Тил кивнул. С ним происходило нечто странное, начавшееся с разговора по телефону. Все симптомы были ему хорошо известны. Ему стоило огромных усилий медленно и спокойно сложить обертку от жевательной резинки.
– Ну, а как насчет вашей подружки Патриции Холм? Что произошло с ней?
– Она надела вечернее платье и отправилась на вечеринку, знаете, на одну из оргий, которые в это время обычно происходят на Мэйфэйр. А в остальном она вполне нормальна.
– Как вы полагаете, хорошо она повеселится? – задумчиво спросил инспектор.
– Я полагаю, многие молодые люди будут насмерть задавлены в толпе, которая там соберется, чтобы только взглянуть на нее.
– Но там хоть кто-нибудь останется в живых, чтобы засвидетельствовать, что она танцевала или сидела за столиком с одним из них с той минуты, как приехала, и до начала первого ночи? – настойчиво допытывался Тил.
Саймон выпрямился. С момента возвращения детектива к столику он ощущал, что в Тиле произошли какие-то изменения, а уж последний вопрос был задан таким тоном, что не понять этого было нельзя. Саймон задумчиво оглядел Тила.
– Клод! – обвиняюще воскликнул он. – У вас явно что-то на уме!
От негодования Тил почти задохнулся, но тем не менее упрямо ринулся в бой.
– У меня много чего на уме, – проскрипел он, – и вы наверняка знаете, что именно. Вы, должно быть, со смеху помирали все это время. Вы, должно быть, думали, что сумеете заставить меня проглотить все что угодно. Я на это и клюнул. Я дал вам слишком большую волю, а вы сами себя завели в неволю. Как же вы теперь выпутаетесь, а?
– Клод! – Голос Святого хлестнул, как кнут. – Может, вы бренди перебрали? Я вижу, у вас желчь разлилась. Что, в конце концов...
– Оставьте в покое мою желчь! – сквозь зубы процедил инспектор. – Я жду, что вы мне еще кое-что расскажете! Но перед тем, как вы начнете, предупреждаю, что от этого вашего алиби я камня на камне не оставлю, даже если мне придется потратить на это остаток моей жизни!
– Алиби? – негромко повторил Святой.
– Именно!
– Я не понимаю, о чем идет речь.
– Да что вы говорите?! – неприязненно выпалил инспектор. – Я имею в виду то ваше драгоценное алиби, которое объясняет все, что делали сегодня вечером Униац и Патриция Холм, а возможно, и все ваши остальные дружки. Я имею в виду то самое алиби, которое вы обманом устроили себе за мой счет...
– Да о чем, черт побери, вы толкуете? – терпеливо переспросил Святой, и Тил вновь набрал полную грудь воздуха для ответа.
– Я толкую о том, – начал он, и в его голосе зазвучала вся скопившаяся за пять лет неравной дуэли мстительность, – я толкую о том, что вы, наверное, сочли чертовски умным пригласить меня на ужин именно в этот вечер и держать меня здесь с семи часов до настоящего момента, когда полчаса назад на Брайтон-роуд был подобран мертвый человек, а на трупе найдена ваша метка!
Глава 2
Саймон недоуменно уставился на инспектора и вдруг сообразил, что мимо него проплывает уникальная возможность подразнить Тила, а он не только не хватает ее за рукав, но еще и вежливо машет ей вслед шляпой. Преступление, в котором он был невиновен так же, как и еще не родившийся эскимос, и совершенно железное алиби были поданы ему на блюдечке и открывали безбрежные перспективы для услады сердца, но Святой их даже не заметил. Он был слишком сильно и искренне заинтересован происходящим.
– Ну-ка повторите, – попросил он.
– Вы уже слышали, что я сказал, – парировал детектив. – Теперь ваша очередь рассказывать. Так я жду. Обожаю ваши сказочки! Что вы придумаете на этот раз? Тот человек покончил самоубийством и шутки ради повесил вашу метку себе на шею? А может, это сделал для вас император абиссинский или все подстроил султан турецкий? Но что бы вы ни придумали, я готов выслушать все!
