Вопреки законам заведения и замыслам его основателя, преодолевая бессердечное, бессмысленное воспитание, тормозившее прекрасное движение зарождающихся чувств, молодой Шиллер набрасывает свои первые поэтические опыты. В "Швабском журнале" появляется его стихотворение, из осторожности подписанное одной буквой "III". В нем еще немало неясных выражений и излишней метафоричности, но его уже заметила критика. И даже предсказывает, что автор "еще прославит свое отечество". Но пока что опубликованные стихи, как и те, что существуют в рукописи, лишь робкие начальные шаги его Пегаса. Еще не выбит его копытом из земли источник Иппокрена - источник подлинного вдохновения, в результате которого осуществится пророчество критика. Но ждать осталось недолго. Уже задуман, вынашивается, не дает спать замысел "драматического романа". Так называет он трагедию, над которой работает, ибо пока что и не помышляет о ее сценическом воплощении.
"Злополучное начало жизни", как он сам говорил, не смогло погасить юношеский задор, не подавило неукротимую фантазию.
Днем ему запрещают прикасаться к перу - это грозит карцером. Тогда он сказывается больным. В лазарете круглую ночь горит лампа. И можно без опаски писать. Это не просто - ночи напролет не выпускать пера из рук. Но молодой организм пока что легко переносит перегрузку. С годами ему придется поддерживать эту привычку, выработанную под давлением обстоятельств, с помощью крепкого кофе и рюмки ликера: он засыпал под утро и вставал лишь к середине дня.
В эти ночные минуты вдохновения он весь преображался, его трудно было узнать. Глаза горели, волосы были растрепаны. Как и его герой, он становился грозным мстителем, обличал тиранов, боролся со злом.
Думал ли поэт, что в эти мгновения рождается великое произведение, и его друзья смогут воскликнуть: "славы сорвал ты звезду…"?
Трудно ответить на этот вопрос. Но то, что его творение будет сожжено рукой палача, в этом поэт не сомневался.
Однажды воскресным майским утром 1779 года группа воспитанников академии отправилась на прогулку за город. Путь их лежал мимо виноградников к холмам, покрытым лесом.
Здесь шестеро друзей, договорившись заранее, отделились от остальных, разбрелись в разные стороны, а затем встретились в назначенном уединенном месте.
Одни улеглись на траве, другие расположились на стволе поваленного дерева. Шиллер занял центральное место в этой группе - на корнях огромной сосны. План сходки был известен каждому. Поэтому лишних слов не произносили. Выжидательно смотрели на Фридриха. Тот не спеша извлек из кармана страницы рукописи, покрытые витиеватым почерком, тем самым, которым потом так восхищался Гете, считавший его смелым и красивым.
Голос автора рукописи чуть дрогнул, когда он произнес название произведения, которое собирался прочитать, - "Разбойники".
Начал он тихо, сдержанно, произнося слова с заметным грубоватым швабским акцентом, характерным для крестьян; постепенно воодушевлялся, нескладно жестикулируя длинными руками и часто мигая глазами. Как актер - все это знали - он явно не блистал способностями. Выступая в театральных постановках, разыгрываемых в академии, Шиллер частенько в самых драматических местах вызывал у зрителей смех. Впрочем, сам он верил в свой актерский талант и одно время даже помышлял о сценической карьере.
Однако в тот день, в лесу, главное состояло не в том - как, а что читал воспитанник Шиллер своим однокашникам.
