- Вы говорите, Элен проявляла к нему интерес?
- Ну, я не имела в виду что-то серьезное. Не думаю, что за все время они сказали друг другу больше двух слов. Но вы же знаете, как иногда девушки мечтают о взрослых мужчинах. Он был самым преуспевающим человеком, а Элен с детства была очень честолюбива. Смешно, но она обвиняла своего отца в том, что он неудачник, хотя неудачником он не был. Но когда дело дошло до замужества, она выбрала Берта Хагерти, а уж большего неудачника трудно себе представить.
Она говорила теперь гораздо свободнее, но мысль ее, казалось, блуждала во всех направлениях. Это можно было понять: смерть дочери действительно потрясла ее.
- Предположим, - сказал я, - между убийством Элен и Делони существует какая-то связь. Как вы думаете, в чем она могла бы заключаться?
- Нет, Элен все сочиняла. Она всегда была выдумщицей.
- Но она говорила, что знает свидетеля убийства Делони?
- Это глупости.
- Почему?
- Вы хотите знать, зачем Элен говорила это отцу? Чтобы вывести его из себя. У них были плохие отношения, с тех пор как отец впервые поднял на нее руку. Начав спорить, она могла сказать все что угодно.
- Она назвала имя свидетеля?
- Как она могла назвать? Свидетеля не было. Отец просил ее назвать имя. И она призналась, что не может, так как это просто разговоры.
- Элен признала это?
- Ей пришлось. Отец заставил ее. Но дочь так никогда и не взяла назад тяжелые оскорбления, которые бросила ему в лицо.
- А не могло быть, что Элен сама была свидетельницей?
- Вы сошли с ума! Как она могла присутствовать при том, чего никогда не было?! - с истерической ноткой запротестовала миссис Хоффман.
- Подумайте, Делони мертв. Как и Элен. Факты, о которых она говорила перед смертью, подтверждаются.
- Вы имеете в виду Бриджтон?
- Да.
Она снова замолчала. У порта мы опять въехали в полосу тумана. Чтобы не попасть в аварию, я сбавил скорость. Миссис Хоффман смотрела назад, словно чувствовала, как ее нагоняет Бриджтон.
- Надеюсь, что Хоффман не пьет, - промолвила она через некоторое время. - Это очень вредно для его давления. Если с ним что-нибудь случится, я этого не перенесу.
- Не переживайте, кто-то из вас все равно должен был приехать.
- Да. Во всяком случае, с ним остался Берт, а уж что-что, но пить Берт не станет.
- Бывший муж Элен сидит с ее отцом?
- Да. Приехал сегодня утром, довез меня до аэропорта. Берт - хороший мальчик. Конечно, он уже не мальчик, взрослый сорокалетний мужчина, но мне он всегда казался младше своего возраста.
- Он преподает?
- Да, хотя у него и нет степени. Много лет корпел над диссертацией, изучал журналистику, английский язык. Потом работал в газете, там Элен с ним и познакомилась.
- Когда ей было девятнадцать?
- У вас хорошая память. Вы бы нашли общий язык с Хоффманом. В свое время, еще до войны, он знал в Бриджтоне каждый дом. Все фабрики, склады, частные дома. Можно было указать на любой дом на любой улице, и он тут же мог сказать, кто его построил и кому он принадлежит. Хоффман знал всё про всех: сколько у кого детей, какой доход и, в общем, все, что хотите. Я не преувеличиваю, можете спросить у его сослуживцев. Ему предвещали прекрасную карьеру, но он так и не продвинулся выше лейтенанта.
Я поинтересовался, почему же не состоялась его карьера. И она рассказала мне историю, которая была больше похожа на фантазию, чем на реальность.
- Элен унаследовала от отца прекрасную память. И как бы они оба ни отрицали это, они были очень похожи. До ссоры они души не чаяли друг в друге. Своим уходом Элен надорвала ему сердце. Он никогда с тех пор ничего не спрашивал о ней, но я знаю, чего это ему стоило. Никогда он уже не смог стать тем человеком, которым был раньше.