Некоторые пристрастные критики нашего повествования утверждают, что старший инспектор Тил редко действует в нем как нормальный детектив. Данное обвинение автор вынужден признать. Но можно одновременно указать и на то, что существует очень мало хроник, где старшему инспектору Тилу предоставлялся случай действовать как нормальному детективу. Когда он сталкивался с ленивой улыбкой и ироническим взглядом синих глаз Святого, что-то внутри него разлаживалось. Мистер Тил переставал быть самим собой. Он перенапрягался. Он уступал. Короче говоря, он вел себя как человек, который, обжегшись на молоке, всегда дует на воду. Но это была не его вина, и Святой это знал.
– Подождите-ка минутку, дубина вы стоеросовая, – весьма любезно отозвался Саймон. – Я ведь не убивал того человека...
– Я-то знаю, что не убивали, – с каким-то слоновым сарказмом произнес Тил. – Все это время вы сидели здесь и трепались со мной. Тот человек просто умер. А умер потому, что нарисовал на листке бумаги ваш знак в виде забавной фигурки с нимбом, глянул на него и... получил разрыв сердца.
– Гадать можно сколько угодно, Клод, – лениво протянул Святой. – Но мое личное мнение – какой-то низкий мошенник старается меня подставить.
– Мошенник, говорите? Ну, если бы этого мошенника искал я...
– То пришли бы по моему адресу. – Саймон погасил сигарету, допил бокал и выложил на стол деньги за ужин. – Ну, вот он я. Вы навешиваете на меня убийство, и вы же даете мне алиби. Вы придумали эту игру, так почему бы ее не продолжать? Арестован я или нет?
Тил даже проглотил жевательную резинку.
– Будете арестованы, как только я побольше узнаю об этом убийстве. Я знаю, где вас найти...
– Кажется, я уже где-то слышал эти слова, – улыбнулся Святой. – Но они вроде не всегда сбывались. Ведь мои передвижения так беспорядочны... Так зачем рисковать? Позвольте мне арестовать самого себя. Машина моя за углом, и еще не поздно. Поехали выяснять побольше об этом совершенном мною убийстве.
Святой встал, и старший инспектор Тил по какой-то непонятной причине тоже поднялся. В мозгу детектива заворочался червячок сомнения. Такие сцены уже бывали, и они здорово укоротили ему жизнь. Он знал, что Святой был виновен в многочисленных беззакониях и нарушениях спокойствия, и сомнений в этом попросту быть не могло, но все те случаи начинались невинной улыбкой Святого и издевкой в его глазах, а их к делу не подошьешь. Инспектор уже привык и был готов к тому, что его в конце концов перехитрят, но ему даже не приходило в голову, что он может быть не прав. Но до этого самого момента на лице Святого невинная улыбка так и не появилась... Даже тогда Тил не поверил – он уже находился в том состоянии, когда не мог принимать за чистую люнету ни слова, ни поступки Саймона Темплера, – но ему в голову уже начали закрадываться сомнения, и он молча последовал за Святым на улицу, сам не понимая, зачем это делает.
– Откуда поступили сведения? – поинтересовался Саймон, садясь за руль своей мощной, сверкающей лаком машины, которая была припаркована неподалеку.
– Из Хорли, – коротко ответил инспектор. – Да вы и сами должны знать.
Святой оставил этот ответ без комментариев, что само по себе уже было необычно. Червь сомнения глубже вгрызся в мозг Тила, но он продолжал меланхолично жевать очередную резинку, пока машина с головокружительной скоростью проносилась по улицам Южного Лондона.