Несколько лет назад тезка и соученик Фридрих Ховен, с которым он прошел в академии "все ступени духовных испытаний", обратил его внимание на небольшую вещицу, опубликованную в "Швабском журнале". Рассказ назывался "Из истории человеческого сердца" и принадлежал перу тогда еще пребывавшего на свободе Шубарта. Повесть, почерпнутая, как сообщал автор, из самых достоверных источников, говорила о судьбе двух братьев - Карле, натуре живой, увлекающейся, не способной на притворство, и Вильгельме - послушном сыне, прилежном ученике, набожном и бережливом. Но это внешнее проявление характеров. Подлинная их суть обнаруживается по мере развития действия. С помощью обмана и подлога Вильгельм ссорит Карла с отцом, который изгоняет сына и обрекает его на скитания. После этого коварный Вильгельм решает покончить с родителем и завладеть его имуществом. Подосланные им бандиты нападают в лесу на отца. И только вмешательство случайно оказавшегося рядом Карла, выдающего себя за батрака-лесоруба Ганса, избавляет старика от гибели. Отец узнает страшную правду о своих сыновьях, прощает любящего Карла и, по его просьбе, клеветника Вильгельма.
Сам Шубарт считал, что его маленькая повесть- это лишь эскиз к большому роману или драме. И предлагал воспользоваться ею "любому гению" для более развернутого повествования. Шиллер решил принять это предложение.
Первую попытку развить сюжет, предложенный Шубартом, о двух враждующих братьях он предпринял в исторической драме "Козимо Медичи". Но это было произведение на историческую тему. Ему же хотелось, следуя совету Шубарта, нарисовать картины современности. Для этого требовался конкретный жизненный материал. Просто выдумывать "из головы" он не умел. Вдохновение посещало его, когда в руках имелся факт, способный пробудить воображение. Тогда-то и начиналось взаимопроникновение реального и выдуманного.
Какие же факты помогли Шиллеру нарисовать задуманную им картину современности? Какой жизненный материал стал вдохновителем его воображения?
Стрелок Хизель
Дух мятежа бродит по всей земле. И, возможно, прав Жан-Жак Руссо, утверждая, что приближается решительный перелом, что "мы подходим к веку революций".
В самом деле, что происходило в Богемии? Более 50 тысяч солдат были брошены на то, чтобы усмирить недавний мятеж. Но хотя крестьянская война потоплена в крови и, как сообщал Шубарт в своем журнале "Немецкая хроника", Прага окружена виселицами, на которых охлаждается пыл вожаков, многие не сложили оружия, ушли в леса.
Та же "Немецкая хроника" писала о бурных событиях, разыгравшихся в далекой России. И здесь мятеж охватил бедноту, которую возглавил Пугачев. Даже во Францию - этот счастливый край - проник бунтарский дух. В городах и провинции брожение, ропот, беспорядки.
И только немцы выгодно отличаются от других тем, что всегда довольны своими правителями. История движется по германской земле слишком сонным шагом. Дух свободолюбия угас. Торжествует рабство.
И все же, вопреки тирании, и здесь вспыхивают искры мятежа. Иногда им удается прорваться наружу сквозь трещины в твердой почве. Сила их невелика, они быстро гаснут, рассеянные холодным ветром. Но они существуют. И тот, кто умеет видеть, обязательно их приметит.
Что подразумевали современники Шиллера под искрами протеста? Чью месть имел в виду поэт, когда в юношеских стихах предупреждал:
Сквозь камзолы, сквозь стальные латы -
Все равно! - пробьет, пронзит стрела расплаты
Холодные сердца!
…Их было много - лесных братьев, справедливых и отважных.
Наиболее популярен из них, причем едва ли не самый древний "по рождению", бессмертный англичанин Робин Гуд. В Словакии бился за правду юнак Яношек и его удальцы Угорчик, Суровец, Ильчик. Итальянцы чтут Фра Дьяволо (подлинное имя его Микель Нецца). Любимцем японцев издавна являлся Исикава Гоэмон, защитник слабых, - он вошел в фольклор и драматургию; в Китае с давних времен известен бесстрашный Дао Чже, совершавший дерзкие набеги на земли князей. Французы славят капитана контрабандистов лихого парня Мандрена, воевавшего со сборщиками податей; венгры воспевают бетьяра - "доброго разбойника" Зельда Марци. Защитником закарпатских крестьян стал Олекса Довбуш. В Силезии - гайдук Новак. На севере Германии в XIV веке наводил страх на купцов и богатеев знаменитый Клаус Штертебекер.
