- Да знаю я, знаю! И вовсе не собираюсь напиваться завтра.
- Тогда возьми кого-нибудь с собой.
- Не понял?
- Ну, на похороны. Попроси кого-нибудь из ваших сопровождать тебя.
- Как я могу просить об этом...
- А что тут особенного?
- И кого? Я там толком почти никого не знаю, как же можно просить.
- А разве обязательно хорошо знать человека, чтобы сидеть рядом с ним на похоронах?
- Так как?
- Что - как?
- Ты идешь со мной? Ладно, это я так, пошутил. Совсем не хотел утруждать тебя.
- Конечно, пойду.
- Правда?
- А почему бы и нет? Конечно, я, наверное, буду довольно жалко выглядеть по сравнению со всеми этими разодетыми в пух и прах красотками...
- О, не думаю.
- Нет?
- Конечно, нет! Что за глупости!
Я взял ее за подбородок, притянул к себе и коснулся губами ее рта. Потом коснулся ее волос. Темные волосы, слегка припорошенные сединой. Серебряные тонкие нити, под цвет ее глаз...
Она сказала:
- Я боялась, что это случится. А потом боялась, что не случится.
- А теперь?
- Теперь просто боюсь. Вообще...
- Хочешь, чтобы я ушел.
- Хочу ли я, чтобы ты ушел? Нет, я вовсе не хочу, чтобы ты уходил. Хочу, чтобы ты поцеловал меня еще раз.
И я поцеловал ее. Она обвила руками мою шею, приникла ко мне, и я ощутил тепло ее тела сквозь одежду.
- Дорогой... - прошептала она.
Позже, лежа в постели и прислушиваясь к биению своего сердца, я на мгновение ощутил острейший приступ тоски и полного одиночества. Казалось, я снял крышку с какого-то бездонного колодца и заглянул в него. Потянулся и положил руку ей на бедро, и от этого простого человеческого прикосновения веревка, на которой был подвешен тяжкий груз, оборвалась.
- Привет, - сказал я.
- Привет.
- О чем задумалась?
Она засмеялась:
- Знаешь, мои мысли вряд ли можно назвать романтичными. Пытаюсь представить, что скажет моя консультантша.
- А тебе обязательно обо всем ей докладывать?
- Да нет, конечно, необязательно. Но я все равно скажу: "Между прочим, я тут на днях оказалась в постели с одним парнем, который не пьет вот уже восемь дней!"
- А что, это смертный грех, что ли?
- Ну, не смертный, но это нехорошо.
- И как же она тебя накажет? Заставит прочитать молитву пятьдесят раз подряд?
Она снова рассмеялась. Мне всегда нравилось, как она смеется. Громко, весело, от души.
- Она непременно ответит: "Ну, что ж, по крайней мере ты хоть не пьешь. А это самое главное". И еще добавит: "Надеюсь, ты получила удовольствие?"
- А ты получила?
- Удовольствие?
- Да.
- Бог ты мой, нет, конечно! Я изобразила оргазм.
- Оба раза, да?
- Само собой, - она приникла ко мне, положила руку на грудь. - Ты останешься?
- А что скажет твоя консультантша?
- Ну, не знаю. Возможно, что вместо овечки на заклание пошла старая овца. О Господи, чуть не забыла!
- Ты куда?
- Позвонить.
- Ты что, серьезно? Будешь звонить своей консультантше?
Она покачала головой. Накинула халат и села, листая маленькую записную книжку Потом набрала номер и сказала:
- Привет, это Джен. Ты спишь, нет? Послушай, я, наверное, некстати, но позволь задать дурацкий вопрос. Слово "Рикон" тебе ничего не говорит?.. - Она продиктовала по буквам. - А я подумала, может, это ругательство, что-то в этом роде... Ага... - Какое-то время она слушала, потом возразила: - Нет, ничего подобного. Просто разгадываю кроссворд на сицилийском, вот и все. Знаешь, как-то не спится по ночам... О, это прекрасно отвлекает, ничуть не хуже Библии.
