- Высокая девушка. Очень хорошенькая. Вы знаете, я видел ее имя в газетах, и оно показалось мне знакомым, но только я никак не мог вспомнить откуда. Ужасно, просто ужасно!.. Такая хорошенькая девушка!
Он добавил, что была она не одна, а с джентльменом и что именно джентльмен заплатил за манто. Причем наличными, это он очень хорошо запомнил. Впрочем, ничего необычного в этом нет. Небольшой объем реализации образцов происходит за наличный расчет, а клиенты - по большей части или люди, занятые в меховом бизнесе, или же их знакомые, хотя и простой человек с улицы тоже может зайти и купить тут любую из приглянувшихся ему вещей. И все они, как правило, расплачиваются наличными. Потому что не всякий покупатель захочет ждать, пока его чек или карточку проверят, и потом мех - это же предмет роскоши, подарок для близкой и, так сказать, шикарной подруги, и покупатель меньше всего заинтересован, чтобы об этом его презенте кто-то узнал. А потому предпочитает платить наличными. Кстати, и чек по той же причине выписан не на имя того джентльмена, а на имя мисс Даккинен.
Покупка обошлась ему в две с половиной тысячи долларов с учетом торговой наценки. Да, довольно солидная сумма, чтобы носить при себе, но и здесь ничего удивительного тоже нет. Разве у меня совсем недавно не было при себе почти столько же?..
Может ли он описать этого джентльмена?
Торговец вздохнул. Ему гораздо легче описать даму. Она прямо так и стоит перед глазами: эти золотые косы короной вокруг головы, эти пронзительно-синие глаза. Она перемерила несколько манто. Мех ей очень к лицу, она выглядела в нем так элегантно, а вот господин...
Лет тридцати восьми - сорока. Скорее высокий, чем низкий, насколько помнится. А девушка, та была действительно очень высокая.
- Извините, - сказал он. - Я, как бы это выразиться, и его представляю, а вот описать не могу. Вот если бы на нем было меховое пальто, тогда, конечно, я бы рассказал больше, но...
- Как он был одет?
- Кажется... в костюме. Но точно не помню. Просто он из тех мужчин, которые обычно носят костюмы. Нет, совершенно не помню, в чем он был.
- А если бы увидели его снова, узнали бы?
- Мог бы пройти мимо него не улице и не заметить.
- Ну, а если бы его вам показали?
- Тогда, наверное, узнал бы. Да, точно узнал бы.
Я подумал, что он наверняка помнит больше, чем ему кажется. И спросил, какова, по его мнению, профессия этого мужчины.
- Да я даже имени его не знаю! Откуда же мне знать, чем он зарабатывает на жизнь?
- Ну, ваше первое впечатление, - продолжал настаивать я. - Автомеханик? Брокер на бирже? Участник родео?
- О... - сказал он и на какое-то время задумался. - Возможно, бухгалтер, - сказал он наконец.
- Бухгалтер?
- Ну, что-то в этом роде. Юрист по налогообложению, бухгалтер... Это ведь просто предположение. Игра. Вы спрашиваете, а я...
- Ясно. Ну, а национальность?
- Американец. Кто ж еще, по-вашему?
- Но американцы ведь могут быть разные. Я имею в виду происхождение. Англичанин, ирландец, итальянец...
- О, - сказал он, - теперь я понял! Я бы сказал... еврей. Или... скорее итальянец. Темноволосый, ну, знаете, такого средиземноморского типа. По контрасту - она была такая светленькая... Нет, точно не помню, был ли он брюнетом, но то, что контраст был, - это точно. Он мог оказаться греком или испанцем, да кем...
- Он оканчивал колледж?
- Ну, знаете, диплома он не показывал!
- Да, но ведь говорил же он с вами! Или с ней. Как говорил? Как выпускник колледжа или на уличном жаргоне?
- Да нет, вроде бы не на уличном... Это был джентльмен, человек образованный.
- Женатый?
- Ну, во всяком случае, не на ней.
- И все-таки женатый?
- Они все, как правило, женаты. Когда вы холостяк, вам ни к чему покупать норку подруге. Возможно, он и жене своей купил норку, чтобы была довольна.
- Обручальное кольцо на нем было?
- Кольца не помню. - Он дотронулся до золотого ободка на безымянном пальце левой руки. - Может, и было, а может, и нет. Не припомню.
