Тоцци ехал за "эльдорадо" по Ферри-стрит, раздумывая над тем, что Торторелла хвастался, будто заплатил за машину наличными. Это как минимум двадцать пять тысяч. Банки, как правило, не дают кредита поджигателям, даже самым искусным. Выходит, Торторелла и впрямь заплатил наличными. Двадцать пять тысяч плюс двенадцать тысяч на покупку акций. Дела у Тортореллы шли недурно – куда лучше, чем у рядового факельщика.
Когда "кадиллак" устремился по темным стальным конструкциям эстакады Пуласки, Тоцци решил, что Торторелла отправился в Нью-Йорк, но, когда тот внезапно повернул на главную магистраль, Тоцци неожиданно для самого себя почувствовал, что назревает нечто важное. Он был уверен в том, что данный маршрут не был для Тортореллы привычным. Тоцци понятия не имел, где недомерок живет или куда он может направиться, но путь на юг по главной магистрали... нет, тут было что-то не то. Как только проедешь квартал Элизабет и порт, нормальная жизнь начинается не к северу, а к югу. Здесь живут не преступники, а их жертвы.
Миновав аэропорт, Тоцци понял, каким безумным водителем был Торторелла. Он оставался в скоростном ряду, но держал около семидесяти пяти миль, а потом вдруг сбросил скорость до пятидесяти пяти. Может, у него нога с педали соскользнула, мрачно подумал Тоцци. Но такого ездока было крайне трудно преследовать, и Тоцци, чтобы не попадаться ему на глаза, пришлось отпустить его на порядочное расстояние. Он надеялся только на то, что маленький ублюдок настолько боится встречи с дорожной полицией, что не обратит внимания на старый, бурого цвета "бьюик". К счастью для Тоцци, Торторелла ехал не в левом ряду, поэтому, когда две машины сближались, он не попадался коротышке на глаза.
Глядя на задние огни "эльдорадо", Тоцци думал о юной португалочке и о том, как отказала ей выдержка, когда она поняла, что сидит за одним столом с настоящим живым мафиози. Она была так красива, так совершенна в своем девическом целомудрии, пока Торторелла не упомянул о мафии. Джоанна тоже была красива, но это совершенно другой тип красоты. Ее покой был холоден; он проистекал из знания, а не из неведения. Она видела все-все, что делали эти ублюдки, – и полнота ее знания делала ее невозмутимой и прекрасной. Вот уж, к чертовой матери, и до дзен-буддизма додумался, промелькнуло в мозгу у Тоцци.
"Кадиллак" Тортореллы снова свернул на первом же перекрестке и поехал по улочкам города, пока не вырулил на дорогу номер 27 – четырехрядное шоссе, по обе стороны которого шли маленькие фабрички, дешевые мотели, ресторанчики и бесчисленные забегаловки. На этой дороге Тоцци пришлось позаботиться о том, чтобы между ним и Тортореллой все время оставались две машины – классическая метода, как в учебнике, – но он по-прежнему думал о португалочке и о Джоанне. В конце концов они слились в его сознании в один образ – совершенный и бесконечно желанный. Тоцци часто терял голову, всего лишь задумавшись о привлекательных женщинах. Порой ему казалось, что он малость чокнутый.
При свете уличного фонаря Тоцци заметил огромную вывеску: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЭДИСОН. Торторелла проехал под этой вывеской, и Тоцци с волнением увидел, как "кадиллак" поворачивает на стоянку ярдах в ста за вывеской. Над всей стоянкой ярко горела неоновая реклама: "Аудиовидеоцентр Зусмана".
Дождавшись зеленого света, Тоцци проехал мимо заведения Зусмана и остановился перед ближайшим магазином. Там торговали коврами. Он выключил передние фары, отъехал к дальнему углу здания и запарковал машину в глубокой тени.
Тоцци сидел во тьме, наблюдая за "кадиллаком", стоявшим У задней двери заведения Зусмана. Багажник машины был открыт. Торторелла что-то выгружал и складывал свой товар у двери. Он захлопнул багажник, влез в машину и перегнал ее в дальний конец стоянки. Там росли деревья, и ветви задевали крышу роскошного автомобиля.
