- Я не знаю, откуда у тебя взялись деньги для меня, - произнесла она высокомерно. - Но тебе лучше поскорее убраться отсюда. Они мне не нужны.
Глаза Сорона стали жесткими, но улыбка по-прежнему не сходила с лица - и это сбивало с толку. Однако за этими глазами я почувствовал холодную расчетливость.
- Я бы хотел поговорить с тобой наедине, - как можно терпеливее произнес я. - Я все тебе объясню. И если у тебя возникнут сомнения насчет того, что делать с деньгами, я могу помочь.
- Ты можешь объяснить мне все прямо здесь, мистер Адвокат, - холодно ответила девушка. - Мы все - одно целое, одно племя, один разум. Поэтому все, что ты собирался сказать мне, должны услышать и они.
Я посмотрел на Сорона. Он больше не улыбался и пристально смотрел на Кальвин. Я подумал - быть может, он пытался внушить ей какую-то мысль и, кажется, не очень-то обрадовался ее ответу.
Но Кальвин, видимо, не замечала его взгляда. Она смотрела на меня надменно и презрительно, как могут смотреть только девятнадцатилетние бунтари.
Мне ничего не оставалось, кроме как попытаться поговорить с ней наедине попозже. А сейчас я мог сообщить лишь общее положение дел, а также выяснить, что она намерена делать.
- Деньги завещал тебе брат твоего деда. Ты никогда не встречалась с ним, да и ему было знакомо лишь твое имя. И тем не менее он распорядился поделить свое состояние между самыми молодыми из его дальних родственников. Как он выразился, чтобы "обеспечить им счастливое будущее". Твоя часть - это где-то около двадцати тысяч долларов - будет находиться под опекой два года, пока тебе не исполнится двадцать один, однако оговорено, что ты можешь ежемесячно получать проценты в виде некоторой суммы денег. Что ты на это скажешь?
- Я уже сказала. - Она посмотрела на меня без малейшей заинтересованности. - Мне не нужны деньги. Я больше не нуждаюсь в обществе, в котором все основано на деньгах. Я живу здесь совершенно другим, более возвышенным, и порвала все связи с коррумпированной системой, лишенной каких-либо духовных ценностей. Деньги только испортят то, чего я достигла.
Глаза Кальвин были холодными и отрешенными, но я чувствовал, что смог бы заставить ее передумать - только бы мне удалось вырвать ее из компании шизанутых дружков. Меня больше всего беспокоил Сорон, который, руководствуясь собственными соображениями, мог повлиять на решение Кальвин. А этот парень отлично осознавал, как недешево стоит прокормить душу. Итак, первое, что мне предстояло сделать, - это переубедить ее насчет Сорона.
Пока я стоял, раздумывая, как тяжело заставить человека изменить свое мнение и, черт меня подери, браться за труд профессионального переоценщика ценностей, как внезапно все остальные повернулись и уставились на окружающий лес. Именно оттуда выскочил совершенно ополоумевший бородатый хиппи с длинными патлами и вытаращенными глазами, похожий одновременно на снежного дикаря и тронувшегося умом индусского гуру, который истошно орал:
- Копы! Копы! Копы!..
Глава 3
Это всех привело в смятение. Несколько полуобнаженных дикарей рвануло к палаткам, остальные бросились под прикрытие деревьев.
- Бегущий Олень! Крот! - спокойно, но властно и отрывисто окликнул парней Сорон. - Заберите это барахло. Обе упаковки. И все в реку.
- Вот черт! Да чтобы я своими руками… - простонал Бегущий Олень.
- Надо парень, надо, - пробормотал Крот. - Если мы этого не сделаем, то на нас навесят дело о хранении наркотиков.
Нырнув в палатки, они выбрались оттуда с блоками из-под сигарет и потащили их к реке. На берегу они вытряхнули содержимое коробок в воду. Крот громко заулюлюкал и засмеялся. Бегущий Олень мрачно посмотрел на него.