Образ честного человека, ставшего разбойником, чтобы быть народным мстителем, издавна живет в народном фольклоре, известен он и по многим литературным произведениям.
На страницах книг он возникал как эхо действительных событий. Таков, к примеру, Ринальдо Ринальдини. Похождениями смелого и великодушного, дерзкого и благородного Ринальдо зачитывались не только немецкие барышни, но и солидные бюргеры. Многочисленное племя "разбойничьих" романов об этом атамане, созданных писателем Вульпиусом в конце XVIII века, буквально поглощалось читающей публикой. Смельчак, творящий праведный суд, мстящий за народное горе, враг князей и духовенства, владел, как отмечал В. Белинский, вниманием и русского читателя. Помните, как удалой Ринальдо одновременно восхищал и приводил в трепет Анну Григорьевну - гоголевскую даму, "приятную во всех отношениях". Имя его мелькает и на страницах пушкинской повести "Дубровский", где князь Верейский сравнивает ее героя с немецким разбойником. Впрочем, у русского атамана были свои отечественные, вполне реальные прототипы. Достаточно обратиться к случаю с молодым белорусским помещиком Павлом Островским. Его история во многом схожа с тем, что произошло с Дубровским. Как и пушкинский герой, Островский вступил в борьбу с властями, был объявлен мятежником, затем арестован и посажен в острог. В его судьбе, как и Троекуров в судьбе Дубровского, сыграл неблаговидную роль богатый помещик Помарнацкий. Архивные материалы, найденные в наши дни, рассказывают, что как раз тогда, когда Пушкин работал над своей повестью, молодой человек бежал из-под стражи и разыскивался царский полицией. Фантазию писателя питала реальная жизнь.
Так же, как питала она и Сервантеса, когда он, работая над "Дон-Кихотом", создавал образ "почтенного разбойника" Рока Гинарта; и Вальтера Скотта, рассказывающего в одном из своих лучших романов о Роб Рое - мятежнике Горной Страны, и Шарля Нодье, описавшего в романе "Жан Сбогар" приключения таинственного мстителя, которыми так зачитывалась пушкинская Татьяна; и Н. А. Некрасова, нарисовавшего в последней части поэмы "Кому на Руси жить хорошо" образ легендарного Кудеяра-атамана, умеющего постоять за народ.
Следы тех, кто послужил прототипами этих "литературных разбойников", нетрудно отыскать в действительности.
Удалые молодцы, "вольные стрелки" воспевались в песнях, сказаниях и книгах как враги богачей и друзья бедноты, как люди сильные и смелые духом, презирающие богатство и власть. Образ стихийного бунтаря народ связывал с надеждой на возмездие, на то, что зло будет наказано.
Как гром среди ясного неба, Шиллера поразило известие о том, что в соседней Баварии раскрыта разбойничья вольница. Около тысячи стрелков скрывалось в лесу. Целая армия недовольных. Они стихийно избрали разбойничество - особую форму протеста против гнета и притеснения.
Имена главарей "лесных братьев" у всех на устах. Особенно популярны были двое - удалые атаманы Фридрих Шван по прозвищу Зонненвирт - "Хозяин Солнца" и Матиас Клостермайер по кличке Баварский Хизель. Не этих ли удальцов имел в виду поэт, когда предупреждал в стихах о грядущем часе расплаты с камзолами и стальными латами?
О знаменитом Зонненвирте впервые Шиллер услышал еще в детстве. Дерзкий и смелый разбойник орудовал в окрестностях Гмюнда - города, где одно время проживала семья поэта. Отец Фридриха служил лесничим. Народ ненавидел их за то, что они рьяно охраняли герцогских кабанов и зайцев, словно саранча, разорявших поля и вытаптывавших посевы. Опасаясь сурового закона и стоящих на его страже лесничих, сами крестьяне не осмеливались истреблять эту "аристократическую живность" - убившего дикую козу, которая стоила всего один талер, ждала каторга или смерть. Но поддерживали каждого, считая его своим защитником, кто отваживался охотиться на неприкосновенную дичь. Народный заступник представлялся маленькому Фридриху, как пелось в песенке о разбойниках, - до крови людской охочим живодером. Это из-за него мальчику запрещалось ходить в лес гулять. Потом он узнал настоящее имя разбойника. Слышал песни и легенды о подвигах атамана. Особенно заинтересовали они молодого Шиллера во время работы над "Разбойниками". Жизнь смельчака, его протест и неравная борьба, то, как он был схвачен и казнен в тридцать один год, захватили его.