За это время Тоцци вышел из машины и прокрался до самого края неосвещенного пространства позади лавки ковровщика.
А коротышка вылез из машины и пошел через стоянку к задней двери. Сейчас их с Тоцци разделяло всего тридцать ярдов. Торторелла явно что-то искал. Внезапно он нагнулся и подобрал с земли пластиковый стаканчик, затем опрокинул его себе на руку. Возвращаясь к двери, он отшвырнул стаканчик в сторону.
Сразу же после того, как он отпер дверь, Тоцци сообразил, что в стаканчике был оставлен ключ для ночного посетителя. В скудном свете, просачивающемся из-под двери, Тоцци увидел, что товаром, который Торторелла выгрузил из машины, были пластиковые бутыли емкостью в галлон каждая. С каким-нибудь горючим – это уж вне всякого сомнения. Он подождал, пока коротышка не занес свой товар вовнутрь и не закрыл за собой дверь, а уж потом сделал следующий ход.
Глава 17
Поли Торторелла зашел за стойку, взял с полки радионаушники, включил звук, нашел свою любимую рок-станцию, надел наушники и убавил звук. Ему нравилось работать под музыку.
Билли Джоэл пел "Городскую девчонку". Поли, подпевая ему, подхватил галлоновую емкость с бензином и пошел по лестнице в демонстрационный зал на втором этаже. По пути он обратил внимание на то, что ковры были промышленного производства и, следовательно, прошли противопожарную обработку. Но это не имело значения. Вспыхнув на первом этаже, пламя не пощадит и второго. Ему надо было только проследить за тем, чтобы не уцелела крыша.
Он вынул из кармана гвоздь и продырявил в нескольких местах верхнюю поверхность пластиковой емкости; затем взялся за работу, помахивая емкостью и обрызгивая бензином ковры, шелковые гобелены и потолок. Он следил за тем, чтобы брызги бензина не попадали на нижнюю часть стены, на нижние три фута. Сыщики всегда с особенным вниманием осматривают нижнюю часть стен, ища следы возгорания, которые свидетельствовали бы о том, что в помещении разбрызгивали горючее. Поли гордился тем, что никогда не оставляет никаких улик.
Когда бензин в емкости кончился, он швырнул ее вниз по лестнице и устремился следом. Он думал о том, как Билли Джоэл в промасленном комбинезоне занимается любовью с Кристи Бринкли в видеоклипе "Городская девчонка".
Поли подхватил еще две емкости и отправился на чердак, который оставили для него незапертым. Он включил свет и пошел по водопроводной трубе до того места, где она неподалеку от вентиля была обмотана тряпками. Он выполнял инструкцию, согласно которой трубу следовало забить свечным воском, чтобы блокировать противопожарную систему. Когда внизу станет достаточно горячо, воск расплавится и она окажется разблокированной, но тогда никакого толку от нее не будет. А потом расплавившийся воск стечет вместе с водой – и опять-таки не останется никаких улик. Тряпками было помечено место, где размещался кусок воска. Поли заметил; что кто-то оказался настолько любезен, что даже оставил под трубой несколько щепок, о чем он заранее и просил. Ему это пришлось весьма по вкусу.
Поли продырявил еще одну из емкостей и обрызгал бензином щепки и картонные ящики, разбросанные, по всему помещению, злорадно уделяя особое внимание тем ящикам, в которых, как ему думалось, хранился самый дорогой товар.
Диск-жокей в наушниках говорил о погоде и жаловался на чрезмерную духоту. "А впрочем, вот вам еще погорячее, – воскликнул он. – "Пляшем на мостовой" в исполнении Марты и Ванделлы". Поли удивило и обрадовало то, что звучит оригинальная версия песни, а не аранжировка, сделанная Миком Джаггером и Дэвидом Боуи. Он любил старый городской рок. Дырявя следующую емкость, Поли принялся подпевать Марте. Он сейчас веселился от души.
