- …и тогда я вызвала полицейских, - закончила девушка. Она вопросительно глянула на Бришо. У нее были большие глаза, и даже излишек косметики не портил ее.
"Поговорю с Альбером завтра утром", - подумал Шарль.
- Пойдемте, мадемуазель, - обратился он к девушке. - После таких волнений вам не помешает глоток вина.
VI
Марта усилила звук телевизора. Видимо, она не обратила внимания ни на виноватое лицо Альбера, ни на книгу, которую он держал в руках. Вообще‑то Марта была терпеливой женщиной. Она переходила в нападение лишь в тех случаях, когда чувствовала, что со стороны мужа сохранности их квартиры вновь угрожает опасность.
На экране телевизора возле окутанного дымом здания метались пригнувшиеся люди с автоматами. Альбер из принципа не смотрел на экран, только очень надеялся, что пожар происходит не в Париже. Он живо помнил о том, как ему пришлось преследовать террористов среди стонущих раненых. Помнил и сестру одного из террористов, прекрасную Марианну…
На мгновенье он прикрыл глаза, затем открыл их, чтобы новая книга отогнала воспоминания. Прекрасная книжечка. Написал ее Джон Вайсмэн, называлась она "Как выжить в любом месте Земли". Книжка была руководством по выживанию для САС - штурмовых отрядов английских парашютистов. В глазах Альбера САС был окружен сияющим нимбом. Одетые в защитную форму молчаливые мускулистые мужчины, которым нипочем небольшая перестрелка, которые знают, как надо ориентироваться в лесах, из коры какого дерева сварить чай и из какого мха сделать печенье, если их сбросят в джунглях. Альбер с детства мечтал о такой науке. Теперь, правда, маловероятно, что он станет исследователем Африки, однако никогда нельзя знать… Ста двадцати франков и впрямь не жалко, чтобы узнать, как вести себя на дрейфующей льдине, если у тебя всего‑навсего обычное снаряжение.
- Эй, прекрати!
Он не слышал шагов жены, не заметил, как она оказалась у него за спиной. Марта была англичанкой, преподавала в средней школе английский язык дерзким, непослушным озорникам. И прекрасным, длинноногим девицам, похожим на манекенщиц, перед которыми Альбер робел всякий раз, когда с ними встречался. По‑французски Марта говорила с едва заметным акцентом и - благодаря детям - шагала в ногу с наиновейшим молодежным жаргоном.
- Руководство по выживанию… знаменитый САС. - У жены национальные командос не пользовались столь высоким авторитетом, как у мужа. - Айсберг… Сахара… Джунгли… Они что - сдурели?
- Почему? - оскорбленно спросил Альбер.
- Какого черта кто‑то полезет в джунгли?
- Ну, например… - начал было муж.
- Значит, так ему и надо!
- А что, если…
- Пусть лучше работают как следует и будут повнимательнее хотя бы в Европе, где живет большая часть человечества.
- Но если ты плывешь на корабле и он…
- Мы живем в городах, дорогой, а не в джунглях и не в Сахаре. Пусть эти великие умники напишут, как нам выжить в таком городе, как Париж!
- Но…
- Как нам спастись от террористов, захватывающих заложников, как предотвратить транспортные аварии и несчастные случаи, что делать, чтобы нас не насиловали, в нас не стреляли и, когда я хожу за покупками, не избивали просто потому, что у меня другое произношение.
- Разве это случалось? - встревоженно спросил Альбер.
- Вот какую книгу надо написать! Такую и я бы купила. Напишите вы, полицейские. И издайте. И раздавать ее людям надо бесплатно.
- Знаешь… - начал было Альбер без особой уверенности.
- Ты уже столько всякой ерунды начитался, что и на самом деле мог бы написать.
