- Верно, - сказал его напарник. - В общем, мы хотели сказать вам следующее. Мы не собираемся портить вам кровь, так что и вы, ребята, тоже не портите нам кровь, договорились? В нашей чертовой тюрьме нехватка персонала. Губернатор разогнал половину народа, понятно? Чтобы не выходить из бюджета, необходимо сокращать лишние расходы, верно? А нам приходится в каждую смену нести дежурство половинным составом, так? Поэтому я хочу сказать вам вот что. Мы вас сюда сажаем и больше не видим до тех пор, пока в понедельник утром вас отсюда не заберут. Никаких скандалов, так? У нас нет людей, чтобы улаживать скандалы. У нас нет людей для того, чтобы наводить порядок на этажах, где содержатся осужденные, а уж про подследственных я и не говорю, понятно? Вот ты, Хаббл, ты все понял?
Подняв голову, Хаббл молча кивнул.
- Ричер? - спросил охранник с папкой. - Ты все понял?
- Да, - ответил я.
Я все понял. В тюрьме не хватает персонала. Губернатор борется с дефицитом бюджета. А товарищи этих охранников отправились на биржу труда. Не надо рассказывать мне сказки.
- Вот и хорошо, - продолжал охранник. - Так что давайте договоримся: наша смена заканчивается в семь часов. То есть через одну минуту. Мы не станем задерживаться ради вас. Во-первых, мы сами не хотим, а потом нам все равно не разрешил бы наш профсоюз. Так что вас покормят, после чего запрут здесь до тех пор, пока не прибудет новая смена, которая отведет вас наверх. Смена придет только когда совсем стемнеет, часов в десять, понятно? Только охрана все равно не перемещает заключенных в темное время суток, так? Профсоюз не разрешает. Так что за вами придет сам Спиви. Помощник надзирателя. Сегодня ночью он старший. Часов в десять, договорились? Если вам не нравится, жалуйтесь не мне, жалуйтесь губернатору, понятно?
Пожиратель пончиков скрылся в коридоре и через какое-то время вернулся с подносом. На подносе были накрытые тарелки, бумажные стаканчики и термос. Охранник поставил поднос на стол, а затем они со своим напарником вышли в коридор. Заперли дверь снаружи. В комнате стало тихо как в гробнице.
Мы принялись за еду. Рыба с рисом. Пятничное меню. В термосе - кофе. Хаббл молчал. Оставил мне почти весь кофе. Очко в его пользу. Сложив мусор на поднос, я поставил поднос на пол. Впереди еще три часа, которые надо чем-то занять. Откинувшись на стуле назад, я забросил ноги на стол. Не слишком удобно, но ничего лучшего не предвиделось. Теплый вечер. Сентябрь в Джорджии.
Я посмотрел на Хаббла, совсем без любопытства. Он по-прежнему молчал. Я до сих пор не слышал его голоса, если не считать по громкоговорителю телефона в кабинете Финлея. Он посмотрел на меня. Выражение его лица было подавленным и испуганным. Он посмотрел на меня так, словно я был существом из другого мира. И отвел взгляд.
Быть может, мне не надо было поворачивать назад к заливу. Но в сентябре уже поздно направляться на север. Там слишком холодно. Возможно, надо было перебраться на острова. Например, на Ямайку. Там хорошая музыка. Поселиться в хижине на берегу. Прожить зиму в хижине на Ямайке. Выкуривать в неделю фунт травки. Заниматься всем тем, чем занимаются жители Ямайки. Быть может, два фунта травки в неделю с тем, кто разделит хижину. В нарисованную картину постоянно вплывала Роско. Ее форменная рубашка была потрясающе накрахмалена. Хрустящая обтягивающая синяя рубашка. Никогда прежде мне не доводилось видеть, чтобы рубашка сидела так хорошо. Но на пляже под солнцем Ямайки рубашка Роско не понадобится. Впрочем, я не думал, что это оказалось бы серьезной проблемой.