Закончив беседу, она повесила трубку и сказала:
- Знаешь, меня вдруг осенило. Я подумала, а вдруг это диалект или какое-то неприличное слово, ругательство какое-нибудь, и поэтому, вероятно, его нет в словаре.
- Какое еще ругательство? И когда это пришло тебе в голову интересно?
- Не твое дело!
- Ой, смотрите-ка, покраснела!
- Знаю, сама чувствую. Это мне урок: не лезь помогать другу расследовать убийство.
- Ни один добрый поступок не остается безнаказанным, да?
- Так, во всяком случае, говорят. Мартин Альберт Рикон и Чарлз Отис Джоунс... Эти имена он использовал?
- Оуэн, Чарлз Оуэн Джоунс.
- И ты считаешь, они что-то означают?
- Должны означать. Даже в том случае, если он ненормальный. Уж больно хитроумные имена! Должны что-то означать.
- Как Форт-Уэйн и Форт-Смит?
- Может быть. Но я думаю, с именами дело обстоит сложнее. А Рикон - вообще очень редкое имя.
- Может, он начал писать: "Рико"?
- Я об этом уже думал. В телефонном справочнике полным-полно Рико. А возможно, он родом из Пуэрто-Рико.
- Почему бы и нет? Все остальные "Рико", наверное, оттуда. Может, он фанат Кэгни.
- Кэгни?
- Ну, гангстер в сцене смерти, помнишь? "Мать милосердная, пришел конец Рико!" Теперь вспомнил?
- А мне почему-то казалось, что его играет Эдгар Робинсон.
- Может, и он. Я, когда смотрела программу для полуночников, всегда была пьяна. И все эти гангстеры из фильмов "Уорнер бразерс" перемешались в голове. Один из этих шустрых ребятишек... "Мать милосердная, это же..."
- Пара яиц, - сказал я.
- Что?
- Господи Иисусе!..
- Что случилось?
- Ну и хохмач же он, паршивый сукин сын! Ну и хохмач!
- О ком ты?
- Об убийце! Ч. О. Джоунс и М. А. Рикон. Я думал, это имена!
- А это не имена?
- Cojones, maricon.
- Это по-испански?
- Именно!
- Cojones... это ведь яйца, верно?
- A maricon означает гомосек. Хотя, кажется, там нет буквы "е" в конце.
- Может, он просто малограмотный?..
- Дьявол, - пробормотала она, - все мы далеки от совершенства.
Глава 29
Примерно в середине утра я пошел домой - принять душ и побриться. И надеть свой лучший костюм. Успел на двенадцатичасовое собрание, съел хот-дог на улице и встретился с Джен, как мы и договаривались, - у лотка с папайей, на углу Семьдесят второй и Бродвея. На ней было вязаное платье цвета голубиного крыла с черной искрой. Никогда не видел ее в таком нарядном платье.
Мы завернули за угол и оказались у входа в красивое здание, где профессионально приветливый молодой человек в черном спросил, на чьи похороны мы пришли, и провел нас через вестибюль, а затем по коридору в зал под номером "3". На распахнутой двери висела карточка с надписью "Хендрикс".
Внутри, по обе стороны от центрального прохода, выстроились стулья. Впереди, немного левее кафедры, на возвышении, стоял открытый гроб, утопающий в цветах. Утром я тоже послал цветы, но мог бы и не беспокоиться - у Санни их было столько, что хватило бы выстлать дорогу в мир иной какому-нибудь гангстеру эпохи сухого закона.
Чанс сидел возле прохода, в первом ряду справа. Рядом с ним - Донна Кэмпион, а дальше, в том же ряду, разместились Фрэн Шектер и Мэри Лу Баркер. На Чансе был черный костюм, белая сорочка и узенький черный шелковый галстук. Все девушки тоже были в черном. "Интересно, - подумал я, - водил ли он их в магазин накануне - покупать эти траурные наряды?"