- Сразу после ухода она вышла замуж за Берта Хагерти?
- Нет, она водила его за нос лет пять-шесть. Он уходил в армию и вернулся. Берт отличился на войне. Так было со многими - они выложились на войне и после уже ничего не смогли достичь. Он был полон планов, когда вернулся. Собирался писать книгу, мечтал выпускать собственную газету, хотел свозить Элен в Европу на медовый месяц. В Европу они поехали на деньги, которые им дала я, и на этом исполнение его желаний закончилось. Он не мог ни на чем остановиться, а когда все-таки остановился, то было уже слишком поздно, и прошлой весной они решили расстаться. Я, конечно, не приветствовала это, но и осуждать ее не могу. Она всегда была удачливее его, со дня свадьбы. И еще одно в защиту Элен: у нее всегда был свой стиль.
- Полностью с вами согласен.
- Но, наверное, ей все-таки надо было остаться с Бертом. Кто знает? Может, тогда ничего бы и не случилось. Мне иногда кажется, что лучше хоть какой-нибудь мужчина, чем никакого.
Позже, когда мы входили в гостиницу, она вдруг добавила:
- Почему Элен не смогла найти себе достойную пару? Смешно. Умная, красивая, шикарная женщина, но так и не смогла привлечь к себе настоящего мужчину.
Я почувствовал ее взгляд - наверное, я казался ей последней ниточкой, связывавшей ее с погибшей дочерью. Как это горько!
Глава 16
Гостиница "Пасифик" располагалась на границе между двумя кварталами - преуспевающим и не очень. В субботний вечер ее вестибюль был почти пуст. Четверо стариков при свете настольной лампы играли в бридж да доктор Гайзман, хотя живым его уже можно было назвать с трудом, восседал в старом потертом пластиковом кресле.
Увидев нас, он поднялся и церемонно поздоровался с миссис Хоффман.
- Я вижу, вы добрались благополучно. Все в порядке?
- Спасибо, все хорошо.
- Неожиданная кончина вашей дочери явилась страшным ударом для нас.
- Для меня тоже.
- Я весь день потратил на поиски преподавателя, который смог бы заместить ее, но так ничего и не добился. Сейчас самое неудачное время года для замещения вакансии.
- Я вам сочувствую.
Мне надоели их судорожные попытки вдохнуть жизнь в мертворожденный разговор, и я направился в бар. За стойкой сидела единственная посетительница, компанию которой составлял толстый и мрачный бармен с черными крашеными волосами.
Миссис Перрин я узнал бы и за тысячу ярдов. Я попробовал поспешно ретироваться. Но тщетно - она обернулась и заметила меня.
- Как хорошо, что вы здесь. - Она сделала широкий жест рукой, чуть не опрокинув при этом стоявший перед ней стакан, и обратилась к бармену: - Это мой друг, мистер Арчер. Налей ему выпить.
- Что будешь пить?
- Бурбон. Я заплачу сам. А что пьет дама?
- Пунш и спасибо за "даму". Вообще за все спасибо. Я отмечаю уже целый день.
Лучше бы она не отмечала. "Гранитный фасад", который она демонстрировала на суде, треснул, обнажив руины ее жизни. И хотя я не знал всех тайн миссис Перрин, я познакомился с записями, сделанными в разных полицейских участках двадцати городов страны. Она не имела отношения к этому конкретному преступлению, но она была профессионалкой, действовавшей на территории от Акапулько до Сиэтла и от Монреаля до Западного мыса.
Бармен отправился готовить напитки. Я сел рядом с ней.
- Лучше бы вы отправились в другой город отмечать свое освобождение.
- Знаю. Это не город, а могила. Пока ты не приехал, я чувствовала себя здесь как на кладбище.
- Я не это имел в виду, миссис Перрин.
- Слушай, зови меня просто Бриджит. Ты мой друг. Ты заслужил это право.
- О'кей, Бриджит. Полиции, что неудивительно, очень не понравился оправдательный приговор, вынесенный тебе. Они заберут тебя при малейшей возможности.