- Да будет тебе! - толкнул его локтем Крот. - Это своего рода жертвоприношение. Так сказать, символический ритуал. Возвращение того, что просвещает дух, великому коловращению жизни, во имя вечного движения вперед…
- Мать твою так, парень! Да ведь мы только что выбросили "травки" не меньше чем на пятьдесят баксов, - простонал Бегущий Олень. - Перестань юродствовать.
Истерически заходясь от смеха, Крот принялся разрывать сигаретные блоки на мелкие кусочки и благоговейно, словно лепестки розы, ронять их в воду.
Сорон отошел на середину поляны и стоял там, всматриваясь в лес и прислушиваясь.
Белая Скво высунула из палатки свою непомерно большую голову и крикнула:
- У нас тут все чисто, Сорон. Пускай приходят! - Потом она выбралась из палатки и встала рядом с Сороном, вызывающе, на индейский манер, скрестив на груди руки.
Выскочившая из другой палатки Бац-Бац тоже подошла к Сорону. Она взяла его за руку, но он даже не повернул головы, продолжая всматриваться в деревья, словно был антенной, принимающей какие-то сигналы. А сигналов хватало: было слышно, как остальные члены племени гикали и выкрикивали:
- Мы здесь, мистер Боров! Эй, свиньи, свинушки… мы здесь! - Они вопили и скакали, как свора сорвавшихся с цепи недоумков с вытравленными кислотой мозгами… И тут меня словно озарило. Кислота! А эти глаза! По меньшей мере половина из них - а может, и все - сидели на кислоте! Значит, они дурманили свои тыквы ЛСД!
- Ну и ну! Черт знает что тут устроили! Совсем с ума посходили? - проревел появившийся из леса полицейский сержант.
Он подталкивал хихикающего Крота к центру поляны, где сгрудились остальные хиппи. Половина из них буквально валилась с ног от хохота, и шестерым копам, возглавляемым сержантом, приходилось поддерживать их, чтобы те попросту не попадали на землю.
- Эй! Послушайте! Мы все должны возлюбить фараонов! - насмешливо выкрикнул Голем. Это имя, как я понял из криков остальных, принадлежало тому первобытному дикарю, который предупредил об облаве. - Сконцентрируемся на этом. На чистой, единой и всеобъемлющей волне любви к фараонам!
Все, кроме Сорона, с энтузиазмом загалдели и заржали. Лишь он один стоял посредине этого бедлама, всем своим видом выражая спокойствие и превосходство и глядя куда-то мимо полицейских.
- Давайте! Все вместе! - подбадривал остальных Голем, и все, даже Крот, угомонились и теперь смотрели на полицейских с блаженным и умиротворенным выражением лиц! Их глаза сияли каким-то неземным восторгом, на губах играла улыбка Мадонны, а чувства так и перехлестывали через край и плыли, плыли…
- Шайка грязных дегенератов и наркоманов! - в отвращении скривив губы, сплюнул сержант. - Вы все арестованы за хранение.
- Господи помилуй, за хранение чего?! - выкрикнул Бегущий Олень.
Сержант подал знак одному из полицейских, и тот подошел к нему.
- Майк, что ты нашел в палатке? - спросил сержант. Тот протянул ему белый конверт.
- По-моему, это марихуана, сержант, - сказал он. Потом, взглянув на хиппи, ухмыльнулся.
- Вы не могли найти это в палатке, - вмешался я.
- Кто это сказал? - полицейский Майк посмотрел на меня так, будто я дал ему пинка под зад.
- Рэндол Робертс, - с профессиональным спокойствием произнес я. - Я адвокат из Сан-Франциско и поверенный вот этой девушки, мисс Стилвелл.
Полицейский и сержант с людоедским интересом принялись изучать меня, лишь теперь обратив внимание на мои габардиновые брюки от костюма и белую, мокрую от пота рубашку с засунутым в карман красным галстуком.
- Ну и где, по-вашему, офицер нашел это? - постукивая пальцами по конверту, глухо спросил сержант.
- У себя в кармане, - идя напролом, заявил я.
- Возлюбим копов, - нараспев тянул Голем.
- Воистину возлюбим! - вторил ему Бегущий Олень. - Убьем любовью чертовых фараонов. Потрясным зарядом любви!