Все сделал со мной один ее взгляд. Она принесла мне стаканчик кофе. Сказала, что у меня красивые глаза. И подмигнула. Должно же это что-то означать, правда? Про глаза я уже слышал раньше. Одной англичанке, с которой мы хорошо провели время, нравились мои глаза. Она постоянно это повторяла. У меня голубые глаза. Мне также приходилось слышать, что их сравнивали с айсбергами в Ледовитом океане. Если сосредоточиться, я могу не моргать. Это придает взгляду устрашающий эффект. Очень полезно. То, что Роско мне подмигнула, было лучшим за весь сегодняшний день. Точнее, единственным за весь день, если не считать яйца всмятку у Ино. Но яйца можно найти где угодно. А вот по Роско я скучал. В таких размышлениях я плыл через пустой вечер.
В десять часов с небольшим дверь в коридор отперли снаружи. Вошел мужчина в форме. У него в руках была папка. И ружье. Я внимательно осмотрел его. Сын Юга. Грузный, мясистый. Красноватая кожа, большой твердый живот, толстая шея. Маленькие глазки. Тесный засаленный мундир с трудом его вмещал. Вероятно, этот человек родился на той самой ферме, на месте которой была построена тюрьма. Помощник надзирателя Спиви. Старший смены. Усталый и измученный. С ружьем в больших, красных крестьянских руках.
Спиви заглянул в папку.
- Который из вас Хаббл? - спросил он.
У него был высокий пронзительный голос. Совершенно не вязавшийся с его солидными габаритами. Хаббл поднял руку, словно ученик начальной школы. Маленькие глазки Спиви, похожие на глаза змеи, оглядели его сверху донизу. Проворчав что-то нечленораздельное, Спиви подал знак папкой. Мы встали и вышли из комнаты. Хаббл был рассеян и поко́рен, словно усталый солдат.
- Поверните направо и идите по красной линии, - сказал Спиви. Подчеркивая свои слова, он указал налево ружьем. На стене на уровне талии была проведена красная линия. Указатель к пожарному выходу. По всей видимости, она вела наружу, но мы пошли в противоположном направлении. Внутрь тюрьмы, а не наружу. Придерживаясь красной линии, мы шли по коридорам, поднимались по лестницам, поворачивали. Сначала Хаббл, за ним я. Последним шел Спиви с ружьем. Везде было очень темно. Только тусклое дежурное освещение. На лестничной площадке Спиви приказал нам остановиться, отпер электронный замок, открывающийся автоматически при пожаре.
- Никаких разговоров, - сказал Спиви. - Согласно распорядку, после тушения света полная тишина. Ваша камера в конце коридора направо.
Мы шагнули вперед. Мне в ноздри ударил затхлый тюремный запах. Ночные ароматы большого количества заключенных. В коридоре стоял кромешный мрак. Тускло светилась ночная лампочка. Я скорее ощутил, чем увидел ряды камер. Из них доносились приглушенные ночные звуки. Дыхание, храп. Бормотание и стоны. Спиви провел нас до конца коридора. Указал на пустую камеру. Мы вошли. Спиви закрыл за нами решетчатую дверь. Замок захлопнулся автоматически. Спиви ушел.
В камере было очень темно. Я с трудом различил двухъярусную койку, умывальник и унитаз. Тесно. Сняв пальто, я закинул его на верхнюю койку. Переложил подушку от решетки. Мне так больше нравится. Простыня и одеяло старые, но, судя по запаху, достаточно свежие.
Хаббл молча опустился на нижнюю койку. Я воспользовался унитазом и сполоснул лицо в умывальнике. Подтянувшись, забрался на свою койку. Снял ботинки. Поставил их у кровати. Я хотел, чтобы они были под рукой. Ботинки могут украсть, а у меня были хорошие ботинки, купленные много лет назад в Англии, в Оксфорде. В университетском городке рядом с авиабазой, где я служил. Большие, тяжелые ботинки с твердой подошвой и толстым рантом.
Кровать была для меня слишком короткой, но то же самое можно сказать практически про все кровати. Я лежал в темноте и слушал беспокойные шумы тюрьмы. Затем я закрыл глаза и снова отправился на Ямайку с Роско. Должно быть, я заснул, потому что когда я открыл глаза, была уже суббота. Я по-прежнему находился в тюрьме, и начинался еще более плохой день.