- Я ничего не сделала. Я пью на свои.
- Я просто думаю о том, каких дров ты наломаешь, если продолжишь. Тебе хватит одного нарушения правил дорожного перехода.
Она задумалась, на ее лице отразился трудный мыслительный процесс.
- Может быть, ты и прав. Я собиралась утром поехать в Вегас. У меня там друзья.
Бармен принес наши напитки. Миссис Перрин отхлебнула из своего стакана и скорчила гримасу, словно потеряла к выпивке всякий интерес. Она уставилась в висевшее на стене зеркало:
- Боже, неужели это я? Страх божий.
- Прими ванну и поспи.
- Это не так просто - поспать. Я чувствую себя так одиноко по ночам. - Она автоматически состроила мне глазки.
Увы, эта женщина была не в моем вкусе. Я допил виски и положил на стойку две долларовые купюры.
- Спокойной ночи, Бриджит. Все будет хорошо, не волнуйся. Мне надо позвонить.
- Конечно. Увидимся.
Я направился к двери и, уже выходя, заметил, что к ней снова подошел бармен. Доктора Гайзмана и миссис Хоффман в вестибюле уже не было. В тупике за бюро регистрации я нашел телефонные будки и набрал номер Брэдшоу. Трубку тут же сняли, и дребезжащий старушечий голос спросил:
- Рой? Это ты, Рой?
- Это Арчер.
- Я так надеялась, что это Рой. Он всегда звонит мне в это время. Как вы думаете, с ним ничего не могло случиться?
- Нет, не думаю.
- Вы читали газеты?
- Нет.
- Оказывается, на конференцию в Рено с ним поехала Лаура Сазерленд. Рой не сказал мне об этом. Как вы думаете, он симпатизирует ей?
- Не знаю.
- Она приятная молодая женщина, не правда ли?
У меня закралось подозрение, что она выпила за обедом лишнего. С чего бы ей так поглупеть?
- У меня нет собственного мнения на этот счет, миссис Брэдшоу. Я звоню, чтобы узнать, не хотите ли вы продолжить наш сегодняшний разговор.
- Боюсь, что без Роя это невозможно. Весь семейный бюджет находится у него в руках. А теперь я с вами прощаюсь, мистер Арчер. Рой может позвонить в любую минуту.
Она повесила трубку. По-видимому, я больше не имел влияния на пожилых дам. Я зашел в туалет и взглянул на себя в зеркало. На стене кто-то написал карандашом: "Помоги психиатрии, или я убью тебя".
Я ухмыльнулся своему отражению. За этим и застал меня маленький коричневый газетчик, заглянувший в уборную. Я сделал вид, что рассматриваю свои зубы. Он выглядел лет на десять, но вел себя как маленький взрослый.
- Читайте подробности об убийстве, - порекомендовал он мне.
Я купил у него местную газету. Ее заголовок гласил: "Убийство преподавателя колледжа", дальше шел подзаголовок: "Допрос таинственной студентки". По сути, Долли в статье признавалась виновной. Она "поступила в колледж, скрыв свое имя и воспользовавшись чужим". Взаимоотношения с Элен были охарактеризованы как "странная связь". "Смит-Вессон" тридцать восьмого калибра, найденный у нее под матрасом, был назван орудием убийства. У нее было "темное прошлое" - намек на убийство, совершенное Макги, - а теперь она "скрывалась от полиции".
Никакие другие подозреваемые упомянуты не были. Человек из Рено вообще не присутствовал.
Движимый желанием сделать хоть что-нибудь, я разорвал газету на мелкие клочки и выбросил их в мусорный бачок. Удовлетворив свое самолюбие, я немного успокоился и стал снова звонить. В больнице меня спросили, очень ли срочно мне нужен доктор Годвин.
- Да. Это имеет отношение к пациенту доктора Годвина.
- Этим пациентом являетесь вы, сэр?
- Да, - соврал я, подумав, что мне помощь тоже не помешала бы.
Женский голос стал более нежным:
- Последний раз доктор звонил из дома.