Альбер задумчиво смотрел на руководство для САС. Неужели и он, если бы так не верил в английских командос, тоже считал книгу ерундой? А может, если французская полиция издаст такую…
На экране появился комиссар Корентэн. Он сидел за письменным столом, на фоне книжных полок с юридическими справочниками, в которые комиссар никогда не заглядывал, похвальными дипломами, несколькими архивными фотографиями из истории парижского отдела по расследованию убийств. Письменный стол почти совершенно пуст, столешница сверкает. Слева, где стоит пепельница, вверх тянется тонкий, синеватый трубочный дым, перед Корентэном - стопка досье. Он листает их, словно сейчас впервые увидел или словно зрители - это его коллеги, с которыми он жаждет поделиться свежей информацией.
Альбера всегда восхищали телевизионные выступления Корентэна. Комиссар выглядел так, будто авторы классических детективных романов вылепили его собственными руками, взяв за образец портреты своих любимых героев. Высокий, представительный мужчина, приближающийся к шестидесяти, но благодаря теннису, парусному и лыжному спорту и, разумеется, своему счастливому телосложению, сохранивший стройность фигуры. Его удлиненное лицо излучало интеллигентность и надежность. Волосы все еще не хотели редеть, а темные с проседью кудри ему очень шли. Альбер знал, что Корентэн совсем не так листает досье в присутствии своих сотрудников, знал, что шеф никакой важной информацией не располагает, но все‑таки даже он ощутил какое‑то доверие.
Комиссар говорил об убийстве Фанфарона, о котором уже писали газеты. Сказал, что борцу перерезали горло, что оружием послужила бритва или острый нож, что убийца напал на жертву сзади, иначе бы Фанфарон защищался. И все это ему удалось преподнести как ценнейшую, конфиденциальную информацию. Затем на секунду появился Бришо и положил перед Корентэном какую‑то бумагу. Альбер вскрикнул от восторга. Бришо тоже блестяще удавались подобные выступления. Он умел произвести впечатление серьезного, мужественного человека, миллионам телезрителей становилось ясно, что они видят на экране официальное лицо, сознающее свою ответственность перед обществом.
- Есть ли какая‑нибудь связь между убийством и объявленными состязаниями? - спросил репортер.
- Это пока еще неизвестно, - предсказал Альбер.
- Рано было бы делать выводы, - ответил Корентэн.
- Но такая возможность существует, - сказал Альбер.
- Но следует проанализировать и эту возможность, - заявил комиссар.
Марта взглядом заставила Альбера умолкнуть, и он уступил поле боя своему шефу.
- Фанфарон был одним из организаторов события, вызывающего у многих антипатию, а благодаря афишам стал чуть ли не его символом. Следовательно, нельзя исключить, что кто‑то, являющийся, скажем, противником этого… э‑э‑э… состязания, считал правильным, чтобы…
Репортер поспешил ему на помощь:
- Вы думаете, таким образом хотели воспрепятствовать организации состязаний?
- Как я уже говорил, расследование находится сейчас в такой стадии… - нерешительно произнес шаблонную фразу Корентэн.
- Вы не полагаете, что в данном случае можно ожидать дальнейших убийств?
Альбер увидел, что Корентэн ошеломлен.
- С такой возможностью всегда надо считаться, - сказал Альбер, и его голос заглушил слова Корентэна. Он глянул на Марту. Жена не казалась рассерженной. Она улыбнулась ему, и на мгновенье ее лицо напомнило улыбающийся персик с популярного плаката.
- Подумай, подумай над книгой!
Двое мужчин средних лет не имели никакого желания улыбаться. Оба они одеты в строгие костюмы, обуты в ботинки, начищенные до блеска, и это придавало обоим весьма старомодный консервативный вид.
- Чего они хотят? - Мужчина, не отрывая глаз от экрана, закурил.
- К Жиле они уже приходили, - сказал другой.
- Кто?
- Сыщик по фамилии Лелак. Явно человек этого паяца.