Когда емкость опустела, он отшвырнул ее подальше, и она с грохотом ударилась о цементный пол. Что хорошо с этими пластиковыми молочными флягами, так это то, что они сгорают без остатка. И никаких улик. Хуже то, что бензин в них нельзя хранить долго. Он разъедает пластиковые стенки, емкость начинает течь, а в багажнике машины это совсем ни к чему. Но Поли знал толк в таких вещах. Ему было известно, сколько времени можно держать бензин в такой емкости. Ему было также известно, что наполнять ее нужно до самого верху, не оставляя пространства для воздуха. Свободное пространство заполняется парами бензина, а взрываются именно пары, а не сам бензин. Хорошему факельщику необходимо заботиться и об этом.
Вернувшись на первый этаж, Поли подхватил две последние емкости и отправился в демонстрационный зал. Здесь, как он и просил, оставили множество ящиков и коробок. Это хорошо. Современная электроника горит не так легко, чтобы ей нельзя было немного помочь. В особенности когда ковры прошли противопожарную обработку.
На полке рядом с кассой стоял старомодный радиоприемник, деревянный корпус которого был выполнен в форме собора с куполом. Поли заранее попросил о том, чтобы для него приготовили старый радиоприемник. Взобравшись с ногами на кресло, он включил приемник, убавил звук и заглянул с тыльной стороны, чтобы убедиться, что лампы начинают накаляться. Транзисторные приемники не накаляются, а ламповые, к счастью, накаляются; Кто-нибудь забудет выключить на ночь такую рухлядь, лампа взорвется, корпус начнет тлеть – так вот и приключаются пожары. По крайней мере, такого никак нельзя исключить.
Гений я, в рот меня, вот я кто, подумал Поли. Старый приемник восхитил его. Гениальная находка. Уж этот мне Стив. Стоит попросить его о чем-нибудь, и он делает все в точности так, как нужно. Никогда не подводит. Отличный мужик.
Поли было наплевать на то, какие о Стиве ходят слухи. Во всем, что касалось его самого, Стив Пагано был мужик что надо. Стив всегда давал ему работу – и хорошую работу, вот как сейчас. Стоило Поли попросить его подготовить что-нибудь к его визиту – беспорядок в комнатах, воск в водопроводе и тому подобное, – Стив делал все, что нужно, с гарантией. И всегда аккуратно и честно платил. В конце недели сейф, который Поли арендовал у банка, оказывался полон наличных. Это казалось чудом. Да, семейство Ричи Варги заботилось о своих сотрудниках.
В демонстрационном зале имелось немало первоклассной аппаратуры, и Поли получил истинное наслаждение, поливая ее бензином. Точно так же он ликовал в детстве, поливая бензином и затем поджигая муравейники. Однажды, оставшись один дома, он спалил кукольный домик сестры. Стоял и любовался, как выгорает игрушечная мебель, комната за комнатой: Элегантная столовая, маленькая библиотека, хрупкие спальни – одним словом, весь дом. Кукольный домик был не похож на дом, в котором жило их семейство, это был домик для богачей. Там было множество всяких замечательных штуковин – и горели они тоже замечательно. Когда пламя охватило весь домик, у маленького Поли бешено заколотилось сердце. Охваченный внезапным ужасом, он выбросил домик из окна, а затем выбежал на улицу и загасил пожар водой из садового шланга. Обгоревшие остатки домика он упаковал в два бумажных мешка и выкинул их в мусорный бак у соседнего дома. Придя домой к вечеру, его сестра чуть с ума не сошла. Где ее кукольный домик? Поли заявил, что знать ничего не знает. Может, взломщики. Той ночью, представляя себе горящий кукольный домик, он всласть подрочил и впервые в жизни сумел кончить.
Выплеснув остатки бензина на громоздкую стереосистему, которая была чуть ли не с него самого ростом, Поли швырнул емкость за кассовый аппарат и полез в карман за спичками. Спички он предпочитал деревянные. Они хоть что-то весят, а то бумажную далеко не бросишь.
Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Поли потеребил свои причиндалы. Эта часть спектакля всегда распаляла его.
