– Ну что ж, нет так нет. Просто мне вдруг пришло в голову, что мы с вами могли бы куда-нибудь съездить и немного отдохнуть. Двое – уже компания, верно? – Он подошел к "понтиаку". – Старая добрая телега. Еще бегает?
– Более или менее.
– Ну, если выпадет свободный вечерок, заезжайте к нам, – предложил он, – в "Парадизо". Ничего местечко: поразвлечься можно. Берите с собой вашу девушку, если она не очень стеснительная. Ну, не буду вас задерживать. До встречи.
Он махнул рукой, подошел к "бьюику", хлопнул дверцей и, как следует газанув, укатил.
Я стоял, вцепившись в решетку ворот, и глядел вслед удаляющимся огонькам машины. Сердце выстукивало дробь где-то под ребрами.
– Он меня видел, – дрожащим голосом произнесла Люсиль. Она незаметно подошла и стояла рядом.
– Видел, что со мной была девушка, – сказал я как можно спокойнее, – а кто именно, он видеть не мог. Так что беспокоиться не о чем.
Я взял ее за руку и повел к "понтиаку". Мы сели в машину.
– Вы все-таки думаете, что не стоит говорить Роджеру? – спросила она еле слышным, но напряженным голосом. Мои разгулявшиеся нервы уже не могли выдержать этого. Я круто повернулся к ней и, схватив за плечи, как следует ее встряхнул.
– Поймите же раз и навсегда! Я сказал: нет, и это значит нет! Он ничем не сможет помочь! – Я просто кричал на нее. – Если вы ему скажете, вы сделаете его соучастником! Неужели это не ясно! И если он не выдаст вас полиции, он сам может схлопотать срок! Вы должны положиться на меня. Завтра я скажу вам, что нужно делать.
Она отшатнулась от меня, вытащила платок и заплакала.
Я быстро повел машину в направлении Пальмового бульвара.
Выезжая на шоссе, я вдруг увидел вереницу автомобилей, медленно ползущих в город. Таких пробок у нас никогда не бывало, и я сразу понял, что вызвана она наездом на полицейского.
С боковой дороги мне с трудом удалось влиться в общий поток. Пришлось подождать, пока какая-то машина не дала мне проехать и встроиться в длинный ряд.
Люсиль, увидев это, сразу перестала плакать:
– Что тут такое?
– Не знаю. Но беспокоиться нечего. – Как бы я хотел верить своим словам!
Мы медленно ползли вперед. Время от времени я посматривал на часы в панели приборов. Было уже без десяти двенадцать, а до ее дома оставалось не меньше двух миль. Вдруг идущие впереди машины остановились. Вцепившись в баранку, я сверлил глазами темноту, но видел только красные огоньки длинной вереницы машин. Их было, наверное, штук сто.
И тут я увидел полицейских. Человек десять. Они шли вдоль колонны с мощными фонарями и направляли их на каждую машину.
Меня прошиб холодный пот.
– Они ищут меня! – голосом, полным страха, воскликнула Люсиль и дернулась к дверце, словно собираясь выскочить из машины.
Я схватил ее за руку.
– Сидите! – Сердце мое готово было вырваться из груди. Хорош бы я был, если бы не взял машину Сиборна! – Они ищут не вас, а машину. Сидите спокойно и не дрожите!
Ее всю трясло, но, когда в нашу сторону направился один из полицейских, ей удалось взять себя в руки.
Из машины, стоящей перед нами, вылез крупный широкоплечий мужчина. Когда к нему подошел полицейский, мужчина дал волю гневу:
– Какого черта нас тут держат? У меня дела в Пальмовой бухте. Неужели вы, работнички, не можете освободить дорогу?
Полицейский неторопливым движением осветил его фонарем с головы до ног.
– Можете заехать в участок и написать жалобу, если считаете нужным. – Таким голосом можно было счистить ржавчину с днища корабля. – Только поедете не раньше, чем мы закончим и позволим вам ехать.
Мужчина сразу стал словно ниже ростом.
– В чем все-таки дело, скажите? – спросил он куда менее агрессивным тоном. – Нам придется пробыть здесь долго?