Она назвала номер его домашнего телефона, но я не воспользовался им. Мне надо было поговорить с Годвином с глазу на глаз. Я нашел в справочнике адрес и поехал к нему.
Он жил в одном из больших домов на горе, под которой расположился порт и город. Сейчас гора была скрыта туманом.
За фасадом, отделанным полевым шпатом, слышался душераздирающий дуэт тенора и сопрано из "Богемы".
Дверь открыла миловидная женщина в красном шелковом платье, со специфической улыбкой, свойственной только женам врачей. Видимо, мое имя ей уже было известно.
- Извините, мистер Арчер, мой муж только что уехал. Мы слушали музыку, но позвонил молодой человек - муж одной его пациентки, и они договорились встретиться в больнице.
- Его звали не Алекс Кинкейд?
- Кажется, так, мистер Арчер. - Она подошла ближе - у нее была очень изящная и женственная фигурка. - Муж говорил о вас. Вы расследуете это преступление?
- Да.
Она прикоснулась к моей руке:
- Я очень беспокоюсь за него. Муж так переживает. Он считает, что, когда девочка была его пациенткой, он бросил ее в беде, и теперь винит себя за все происшедшее. - Ее прекрасные, чуть удлиненные глаза смотрели на меня в ожидании поддержки.
- Он ни в чем не виноват, - произнес я.
- Вы скажете ему это? Меня муж не послушает. Он мало кого слушает. Но, кажется, к вам он относится с уважением, мистер Арчер.
- Это взаимно. Хотя вряд ли он нуждается в моем мнении. Он очень волевой и темпераментный человек. С ним не очень-то просто.
- Вы мне будете рассказывать! Конечно, я напрасно вас попросила. Но он отдает столько сил своим пациентам... - Она махнула рукой.
- По-моему, ему нравится это.
- Мне не нравится. - На ее лице появилось усталое выражение. - Жены врачей, исцелите себя сами.
- Не похоже, чтобы вы нуждались в этом. Кстати, у вас очень красивое платье.
- Спасибо. Джим купил его мне прошлым летом в Париже.
Когда я уходил, она улыбалась уже по-другому, довольно искренне, сбросив маску. Я направился в больницу. Красный "порше" Алекса стоял у здания. Сердце у меня забилось так сильно, что чуть не выскочило. Иногда все-таки случаются приятные неожиданности.
Дверь мне открыла сестра в сине-белой униформе. Она провела меня в приемную и попросила подождать доктора Годвина. Перед телевизором сидели Нелл и еще несколько пациентов. Они смотрели какой-то спектакль, в котором фигурировали два адвоката - отец и сын. На меня они не обратили никакого внимания. Я был всего лишь реальным детективом, к тому же в данный момент безработным. Правда, я надеялся, что это ненадолго.
Кресло с краю было свободно. Спектакль был поставлен неплохо, и актеры играли хорошо, но я не мог сосредоточиться. Я принялся рассматривать пациентов. Сомнамбулическая Нелл с распущенными черными волосами держала в руках сделанную ею синюю керамическую пепельницу. Молодой человек с нестриженой бородой и мятежным взором, казалось, был готов бороться со всем светом сразу. Еще один мужчина с редкими волосами весь дрожал, словно от возбуждения, но оно, судя по всему, не покидало его никогда, так как его дрожь не проходила даже тогда, когда на экране шла реклама. Старуха, скорее, напоминающая мощи, сидела с потусторонним видом. И лишь глубоко внутри ее обветшалой плоти теплилась жизнь, как огонь в оплывшей свече. Стоило немного отвлечься, и можно было подумать, что это одна семья, собравшаяся дома в субботний вечер: бабушка, родители и сын.
Доктор Годвин появился в дверях и поманил меня пальцем. Я проследовал за ним вдоль по коридору в крошечный кабинет. Он зажег настольную лампу и сел за стол. В кабинете было еще одно кресло, которое я и занял.
- Алекс Кинкейд у своей жены?