Заметив наше появление, он встал. Мы с Джен подошли, и я представил ее присутствующим. Какое-то время мы стояли в нерешительности, и Чанс заметил это:
- Вы, наверное, хотите видеть усопшую? - и кивнул в сторону.
Видеть усопшую?.. Я направился к гробу, Джен шла рядом. Санни в ярком, нарядном платье лежала в гробу, обитом изнутри кремовым шелком. В руках, сложенных на груди, одна-единственная красная роза. Лицо словно вырезано из куска белого воска. Мне показалось, что оно почти не изменилось с того дня, когда я видел ее в последний раз.
Чанс подошел, стал рядом со мной. И спросил:
- Поговорим минутку?
- Конечно.
Джен слегка сжала мою руку и отошла. Мы с Чансом стояли и смотрели на Санни.
Я сказал:
- А я думал, тело еще в морге.
- Позвонили вчера и сообщили, что ее можно забрать. А потом здешние специалисты возились допоздна, чтобы ее подготовить. Прекрасная работа, правда?
- Да.
- Вообще на себя не похожа. И уж ничуть не похожа на ту Санни, которую мы нашли на полу, верно?
- Да.
- Потом состоится кремация. Так проще. И девушки выглядят вполне прилично. Оделись соответственно ситуации.
- Да, они выглядят просто замечательно.
- Достойно, - уточнил он. И после паузы добавил: - А Руби не пришла.
- Я заметил.
- Она не признает такие церемонии. Разные, знаете ли, религии, разные обычаи, другая культура. Потом она вообще очень замкнутая и почти не знала Санни.
Я промолчал.
- Когда закончится церемония, - сказал он, - я развезу девушек по домам. А потом обязательно поговорим.
- Хорошо.
- Знаете "Парк-Бернет"? Галерею, где проводят аукционы? Главный их офис расположен на Мэдисон-авеню. Там завтра распродажа, и я хотел бы предварительно взглянуть на интересующие меня лоты. Давайте встретимся там.
- Во сколько?
- Ну, не знаю. Здесь я недолго задержусь. К трем часам уже закончится. Давайте, ну, скажем, в четыре пятнадцать, устроит?
- Вполне.
- И знаете что, Мэтт? - Я обернулся. - Я рад, что вы пришли.
Ко времени, когда началось отпевание, в зал пришли еще человек десять - знакомые покойной. В середине, с левой стороны, сидели четыре негра. Мне показалось, что среди них был Кид Баскомб, боксер, которого я видел в тот день, когда познакомился с Санни. В заднем ряду сидели две пожилые женщины, и еще один человек, тоже не первой молодости, сидел в полном одиночестве неподалеку. Есть такие неприкаянные существа, которые посещают похороны совершенно незнакомых им людей - просто, чтобы скоротать время, и я подозревал, что эта троица принадлежит к их числу.
Как только началась служба, в зал бесшумно проскользнул Джой Деркин в сопровождении детектива в штатском. Они уселись в заднем ряду.
Молодой священник был похож на ребенка. Не знаю, насколько его посвятили в суть дела, но он искренне скорбел, что юная жизнь оборвалась в самом цвету, говорил о неисповедимости путей Господних и о том, что истинными жертвами этой бессмысленной трагедии являются те, кто остался в живых. Он цитировал отрывки из Эмерсона, де Шардена, Мартина Бубера и Экклезиаста. Затем спросил, не хочет ли кто-нибудь из друзей покойной сказать несколько слов.
