- Тихо! - сказал он. Потом добавил: - Ваше объяснение кажется мне совершенно неправдоподобным. Я бы еще понял, если бы против вас были выдвинуты доказательства, которым вы не могли бы дать разумное объяснение. Оказались бы не в силах сопротивляться. Но в том-то и дело, что почти все доказательства дали следствию вы сами.
- Я уже сказал, товарищ судья. Мне не хотелось жить…
- И вы решили уйти из жизни? Вас не останавливало даже то, что вы были бы навсегда опозорены в глазах окружающих и - в первую очередь - своих близких?
Радев тяжело вздохнул, потом сказал:
- Тогда я не мог трезво оценивать свои поступки. Смерть жены сломила меня окончательно. Но в тюрьме я понял, что совершил ужасную ошибку. И что опозорил своих детей. Именно поэтому я решил сказать правду.
Стаменов чувствовал, что зал притих, что Радева слушают со все большим доверием. Только лицо судьи оставалось пока еще замкнутым и неприступным.
- А вам не приходило в голову, что своим ложным самопризнанием вы подводите следствие? И даже возможность скрыться истинному преступнику?
- Отчаявшийся человек не думает ни о возмездии, ни о справедливости. Отчаявшийся человек видит только свое горе.
Не столько сами слова, сколько интонация, с которой Радев произнес их, были исполнены глубокой искренности, Впервые председатель внимательно посмотрел на подсудимого. Казалось, он только сейчас разглядел его и теперь изучает.
- А вам не кажется странным, что данные вами объяснения звучат не убедительно? Только тот, кто непосредственно находился на месте преступления во время совершения убийства, мог дать такие точные сведения и объяснения.
- Я и находился, товарищ судья.
- Во время убийства?
- Нет, во время осмотра места преступления. Я слышал все, о чем говорили товарищи из милиции… И потом лишь повторил им то, что слышал от них.
Стаменов облегченно вздохнул. Очевидно, Радев благополучно преодолел самую коварную часть трясины. Дальше, наверно, все будет гораздо проще. Председатель снова вернулся к обстоятельствам дела, указанным в обвинительном акте. Его тоже заинтересовал кухонный нож, которым было совершено убийство, - он явно счел его самым веским из всех вещественных доказательств. Естественно, Радев не смог толково ответить. Но в то же время ни один из его ответов нельзя было ни опровергнуть, ни отбросить.
Начался допрос свидетелей. Коллеги Радева дали свои показания с той же точностью и добросовестностью, с какой сделали это при встрече с адвокатом. Но, конечно, Стаменов не упустил случая задать им дополнительные вопросы. У секретарши, которая работала вместе с Радевым, он спросил:
- Товарищ Костова, опишите нам характер Радева. Как он относился к своим коллегам? К посетителям?
- Товарищ Радев - исключительно воспитанный человек! - охотно ответила женщина.
- Ну, а что он за человек по складу характера? Угрюмый, нелюдимый? Или наоборот - веселый, беззаботный, разговорчивый?
- Это не вопросы, а ответы! - запротестовал прокурор.
- Задавайте вопросы, не пытаясь оказывать давления! - строго предупредил судья.
- Я проясню их суть, товарищ судья! - спокойно ответил Стаменов. - Прошу вас, товарищ Костова, ответить на мой вопрос.
- Как вам сказать… В сущности, ни то, ни другое. Радев - человек исключительно спокойный и рассудительный. С устоявшимся характером. Мы все считали его добряком, несмотря на его известную замкнутость и некоторое своенравие…
- Вы когда-нибудь видели его взвинченным, вышедшим из себя? Может быть, он устраивал порой скандалы?
- Нет, что вы! Он - очень терпеливый человек. Он делал замечания только уборщице, да и то редкс и очень вежливо.
- Благодарю вас, товарищ Костова. У меня больше нет к вам вопросов.
Начальнице Радева он тоже задал несколько дополнительных вопросов:
- Товарищ Борова, кто фактически написал доклад?
- Товарищ Радев.
- Прямо на машинке?
- Конечно! Как всегда.
- Вы после этого сразу его прочитали? Может быть, вы обнаружили опечатки, пропуски?
- Нет, ни одной ошибки. Он всегда пишет медленно, но никогда не делает ошибок.
Борова взвешенно добавила еще несколько хороших слов о Радеве, и председательствующий поблагодарил свидетельницу.
Невян Ралчев, внимательно выслушавший каждое слово, извинился перед своими соседями в последнем ряду и, сопровождаемый недовольными взглядами, протиснулся к выходу. Через десять минут он был на работе. На его счастье инспектор Димов находился в своем кабинете. Он внимательно изучал какие-то фотографии. Ралчев вошел, опустился в ближайшее кресло и потер ладонью свой гладко выбритый подбородок.