Ответ на интересующие вопросы он находил у своего учителя Якоба Абеля. Случилось так, что отец этого преподавателя вел следствие по делу Зонненвирта. Мало того, уже тогда старший Абель работал над психологическим этюдом - биографией разбойника, позже напечатанной в журнале "Талия" под названием "История одного разбойника". И ученик часто выспрашивал своего учителя о подробностях жизни и смерти дерзкого бунтаря.
А еще позже, уже после того, как драма Шиллера будет напечатана, он же расскажет историю Зонненвир-та в небольшой новелле "Преступник из-за потерянной чести", подчеркнув в подзаголовке к ней, что это "истинное происшествие". И хотя место действия в повести не обозначено, видимо, из-за цензурных соображений, всем было ясно, что "истинное происшествие" случилось на вюртембергской земле, которую "можно было отнести в ту пору еще меньше, чем теперь, к просвещенной Германии". Автора возмущают уродливые, жестокие законы, когда "за то, что ты подстрелил несколько кабанов, которым князь дает жиреть на наших пашнях и лугах, они затаскали тебя по тюрьмам и крепостям, отняли дом и трактир, сделали тебя нищим". Человек стоит не больше зайца, и бедняки "не лучше скотины в поле", заключал Шиллер.
За браконьерство на спине Христиана Вольфа - героя повести - выжгли знак виселицы. Ему пришлось переступить порог крепости. Наказание явно не соответствует проступку. Судьи заглянули в книгу законов, но ни один не заглянул в душу обвиняемого. Известно- каторжников создает каторга. Вольф озлобился, видел в себе мученика "за естественное право", считал себя жертвой на заклание закону.
Но вот вольный ветер, наконец, снова дохнул ему в лицо. Каторга осталась позади. Увы, впереди его никто уже не ждал. Мать умерла, невеста изменила, дом забрали кредиторы. Ждал его один только лес. Здесь он и нашел себе приют - стал предводителем шайки. О нем ходили самые невероятные слухи. Говорили, будто он заключил союз с дьяволом и владеет искусством колдовства. Внезапно его начинает мучить раскаяние, и он отдает себя в руки властей.
Подвиги Зонненвирта долго сохранялись в памяти людей. И еще сто лет спустя, в 1854 году, писатель Герман Курц обратился к этому образу и сделал его героем своей книги "Хозяин Солнца" - одного из лучших немецких исторических романов.
Не меньшей, а, пожалуй, даже большей популярностью пользовался другой "благородный разбойник" - Баварский Хизель. И ему посвящали книги, лубочные биографии рисовали образ бунтаря и заступника бедняков, народные пьесы и кукольные комедии прославляли борьбу "вольных людей" во главе с атаманом против угнетателей.
Во всей Баварии и Швабии не было стрелка лучше Хизеля. С юных лет тайком промышлял он в лесу. Охота стала не только средством существования, но и его страстью. Егеря и лесничие задумали изловить ловкого парня на месте преступления. Но сделать это никак не удавалось. Тогда решили отдать его в руки вербовщиков рекрутов. И этот план сорвался: Хизель бросился в реку, несмотря на апрельский холод, переплыл на другой берег и скрылся в лесу. Однако тюрьмы ему избежать все же не удалось. А когда вышел на свободу, у него не было иного пути, как вернуться в лес. Здесь он становится во главе отряда смельчаков.
