. Пластиковый стаканчик. Хит вечера.
– Ваш кофе, – говорит Киану.
– Я же просил капуччино!
Вопль в пустоту, Киану уже за стойкой, как ему удается так быстро перемещаться по залу – уму непостижимо.
– Успокойся, – увещевает меня Жан-Луи.
– Я просил капуччино!
– Он не готовит капуччино. Он – профессиональный бариста и профессионально готовит эспрессо. Ничего другого.
Бариста, Лора непременно залезла бы к нему в штаны, чтобы выведать секреты мастерства, Лора непременно поинтересовалась бы его мочой, досужие языки утверждают, что у нее кофейный запах и цвет, это правда, милый? о-о, йоу!.. Бариста. Как будто это что-то объясняет. Я не могу найти объяснения ничему – откуда появилась Тинатин и почему упоминание о ней так взволновало Жан-Луи? почему Тинатин поцеловала меня? Почему она согласилась поехать с нами и почему исчезла? Я тупо смотрю в стаканчик с кофе – подлец Киану и вправду профессионал, только профессионалы могут оставлять автографы на поверхности, пенные рисунки, а то, что я вижу сейчас, – именно рисунок. Несколько рисунков. Они дрожат и меняются, накладываясь друг на друга: ушная раковина, неровный круг, имеющий отдаленное сходство со зрачком, скорчившаяся фигура, все это я уже видел, видел! В неверных, зыбких сумерках поцелуя. Стоит мне только подумать об этом, стоит мне об этом вспомнить – и стаканчик начинает плавиться прямо на глазах, одна, две, три дырки, будто прожженные сигаретой, еще и еще, кофе вытекает из стаканчика, брызжет во все стороны… ты видишь это, Лу?..
"СЛУЧАЙНО, БАЛЬТАЗАР"
***
…Надо бы съездить домой, переодеться. Все утро я думаю об этом, о многом другом, но и об этом тоже. Надо бы съездить, привести себя в порядок, надо бы просто отоспаться, отличная идея. Голова раскалывается, трещит по швам, хотя ничего крепче пива мы с Лу не пили. Да и пива было немного.
Ночь я провел с Жан-Луи. Не в "Пирелли", из "Пирелли" мы ушли через полчаса после бесславной гибели пластикового стаканчика. Вернее, ушли мы поодиночке, сначала он, потом я, я едва не упустил Лу. И упустил бы, если бы не его хромота, оказавшаяся благословенной. Жан-Луи прихрамывает сильнее, а я бегаю быстрее, чем мне казалось, теперь даже не вспомнить, когда я так выкладывался. На стометровке в школе?
Кажется, я был чемпионом школы по бегу на сто метров.
Как сначала был чемпионом по ненависти к собственному отцу. Мне просто повезло, что я успел догнать Жан-Луи. Мне всего лишь хотелось побольше узнать о девушке, которая пьет мохито с неудачниками из видеопроката и откусывает головы несчастным влюбленным ("это не метафора, Макс!").
…В почтовом ящике болтаются семь писем.
Четыре – явный спам, зарегистрируйте фирму, помощь в аудите, продажа DVD-дисков, магазин горящих путевок, Мадагаскар, Сенегал, Албания, какой дурак поедет в Албанию?.. Еще одно послание – от Рыбы без трусов.
Rub abez trusov – Пи, увлечение постмодернизмом не прошло бесследно. Я подозреваю, что без трусов Пи выглядит гораздо экстравагантнее, чем косяк сельди в вышеозначенной детали туалета.
В письме от Пи две ссылки, "это тебя позабавит, старичок": половые извращения в животном мире и лас-вегасская группа "Jenny's Tortures" , садо-мазо-рок-н-ролл, смотреть видео, качать файлы в формате МРЗ.
"Загляни в наш чат "J’embrasse Pas", и ты узнаешь такое, что навсегда изменит твою жизнь. Ты уже никогда не будешь прежним. Если в твоей жизни произошло что-то важное – загляни!!!" – тоже можно отнести к разряду спама, если это не шутки Rub u bez trusov, большого любителя подрочить перед монитором.
Идиот.
Раскрыть последнее письмо не удается, глючит ссылка, к тому же я вижу Лору.
Лора – утром, в редакции, – это из ряда вон, раньше трех часов она здесь не появляется, если появляется вообще. За судьбу "Порша" можно не волноваться, все закончилось благополучно, во всяком случае – для него, можно ли сказать то же самое о Лоре? Черная футболка, черные джинсы, ботинки на шнуровке, Лора даже не заглядывает в комнату, где сижу я, идет дальше по коридору. В конце коридора – место для курения.
Сигареты у меня кончились еще ночью. Придется стрелять у Пи.
Пи курит до отвращения патриотическую "Яву", Яночка, секретарша г-жи Паникаровской, фатальная крашеная блондинка по кличке "хочЮмачо", – ментоловый "Вог", Лора сегодня без мундштука. Никаких дежурных объятий, никаких поцелуев, черт знает что, мы с Лорой ведем себя как тайные любовники!..
– Привет, – говорю я. Лора кивает.
– …ончЮдо, – щебечет Яночка. – Настоящий мачо.
– У нашей Яночки новый роман, – хихикает Пи, вечный наперсник всех фатальных крашеных блондинок. – Кто он, Яночка?
– Трехскоростной вибратор, – делает предположение Лора.
Типичное противостояние стервы-брюнетки и дурыблондинки, Лора убеждена, что вместо мозгов у секретарши – все те же крашеные волосы, уложенные в несколько слоев. Яночка же пребывает в уверенности, что Лорин клитор снабжен миниатюрными яйцами.
– Фи, какая глупость, – морщится Яночка. – Вибратор – это для тебя, Лора. Ни один приличный молодой человек к тебе и на сто метров не подойдет.
– Брейк, девочки. – Пи делает примирительный жест рукой. – И что в твоем понимании приличный молодой человек, душенька?
– Приличный – это приличный… Это… Это… – Яночка закатывает глаза, подобрать эпитет она не в состоянии.
– Это тот, который платит за интим-услуги вперед. – Теперь уже Лора закатывает глаза. – И не подкладывает тебя под своего начальника.
– Ну тебе виднее, Лора…
– Это тот, у кого ни разу не было глистов.
– Фи, какая гадость!..
Я курю Яночкин "Вог" и потому предпочитаю не вмешиваться.
– Хотите орешков, девочки? – Пацифист Пи все еще полон желания примирить стороны и даже вынимает из кармана пару грецких орехов.
– Орехи портят эмаль, – замечает Яночка. – И вообще…
– А ты, Макс? Орехи, между прочим, положительно влияют на потенцию.
– Нет… Что-то не хочется.
Герда, старая норвежка,
Рассказала мне о том,
Как сидел внутри орешка
Черт с рогами и хвостом.
Когда мама была мамой, когда она не пила разбавленное спиртом вино и не прижигала папашину щетину зажигалкой, она читала маленькому Максу этот стишок. Я до сих пор его помню, я помню его в таких инфернальных хичкоковских подробностях, и эти подробности так пугали меня когда-то, что за всю свою жизнь я не расколол ни одного ореха.
Если бы сейчас я расколол орех, из него выпал бы Жан-Луи.
…Спаривание бабочек-махаонов – первое, что я увидел в его берлоге. Отличная макрофотография, висящая на стене против входа. Есть еще одна – дальше по коридору: спаривание богомолов, те же пугающие масштабы действа, голова самца уже оторвана. Мне легко представить на месте богомолов Лу и Мод, себя и Тинатин я представит не могу, но, возможно, именно так выглядит страсть по Жан-Луи.