– Кто-то совершил наезд и скрылся. Мы проверяем все машины, идущие из города, – процедил полицейский, – но надолго вы не задержитесь.
Он осмотрел его машину и подошел к моей. Когда он начал шарить лучом фонаря по крыльям, дверцам и бамперам, я стиснул руль до боли в пальцах.
Полицейский, крепко сбитый здоровяк, с лицом словно вырубленным из камня заглянул в машину и оглядел сначала меня, а потом Люсиль, которая съежилась и затаила дыхание. Он, однако, ничего подозрительного не заметил и пошел дальше.
Я положил руку на ее плечо:
– Вот видите! И совсем ничего страшного.
Ничего страшного? Я обливался холодным потом.
Она не ответила. Зажав руки между колен, она прерывисто дышала, будто семидесятилетняя старуха, которой пришлось взбираться по лестнице.
Передняя машина поехала, и мы двинулись следом. С полкилометра мы ползли как черепахи, потом скорость увеличилась.
– Они искали меня, скажите, Чес? – Голос ее дрожал.
– Они искали машину и не нашли ее.
– А где она?
– Там, где они не найдут. Только, ради Бога, не сходите с ума, сидите тихо и спокойно!
Мы подъехали к развилке, которая вела к Пальмовому бульвару. Выбравшись из общей колонны, я сразу прибавил скорость и в десять минут первого уже подъезжал к воротам "Гейблз".
– Завтра в десять я вас жду, – напомнил я.
Медленно, словно ноги ее были налиты свинцом, она вылезла из машины.
– Чес, мне так страшно! Ведь они искали меня!
– Да нет же, они искали машину. Ложитесь спать и постарайтесь обо всем забыть. Ни вы, ни я до утра ничего сделать не сможем.
– Но они проверяют все машины! Полицейский же сказал! – Она совсем растерялась, в глазах застыл ужас. – Они же найдут нас, Чес! Найдут! Может, все-таки лучше сказать Роджеру? Он обязательно что-то придумает.
Я глубоко, натужно вздохнул.
– Нет, – произнес я, стараясь не повышать голос. – Он ничем не сможет помочь. Я справлюсь с этим делом сам. И вы должны на меня положиться.
– Если меня посадят в тюрьму, я этого не переживу.
– Никакой тюрьмы не будет. Не надо паниковать. Обо всем поговорим завтра.
Она попыталась взять себя в руки.
– Что ж, подождем до завтра, если вы так считаете, – согласилась она. – Но, Чес, если вы не уверены, что справитесь сами, я лучше скажу Роджеру.
– Справлюсь! А теперь отправляйтесь спать и предоставьте все мне.
Мгновение она смотрела на меня, потом повернулась и неверной походкой зашагала к дому.
Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду, потом сел в "понтиак" и поехал домой.
На плече у меня скрюченным гномом сидел страх.
Глава 5
Наступило утро. К десяти часам нервы мои настолько расходились, что я выпил подряд два двойных виски, пытаясь успокоиться и подавить гнетущее ощущение опасности, которое не оставляло меня всю ночь.
Спал я скверно, уже в семь утра поднялся и принялся вышагивать по дому, с нетерпением ожидая, когда мальчишка-почтальон принесет газеты. Черт знает почему он пришел только после восьми. Наконец, когда я уже вышел на крыльцо подобрать оставленные им газеты, появился мой слуга – филиппинец Тоти.
Раскрывать газеты в его присутствии я не решился, велел ему вымыть посуду и уходить домой.
– Я сегодня на работу не иду, Тоти.
Он озабоченно посмотрел на меня:
– Вы заболели, мистер Скотт?
– Нет, просто намерен в выходные как следует отдохнуть, – объяснил я, направляясь к террасе. Газеты огнем жгли руки.
– У вас такой вид, будто вы заболели, – объявил Тоти, все так же серьезно глядя на меня.
– При чем тут мой вид? – буркнул я. – Убери все после завтрака – и можешь быть свободен.
Скорее, скорее раскрыть газеты! Ни о чем другом я уже не мог думать. Все же я с трудом сделал над собой усилие. Тоти парень с головой, нельзя допустить, чтобы он что-то заподозрил.