Репортаж закончился, на экране появился диктор, и один из мужчин выключил звук с помощью дистанционного управления. Телевизор стоял в углу на блестящих, хромированных стальных ножках.
- Чего он хотел?
- Расспрашивал о состязании. Вроде бы подозревал Жиле.
- Да? - Тот, что был постарше, с удовлетворением выпустил дым из носа. Второй молчал, словно нарушить эту церемонию было верхом неприличия. Когда дым рассеялся, мужчина вздохнул и тихо, словно боясь, что кто‑то их подслушивает, сказал:
- Пожалуйста, наведи о нем справки. Поговори со своим другом, а если потребуется… потолкуйте и с этим Лелаком.
Глава вторая
I
Утром снова шел дождь. Альбер Лелак встал с постели, выглянул из окна, увидел детей в дождевых накидках, которые, размахивая портфелями, спешили к станции метро. Маленькие синие, желтые, алые плащ‑палатки с надвинутыми на головы капюшонами. Между домами виднелся темно‑зеленый грунт, капли дождя доносили в открытое окно свежий запах земли. Видимо, Марта отправилась пешком, потому что их "рено" стоял на месте перед домом. Под лопаточкой дворника мокла квитанция автостоянки. Дети свернули за угол, площадь затихла. Только появившаяся откуда‑то кошка загадочно, не спеша, с чувством собственного достоинства бесшумно продвигалась к своей таинственной цели. Альбер захлопнул окно, за одну минуту он продрог. Перешел в другую комнату позаниматься гимнастикой. Отжимаясь на полу, он думал о Фанфароне. Сколько раз нужно отжаться, чтобы победить такого гиганта? Что следует для этого знать? Он попытался продумать приемы самообороны, которые отрабатывал на тренировках со своим другом Жаком. Такому, как Фанфарон, он не смог бы вывернуть руки, не смог перебросить его через себя, такого нельзя пнуть ногой, удары от него отскакивают. На такого даже с ножом не рекомендуется нападать.
Он перешел к подъемам туловища из положения лежа. Вчера вечером Альбер изучил досье Фанфарона, Накануне борец пришел в "Рэнди кок" немного раньше полуночи. Видимо, он не считал для себя обязательным соблюдать спортивный режим. Он был один. Посмотрел программу, побеседовал с официантом, швейцаром, около двух ночи ушел. Пьяным не был. Пил пиво, бутылки три или четыре - ему это нипочем.
После четвертой серии подъемов Альбер почувствовал, что мышцы брюшного пресса разрываются, пот так и льет ручьями.
"Я должен это делать, - говорил он себе. - Как иначе защищаться от таких силачей, от убийц, вооруженных ножами, если даже на эти пустяковые упражнения у меня силы воли не хватает? Если у меня слабые мышцы живота - лежа на спине, - размышлял он. - Как защититься, если на меня нападут сзади? Да еще неожиданно? Если рефлексы быстры, можно, перехватить руку у шеи. Но Фанфарону это не удалось".
Он покачал головой. Фанфарон был не менее двух метров ростом.
От пятой серии он отказался. Медленно, не спеша, наклонился вперед, встал на колени и выпустил воздух из легких. Он чувствовал, что должен пойти в "Рэнди кок", хотя не мог объяснить, зачем это нужно. Ведь сыщики, которые опередили его, явно провели безукоризненную работу. Поговорили с персоналом, посетителями, и действительно они не виноваты в том, что никто ничего не знал.
Сегодня он дежурит после полудня, время у него есть. Мог бы, допустим, полчасика потренироваться, отрабатывая удары на мешке с песком. Или с резинкой попрактиковаться перед зеркалом в подскоках, и поворотах. Однако, когда он вспомнил о Фанфароне и Жиле, ко всему этому у него пропала охота. Он зашел в ванную комнату и под теплым душем размышлял над вопросом, который репортер задал Корентэну: можно ли ожидать новых убийств?