Донна Кэмпион прочитала два коротких стихотворения - насколько я понял, собственного сочинения. Позднее я узнал, что это были стихи Сильвии Плат и Энн Секстон, двух американских поэтесс, тоже в свое время покончивших жизнь самоубийством. Потом со словами прощания выступила Фрэн Шектер. Она сказала:
- Санни, не знаю, слышишь ли ты меня, но все равно хочу сказать тебе вот что... - И она принялась расписывать, как ценила дружбу усопшей, как восхищалась ее веселостью и жизнерадостностью. Начала она бодро, но к концу своей прочувствованной речи разрыдалась, и священник помог ей сойти с кафедры. Мэри Лу Баркер низким, монотонным голосом выдавила всего несколько фраз, суть которых сводилась к тому, что она, Мэри, плохо знала Санни при жизни, и очень сожалеет об этом, и надеется, что теперь несчастная наконец обрела покой.
Больше никто не выступал. На секунду я представил, как на кафедру поднимается Джой Деркин и произносит пламенную речь: теперь Нью-йоркский департамент полиции еще крепче сплотит свои ряды и бросит все свои силы на поимку Потрошителя. Но этого не произошло - он остался на месте. Священник еще о чем-то говорил, - я уже не прислушивался. Затем один из служителей поставил пластинку, Джуди Коллинз исполняла "Великое прощение".
* * *
Выйдя на улицу, мы с Джен в полном молчании прошли два квартала. Затем я сказал:
- Спасибо, что пришла.
- Спасибо, что позвал меня... Господи, как же это глупо! Словно разговор после вечеринки: "Спасибо за приглашение. Я прекрасно провела время". - Она достала из сумки платочек, промокнула глаза, высморкалась. - Я рада, что ты пошел не один, - добавила она.
- Я тоже.
- И еще я рада, что видела это. Было так печально и прекрасно... А кто этот мужчина? Ну, что заговорил с тобой у выхода?
- Это Деркин.
- Ах, вон оно что!.. А зачем он сюда приходил?
- Надеялся, что ему подфартит, полагаю. Никогда наперед не знаешь, кто может вдруг заявиться на похороны.
- Но ведь народу было не так уж и много.
- Всего ничего.
- Хорошо, что мы там были.
- Да.
Я купил ей чашку кофе, затем поймал такси. Она упрямилась, твердила, что вполне может доехать и на метро, но я все-таки усадил ее в машину и заставил взять десять баксов - расплатиться с водителем.
* * *
Дежурный галереи "Парк-Бернет" провел меня на второй этаж, где были выставлены предметы искусства стран Африки и Океании. Я увидел Чанса. Он стоял перед застекленным стеллажом, где выстроилась коллекция из восемнадцати или двадцати маленьких золотых фигурок. Некоторые изображали животных, другие - человеческих существ и предметы домашнего обихода. Одна почему-то надолго врезалась в память - человечек сидит на корточках и доит козу. Самая крупная фигурка легко уместилась бы на ладони ребенка; большинство отличалось изяществом, но и некой карикатурностью.
- Золотые гири Ашанти, - объяснил Чанс. - Из страны, которую британцы называли Золотым Берегом. Теперь это Гана. Позолоченные копии попадаются в лавках. Так, дешевка, жалкие подделки. А эти - настоящие.
- Собираетесь купить?
Он покачал головой.
- Они со мной не говорят. А я всегда стараюсь купить вещи, которые могут разговаривать. Идемте, покажу кое-что.
Мы пересекли зал. На постаменте с четырьмя ножками стояла бронзовая женская голова. Она была надежно закреплена у основания. Широкий приплюснутый нос, резко выступающие скулы. Шея густо унизана бронзовыми ожерельями, отчего вся голова приобрела форму конуса.
- Бронзовая скульптура исчезнувшего королевства Бенин, - объяснил он. - Голова королевы. О ранге этой особы судили по числу ожерелий на шее. Она говорит, с вами, Мэтт? Со мной говорит.
Я чувствовал силу, таившуюся в этом бронзовом лице, - холодную силу и безжалостную волю.