Саймон закурил новую сигарету одной рукой, а другой, лежащей на руле, искусно повернул машину на скорости семьдесят миль в час. Машину он вел автоматически, думая о других вещах. Раньше ему частенько приходило в голову, почему специалисты по алиби из преступного мира до сих пор не воспользовались возможностью свалить какое-нибудь деяние на такого удобного козла отпущения, как он, Саймон Темплер. Единственным объяснением мог быть только страх привлечь к себе его внимание. Человек, который нынешней ночью создал прецедент, был, очевидно, или слишком уверен в себе, или слишком безрассуден, и именно поэтому Саймон жаждал с ним познакомиться. И в глазах Святого появился тот стальной блеск, который свидетельствовал, что при встрече он собирается свести кое-какие счеты с этим неожиданно объявившимся самозванцем... А машина тем временем мчалась по дороге в ослепительном свете фар.
Возможно, потому, что Святой горел нетерпением получить какую-то информацию, которая приблизила бы эту встречу, или потому, что он никогда не чувствовал себя комфортно в едва ползущей машине, но ровно через тридцать пять минут после того, как они вышли из ресторана, Саймон заложил последний вираж на двух колесах и резко затормозил перед входом в полицейский участок Хорли. Последние полчаса старший инспектор Тил даже позабыл жевать резинку и только старался удержать на своей голове котелок. Но после остановки котелок он все-таки отпустил и выбрался из машины довольно спокойно. Вслед за ним Саймон поднялся по ступенькам и услышал, как Тил представился дежурному сержанту.
– Они в кабинете инспектора, сэр, – ответил сержант.
Вслед за Тилом туда вошел и Саймон. В голой безликой комнате сидели три человека и пили кофе. Один из них, судя по комплекции и занимаемому у стола креслу, был инспектором, второй, седоволосый человек в пенсне – полицейским врачом. Третьим был патрульный полицейский мотоциклист в форме.
– Я решил, что мне лучше приехать сразу самому, – лаконично сказал Тил.
Как и все провинциальные инспектора, местный инспектор не любил людей из Скотланд-Ярда, но мирился с ними в силу необходимости. Он тоже коротко кивнул и указал на патрульного полицейского.
– Вот он вам все и расскажет.
– Да тут практически нечего рассказывать, сэр, – ответил патрульный, поставив чашку. – Это произошло примерно в двух милях отсюда, по дороге на Балькомб. Я уже ехал домой, когда заметил стоящую на обочине машину и двух людей, которые, как мне показалось, несли человеческое тело. Так оно и было. Эти люди объяснили, что нашли тело лежащим на дороге и подумали, что кого-то сбила машина. Но когда я осмотрел тело, то обнаружил, что человек был застрелен. Я помог тем людям положить труп в машину и сопровождал их на мотоцикле прямо до полицейского участка.
– В какое время это было? – спросил Тил.
– Когда я там остановился, было около половины одиннадцатого, сэр. А в участок мы приехали ровно без четверти одиннадцать.
– Как был застрелен тот человек?
– Он был убит выстрелом в затылок с близкого расстояния, – на этот раз ответил врач. – Из пистолета или револьвера. Смерть наступила мгновенно.
Тил некоторое время думал, производя с жевательной резинкой во рту разные акробатические упражнения.
– Мне доложили, что на теле была обнаружена метка Святого. Когда ее нашли?
Местный инспектор покопался в лежащих на столе бумагах:
– Это было, когда мы осматривали труп и вещи погибшего. Метка была найдена в нагрудном кармане его пиджака.
Он вытащил листок бумаги и передал его Тилу. Тот разгладил листок, оказавшийся вырванной из дешевой записной книжки страничкой. На одной ее стороне дрожащими карандашными линиями была изображена человеческая фигурка, над круглой головой которой красовался нарисованный слегка набекрень нимб. Тил несколько секунд глядел на рисунок, а потом повернулся и передал его Святому.
– И что, не вы это рисовали? – спросил он.
Три находившихся в комнате человека застыли в недоуменном молчании: поскольку Святой по прибытии не представился, они приняли его за помощника инспектора из Скотланд-Ярда. Тил с непроницаемым лицом глянул на них.
– Это и есть Святой, – пояснил он.
Местные полицейские изумленно переглянулись, по Тил поспешил их разочаровать:
– Нет, я не сделал ничего сверхумного. Он весь вечер был вместе со мной. Я не выпускал его из виду с семи часов до настоящего момента – даже на пять минут.