Он вообще мало что помнил, а сведения, полученные от него, были весьма сомнительны. Они могли возникнуть и из подсознательного желания угодить мне, дать именно те ответы, которых я, по его мнению, ожидал. Я мог бы продолжить наш диалог, спросить, к примеру: "Ладно, вы не помните, какие именно были на нем ботинки, но какого типа обувь должен носить такой человек? Ботинки из нубука? Дешевые мокасины? Испанские фирменные туфли? Адидасы? Что?" Но я не стал этого делать. Просто поблагодарил его и вышел.
* * *
На первом этаже этого здания находилось кафе - длинная стойка с табуретами и раздаточным окошком. Я взял чашку кофе, пристроился на табурете и стал подводить итоги. Итак, чем же я располагаю?
У Ким был любовник. Это несомненно. Мужчина, купивший ей манто и рассчитавшийся сотенными купюрами. И не оставивший своих инициалов на чеке.
Мог ли этот тип иметь мачете? Он ведь бухгалтер, не так ли? И ему куда сподручней действовать авторучкой марки "Пилот" с острющим наконечником - смертельное оружие в руках самурая. Чик-чик, вот тебе, сука, вот!
Кофе был довольно скверным. Однако я все же заказал вторую чашку. Сидел, сцепив пальцы, и разглядывал свои руки. Сцепленные пальцы, каждый на своем месте, все сошлись в одно целое, чего не скажешь о деле. Концы с концами не сходятся.
Какой он, к дьяволу, бухгалтер? Разве станет бухгалтер орудовать ножом? Конечно, если убийство спонтанное, в порыве гнева, тогда все возможно. Но ведь убийство Ким тщательно спланировано: номер снят под вымышленным именем, убийца аккуратно замел все следы, не оставляя ни одной зацепки.
Мог ли это быть мужчина, купивший ей манто?
Я отпил еще глоток и решил, что нет, не тот вариант. Не подходил на эту роль и тот тип в мешковатой куртке, передавший мне предупреждение вчера вечером, после собрания. Он был мускулист, но прост и примитивен, как правда, пусть даже и наняли его на этот раз не для демонстрации мускулов. Может ли скромный, сдержанный, с хорошими манерами бухгалтер нанять такого типа?
Вряд ли.
А ее приятель и Чарлз Оуэн Джоунс - не одно ли это лицо? И к чему такой усложненный псевдоним, это второе имя, "Оуэн"? Ведь люди, использующие в качестве псевдонима фамилию типа Смит или Джоунс, скорее назовутся Джоем или Джоном, но уж не Чарлзом Оуэном...
А может, его звали Чарлз Оуэнс? И он уже начал было писать это имя в карточке, но затем спохватился и опустил последнюю букву в слове "Оуэнс", превратив его таким образом во второе имя. Что-то в этом есть.
Но потом я поразмыслил и решил, что все это ерунда.
И еще этот идиот из гостиницы. Ведь его так толком и не допросили. Деркин сказал, что парень был под кайфом и что он, по всей видимости, латиноамериканец. Почему? Возможно, парень был не в ладах с английским. Однако он был наверняка очень шустрый тип, иначе вряд ли его взяли бы в такой приличный отель с плохим знанием языка, да еще на должность, требующую непрерывного общения с людьми! Нет, это просто обычная халатность, что им никто толком до сих пор не занялся. Если бы его допросили как следует, ну, хотя бы так, как я сейчас этого торговца мехами, тогда, возможно, удалось бы выудить что-нибудь ценное. Свидетели всегда помнят больше, чем им самим кажется.
* * *
Паренька, зарегистрировавшего Чарлза Оуэна Джоунса, звали Октавио Кальдерон, и последний раз он был на службе в субботу: дежурил с четырех до двенадцати ночи. В воскресенье днем он позвонил и сказался больным. Вчера снова звонил, а в третий раз позвонил примерно за час до моего прихода в "Гэлакси" и сообщил помощнику управляющего, что все еще болен. Очевидно, не появится еще день, а то и дольше.
Я спросил, что же случилось с беднягой. Помощник управляющего вздохнул и покачал головой.
- Не знаю, - сказал он. - Разве у них что поймешь, у этих иностранцев! Если уж не хотят отвечать на прямой вопрос, то тут же прикидываются, что плохо знают английский. Сразу начинают твердить: "no comprendo". И больше от них ничего не добьешься.
- Вы хотите сказать, что наняли на такую должность человека, который почти не знает английского?