Но на их слова никто не обращал внимания. Полицейские наблюдали за мной.
Сержант - крупный мужчина, громоздкий и тяжелый, - ухмылялся. Все в его лице было свыше меры - и нос, и рот, и подбородок, и брови; его словно вырубили из цельного куска песчаника, выветренного временем, но по-прежнему твердого, как скала.
- Пожалуй, я забуду, что слышал ваши слова, - спокойно произнес он. - Будем считать, что вы ошиблись.
- Как вам будет угодно, но я повторю их. На суде.
- Наверное, мне стоит присоединить вас к этому небольшому стаду, мистер Робертс, - растягивая слова, доброжелательно, но уже не улыбаясь, произнес сержант. - Ведь вы находились здесь, когда мы обнаружили "травку"? Откуда мне знать, может, вы заодно с этими ребятишками? А вдруг именно вы поставляете им это дерьмо?
- А вдруг ты тот самый жирный коп, который настолько хитер, что сумеет доказать это? - спокойно сказал я.
Сержанту явно не понравились мои слова, но он промолчал, вперившись в меня тяжелым взглядом, и я понял, что толстяк далеко не дурак; всего за десять секунд он сумел оценить меня, взвесить свои шансы и найти наилучший выход из сложившейся ситуации. Приняв решение, он легко проглотил обиду и улыбнулся.
- Тогда мы заберем этих мерзавцев за бродяжничество, Майк, - обратился он к полицейскому. - Забираем их.
Значит, мой блеф удался. Неплохо. Он не стал возражать. Он делает свое дело и, когда я вернусь в Сан-Франциско, будет продолжать его делать. Я понимал ход его мыслей - как в логическом, так и в практическом плане. Судя по всему, сержант принадлежал к числу тех, кого принято называть самоотверженными полицейскими.
Майк, похоже, не слишком обрадовался такому решению, однако полицейские взяли хиппи в кольцо и, подталкивая дубинками, погнали вверх по склону, в сторону шоссе.
Сорон оглянулся на меня, и я подумал, что стал для него немного опасен. Ему не хотелось, чтобы в глазах его паствы я выглядел героем, принизившим его собственный авторитет. Но больше всего ему не хотелось, чтобы я оказывал влияние на жизнь мисс Сандры Стилвелл, то бишь Кальвин. Ну да и черт с ним.
- Меня зовут Браун, сержант Джим Браун, - раздался из-за моего плеча голос здоровенного копа.
- Мое имя вам уже известно, - сухо произнес я.
- Мне очень жаль, что произошло недоразумение, мистер Робертс, - растягивая слова, произнес сержант, приближаясь ко мне. Теперь мы шли рядом, позади группы полицейских и хиппи, пробиравшейся между высоченными деревьями. - Мне и вправду жаль, что так получилось, однако вы не понимаете всей сложности проблемы. Конечно, мы не обнаружили здесь никаких наркотиков. Но не кажется ли вам, что они все-таки припрятаны где-нибудь? Они видели наше приближение, и у них оставалось достаточно времени, чтобы избавиться от любого дерьма, которое могло быть спрятано в лагере. И, вполне возможно, они припрятали свои запасы где-нибудь в горах, может быть, в полумиле отсюда. Эту дрянь ни за что не найти, хотя нам доподлинно известно, что она у них есть. Так чем же мы тогда занимаемся, если не поддерживаем законность и порядок, скажите на милость?
- Вы не нашли марихуаны, а закон требует, чтобы вы нашли ее. Кроме того, в законе говорится, что полицейский, который подбрасывает улики, подлежит отстранению от должности. - Я не мигая уставился на сержанта, стараясь при этом, чтобы мой ответ не звучал слишком враждебно. Приобретение врагов в лице копов всегда здорово осложняет работу адвоката.
- Мне очень жаль, мистер Робертс, что вы смотрите на это дело таким образом. - Сержант покачал головой, и несколько минут мы шли молча. Потом он нарушил это молчание:
- Я хочу вам рассказать нечто такое, чего вы не знаете об этих недоносках. Сейчас их здесь десять, а вчера было одиннадцать. Знаете, что случилось с последним?