- У меня неприятная новость! - сказал он наконец.
- Только одна? - с улыбкой осведомился Димов.
- Одна, но зато какая! Радев полностью отказался от своего самопризнания.
Димов отложил фотографии и озадаченно взглянул на помощника. Ралчев даже приободрился - его начальник редко позволял себе такую непосредственность.
- Вот как? - вымолвил он, - А нас он в чем-нибудь обвиняет?
- Слава богу, нет…
- Чем же объясняет свой отказ?
Ралчев подробно изложил обстоятельства дела. Димов выслушал его молча, не прерывая. Однако заметил:
- Не понимаю, на чем его адвокат построит защиту. Эти доказательства так убедительны.
- Убедительны, да…
- Что - да?
- В том-то и дело, что адвокат довольно ловко готовит ему алиби!
- На каком основании? - нахмурился Димов.
- На основании упущений Якимова. Тот даже не удосужился проверить, что делал Радев после полудня в день убийства. И выходит, что…
И он подробно пересказал показания свидетелей. Лицо Димова потемнело. Никогда еще суд не оспаривал их дела. Никогда еще не случалось ему подводить своих коллег. Инспектор ни разу еще не допускал просчетов в своей работе.
- Хорошо, я приду на дневное заседание, - расстроенно сказал он. - И Якимова позови.
6
Дневное заседание началось обвинительной речью прокурора. Димов сидел во втором ряду и внимательно слушал. Этот молодой, уверенный в себе прокурор выглядел сейчас раздраженным. Нелепые увертки Радева только усугубляют его положение. Одно дело - пустые слова, другое - неоспоримые факты. А факты говорят против него, уличают в убийстве. И он снова остановился на фактах, перечисленных в обвинительном акте, прибавив к ним еще кое-что:
- Прошу вас обратить внимание на следующий факт. Обвиняемый признался, что совершил убийство кухонным ножом. Не каким-нибудь, а именно кухонным. Откуда он мог это знать? Из комментариев тех, кто прибыл на место происшествия? Это невозможно. Они вообще не говорили о ноже, потому что не нашли его. И я спрашиваю: если убийца является посторонним лицом, если он пришел с целью ограбить или убить, неужели он рассчитывал на случайное оружие? Неужели он не принес бы его с собой? Обвиняемый признавал, что вымыл нож и бросил его в шахту мусоропровода. Заметьте - вымыл. Нож и впрямь оказался вымыт. И его действительно нашли в шахте. Я спрашиваю: кто, кроме, убийцы, мог знать об этом? Кто мог знать такие мелкие подробности? Прокурор так долго полировал своими словами злополучный нож, что он мог бы заблестеть, как бриллиант.
Еще он подробно остановился и на том факте, что труп убитой был перенесен, что на одежде Радева обнаружили следы крови. На показания свидетелей он почти не обратил внимания, явно желая их обесценить.
- Очевидно, - сказал он, - защитник подсудимого готовит ему алиби. По-моему, это неудачная попытка. Даже больше того - защитник просто доказал, что у Радева нет алиби. Где он находился между двумя и тремя часами? Был в учреждениях. Предположим. Но если подсудимый воспользовался средством передвижения, то он мог навести необходимые справки за четверть часа.
На этом прокурор исчерпал свои аргументы относительно алиби. Димов во время его речи все время что-то записывал в своем блокноте, а делал он это крайне редко. Дело на этот раз было необычным, возможно, придется прибегнуть к крайним мерам. Теперь он уже сожалел, что не присутствовал на утреннем заседании. Вряд ли протокол поможет ему полностью разобраться в том, что его интересовало.
Слово получил защитник. Димов немного недоверчиво посмотрел на худощавого рыжеволосого юношу, вставшего перед трибуной суда. Он выглядел слишком спокойным, только блестящие глаза выдавали напряжение. Начало речи очень напоминало научный доклад. Может ли невинный умышленно оклеветать себя самого? Вполне - утверждал защитник. И довольно умело и находчиво проанализировал внутреннее состояние обвиняемого. Привел интересные примеры подобных случаев в судебной практике, когда ложные самопризнания были позднее опровергнуты.
Прокурор, который с хмурым лицом слушал его, нервно бросил:
- Да, эти случаи мне прекрасно известны. Но ложные самопризнания всегда преследовали определенную цель.
- А в этом случае важна не цель, а мотивы! - хладнокровно отве+ил защитник. - И эти мотивы - отчаяние и горе.
- Пустые разговоры! - презрительно сказал прокурор.