Полицейский врач чуть не поперхнулся кофе, вытер губы носовым платком и, разинув рот, уставился на Тила.
– Но это невозможно! Когда сюда доставили тело, оно было еще теплым, и даже зрачки реагировали на атропин. Тот человек не мог быть мертв более трех часов!
– Чего-нибудь в этом роде я и ожидал, – едва сдерживаясь, ответил инспектор Тил. – Только это и было нужно, чтобы окончательно подтвердить его алиби.
Саймон положил вырванный листок на стол инспектора. Глядя на рисунок, он испытал странное чувство – этот рисунок сделал не он, но метка принадлежала ему. Она уже стала слишком известна, чтобы часто ею пользоваться, и именно по той самой причине, которую проглядел Тил, – когда такой рисунок находили на месте какого-либо преступления, то искать следовало только одного человека. И все же метка имела смысл. Этот детский рисунок фигурки с нимбом означал идеал, когда возмездие быстро настигает злодея там, где его не может достать закон, а справедливости не могли воспрепятствовать никакие технические детали этого закона. Но никогда еще эта метка не использовалась беспричинно... Три местных полицейских вопросительно смотрели на Святого, совсем как зеваки на сенсационном процессе, а не профессионалы, но Саймон оставался спокоен и холоден как лед.
– Кто был этот человек? – спросил он.
Местный инспектор помедлил с ответом, пока Тил взглядом не повторил вопрос, и только потом вновь обратился к лежащим на столе бумагам.
– У него был испанский паспорт, и кажется, у него ничего не украли. Имя его... сейчас... Энрике, Мануэль Энрике. Возраст – тридцать лет, место жительства – Мадрид.
– Профессия?
– Летчик, – ответил инспектор, заглянув в паспорт.
Саймон вынул портсигар и снова задумчиво глянул на рисунок, который был сделан не им. Линии рисунка были как бы какими-то дрожащими.
– Кто были те люди, которые подобрали его на дороге?
Инспектор снова заколебался, и Тил снова взглядом задал тот же вопрос. Инспектор сжал губы. Он совершенно не одобрял происходящего. Будь его воля, Святого мгновенно водворили бы в надежную камеру, а он тут еще собственный допрос устраивает! С видом вегетарианца, которого насильно кормят человеческим мясом, инспектор заглянул в заполненный убористым почерком протокол.
– "Сэр Хьюго Ренвей, проживающий по адресу: Марч-хаус, Бетфилд, близ Фолкстора, и его шофер, Джон Келлард", – отрывисто прочитал он.
– Они, наверное, не долго здесь пробыли?
– Вы считаете, что я должен был их арестовать? – спросил инспектор, откинувшись назад так, что затрещало кресло.
– Сэр Хьюго – мировой судья и постоянный чиновник министерства финансов, – усмехнувшись, наставительно сказал врач.
– И он носит цилиндр и гетры? – мечтательно спросил Святой.
– Он не был в цилиндре.
Святой улыбнулся, иот этой улыбки Тилу стало слегка не по себе. Червь сомнения еще глубже вгрызся в его мозг. Он чувствовал, что у него почва уходит из-под ног, и это чувство довело его почти до кипения.
– Ну что же, Клод, – продолжил Святой, – это прогресс. Я сам себя арестовал и приехал сюда, и я готов продолжать делать за вас вашу работу. А теперь что мне делать – самому себе предъявлять обвинение, самого себя обыскивать и самого себя сажать в камеру?
– Я подумаю и скажу вам, – отозвался детектив.
– Тогда переходите на рыбную диету: очень, говорят, мозгам помогает, – посоветовал Святой.
Он раздавил окурок, застегнул пиджак и обратил на инспектора спокойный, вызывающе-бесшабашный взгляд, который Тилу, наоборот, спокойствия не добавил.
– Еще раз говорю вам, что я абсолютно ничего об этом Мануэле Энрике не знаю, кроме того, что я услышал здесь. Не думаю, что вы поверите мне, для этого вы недостаточно умны, но это правда. Моя совесть так же чиста, как была чиста ваша рубашка до того, как вы ее надели...