- А знаете, что она говорит? Она издевается: "Эй, ниггер, ну что ты на меня вылупился? Да тебе всех твоих денег не хватит, чтобы купить меня и унести домой!" - Он рассмеялся. - По предварительной оценке она стоит от сорока до шестидесяти тысяч долларов.
- Будете участвовать в аукционе?
- Еще не знаю. Тут, конечно, есть несколько предметов, которые я не прочь бы купить. Но иногда я хожу на аукционы просто из любопытства, как некоторые люди ходят на бега. Не делать ставки, а просто посидеть на солнышке и посмотреть, как бегут лошадки. Мне нравится сама атмосфера аукциона. Нравится стук молотка... Ну, нагляделись? Тогда идем.
Он оставил машину в гараже на Семьдесят восьмой. По Пятьдесят девятой мы выехали к мосту и вскоре оказались на Лонг-Айленде. Вдоль проезжей части, у края тротуара, стояли проститутки - в одиночку и парами.
- Вчера вечером их было совсем мало, - заметил он. - Наверное, днем чувствуют себя в большей безопасности.
- А вы были здесь вчера?
- Просто проезжал. Он ведь где-то здесь подобрал Куки, потом повез на Куинс-бульвар. Или же через эстакаду. Впрочем, наверное, это не так уж важно.
- Не скажите.
Мы выехали на Куинс-бульвар.
- Хочу поблагодарить вас за то, что пришли на похороны, - сказал он.
- Я хотел проводить ее.
- Шикарная женщина с вами была...
- Спасибо.
- Кажется, Джен?
- Да.
- Вы с ней... э-э...
- Мы друзья.
- Ах, вот как!.. - Он затормозил на красный свет. - А Руби не пришла.
- Знаю.
- Я тогда вам навешал лапши. Не хотел, чтобы объяснение для вас расходилось с версией для девушек. Руби смылась. Собрала свои вещички и смоталась. Когда это произошло? По всей видимости, вчера. Накануне вечером мне передали, что она звонила. Но я весь день был в бегах, организовывал эти похороны. Все прошло нормально, как считаете?
- Просто прекрасно.
- Я тоже так думаю. Так вот, мне передали, что она звонила и оставила номер телефона. С кодом города, 415. Это Сан-Франциско. "Вот еще новости!" - удивился я. И позвонил. А она заявляет, что решила переехать. Я даже сначала не поверил: "Что за дурацкая шутка!" Поехал к ней на квартиру и вижу: пусто, все вещи свои забрала. Одежду и прочее. Нет, мебель осталась. В городе нехватка жилья, люди просто на уши становятся, чтобы найти квартиру, а я сижу на трех пустых хатах, как собака на сене. Смешно, да?
- А вы уверены, что говорили именно с ней?
- Уверен.
- И что она находится в Сан-Франциско?
- Ну, во всяком случае, должна быть там. В Беркли или Окленде, где-то в тех краях. Я ведь сперва набрал код, а потом уже номер. Она должна была находиться там, чтобы ответить, верно?
- А она сказала, почему вдруг решила уехать?
- Сказала, что пришло время. Напустила туману. Словом, обычные ее восточные штучки.
- Считаете, она боялась, что ее убьют?
- Мотель "Паухаттан", - указал он. - То самое место, да?
- Да, то самое.
- И вы были там и обнаружили труп?
- Его обнаружили до меня. Но когда я приехал, тело еще находилось там.
- Должно быть, не слишком приятное зрелище.
- Да уж.
- Эта Куки работала одна. Без сутенера.
- То же самое говорит полиция.
- Но ведь у нее мог быть сутенер, о котором они не знают. Я тут переговорил кое с кем. Работала она одна, а если и знала Даффи Грина, никто об этом не слышал. - Он свернул направо. - Мы едем ко мне, о'кей?
- Идет.
- Сварю кофе. Вам ведь тогда понравился мой кофе?
- Да, кофе замечательный!
- Ну, вот я и сварю.