- Садитесь, - сказал я. - Не надо так отчаиваться. Давайте лучше поговорим. Так как же им удалось заставить вас сотрудничать с ними?
Он уставился на меня, и в его покрасневших от слез и усталости глазах затеплилась надежда. Я многозначительно закивал ему, а потом снова спросил:
- Они ведь очень старались? Не так ли, доктор? Истязали Бафф?
Мои вопросы вывели доктора из оцепенения.
- Да. Ее били, - уже твердым голосом ответил он.
Мне дали пробыть наедине с доктором не более пятнадцати минут. Он успел мне поведать, что, выйдя из "Монте-Кассино", он сел в первую подвернувшуюся ему машину. Проехав квартал, такси остановилось, в него сели еще двое, они и привезли его в центр. Вот так, подумал я, сработали легко и незатейливо. Потом доктор стал рассказывать, как он продолжил свои работы, что теперь перед ним поставлена задача изготовить более активный препарат, чтобы меньшим количеством химиката можно было уничтожить больше людей, а для наладки массового производства по возможности упростить его состав.
- Они еще хотят, чтобы я, если это возможно, немного изменил характер действия своего препарата. Чтобы он не убивал человека, а только нарушал его психику. Не знаю, зачем им это понадобилось. Правда, я не уверен, что мне удастся...
Последних слов доктора Баффингтона я уже не слышал. Возможно, он не знал, зачем такой вариант препарата понадобился коммунистам, но мне сразу все стало понятно. Сегодня я уже испытал его воздействие на себе, ощутил все симптомы, которые вызывает подобное токсическое вещество: неотступный страх, переходящий в панику, бессилие воли, неуверенность в себе, смятение чувств и непреходящее возбуждение - все, что уже на протяжении многих лет Советы в России и их "пятая колонна" в Соединенных Штатах пытаются вызвать у американцев. Только пока они действуют устным и печатным словом, грозят и бряцают оружием, идут на обман и подтасовку фактов, стараясь заменить патриотизм идеями всеобщего равенства, а индивидуальные чувства каждого американца на стадные инстинкты. Оказывается, то, к чему стремятся коммунисты, можно было легко достигнуть с помощью химического средства, которое разработал бы для них доктор Баффингтон.
Все это я, взволнованно расхаживая по комнате, рассказал доктору, а потом, повернувшись к нему, добавил:
- И все это пошло от Ленина, доктор, от одного из коммунистических божков. От этого идола с глиняной головой. Он призывал к деморализации своих врагов, подавлению их воли, созданию у них пораженческих настроений. Преуспев в этом, можно добиться победы над противником без единого выстрела или бомбежки. Тогда и материальные ценности врага остаются в полной сохранности, да и люди как таковые при этом не погибают. А враги для коммунистов - мы, причем самые заклятые. Сегодня они пытаются выиграть необъявленную войну, посеяв в нас страх угрозой применения атомной бомбы, радиоактивного заражения и лучевой болезни. Они лгут о своей мощи и достижениях в экономике. За их улыбками следуют грубые окрики. В этом и заключается искусство революционной пропаганды, доктор. Так что нам сначала грозит уничтожение всех моральных и этических норм, а потом - полная капитуляция перед Советами. - Я перестал шагать по комнате и присел рядом с доктором. - Они надеются, что с вашей помощью они при меньших затратах достигнут успеха. И значительно быстрее. Только и всего.
Доктор испуганно заморгал:
- Я... не знаю. У меня даже не было времени задуматься...
- А вот теперь хорошенько все обдумайте. Представьте, что такой препарат попадет в систему водоснабжения целой страны. Не таясь, его добавят в питьевую воду под видом фтора или будут делать инъекции, убедив население, что это вакцина против, например, абиссинской чесотки. Или начинят им боеголовки и бомбы. Словом, выберут любой способ, лишь бы ваше средство возымело действие.
Лицо доктора сделалось серым.
- Понимаю, - медленно произнес он. - Теперь мне все понятно.