- О, нет, нет! Сам Кальдерон прекрасно говорит по-английски. Это ведь не он звонил. Кто-то другой, по его просьбе, - он покачал головой. - Он очень скромный молодой человек, я говорю о нашем Тавио. Подозреваю, что он специально попросил позвонить друга, решил, видно, что, если позвонит чужой, я не стану бранить его. Думаю, что он и вправду серьезно болен и не в состоянии встать с постели и позвонить мне. Кажется, в доме, где он снимает комнату, телефон стоит внизу, в холле. Нет, звонил не он. Другой парень, с куда более сильным, чем у Тавио, акцентом. Латиноамериканским акцентом.
- А вчера тоже он звонил?
- Вроде бы...
- Тот же мужчина, что и сегодня?
- Не знаю, точно не скажу. По телефону голоса у всех этих латиноамериканцев все на один лад. Одно могу сказать наверняка: это был мужской голос. Думаю, тот же голос, но поклясться не могу. Да и какая, собственно, разница?
- Никакой, - согласился я. - Ну, а как насчет воскресенья? Уж тогда-то, наверное, Кальдерон звонил сам?
- Меня в воскресенье не было.
- А у вас номер его телефона есть?
- Да, кажется, да. Но телефон-то у него внизу, в холле. Вряд ли он подойдет сам.
- И все равно дайте мне его координаты.
Он дал номер, а также адрес на Барнет-авеню в Куинсе. Я сроду не слыхал об этой Барнет-авеню и спросил управляющего, в какой именно части Куинса проживает Кальдерон.
- Я вообще не знаю этого района, - ответил он. - И потом: вы ведь, надеюсь, туда не собираетесь? - Он произнес это таким тоном, словно мне для путешествия в Куинс необходим зарубежный паспорт и запас пищи и воды. - К тому же я совершенно уверен, что через день-другой Тавио выйдет на работу.
- А откуда такая уверенность?
- Да потому, что наша гостиница - это очень хорошее место, - сказал он. - И он потеряет его, если не появится вовремя. Он прекрасно это понимает.
- А прогулы у него раньше случались?
- Что вы, никогда! Он вообще отличный работник. И я уверен, что он действительно болен и принесет справку. Наверняка подцепил какую-нибудь вирусную инфекцию - грипп или еще что-нибудь. А может, простудился. Дня три надо отлежаться. Эти инфекции прямо гуляют по городу!..
* * *
Я позвонил Октавио Кальдерону из платного телефона-автомата в фойе гостиницы "Гэлакси". Я насчитал, наверное, гудков десять, прежде чем ее сняла какая-то женщина. Говорила она по-испански. Я попросил Октавио Кальдерона.
- No esta aqui, - ответила она.
Я пытался сформулировать свой вопрос по-испански. Es enfermo? Он болен? Не уверен, поняла ли она меня. Говорила она на диалекте, который резко отличался от привычного слуху ньюйоркца пуэрториканского говора. А когда она пыталась объясниться со мной по-английски, акцент оказался просто чудовищным, да и набор произносимых ею слов совершенно не соответствовал той мысли, которую она хотела выразить. "No esta aqui", - твердила она, и это было единственным, что я понял без затруднения. No esta aqui. Его здесь нет.
Я вернулся к себе в гостиницу. Там у меня был карманный атлас с картой всех пяти районов Нью-Йорка, и я стал искать Барнет-авеню в квадрате, помеченном как район Куинса. Потом обратился к перечню наименований и наконец нашел. Оказалось, что Барнет-авеню находится в Вулсайде. Я смотрел на карту и недоумевал, каким это образом дом с меблированными комнатами, населенный латиноамериканцами, мог оказаться в ирландском квартале?..
Барнет-авеню насчитывала десять - двенадцать домов и тянулась от Сорок третьей до границы Вул-сайда. Доехать туда на метро можно было несколькими путями. Я мог сесть на линию "Е" или "F", или же добираться по "Индепендент лайн", или по новой сквозной линии "IRT".
Но это так, на всякий случай, если я действительно туда поеду.
Я снова набрал номер, на этот раз из комнаты. И снова были долгие гудки. Наконец, подошел мужчина. Я сказал:
- Октавио Кальдерона, por favor.
- Momento, - ответил он. Послышался стук - очевидно, он бросил трубку и она повисла на проводе, ударяясь о стенку. Затем довольно долго не доносилось ни звука, если не считать отдаленного бормотания радиоприемника, настроенного на латиноамериканскую волну Я уже хотел повесить трубку, как вдруг опять зазвучал его голос: - No esta aqui, - сказал он и бросил трубку.