II
- Я в это не могу поверить, - Ле Юисье замолчал, покачал головой и уставился на Бришо искренними, карими глазами. Лицо Шарля оставалось невозмутимым. Он тоже едва верил в то, что видел. Ле Юисье, организатор состязаний "Все дозволено", оказался тощим, слегка сгорбленным человеком с наметившимся брюшком. Он выглядел так, словно не вынес бы даже одной оплеухи, словно презирал насилие. Когда Бришо положил перед ним фотографии мертвого Фанфарона, казалось, Ле Юисье стошнит.
- Не могу в это поверить, - продолжил он, увидев, что Бришо не реагирует. - Не думаю, что его убили из‑за состязаний.
Бришо ожидал не совсем этого.
- Вы даже не удивляетесь тому, что его убили? Ле Юисье пожал плечами.
- Мы живем в мире насилия.
Бришо хотелось спать. Он надеялся пойти позавтракать с Альбером в кафе на углу, рассказать про вчерашнюю женщину и понаблюдать, как его друг со скучающим лицом сделает вид, будто все это его не интересует. Он обсудит с ним дело об убитой девушке и, попивая кофе и беседуя, ощутит, что работа продвигается, что в мозгу Альбера крутятся колесики. Он забыл, что его друг придет только после полудня. Забыл про Ле Юисье, который вчера сообщил по телефону, что явится сегодня в полицию.
- Состязание мы организуем в любом случае, - заявил Ле Юисье тоном, не терпящим возражений. - Если к тому времени убьют еще двоих участников, то и без них. Если меня убьют, - он поглядел в глаза Бридю, словно ожидая, что тот успокоит его, скажет, что этого просто быть не может, - другие организуют состязание без меня. Нельзя воспрепятствовать состязаниям по кетчу таким способом.
- А другим?
Ле Юисье самоуверенно ухмыльнулся.
- И другим способом нельзя. Прогресс не остановишь! Скажете, это бесчеловечно? Но, простите, чему тут удивляться? Весь мир бесчеловечен. Публика требует таких состязаний. И она их получит. Почему же это бесчеловечно?
- Их может запретить прокуратура, - перебил Бришо.
- Да отчего же? Разве запрещают автогонки из‑за того, что они опасны? Не скажите! Если старт четырежды будет неудачным, если машины врежутся в зрителей, сотня людей погибнет, тысячи будут покалечены, получат ранения, что сделают? А? Дадут пятый старт. Да, мосье, так и произойдет. - Ле Юисье вошел в раж. - Вы можете назвать хотя бы один футбольный матч, который отменили после брюссельской трагедии? Даже брюссельский не отменили!
Эти доводы Бришо уже читал в газетах так же, как и контраргументы.
- В автогонках целью является победа, а не физическое уничтожение противника, - сказал он. - В ваших состязаниях участники стремятся убить друг друга.
- Неправда! - воскликнул Ле Юисье. Кадык его запрыгал под пуловером цвета сливочного масла. - Они так же хотят победить, как и все другие спортсмены. Противник может сдаться, если… - тут воодушевление покинуло его или он просто пришел в замешательство, не зная, как бы поделикатнее выразиться.
- Если он не хочет подохнуть, - продолжил Бришо.
- Если он в проигрышном положении, - нашелся Ле Юисье. - Наше нововведение заключается лишь в том, что мы не пытаемся втиснуть нашу борьбу в чужие правила. Почему же это бойня? В уличных драках абстрагируются от физической невредимости противника, однако не убивают друг друга.
- Иногда убивают, - сообщил ему заместитель руководителя отдела по расследованию убийств. - И потом на улицах дерутся не идеально тренированные силачи в центнер весом.
- Иногда и такие дерутся, - информировал его Ле Юисье.
Оба искоса поглядывали друг на друга через письменный стол. Бришо все еще не понимал, чего хочет посетитель.