- Да. Он позвонил мне домой и очень просил позволить повидаться с ней, хотя его не было целый день. Кроме того, он хотел поговорить со мной.
- Он что-нибудь сказал вам?
- Нет.
- Надеюсь, он передумал. - Я рассказал Годвину о встрече с Кинкейдом-старшим и об отъезде Алекса с отцом.
- Нельзя обвинять во всем его одного. Он еще очень молод, и на него обрушились слишком сильные переживания. - Глаза Годвина вспыхнули. - И для него, и для Долли чрезвычайно важно, что он решил вернуться.
- Как она?
- Спокойнее. Больше не разговаривала, по крайней мере, со мной.
- А вы не разрешите попытаться мне?
- Нет.
- Мне очень жаль, что я втравил вас в это дело, доктор.
- Я уже слышал подобное, и в менее вежливых выражениях. - Он упрямо улыбнулся. - Но раз уж я занимаюсь этим делом, то буду поступать так, как сочту нужным.
- Ну, конечно. Вы видели вечернюю газету?
- Видел.
- Долли знает о том, что происходит? Например, о револьвере?
- Нет.
- Вы не думаете, что ей надо сказать?
Он раздвинул руки на поцарапанной поверхности стола.
- Моя задача - упростить ее проблемы, а не прибавлять к ним новые. На нее вчера слишком много всего навалилось, связанного как с прошлым, так и с настоящим. Она была на грани психического срыва. Мы не должны позволить этому повториться.
- Вы сможете защитить ее от допроса полиции?
- Безусловно. Но лучшей защитой для нее было бы расследование этого дела и обнаружение истинного убийцы.
- Этим я и занимаюсь. Сегодня утром я разговаривал с ее тетей Алисой и осмотрел место убийства. Я пришел к твердому убеждению, что, если даже убийство и было совершено Макги, в чем я сомневаюсь, Долли не могла видеть, как он выходил из дома. Другими словами, ее показания на суде были сфабрикованы.
- Вас в этом убедила Алиса Дженкс?
- Нет, расположение дома. Мисс Дженкс приложила все усилия, чтобы убедить меня в обратном, в виновности Макги. Не удивлюсь, если окажется, что она была инициатором возбуждения дела против него.
- Но он действительно виновен.
- Это ваше мнение. Я бы очень хотел, чтобы вы задумались о причинах, заставивших вас так считать.
- Я не могу рассказать вам о них. Они составляют мою профессиональную тайну, доверенную мне пациентами.
- Констанцией Макги?
- Миссис Макги формально не являлась моей пациенткой. Но нельзя лечить ребенка, не воздействуя на его родителей.
- Она доверяла вам?
- Естественно, в определенной степени. В основном мы обсуждали ее семейные проблемы. - Годвин говорил очень осторожно. Выражение его лица было абсолютно бесстрастно. Его лысая голова поблескивала под лампой, как металлический купол под луной.
- Алиса обмолвилась об интересной подробности. Она сказала, что у Констанции не было другого мужчины. Я не расспрашивал ее ни о чем. Она сама сообщила об этом.
- Интересно.
- Вот и я так тоже думаю. У Констанции в то время был роман?
Годвин кивнул почти незаметно.
- С кем?
- Я не намерен сообщать вам. Он и так уже достаточно пострадал. - Тень сочувствия промелькнула на его лице. - Это я сказал вам только для того, чтобы вы поняли, что Макги виновен, так как у него были основания для мести.
- Я полагаю, что против него, как теперь против. Долли, было сфабриковано ложное обвинение.
- Насчет Долли я согласен. Может, на этом и остановимся?
- Нет, не остановимся, потому что мы имеем дело с тремя взаимосвязанными убийствами. Возможно, вы скажете, что эта субъективная связь существует только в воображении Долли. Но я уверен, что связаны они друг с другом совершенно объективно. Возможно, все они совершены одним человеком.
Годвин не спросил меня, кем. Это было хорошо. Я говорил, что в голову взбрело, и подозреваемых у меня не было.
- Какое третье убийство вы имеете в виду?