Затем защитник пустился в подробный анализ доказательств. Он говорил все так же спокойно и рассудительно, не прибегая к эффектам, словно не произносил речь, а беседовал.
- Мне кажется, что найденному в мусоропроводе ножу придается слишком большое значение. Почему убийца не принес с собой оружия? Да очень просто - он не имел намерения убивать. Он пришел с другой целью, возможно, не имеющей ничего общего ни с грабежом, ни с убийством. Но обстоятельства заставили его убить, Почему он не унес нож с собой? Зачем бросил его в шахту мусоропровода? Вот один разумный ответ - чтобы ввести следствие в заблуждение. Чтобы подумали, что убийство совершил свой человек. Зачем он вымыл нож? Возможно, хотел уничтожить свои отпечатки. Возможно, просто хотел сунуть его в карман и унести… Но никто не засунет в карман окровавленный нож… И преступник вымыл его… А потом ему пришла в голову новая идея.
Зал, затаив дыхание, слушал спокойные объяснения защитника, Димов усиленно писал.
- Или возьмем так называемое доказательство о переносе трупа, - продолжал Стаменов. - Радев перенес его, потому что был заинтересован в этом. Он не хотел, чтобы его увидел мальчик. И вот из этого следует, что Радев - убийца. Словно нет другого разумного объяснения. Что за странная логика? Я приведу вам это объяснение. Радев вернулся домой случайно, когда преступление было уже совершено. Он увидел труп и перенес его, чтобы убитую не обнаружил сын. Потом испугался, что подозрение может пасть на него, и убежал.
Зал заволновался. Послышались приглушенные возбужденные голоса. Димов поднял голову и удивленно посмотрел на адвоката. Суд молчал.
- Вы утверждаете, что это правда? - подал, наконец, голос прокурор.
- Нет! Я утверждаю, что подсудимый говорит правду… Но я хотел показать вам, что может существовать и другое разумное объяснение…
- Продолжайте! - произнес председатель.
- Существует и одно безусловно спорное доказательство - пятна крови на одежде Радева. Из этого следователь сделал заключение, что труп перенес Радев. Товарищ судья, вы знаете, что речь идет о нескольких незначительных пятнах крови на манжетах и рукавах подсудимого. Но попробуйте перенести со двора в дом зарезанную курицу, и вы увидите, как вы испачкаетесь… А тут был труп с тремя страшными ранами. По-моему, это вообще не доказательство, а абсурдное утверждение. Тогда откуда кровь на одежде Радева? Да все очень просто! Радев пришел домой раньше милиции. Он вошел в спальню, увидел мертвую жену… Как он мог не прикоснуться к ней, не проверить, мертва ли она на самом деле? Психологически это вполне объяснимо. Вот откуда мелкие пятнышки крови.
Прокурор молчал, его лицо все больше мрачнело.
- Кроме того, обвинение явно недооценивает серьезное алиби подсудимого! Время между тремя и пятью часами вообще не подлежит сомнению. Речь идет о его отлучке с двух до трех часов. Обвинитель утверждает, что убийство является преднамеренным и организованным.
- Да! - сердито бросил прокурор. - И должен сказать вам, коллега, что вы вообще не считаетесь с фактами.
- Мне кажется, товарищ прокурор, что это вы не считаетесь с фактами, - сухо парировал защитник.
- С какими фактами?
- С официальными данными, отраженными в документах обвинения.
- Что вы имеете в виду? - нетерпеливо спросил прокурор.
- Я имею в виду акт, подписанный доктором Давидовым. Он осмотрел труп без четверти шесть. И собственноручно написал: "…труп еще не совсем остыл". Что это означает?
Стаменов сделал небольшую паузу. В этот момент только Димов понял, что это означает. И поскольку никто не реагировал на его слова, Георгий спокойно продолжил:
- Это означает, товарищ прокурор, что убийство совершено после половины четвертого, и никак не раньше! Потому что из судебной практики нам хорошо известно, что труп остывает в течение двух часов. А свидетели весьма ясно и недвусмысленно утверждают, что между тремя и пятью часами подсудимый находился в своем учреждении. Следовательно, убийцей он быть не может!..
Зал ахнул. И только на лице Димова появилась виноватая улыбка. Он повернулся к Ралчеву и сказал:
- Отличный удар… И должен заметить, что парнишка отлично подготовил его.
А "парнишка" все еще стоял перед председателем суда, который о чем-то совещался с двумя заседателями. Подсудимый словно окаменел на своем месте. Никто не видел его глаз, никто не мог понять, что таится в них - радость избавления или горькая мука.
Наконец суд закончил свое небольшое импровизированное совещание.