Он осмотрелся в просторном помещении, в точности зная, откуда начать и как продолжить, но, прежде чем зажечь первую спичку, потянулся к наушникам перенастроить радио. Его станция передавала сейчас коммерческую рекламу, а ему в такие минуты была необходима музыка. Правда, в такое время суток все рок-станции передавали сплошную муру вроде тяжелого металла; или это, или этот маленький пидер Фил Коллинз. Но когда он уже был готов смириться с неизбежным и довольствоваться вальсом Штрауса, который передавала станция классической музыки, ему удалось поймать песенку Ронетти "Будь моей, крошка". Он тут же представил себе трех девах в платьях в обтяжку и с целыми башнями волос на голове. Да, парень...
Чиркнув первой спичкой, он уставился на крошечный язычок пламени и запел вместе с солистом:
– Да-вай... да-вай... да-вай... да-вай...
Он бросил спичку в шелковый гобелен на стене. Раздался хлопок, на мгновение заглушивший голос Ронетти. И вот уже вспыхнула вся стена, и языки пламени принялись лизать потолок.
Он бросил другую спичку в стену напротив, и пламя пошло по всему помещению, теперь загорелись уже оконные шторы.
– Да-вай... да-вай... да-вай... да-вай...
Он пустился в пляс.
Приплясывая, Поли помчался на чердак и, не заходя туда, принялся забрасывать его спичками, пока все чердачное помещение не начало походить на геенну огненную.
– Да-вай... да-вай... да-вай... да-вай...
Поли потеребил себя. У него уже капало с конца.
Вернувшись на первый этаж, он обошел по периметру все помещение, разбрасывая вокруг себя спички и принявшись уже петь в полный голос. У него перед глазами плясало пламя.
В конце концов, уже идя к выходу, он остановился, окинул взглядом дело рук своих, напоминая сейчас дирижера, зависшего над оркестром. Все было просто неописуемо.
– Да-вай... да-вай... да-вай... да-вай...
– Какого х...
Музыка внезапно оборвалась, потому что с головы у него сорвали наушники. Теперь он слышал ничем отныне не заглушаемые рев, и треск, и шипение пламени. Комната поплыла у него перед глазами, ноги оторвались от пола, он оказался при жат к стене, рубашка глубоко врезалась ему под мышки.
Тоцци глядел на него в упор. Упираясь кулаками ему в грудь... он прижал недомерка к стене. Ему давно хотелось подвесить кого-нибудь так, да непременно чтобы ноги не доставали до земли. Торторелла как раз годился для этого.
– Где Гунн? – заорал Тоцци. – И как его настоящее имя?
Торторелла заерзал, пытаясь вырваться.
– Еще раз спрашиваю! – рявкнул Тоцци. – А не скажешь, я швырну тебя в пламя и запру дверь.
Вылезшими на лоб глазами Торторелла уставился на массивную стальную дверь.
Тоцци не хотелось предоставлять Торторелле слишком много времени на размышления, поэтому он придвинул его поближе к огню, показывая, что шутить не намеревается и что выполнить угрозу большого труда ему не составит.
– Хочешь, ублюдок, заживо сгореть? Нет? Тогда отвечай: кто такой Гунн?
– Стив... Стиви...
Пробормотав имя, Торторелла продолжил судорожные попытки освободиться.
– А фамилия?
– Не знаю! Клянусь!
Сейчас он был похож не на маленького мужлана, а на клоуна. И для клоуна его рост был в самый раз.
Тоцци швырнул его, как куль с мукой, ножки Тортореллы мелькнули в языках пламени. Дым застилал помещение, переполнял легкие. Тоцци надеялся, что сумеет продержаться хоть чуть дольше, чем Торторелла.
– Фамилия?
Он поднял Тортореллу в воздух и швырнул еще раз.
– Пагано, – пролепетал недомерок.
А потом повторил еще дважды и громче, лишь бы утихомирить этого безумца.
– Где он? – заорал Тоцци. – Где мне его найти?