– Вы лжете, – фыркнул детектив.
– Без сомнения, свое белье вы знаете лучше, – признал Святой, но глаза его тут же похолодели. – Но это и все, что вы знаете. Вы не сыщик, а шляпа. "Если сомневаешься, вали все на Святого" – вот ваш девиз. Так вот, Клод, на этот раз я уж за вас поработаю. И найду вам преступника. Я всегда нахожусь в ссоре с теми, кто понапрасну пользуется моей меткой, да и вам этот урок пойдет на пользу. А потом вы приползете ко мне на своем толстом пузе...
Тил истерично дернулся, стараясь увернуться от крепкого пальца, ткнувшего в его самую большую гордость.
– Не делайте этого! – проблеял он.
– ...И извинитесь, – закончил Святой.
И тут, несмотря на все свои закоснелые убеждения, старший инспектор Тил понял, что ни на минуту не захотел бы оказаться на месте того человека, который осмелился выдать себя за обладателя этого спокойного ироничного голоса.
Глава 3
Судя по крупномасштабной топографической карте, полный комплект последнего издания которой всегда имелся у Саймона Темплера, Марч-хаус представлял собой поместье акров в тридцать, которое лежало между деревушкой Бетфилд и морем. Часть южной границы поместья образовывали прибрежные скалы, а с северо-запада территорию огибала дорога, ведущая от Бетфилда к основному шоссе на Фолкстон. На следующий вечер перед ужином Святой с рюмкой хереса просидел над картой полчаса, изучая местность. Он всегда был за то, чтобы действовать напрямую, и, желая что-то выяснить об интересующем его человеке, частенько просто отправлялся к дому того человека, чтобы полюбоваться пейзажем.
– А почему ты считаешь, что Ренвей имеет ко всему этому какое-то отношение? – поинтересовалась Патриция Холм.
– Из-за цилиндра и гетр, – серьезно ответил Святой и улыбнулся. – Боюсь, что я не обладаю детской верой полицейского, вот и все. Клод Юстас воспринимает одежду как знак респектабельности, но, по моему печальному опыту, все обстоит как раз наоборот. Насколько мне известно, на голове у Хьюго в тот момент цилиндра не было, а такие люди, как он, с подобными атрибутами не расстаются. Да и найденный на трупе рисунок был сделан дрожащими линиями, как если бы он был нарисован в движущейся машине... Я знаю, что у меня один шанс из ста, но все же это шанс. Других ключей к этому делу просто не существует.
Попрыгунчик Униац не обладал тонкостью мышления, зато хорошо понимал, как надо действовать напрямую. Из всего необъятного спектра человеческих поступков это было, пожалуй, единственное, что доходило до мозга Униаца сквозь пуленепробиваемую толщу слоновой кости его черепа. На мгновение оторвав губы от стакана с едва разбавленным джином, Попрыгунчик заявил:
– Я поеду с вами, босс.
– Так кражи со взломом вроде не по твоей части, – заметил Святой.
– Не знаю, – честно признался Попрыгунчик. – Никогда не занимался кражами со взломом. А на кой нам надо надевать те костюмы?
– Какие костюмы? – недоуменно спросила Патриция.
– Ну, эти – цилиндры и гетры, – сказал Попрыгунчик.
Святой закрыл глаза.
Шесть часов спустя, плавно затормозив под нависающей елью в том месте, где дорога близко подходила к северо-западной границе поместья Марч-хаус, Саймон опять с беспокойством подумал о том, что напрасно согласился принять помощь Попрыгунчика. В такой экспедиции больше, наверное, помешал бы развеселый слон, но не намного больше. Но мистера Униаца обижать не хотелось, тем более что его гордость была очень чувствительна к подобным вещам. Саймон вышел из машины, достал из багажника запасное колесо и открыл сумку с инструментами. Попрыгунчик озадаченно наблюдал за всеми этими приготовлениями.