Глава 6
Меня разбудил яркий свет. Окон в тюрьме не было. День и ночь создавались электричеством. В семь часов здание вдруг затопил свет. Никаких мягких предрассветных сумерек. Просто выключатели, ровно в семь часов утра, замкнули электрические цепи.
При ярком свете камера не стала лучше. Передняя стена была из стальных прутьев. Половина открывалась на петлях наружу, образуя дверь. Двухъярусная койка занимала приблизительно половину камеры по ширине и почти всю по длине. На задней стене железный умывальник и железный унитаз. Стены каменные; наполовину железобетон, наполовину старая кирпичная кладка, покрытые толстым слоем краски. Стены казались очень толстыми. Как в подземелье. Над головой нависал низкий бетонный потолок. Камера казалась не комнатой, окруженной стенами, полом и потолком, а сплошным бетонным монолитом с выдолбленным в нем крохотным отверстием.
Беспокойный гомон ночи сменился дневным грохотом. Все вокруг было металлическим, бетонным, кирпичным. Звуки усиливались, многократно повторялись отголосками. Казалось, мы попали в преисподнюю. Сквозь решетку я ничего не видел. Напротив нашей камеры была глухая стена. Лежа на койке, я не мог смотреть вдоль прохода. Сбросив одеяло, я нашел ботинки. Обулся, завязал шнурки. Снова лег. Хаббл сидел на нижней койке. Его туфли-лодочки словно приросли к бетонному полу. У меня мелькнула мысль, не просидел ли он вот так всю ночь.
Следующим, кого я увидел, был уборщик. Он появился с той стороны решетки. Это был древний старик со шваброй. Очень старый негр с ежиком белоснежных волос на голове, сгорбленный от прожитых лет, хрупкий, словно сморщенная старая птица. Его оранжевая тюремная одежда была застирана практически до белизны. На вид ему было лет восемьдесят. Должно быть, последние шестьдесят он провел за решеткой. Вероятно, украл цыпленка во времена Великой депрессии и до сих пор выплачивал свой долг обществу.
Негр двигался по коридору, наугад тыкая шваброй. Согнутая под прямым углом спина вынуждала его держать лицо параллельно полу. Для того, чтобы смотреть по сторонам, он крутил головой как пловец кролем. Увидев меня и Хаббла, негр остановился. Опустил швабру и покачал головой. Непроизвольно хихикнул. Снова покачал головой. Захихикал. Веселым, радостным смехом. Как будто, наконец, после стольких лет ему позволили увидеть какое-то чудо. Вроде единорога или русалки. Негр постоянно пытался заговорить и поднимал руку, словно желая подчеркнуть свои слова. Но каждый раз опять давился смехом и вынужден был опираться на швабру. Я не торопился. Я мог подождать. У меня впереди были все выходные. Впереди у негра была вся жизнь.
- Да, точно, - наконец улыбнулся он. У него не было зубов. - Да, точно.
Я смерил его взглядом.
- Что да, точно, дедушка? - улыбнулся я в ответ.
Негр снова захихикал. Похоже, наш разговор затягивался.
- Да, точно, - повторил он. Наконец ему удалось совладать со смехом. - Я торчу в этой дыре с сотворения мира, да. С тех пор, как Адам еще был ребенком. Но сейчас я вижу то, что никогда не видел, приятель. Да, ни разу не видел за столько лет.
- И что же ты никогда не видел, старик? - спросил я.
- Ну, - сказал он, - я провел здесь столько лет и никогда не видел, чтобы в камере сидели в такой одежде, вот.
- Тебе не нравится моя одежда? - удивленно спросил я.
- Я этого не говорил, да. Я не говорил, что мне не нравится ваша одежда, ребята, - сказал негр. - Мне нравится ваша одежда, очень нравится. Замечательная одежда, да, точно, очень замечательная.
- Так в чем же дело? - спросил я.
Старик хихикнул над какой-то своей мыслью.