- Иначе говоря, прокуратура не станет запрещать состязания, и мы их проведем, что бы ни писали некоторые газеты. Я уверен, - он наклонился вперед, чтобы подчеркнуть то, что хочет сказать, - абсолютно уверен в том, что убийство Фанфарона не имеет никакого отношения к этому событию.
Он хотел было встать, чтобы уйти. Однако полицейские обладают средствами для того, чтобы насыпать гражданам перцу под нос. Бришо вежливо попросил его снова присесть, включил магнитофон и начал расспросы. Это только в фильмах люди, оскорбившись или возмутившись, вскакивают и выбегают с допроса в полиции. На практике дело длится до тех пор, пока сидящий по ту сторону стола считает это необходимым. Разумеется, вторая сторона тоже способна на многое. Она может лгать, злиться, ей может все надоесть, но отвечать так или иначе приходится. Ле Юисье, видимо, пытался делать хорошую мину в этой игре. Бришо расспрашивал его о личной жизни Фанфарона, его заработках, хобби, его прошлом, о партнерах по тренировкам, о состоянии коммерческих дел. Без всякой особой связи собирал информацию на магнитофонную ленту. Лелак будет ему благодарен: он сэкономил ему допрос.
III
Альбер сидел дома за письменным столом, уставившись на развинченную шариковую ручку. Перед ним валялся пустой лист бумаги, в каждой руке он держал по половине ручки. Потом свернул свой "Паркер" и размашистым почерком написал вверху листа:
"Альбер Лелак. Выживание в мегаполисе.
Руководство для отдела по расследованию убийств Парижской криминальной полиции".
Снова развинтил ручку. У него не было сомнений относительно того, почему Марта побуждала его заняться этой чепухой. Жена считала, что лучше, если она даст мужу какое‑нибудь занятие, чем он найдет его сам. Как знать, а вдруг он отправится в пустыню испытывать рецепты парашютистов или изготовит планер, найдя какое‑нибудь руководство по летательным устройствам. Хотя Альбер и понимал, какая ведется игра, идея Марты захватила его. Что потом скажет Корентэн? Бришо? Конечно, на обложке будет напечатана его фотография, на которой Лелака изобразят с нацеленным пистолетом. Он отбросил перо, встал и вынул пистолет. Повернулся к зеркалу, прищурил один глаз и поднял оружие.
"Плохо, - подумал он. - Выгляжу будто клоун. Одна щека сплошь в морщинах. Кстати, создается впечатление, что я кровожадный зверь. И так уже о полицейских сложилось подобное мнение. Может, лучше стать около полицейской машины с меланхоличным задумчивым лицом, но чтобы из‑под пиджака все‑таки выглядывала рукоятка оружия". Он надел пиджак и попробовал встать таким образом. Это оказалось нелегко.
Если застегнуть проклятый пиджак, пистолет вообще не виден, зато кажется, будто у него вывихнуто бедро. Если распахнуть полы пиджака, браунинг, засунутый по‑любительски в брюки, виден хорошо. У него было десятизарядное восьмимиллиметровое оружие, Альбер привез его из Англии и с великим трудом добился, чтобы Корентэн раздобыл ему разрешение на ношение браунинга. Очень хороший пистолет. Стреляет очередями, с удобной рукояткой, красивый, как любое оружие. Альбер боялся, что однажды в самом деле придется из него выстрелить в человека, но ходить на работу без браунинга тоже боялся. Кроме того, боялся, что, когда потребуется, он из побуждений человечности заколеблется, стоит ли стрелять, и из‑за этого страха скорее, чем следует, спустит курок. Любое оружие предназначено лишь для того, кто не поколеблется его использовать. Он засунул пистолет обратно в кобуру и снова сел за письменный стол. Вновь скрутил перо и записал эту премудрость. Подчеркнул, а потом в скобках добавил:
"Каждый должен выбирать такое оружие, использовать которое он готов физически и психологически".
"Не так уж трудно", - подумал Альбер, продолжая быстро писать.