Отныне дороги от Аугсбурга до Ульма делаются небезопасными. Чиновники и судьи, монахи и помещики дрожат при одном упоминании о разбойниках. Отряды лесничих, егерей и полицейских тщетно пытаются напасть на их след. Если же и случаются стычки, то Хизель почти всегда выходит победителем либо успевает вовремя скрыться. В этом ему помогает смекалка и поддержка крестьян, готовых укрыть своих защитников.
Наконец, Хизеля удалось схватить. Его выдал один из соратников, которого атаман собирался изгнать за нарушение законов леса. Но и на этот раз Хизелю удалось уйти от руки Фемиды. В лес он вернулся лишь для того, чтобы сообщить товарищам о своем намерении порвать с прошлым и скрыться в горах Швейцарии. Убеждал и их последовать его примеру, отказаться от прежнего ремесла.
И тут случилось то, что потом произойдет и в трагедии Шиллера. Друзья называли Хизеля изменником, трусом, "старой бабой". "Храбрый Хизель бежит, как трусливый заяц", - бросали в лицо атаману, напоминали о том, что он всегда был защитником бедняков, а теперь хочет изменить. И Хизель остался. Но с одним условием - с этого часа его воля должна быть законом для всех них. Он потребовал беспрекословного подчинения, "верности и послушания". А получив согласие, предложил новую тактику действий. Не обороняться, отсиживаясь в чаще, а нападать, мстить лесничим и полицейским, чиновникам и вельможам.
Это было все равно, что объявить войну сильным мира сего. И Хизель пошел на это. Недаром в народе его называли "храбрый Хизель". А в одной из песен о нем говорилось, что только тогда солдатам, егерям и сыщикам удастся отдохнуть, когда придет его последний час и он закроет глаза.
Что руководило им, когда он вставал на этот путь? Почему выбрал жизнь, полную опасностей и лишений?
Свой долг он видел в мщении. Или, как говорил сам Хизель, он воздавал только справедливое возмездие за все притеснения, какие испытывали бедные крестьяне. И в этом на него похож герой Шиллера, который мечтал "исправить свет злодеяниями и блюсти законы беззаконием". Так же, как походит на него и в том, что не принадлежит к разряду обыкновенных разбойников. "Насколько выше, - отмечалось в старинной биографии Хизеля, - стоит он в нравственном отношении сравнительно с другими воровскими атаманами того времени!"
Слава о победах Хизеля гремела по округе. Повсюду только и было разговору, что о подвигах его вольницы. А они становились все более и более дерзкими. Дошло до того, что Хизель осмелился совершить налет на городскую ратушу в Тефердинге.
Удачно захватив изрядную сумму в кассе и обобрав чиновников, Хизель обратился к оберфогту со словами: "Мы забираем деньги, бесчестно отнятые у бедноты".
В другой раз всех поразило известие о налете на доминиканский монастырь. Гордый Хизель заявил настоятелю- "лживому фарисею и благочестивому тунеядцу", что в отличие от него он не вор и пусть их светлости не беспокоятся: взятые в монастыре деньги будут пристроены наилучшим образом - розданы тем, у кого они были незаконно отобраны.
И крестьяне молились за него, считая своим покровителем, называли "наш Матиас", но чаще уменьшите- · льным Хизель.
Он открыто появлялся в деревнях, заходил в трактиры, шутил, беседовал со стариками.
Бесстрашие Хизеля казалось невероятным. Объяснить его пытались вмешательством волшебных сил, тем, что Хизель в равной мере неуловим для врагов, как и неуязвим для их пуль. Поговаривали, что в шляпе храбреца прячется лесной гном Фанкерль - он-то, мол, и предупреждает хозяина об опасности. Сам же "хозяин" всячески поддерживал эти слухи о себе. И часто показывал крестьянам отстрелянные пули, уверяя, что во время боя поймал их рукой на лету. И ему верили, о нем слагали песни, и в них говорилось о том, что ни одна пуля его не берет.
Но если врагам не удавалось поразить Хизеля, то собственное его ружье било без промаха.