- Дело не в качестве одежды, да, - наконец сказал он. - Совсем не в качестве одежды. Дело в том, что она на вас надета, да. А вы должны быть в оранжевой форме. Я такого еще никогда не видел, а как я уже говорил, я здесь с тех пор, как земля остыла, с тех пор, как динозавры сказали, что с них хватит. Но теперь я повидал все, да, все.
- Но те, кто находится на этаже предварительного содержания, не носят форму, - заметил я.
- Да, точно, это ты в самую точку, приятель, - подтвердил старый негр. - Тут нет никаких сомнений.
- Так сказали охранники, - подтвердил я.
- А что еще они могли сказать, - согласился старик. - Потому что таковы правила, а охранники - они знают правила, да, знают, потому что сами их составляют.
- Так в чем же дело, старик? - снова спросил я.
- Как же, я же сказал, вы не в оранжевой форме, - сказал он.
Мы начали ходить по кругу.
- Но я не должен ее носить, - сказал я.
Негр удивился. Его проницательные птичьи глаза уставились на меня.
- Не должен? Это еще почему? Объясни-ка мне.
- Потому что на этаже предварительного содержания форму не носят, - терпеливо сказал я. - Мы же только что пришли к согласию, верно?
Наступила тишина. Нам обоим одновременно пришла одна и та же мысль.
- Вы думаете, это этаж предварительного содержания? - спросил старик.
- Разве это не этаж предварительного содержания? - в это же самое время спросил я.
Старик умолк. Подхватил швабру и заковылял прочь. Как мог быстро. Громко крича.
- Это не этаж предварительного содержания, приятель, - завопил он. - Подследственные находятся на верхнем этаже. На шестом. А это третий этаж. Вы на третьем этаже, ребята. Здесь сидят те, кто отбывает пожизненное заключение, признанные особо опасными. Это даже не простые обитатели тюрьмы. Это гораздо хуже, приятель. Да, ребята, вы попали в плохое место. Вы попали в беду, это, точно. К вам придут гости. Они посмотрят, кто к ним попал. О, ребята, я поскорее убираюсь отсюда.
Оценить. Долгий опыт научил меня сначала оценивать и определять. Когда неожиданность падает как снег на голову, нельзя терять время. Не надо гадать, как и почему это произошло. Не надо винить себя. Не надо искать виновных. Не надо думать о том, как избежать повторения той же ошибки. Всем этим можно будет заняться позже. Если останешься жив. Первым делом надо оценить ситуацию. Проанализировать. Определить минусы. Найти плюсы. В соответствии с этим составить план действий. Если сделать так, у тебя появится шанс продержаться и потом заняться всем остальным.
Мы не в камере предварительного содержания на шестом этаже. Не там, где должны находиться подследственные. Мы на третьем этаже, среди заключенных, отбывающих пожизненное наказание. Особо опасных преступников. Плюсов никаких. Минусов хоть отбавляй. Мы новички на этаже осужденных. Без статуса нам не выжить. А статуса у нас нет. Нам бросят вызов. Вынудят опуститься на самое дно тюремной иерархии. Нам предстояли очень неприятные выходные. Возможно, со смертельным исходом.
Я вспомнил одного парня из армии, дезертира. Молодой новобранец, неплохой парень, ушел в самоволку, потому что у него была какая-то мудреная религия. Нашел на свою голову неприятности в Вашингтоне, присоединился к какой-то демонстрации. В итоге попал в тюрьму, на этаж к плохим ребятам. Умер в первую же ночь. Анальное изнасилование. По оценкам, не меньше пятидесяти раз. При вскрытии у него в желудке было обнаружено около пинты спермы. Новичок без статуса. Попал на самое дно тюремной иерархии. Беззащитный перед всеми, кто выше его.
Плюсы. У меня есть интенсивная подготовка. И опыт, не имеющий отношения к тюремной жизни, но который все равно поможет. Мне пришлось пройти курс весьма неприятного образования, и не только в армии. Все началось еще с детства. Между начальной школой и колледжем дети военных успевают поучиться в двадцати, а то и в тридцати разных школах. Частично на военных базах, но в основном в местных. Суровое испытание. Филиппины, Корея, Исландия, Германия, Шотландия, Япония, Вьетнам. По всему земному шару. И первый день в каждой новой школе я был новичком, не имеющим статуса. На жарких, пыльных школьных дворах, на холодных и сырых школьных дворах мы с братом завоевывали себе статус, спина к спине.