– Я сегодня собирался сделать на кухне генеральную уборку, мистер Скотт, – объявил он. – Уже давно пора. Я вам мешать не буду.
Следя за своим голосом, я медленно произнес:
– Уборка подождет до понедельника. Я не так часто отдыхаю в выходные, а сегодня хочу как следует побездельничать, чтобы никто не мозолил мне глаза.
Он пожал плечами:
– Ладно, мистер Скотт, дело хозяйское.
Я снова пошел к террасе.
– И знаете еще что…
– Что там еще?
– Ключи от гаража вы мне не дадите?
Сердце мое екнуло. Естественно, он захочет знать, что делает в моем гараже "понтиак" и куда девался "кадиллак". "Кадиллак" был его любимой игрушкой, он постоянно его чистил и холил, и именно благодаря ему машина после полутора лет бурной езды все еще выглядела как новенькая.
– Зачем они тебе?
– Там у меня лежит кое-какая ветошь, мистер Скотт. Я отнесу тряпки домой, и сестра их постирает.
– Черт возьми, неужели это такая важная проблема! – окрысился я. – Оставь меня в покое, ради Бога. Я хочу почитать газеты.
Я добрался наконец до террасы и бухнулся в кресло. Услышав, что Тоти пошел на кухню и начал там возиться, я дрожащими руками развернул газеты.
На разные голоса и заголовки все без исключения газеты кричали об одном и том же: совершенное вчера вечером преступление на дороге положит преступлениям на дороге конец. Первые страницы во всю типографскую мочь вопили о том, что такого подлого и зверского дорожного убийства история еще не знала.
Из статьи в "Палм-Сити инкуайерер" следовало, что погибший полицейский Гарри О'Брайен был гордостью полиции. Все три газеты поместили фотографию О'Брайена. Судя по внешнему виду, это был типичный для нашей полиции безжалостный изверг лет тридцати, с маленькими, колючими, как иголки, глазками, безгубым ртом и тяжелыми, грубыми чертами лица.
"Палм-Сити инкуайерер" сообщала, что он был хорошим католиком, любящим сыном и добросовестным, честным полицейским.
"Всего за два дня до гибели О'Брайен рассказал друзьям, что в конце месяца они будут гулять у него на свадьбе, – читал я дальше. – Нам известно, что его бывшая невеста – это мисс Долорес Лэйн, известная эстрадная певица из ночного клуба "Маленькая таверна"".
В один голос газеты настоятельно требовали, чтобы городские власти во что бы то ни стало нашли водителя-убийцу и наказали его по заслугам.
Но испугали меня вовсе не галдеж и болтовня газетчиков. Куда большую опасность таил в себе настрой полиции.
Капитан полиции Джон Салливан вчера поздно вечером дал газетчикам интервью, в котором сказал, что в поисках убийцы О'Брайена примут участие все до одного городские полицейские и они будут искать его, не зная отдыха, пока не найдут.
"Можете не сомневаться, – так закончил Салливан десятиминутную речь, в которой возносил О'Брайена до небес, – мы найдем этого человека. Это не просто несчастный случай. И раньше случалось, что полицейские гибли в результате автомобильных катастроф, но водители держали ответ перед судом присяжных. Они не убегали поджав хвост. Этот же человек сбежал. Тем самым он расписался в том, что он убийца, а убийцу в нашем городе я не потерплю. Я его достану из-под земли! Нам известно, что его машина сильно повреждена, и мы проверим все машины в городе. Все до единой. Владелец каждой машины получит справку о том, что его машина к этому делу непричастна. И если кто-то повредит машину позже происшествия, он обязан немедленно заявить об этом в полицию, иначе он окажется под подозрением. Ему придется объяснить моим ребятам, как именно случилось повреждение, а если он их не убедит, его ждет встреча со мной, и, если ему не удастся убедить меня, я ему не завидую. Все дороги уже перекрыты. Ни одна машина не выедет из города без проверки. Машина убийцы в ловушке, в этом нет сомнения. Ее куда-нибудь спрятали, но мы ее найдем. А когда найдем, я растолкую ее владельцу, что убивать моих парней, да еще рвать после этого когти – это очень вредно для здоровья".