- Вы поймали его с полными карманами порнографии и оторвали ему яйца?
- Не стоит так часто оскорблять меня, мистер Робертс, - все так же растягивая слова, беззлобно заметил сержант. - Вы слишком далеко зашли, но коп всегда может найти способ защитить себя - даже от таких хитрожопых адвокатов.
- Да ладно вам, - сказал я, - только не шейте дело моей клиентке, и у нас с вами будет полное взаимопонимание.
Сержант кивнул.
- Для начала я уточню, является ли она вашей клиенткой. - В его замечании сквозила еле заметная резкость. - Ну так вот, я хотел рассказать вам, что вчера вечером один из этих бродяг отдал концы. Передозировка героина. Его нашли в аллее. Возможно, наширялся до смерти на какой-нибудь вечеринке, остальные испугались и выбросили тело.
- Плохо дело, - быстро обдумывая ситуацию, сказал я. - А что собой представлял этот парень?
Сержант пожал плечами.
- Рыжий такой, крайне истощенный… а что? Вы его знали?
Я покачал головой. Это мог быть только парень по прозвищу Вялая Земляника. Значит, Гарри-обезьяна, вместо того чтобы вызвать полицию, просто выбросил труп!
- Так вы считаете, что он был с этими ребятами?
- Нет, вчера вечером в городе их не было. Тот, который преставился, был сам по себе - или ширялся с какими-то другими наркоманами, или, возможно, нащупывал связи.
- Тогда к чему устраивать облаву? - спросил я. - Ведь здесь, в лесу, они никому не причинили никакого вреда, покуривая свою "травку".
- Дело не только в марихуане, - терпеливо продолжал сержант. - Теперь они ловят кайф от ЛСД. - Он посмотрел на меня. - Не такой уж я тупой фараон, чтобы не видеть разницы. И как знать, не припрятали ли они где-нибудь под камешком что-нибудь покрепче?
Что ж, это мне неизвестно, однако я продолжал считать, что нельзя наседать на ребят только потому, что они подозреваются в употреблении наркотиков.
- Наркомания не преступление, а болезнь, - произнес я.
Сержант с негодованием повернулся ко мне.
- Согласно моим инструкциям, это преступление, приятель. И моя работа заключается в том, чтобы засадить их за решетку. Защитить общество и их же самих, удерживая подальше от этой дряни. Другого способа нет. А изображать из себя доброго дядюшку и играть в понимание и всепрощение - это только потворствовать другим следовать их примеру.
- Ну хорошо, допустим, кое-кого вы напугаете. А как быть с теми, кто не испугается?
Сержант оскалился в вымученной улыбке:
- От таких, полагаю, следует избавляться. Вы только подумайте - уже половина всех этих чертовых ребятишек глотает "колеса" и курит марихуану. Наркомания пожирает страну подобно раковой опухоли.
Я посмотрел в его светло-серые, похожие на мутные оконные стекла глаза, горевшие фанатичным блеском.
- Ну ладно, а как насчет того, чтобы отпустить мою клиентку? У вас на нее ничего нет, а у нее есть деньги, и я смогу в течение двух часов добиться ее освобождения.
- Похоже, мистер Робертс, вы не услышали того, что я вам говорил. Я собираюсь посадить этих ребят под замок и буду держать там до тех пор, пока они навсегда не откажутся от своего пристрастия. В противном случае им придется покинуть эти места. И плевать, если сейчас я смогу упечь их только на два часа. Поэтому держите свою клиентку подальше от этих придурков и наркоманов, а то ей, как пить дать, не миновать следующего раза.
- Хорошо, постараемся больше не попадаться, но я бы не советовал вам так усердствовать. Даже на крутых копов можно найти управу.
- Это кого же? - ухмыльнулся сержант Браун. - Исполненных благостных идей либерально настроенных адвокатов? Не смешите меня! Эта страна верит в закон и порядок, и все идет к тому, что надежды на спасение Америки будут обращены именно к полицейским.
Вот так-то. Герои нашего времени - именно полицейские. Ну и черт с ним. Совершенно очевидно, мне не поколебать его одержимости.