Затем, когда я сам попал на военную службу, жестокость была отточена до совершенства. Меня учили профессионалы. Те, кто сам учился еще во время Второй мировой войны, Кореи, Вьетнама. Люди, пережившие то, о чем я только читал в книгах. Они обучали меня приемам, способам, навыкам. Но в первую очередь они учили меня социальной установке. Они учили тому, что запреты и ограничения равносильны смерти. Бей первым, бей изо всех сил. Убивай первым же ударом. Отвечай до того, как тебя ударили. Обманывай. Господа, ведшие себя прилично, больше никого ничему не могли научить. Они уже давно были мертвы.
В половине восьмого вдоль ряда камер разнесся нестройный лязг. Таймер отпер клетки. Дверь нашей камеры приоткрылась на дюйм. Хаббл сидел не шелохнувшись. Он до сих пор не проронил ни звука. У меня не было никакого плана. Конечно, лучше всего было бы отыскать охранника. Все ему объяснить и добиться перевода на другой этаж. Но я не надеялся найти охранника. На таких этажах они не несут службу поодиночке. Они ходят парами, а то и втроем или вчетвером. В этой тюрьме не хватает персонала. Нам это ясно дали понять вчера вечером. Маловероятно, что людей достаточно для того, чтобы патрулировать группами все этажи. Вполне вероятно, за весь день я не увижу ни одного охранника. Они будут сидеть в караульном помещении. И покидать его только в случае чрезвычайного происшествия. Но даже если я увижу охранника, что я ему скажу? Что я попал сюда по ошибке? Наверняка, он и так слышал это каждый день. Меня спросят: а кто меня сюда отправил? Я отвечу: Спиви, старший надзиратель. Мне скажут: значит, все в порядке, так? Поэтому мой план состоял в отсутствии плана. Жди и смотри. И действуй соответственно. Цель: дожить до понедельника.
Послышался скрежет; обитатели тюрьмы стали открывать двери своих камер. До меня донеслись шаги и обрывки разговоров, ознаменовавших начало еще одного бесцельного дня. Я ждал.
Ждать пришлось недолго. Со своего острого угла, лежа на койке ногами к двери, я увидел выходящих в коридор соседей. Они смешались в небольшую толпу. Все были одеты одинаково. Оранжевая тюремная форма. Туго повязанные красные банданы на бритых головах. Здоровенные негры. Судя по виду, культуристы. У некоторых были оторваны рукава курток. Это должно было говорить о том, что даже самый большой размер не может вместить их солидные бицепсы. Возможно, они были правы. Впечатляющее зрелище.
Ближайший к нам негр был в светлых солнцезащитных очках. Хамелеоны, темнеющие на солнечном свете. По всей вероятности, последний раз этот тип видел солнце еще в семидесятые. И, вероятно, больше увидеть солнце ему не суждено. Так что очки были рудиментом, но смотрелись очень хорошо. Как и обилие мускулов. Как и банданы и куртки с оторванными рукавами. Запоминающийся образ. Я ждал.
Наконец тип в солнцезащитных очках нас заметил. Выражение удивления у него на лице быстро сменилось восторгом. Он предупредил самого огромного верзилу, похлопав его по руке. Верзила обернулся. Долго непонимающе смотрел на нас. Затем ухмыльнулся. Я ждал. У нашей камеры собралась плотная кучка. Все таращились на нас. Верзила открыл дверь. Остальные передавали ее по дуге из руки в руку. Защелкнули ее.
- Смотрите, что нам прислали, - сказал верзила. - Вы видите, что нам прислали?
- Что нам прислали? - переспросил тип в солнцезащитных очках.
- Нам прислали свежее мясо, - ответил верзила.
- Это точно, - подтвердил тип в очках. - Свежее мясо.
- Свежее мясо для всех, - сказал верзила.