От неожиданности я даже не успел ничего сказать.
Я снова заглянул в карманный атлас. Тащиться в этот Вулсайд не было ни малейшего желания. Во-первых, уже начался час "пик". И если я поеду прямо сейчас, то всю дорогу придется стоять. Да и зачем мне вообще туда ехать? Пилить Бог знает сколько времени в битком набитом вагоне с тем, чтобы мне бросили, на сей раз уже в лицо, это: "No esta aqui". Какой смысл?
Или же он, обкурившись дурью, решил устроить себе небольшой отпуск, или же действительно болен. И в том и в другом случае мне вряд ли удастся выудить из него что-нибудь существенное. Это еще если я его найду. И буду вознагражден за свои старания ответом "No lo se" вместо "No esta aqui". He знаю, его здесь нет. Не знаю, его здесь нет...
Черт!..
Джой Деркин допросил Кальдерона в субботу вечером. Примерно в то же время, когда я пытался внушить каждому встречному и поперечному, что ищу любовника Ким. Этой же ночью меня едва не пристрелил гарлемский грабитель, а Санни Хендрикс запивала пригоршню таблеток водкой с апельсиновым соком.
На следующий день Кальдерон сказался больным. А еще через день парень в мешковатой куртке пошел за мной после собрания "А. А." и предупредил, чтобы я оставил дружка Ким Даккинен в покое.
Зазвонил телефон. Это был Чанс. Я получил его записку с просьбой позвонить, но он, видимо, решил, что дожидаться не стоит.
- Звоню просто так, на всякий случай, - сказал он. - Узнать, как продвигаются дела. Есть что-нибудь новенькое?
- Не далее как вчера вечером, получил предупреждение.
- Какое предупреждение?
- Какой-то тип посоветовал не нарываться на неприятности.
- И вы уверены, что это связано с Ким?
- Уверен.
- Вы знаете этого парня?
- Нет.
- Что собираетесь делать?
Я рассмеялся:
- Собираюсь и дальше нарываться на неприятности. На этот раз - в Вулсайде.
- Вулсайде?
- Да. Это в Куинсе.
- Ну, неужели я не знаю, где находится Вулсайд, приятель! А что должно произойти в этом Вулсайде?
Я решил, что впутывать его не стоит.
- Возможно, что и ничего, - ответил я. - И думаю, что ехать туда скорее всего незачем. Но мало ли что... У Ким все-таки был любовник.
- В Вулсайде?
- Нет. В Вулсайде живет кое-кто другой. Но у нее определенно был любовник. И он купил ей норковый жакет.
Он вздохнул:
- Я же сказал вам... Это крашеный кролик.
- Крашеный кролик висит в гардеробе.
- Ну и?..
- Помимо кролика, у нее было еще манто из норки. Она была в нем, когда мы познакомились. Она была в нем, когда пошла в гостиницу "Гэлакси", где ее убили. Сейчас это манто находится под замком в Центральном управлении полиции.
- Почему?
- Это - вещественное доказательство.
- Доказательство чего?
- Пока не знаю. Я видел его, потом говорил с человеком, который продал ей эту вещь. На чеке значится ее имя, но была она не одна, а с мужчиной. И именно он расплатился за покупку.
- Сколько?
- Две пятьсот.
Он переваривал услышанное.
- Возможно, она скопила эти деньги, - заметил он наконец. - Откладывать по паре сотен в неделю ей ничего не стоило. Все они так делают, откладывают на черный день. Я бы никогда и не узнал.
- Нет, мужчина расплатился своими Чанс.
- Может, она дала ему эти деньга? Ну, знаете, как иногда в ресторане - женщина потихоньку сует мужчине деньги, чтобы расплатиться. Чтобы он не терял лица.
Но почему вы так отчаянно не хотите поверить в то, что у нее был любовник?
Дьявольщина! - буркнул он. - Да мне плевать! Как оно там было и что, плевать! Просто не могу в это поверить, вот и все!
Я пропустил его реплику мимо ушей.
- Это могла быть просто "подставка", а не любовник. Иногда, знаете ли, сутенер хочет выглядеть дружком, хочет произвести впечатление. Делает девушке подарки, вместо того чтобы давать ей деньги. Может, он был просто еще чьим-то сутенером, и она расколола его на эту шубку.
- Может быть.
- Но вы-то думаете, это был ее любовник?
- Да, думаю.
- И что он ее убил?