- Могу я, по крайней мере, проследовать до участка наедине со своей клиенткой? - спросил я. - Мне необходимо поговорить с ней, и вы обязаны предоставить мне это право.
Ему ужасно не хотелось делать мне одолжение, но он все же согласился.
- Только не отставайте от нас. Я хочу, чтобы, когда мы прибыли на место, она была вместе со всеми.
Когда мы вышли к шоссе, копы и хиппи разместились в трех полицейских фургонах, а мы с несговорчивой наследницей забрались в мой "остин-хили". Я достал из-за сиденья свой пиджак.
- Вот, накинь.
- Ты что, с ума сошел? - Она одним легким движением сбросила пиджак, отчего ее маленькие, крепкие груди плавно колыхнулись. - Сейчас самое пекло.
- Ну ладно, - сказал я, - но когда мы прибудем в город, накинь его, а то тебя, вдобавок ко всему прочему, обвинят в оскорблении общественной нравственности.
Сандра вздернула брови, словно не могла представить себе такого зануду, которому есть дело до чьего-либо нижнего белья. Потом отвернулась и принялась разглядывать поросший травой склон - там, где он обрывался прямо в усыпанную камнями полосу прибоя.
Я запустил двигатель и несколько секунд прислушивался к ровному, встревоженному гулу всех запрятанных под капот лошадиных сил, нетерпеливо дожидающихся команды рвануть вперед. Включив передачу, я вывел машину и пошел впереди копов. Так мы и ехали до самого участка.
- Сандра, нам необходимо поговорить о твоем наследстве, - начал я, когда мы понеслись по прибрежному шоссе, тянувшемуся над грядой утесов. - Ты не можешь просто заявить, что не желаешь принимать его. Ты имеешь право передать его кому-либо другому, но отказаться не можешь.
- Тогда я отдам его.
- Кому?
Она пожала плечами.
- Все равно кому. - Оторвав взгляд от окна, Сандра посмотрела на мои руки на рулевом колесе, ведущие машину на скорости восемьдесят миль в час. Позади нас завывали полицейские сирены. - И потом, меня зовут Кальвин. Такое имя мне дало племя, и теперь оно мое. Пожалуйста, не зови меня больше Сандрой.
- Хорошо… хотя не так-то просто называть рыжеволосую красавицу Кальвином. И вообще, что означают эти дурацкие прозвища? Скажи мне, Бога ради, почему именно Кальвин?
- Ты пользуешься словами, не слишком вникая в их смысл, а ведь сам только что выразил идею, - загадочно ответила Сандра.
- Вряд ли до меня дошло, - признался я. - Так почему все-таки Кальвин?
- Ты сказал: "Бога ради", а ведь я всегда была глубоко религиозна. - Ее зеленые глаза одарили меня таким безмятежным спокойствием, что я почувствовал тревогу. Неужели она настолько тронулась на этой почве, что сама не подозревает об этом?
- Ты имеешь в виду, как Кальвин Кулидж?
Сандра чуть не рассмеялась, но удержалась. Ее губы слегка раздвинулись в улыбке, и я успел заметить ровные зубы и розовый язычок, что само по себе уже могло разбудить по крайней мере одно религиозное чувство.
- Это в честь того Кальвина, протестантского лидера, от которого получил свое название кальвинизм, - объяснила она.
- Ты хочешь сказать, что придерживаешься ортодоксальной религии? - каким-то самому себе незнакомым скрипучим голосом произнес я.
- Нет. Я просто христианка, но всегда относилась к этому очень серьезно. И сейчас продолжаю относиться так же. Однако теперь понимаю, что христианство - это всего лишь субъективное отражение духовности Вселенной. Религия же должна быть духовным опытом, а не навязыванием идей. А мне их навязывали - родители, священники, книги, которые я читала. Но сейчас я освободилась от всяческих догм и наконец-то погрузилась в истинную религию, в Дух Космоса. Каждая из формальных религий является всего лишь рационализированным отражением существования Вселенского Разума. Тебе понятно, о чем я толкую?