Неудивительно, что к десяти часам, когда я избавился от Тоти и более или менее переварил прочитанное, я успел влить в себя два двойных виски.
Неужели полиция в состоянии проверить все машины в городе? Казалось, это невозможно – слишком много работы, но вдруг я вспомнил, что однажды читал, как полицейские перерыли буквально все мусорные ящики в городе в поисках орудия убийства и после четырех дней безумной работы они его нашли. Нет, ни в коем случае нельзя недооценивать Салливана. Если он не рисовался перед газетчиками, если действительно считал это делом чести, наверное, проверить все машины в городе можно – если не за три дня, то за месяц.
В десять часов я вышел к воротам и стал высматривать Люсиль.
У меня было слишком мало времени, чтобы составить четкий план ближайших действий, но два важных решения я принял. Во-первых, я твердо решил, что и речи не может быть о том, чтобы идти в полицию с повинной, во-вторых, если "кадиллак" все-таки найдут, мне придется взять вину на себя.
Я принял это второе решение вовсе не потому, что пылал страстью к Люсиль. Просто я понял, что у меня нет выбора. Гибнуть обоим – в этом не было никакого смысла, к тому же я действительно чувствовал себя виноватым. Не сорвись я вчера, веди себя как человек, она бы не убежала, не села бы одна за руль.
Но если выяснится, что наезд совершила она, выяснится и все остальное, и я не только потеряю работу, но еще могу загреметь в тюрьму как соучастник. Взяв же всю вину на себя и вообще скрыв роль Люсиль, я мог в случае удачи отделаться легким приговором и рассчитывать на то, что Эйткен снова возьмет меня к себе, когда я выйду из тюрьмы.
Я все еще размышлял над этим, когда подъехала Люсиль.
Поставив велосипед в гараж, я провел ее в гостиную.
– Читали газеты? – спросил я ее.
– Читала. Да и по радио все утро об этом говорят. Вы слушали радио?
– Радио? Нет, мне как-то не пришло это в голову. И что они говорят?
– Они просят помощи у населения. – Голос ее дрожал. – Они просят любого, кто вчера вечером видел на дороге поврежденную машину, прийти и заявить об этом. Они просят всех владельцев гаражей немедленно звонить в полицию, если к ним кто-то обратится с просьбой отремонтировать поврежденную машину. – Бледная, с вытянувшимся лицом, она стояла и смотрела на меня. – О Боже, Чес… – Она уткнулась носом мне в плечо и вдруг оказалась в моих объятиях. – Что же будет? Ведь они меня найдут. Что мне делать?
Я крепче обнял ее.
– Все будет хорошо, – успокоил я ее. – Я все обдумал. Вам нечего бояться. Давайте-ка лучше все обговорим.
Она оттолкнула мои руки и хмуро уставилась на меня:
– Как вы можете так говорить! Что значит "нечего бояться"?
Момент был далеко не лирический, но я вдруг поймал себя на мысли о том, до чего она ослепительно хороша в этой кофточке с открытым воротом и облегающих бледно-зеленых брюках.
– Садитесь, – сказал я и подвел ее к кушетке.
Она села. Я поставил кресло напротив.
– Тонуть обоим нет смысла, – решительно заговорил я. – Если машину найдут, я беру всю вину на себя.
Она ошарашенно смотрела на меня:
– Нет, вы не можете этого сделать. Ведь во всем виновата я…
– Это был несчастный случай. Остановись вы, позови на помощь, вам, скорее всего, все сошло бы с рук. Но это только с точки зрения закона; вам пришлось бы рассказать суду всю правду. Вам пришлось бы рассказать, почему вы очутились в машине. От тюрьмы вы бы избавились, но скандал был бы огромный. Можете представить, что сделали бы с нами газеты. И что в результате? Вы теряете мужа, я теряю работу. И если вы сейчас пойдете в полицию и обо всем заявите, нам обоим придется очень и очень несладко. Вы это понимаете?
Она кивнула.