- Тогда не облегчайте им задачу. Не важно, какое давление они на вас окажут.
Он проглотил комок, застрявший в его горле.
- Боюсь... - сказал он, - но мне кажется, я уже сделал то, что они от меня требовали. Но теперь - все. С этим будет покончено.
Некоторое время мы сидели молча. Доктор думал о чем-то своем, а я - о Вилламантесе.
Слышал ли он, что я посоветовал доктору прекратить все работы в лаборатории, или нет - меня уже не волновало. Я решил, что будет даже лучше, если он нас подслушивает. Тогда он решит, что я действительно не знаю, где находится Бафф, и не станет меня больше пытать. Чем дольше Вилламантес, желая выудить побольше информации, держал бы меня вместе с доктором, тем больше у меня было шансов дождаться помощи от генерала Лопеса. Если конечно же она вообще подойдет. Меня совсем не устраивала перспектива оказаться под циркулярной пилой.
Я решил наш разговор с доктором повернуть в другое русло и переключился на Моник.
- Моник - их сообщница, доктор, - сказал я.
Доктор не сразу отреагировал на мои слова и только спустя несколько секунд удивленно вскинул на меня глаза.
- Моник? - переспросил он.
- Да, доктор. Она была с ними заодно еще до вашего знакомства в июле.
На лице доктора Баффингтона появилась кривая улыбка.
- Да, она познакомилась с Бафф спустя неделю после того, как в моей лаборатории погибли подопытные шимпанзе. Тогда Моник, помню, много о чем меня расспрашивала. Мне нравилось с ней беседовать. Она была такой благодарной слушательницей, казалась мне весьма эрудированной девушкой.
- О, в том, что она была благодарной слушательницей, я нисколько не сомневаюсь.
В этот момент дверь за моей спиной распахнулась, и на ее пороге появился Вилламантес.
- Ну что, передохнули, мистер Скотт? - спросил он.
Глава 18
Следующие полчаса или больше мясники Вилламантеса потратили на то, чтобы попытаться развязать мне язык. Но я упорно молчал. Та страшная боль, которую я испытал в течение каких-то долей секунды при столкновении с грузовиком, теперь растянулась для меня на долгие минуты.
Несмотря на то что после первого же удара я почти отключился, боль на протяжении всей экзекуции продолжала чувствоваться. Я слышал задаваемые мне вопросы, разговоры моих истязателей, но мне казалось, что слышу я это все откуда-то издалека. После того как острая боль пронзила мне плечо, я услышал разгневанный вопль Вилламантеса, а потом увидел прямо перед собой его холеное лицо.
Пытка проводилась в большом зале, в том самом помещении, в которое меня втолкнули с улицы, когда привезли. Я все еще пребывал в сознании, но, если бы мне даже и удалось подняться на ноги, до входной двери я вряд ли бы дошел, не говоря уже о том, чтобы добежать. Кроме того, в зале находились люди. На некоторых из них были строгие деловые костюмы, которые никак не увязывались с плавно снующими по комнате босоногими индейцами, с их плоскими и темными лицами. Эти индейцы, с их отрешенными взглядами, были похожи на зомби.
Время от времени Вилламантес командовал своим подручным, чтобы те прекращали меня бить, и каждый раз во мне теплилась надежда, что мои мучения на этом закончились. Как только побои возобновлялись, чувство безысходности все больше и больше овладевало мной. Вилламантес, истязая меня, умело применял пытки, рассчитывая сломить мой дух. И он уже был близок к цели. В момент передышки я тщетно старался собрать всю волю воедино, мне казалось, что я нахожусь на грани нервного срыва и вот-вот заговорю. Несколько раз Вилламантес, замечая, что я уже почти сломлен, прекращал побои, но я каким-то чудом находил в себе силы и продолжал молчать. Тогда он кивал своим подручным, и побои возобновлялись. Острая боль в плече стала еще сильней, руки и ноги горели так, словно меня жарили на костре, а мышцы сводила судорога. Я валялся на полу по пояс голый, а молодчики Вилламантеса продолжали колотить меня ногами. Наконец, не выдержав боли, я сказал им, чтобы они остановились. Мои мучители прекратили избиение, и я заговорил.