- Заседание переносится на завтра. Мы произведем компетентную медицинскую экспертизу, - объявил председатель.
Стаменов отправился к адвокатской скамейке. Там все еще сидел Старик, в его глазах вспыхивали веселые огоньки.
- Поздравляю, - произнес он. - Ты полностью добился того, чего хотел.
Но в его голосе не чувствовалось особого воодушевления.
- И это все, что ты мне можешь сказать?
- Пока все. Но разве этого мало?
Через полчаса в кабинете Димова состоялось небольшое совещание. Ралчев внимательно рассматривал ногти. Якимов уныло молчал, как в воду опущенный.
- Мы не сыщики, - тихо сказал Димов. - Мы - габровские скупердяи: экономим время и силы, и теперь заплатим вдвойне!
Подчиненные онемели в изумлении.
- Что касается доказательств, то тут еще можно поспорить, - успокоился Димов. - Но я поражен, Якимов, таким вопиющим недосмотром, как проверка алиби обвиняемого. Как ты мог не проверить, что делал Радев в день убийства?
- Вы правы, товарищ Димов, - виновато ответил Якимов. - Но все основные факты были такими очевидными…
- Очевидными! - недовольно повторил Димов. - Ничто на этом свете не очевидно, Якимов. Да и не в этом дело. Работа есть работа. Каждое дело нужно делать так же тщательно, как вяжут свитер, - петлю к петле, факт к факту. Нельзя пропускать петли. Пропустишь петлю - получится дырка. А никто не любит свитеров с дырками.
7
На утреннем заседании первое слово дали доктору Давидову. Врач держался без малейшего смущения. Он снова подтвердил точность своей экспертизы. Председатель смотрел на него несколько недоверчиво.
- А почему вы не указали в акте, в котором часу наступила смерть? - спросил он. - Почему ограничились одним общим заключением…
- Извините, товарищ председатель, но это не общее заключение. Наоборот - оно весьма конкретно.
- Не нахожу, - недовольно заметил председатель. - Через сколько времени после прибытия милиции труп должен был полностью остыть?
- Самое большее через четверть часа.
- Хорошо. При этом положении когда, по-вашему, наступила смерть?
- К четырем часам, - без колебания ответил врач.
Следующим перед судом предстал пожилой профессор с таким кротким, добродушным лицом, что его скорее можно было принять за проповедника. Только тщательно причесанные волосы придавали некоторое кокетство его довольно помятой фигуре.
- Мы ждем вашего мнения, товарищ профессор.
- Норма вам известна, - ответил мягким, немного певучим голосом профессор. - Труп остывает приблизительно два часа после смерти. Изредка встречаются отклонения - до получаса, в исключительных случаях - до одного часа, это зависит от окружающей среды, температуры и так далее. Но это убийство, по моему мнению, совершено после половины четвертого.
- Благодарю вас, товарищ профессор.
Ученый мелкими шажками направился к выходу. В зале поднялся легкий шум. Прокурор неуверенно поднялся со своего места.
- Товарищ судья, вы видите, что заключения не совсем категоричны! Не исключается, что труп может остыть и через три часа…
- Вы не правы, коллега! - живо откликнулся адвокат. - Вы прекрасно знаете, что в подобных случаях берется предположение, наиболее благоприятное для подсудимого.
- Я говорю по совести, а не веду юридический спор! - сухо ответил прокурор. - Я лично полностью убежден в его вине. При установлении алиби могут быть допущены фатальные ошибки. Тем более, что это алиби установлено гораздо позднее, когда все уже не так свежо в памяти свидетелей.
- И это не наша вина! - спокойно ответил Стаменов. - Следствие было обязано своевременно выяснить эти обстоятельства. А оно вообще не занималось этим вопросом.
Председатель в последний раз обратился к подсудимому:
- Даю вам слово. Вы можете прибавить что-нибудь к тому, что до сих пор сказали?
Радев встал и стоял, как истукан. Непонятно было, слышал ли он вопрос. Зал притих. В этот момент только члены суда могли видеть его лицо. Это было несчастное, измученное лицо. Очевидно, он пытался что-то сказать и не мог.
- Не спешите, успокойтесь, - мягко произнес председатель.
Наконец Радев заговорил - глухо, медленно, едва владея собой.
- Я не убивал свою жену, товарищ судья… Я любил ее… Кроме нее и семьи у меня не было ничего…
Зал молчал, затаив дыхание.
Суд удалился на совещание. Когда через четверть часа он вернулся, в зале стояла все такая же гробовая тишина. Председатель несколько торжественно зачитал решение суда. Подсудимый был признан невиновным и полностью оправдан.