– Я не собираюсь облегчать жизнь полиции, – продолжал я. – Возможно, "кадиллак" они не найдут, и, коли такая вероятность существует, надо рискнуть. Если они все-таки его найдут, я скажу им, что вел машину я и полицейского сбил я. Мы оба одинаково заинтересованы, чтобы вас в это дело не вмешивать. Если мне повезет, я отделаюсь легким приговором. Ваш муж как будто обо мне неплохого мнения и, может быть, захочет взять меня обратно, когда я выйду. Но если по делу пойдете вы, он раз и навсегда внесет меня в черный список, и работы в рекламе мне уже не видать как своих ушей. Так что, когда я говорю, что возьму вину на себя, я думаю не только о вас, но и о себе тоже.
Целую минуту она сидела неподвижно, потом руки ее разжались.
– Это правда, Чес? Вы правда им скажете, что это вы?
– Да. Правда.
Она глубоко вздохнула:
– Если вы уверены, что…
– Абсолютно уверен.
Чуть нахмурившись, она легким движением приподняла к затылку волосы. Я ожидал, что после моих слов у нее гора упадет с плеч. Что-то не похоже.
– Ну как, Люсиль, настроение бодрее?
– Конечно, бодрее. – Она опустила голову и стала рассматривать свои руки. Потом вдруг сказала: – Одна вещь меня беспокоит. Я оставила в вашей машине купальник.
Я ощутил боль разочарования – все-таки рассчитывал, что она хотя бы поблагодарит меня за такое великодушие.
– Это не страшно. Когда вы уйдете, я осмотрю машину, а в следующий приезд к Роджеру захвачу купальник с собой.
Она облизнула губы.
– А мы можем поехать и забрать его сейчас?
– Я заберу его, когда осмотрю машину.
– Но я бы хотела сейчас.
Если полиция найдет машину, а в ней – купальник, то они смогут докопаться и до Люсиль. Вот почему она настаивает.
– Хорошо. Ждите меня здесь. Я привезу его сейчас.
– А можно я поеду с вами?
– Лучше не надо. Нельзя, чтобы нас видели вместе.
– Я бы хотела поехать с вами.
Я пристально посмотрел на нее:
– В чем дело, Люсиль? Вы что, мне не доверяете?
Она отвела взгляд:
– Просто для меня это очень важно.
– Разумеется, но еще важнее, чтобы нас никто не видел вместе. Я привезу его сам.
Она поднялась:
– Я хочу поехать с вами.
Я с трудом сдержался. Повернувшись, я вышел в холл. Люсиль пошла за мной.
– Подождите здесь, – буркнул я. – Сейчас выгоню машину.
Она осталась на верхней ступеньке, а я открыл гараж и вывел "понтиак". Выйдя на дорогу, я посмотрел налево и направо. Кругом не было ни души.
– Идемте. – Я махнул ей рукой.
Люсиль пробежала по дорожке и забралась в машину. Я уселся рядом, и мы быстро поехали к дому Сиборна – три четверти мили.
Мы вышли из машины.
Я шел впереди, Люсиль – следом. До гаража оставалось полтора десятка метров. Но что это? Я застыл как вкопанный. Рядом замерла Люсиль.
Дверь в гараж была приоткрыта.
Вчера вечером, поставив "кадиллак" в гараж, я тщательно запер двери – в этом не могло быть никакого сомнения. Я не просто запер гараж, а еще как следует проверил надежность замка.
– Что случилось, Чес? – испуганно спросила Люсиль.
– Подождите здесь, – бросил я и, пробежав оставшиеся до гаража метров пятнадцать, распахнул дверь и глянул внутрь.
"Кадиллак" стоял на месте. В лучах яркого солнца погнутое крыло и разбитая фара представляли собой еще более катастрофическое зрелище, чем вчера при свете фонаря.
Я взглянул на замок и похолодел: он был взломан. В дереве виднелись следы ломика.
Подошла Люсиль:
– Что случилось?
– Здесь кто-то был.
У нее перехватило дыхание.
– Кто?
– Откуда я знаю?
Она вцепилась в мою руку:
– Вы думаете, это полиция?