И вдруг в комнате что-то взорвалось, пол пошел ходуном, и Тоцци потерял равновесие. Хитрый недомерок первым поднялся на ноги и двинул Тоцци по яйцам.
Тоцци скрючился. Пагано, повторял он себе, пытаясь совладать с невыносимой болью. Кашляя, он распрямился. Стив Пагано. Теперь ему этого не забыть.
Он увидел, как Торторелла выскочил из задней двери, и, шатаясь и дыша в рукав, поплелся за ним. Он все еще кашлял.
Ночной воздух окатил его словно холодный душ. Он отчаянно закашлялся и никак не мог восстановить дыхание. Единственное, чего жаждало сейчас его тело, – это избавиться от набившегося в легкие дыма. Он услышал, как заводят мотор, и увидел изящный силуэт отъезжающего во тьму "кадиллака".
Но тут заскрежетали тормоза, и машина пошла задним ходом. Причем на скорости. Фары наезжали на него. Торторелла решил его прикончить.
Тоцци успел броситься в какой-то тупик. Он рухнул на кучу мусора, как раз когда "кадиллак" задом врезался во что-то твердое. Грохот оглушил Тоцци. Он почувствовал, как все вокруг него задрожало.
Опять заскрежетали тормоза. Поднявшись на ноги, Тоцци увидел, что "кадиллак" кружит по стоянке, устремляясь к выезду с нее. Тоцци достал автоматический пистолет, прицелился и выстрелил семь раз подряд.
Длинная машина промчалась мимо него, торопясь вырваться на улицу. Он выскочил из тупичка и побежал по стоянке. Как раз вовремя. Ему удалось услышать, как скрежещет по мостовой колесо со спущенной шиной. Так Торторелла далеко не уедет. По крайней мере, его задержит дорожная полиция. А разбитые задние фары и следы в тупичке способен связать любой дурак, и это поможет обвинить Тортореллу в поджоге. Вот и хорошо.
Тоцци оскалился, как оборотень, ему все еще с трудом дышалось. Стреляй по покрышкам, с удовлетворением подумал он. Этого ему тоже всегда хотелось.
Но тут раздался вой сирен, и Тоцци устремился к своему "бьюику". Ему вовсе не хотелось столкнуться сейчас с пожарными и с полицией.
Глава 18
Библиотекарь Хайес, сидя у себя за столом в архиве, сличал данные картотеки с теми, что уже были введены в компьютер. Гиббонс наблюдал за ним, сидя в соседней клетушке. На столе у Хайеса были сладкие орешки и чашка кофе, и время от времени он съедал орешек-другой, наклоняясь вперед, чтобы не испачкать сахарной пудрой ни себя, ни поверхность стола. Орешки он не глотал, а растягивал удовольствие, как маленький ребенок, и это бесило Гиббонса. Какого черта он не может съесть их и покончить с этим, как все нормальные люди?
Если бы манхэттенская контора была деревней, думал порой Гиббонс, Хайес играл бы в ней роль деревенского дурачка. Место в прачечной и то было слишком хорошо для него, хоть и одевался он в дорогие костюмы. Голос у него был мягкий, глухой и что-то во всем облике скользкое и неопределенное. Службу в ФБР он начал – хотите верьте, хотите нет – специальным агентом. Его достоинством были устрашающий рост и комплекция но ему все никак не удавалось кого-нибудь устрашить. А стоило ему раскрыть рот, устрашительный эффект и вовсе оказывался сведенным к нулю. В работе специального агента главные хлопоты ему доставляла собственная чрезмерная основательность. Он делал все правильно, а это означало, что методы у него были безупречными, а результаты – никакими.
Гиббонс сидел в клетушке, положив перед собой служебный желтый блокнот и ломая голову над тем, как бы выудить нужную информацию у Хайеса и вместе с тем выставить дымовую завесу для Иверса. Ему просто необходимо было сегодня поработать с картотекой, а Иверс наверняка узнает об этом из еженедельного рапорта. Но если Гиббонс сейчас истребует уйму материалов, причем самых различных, это может затруднить Иверсу выход на истинный след.