Я решил выдать Вилламантесу все, что мне было известно, за исключением местонахождения Бафф. Как ни были затуманены болью мои мозги, я все же задумал еще раз попытаться его обмануть. С того момента, как я открыл рот, мысль о том, что я ни словом не должен обмолвиться о Бафф, больше не покидала меня. Я рассказал об Амадоре, о капитане Эмилио, о Моник и водителе "плимута", рассказал, как потом на меня наехал грузовик, и заявил, что больше мне ничего не известно. Сказал, что центр до того, как меня сюда привезли, в глаза не видел. Где находится дочь доктора Баффингтона - не знаю. Естественно, о моей попытке дозвониться до генерала Лопеса упомянуто не было. Этот звонок оставался для меня последней надеждой. Сейчас мне даже было трудно вспомнить, с кем я разговаривал по номеру генерала, с ним или с кем-то еще. Тем не менее в моей памяти всплыли его слова обещания помочь мне в случае, если я обнаружу местонахождение базы Кулебры. Наш разговор с генералом Лопесом состоялся утром. А кто же все-таки снял трубку у него дома, когда я звонил с бензозаправочной станции? Это точно был не генерал. Тогда кто же? Ах да, к телефону подошла его служанка! Теперь я вспомнил о Кармелине. Она уже должна была передать мое сообщение, с надеждой подумал я.
Вилламантес, выслушав меня, дал команду своим подручным, и те с новой силой принялись меня избивать. Сам он меня не бил, а только наблюдал за работой своих молодчиков. Вскоре я потерял сознание.
Когда я снова открыл глаза, то первым, кого сумел разглядеть, была Моник. Она стояла рядом с Вилламантесом и что-то ему говорила. Потом я увидел сидящего рядом со мной на корточках капитана Эмилио. Его голова была забинтована и казалась огромных размеров. Я непроизвольно кончиком языка провел по своим зубам. Как ни странно, но все они оказались на месте. Эмилио, заметив, как я пошевелил во рту языком, злорадно улыбнулся. Помимо Вилламантеса, Моник и капитана, в комнате находился еще один человек, который мне показался знакомым. Я долго вглядывался в его скуластое лицо с квадратным подбородком и густую черную шевелюру, пока не узнал в нем того, кто был изображен на фотографии и кинопленке вместе с графиней. Джейм, или как его там, должно быть, тоже прятался в центре. Моник и Вилламантес тем временем продолжали беседовать, периодически поглядывая на меня.
Затем передо мной, находящимся в полузабытьи, двое человек через всю комнату протащили доктора Баффингтона, который прокричал Вилламантесу, что скорее умрет, нежели продолжит на него работать. Если доктор решился на такое, значит, он знает, что Бафф вне опасности, мелькнуло в моем затуманенном мозгу. Вилламантес подошел ко мне и опустился на корточки.
- Похоже, вы ему кое-что рассказали, мистер Скотт. Иначе он не был бы таким смелым. Там, в его комнате, вы проявили чудеса изобретательности, чтобы обмануть меня. Вы меня слышите? - произнес он.
- Слышу, - как сквозь сон откликнулся я.
- Вы не слишком расстроились из-за того, что доктор выдал вас с головой? Не надо, прошу вас. Все нормально.
Какой же Вилламантес все-таки мерзавец, подумал я и стал ждать, что он скажет еще.
- Видите, - продолжил он, - выходит, это вы помогли ей бежать. Но не вините доктора. Чтобы все понять, мне было достаточно взглянуть на ваши драные брюки и порезанные руки. Вы поранились, когда перелезали через стену. Ну, а теперь расскажите нам, где прячется девушка.
Как же я забыл про свои изодранные штаны и порезы на руках, с досадой подумал я, выходит, Вилламантес с самого начала знал, что я вешаю на его уши лапшу.
Он отошел от меня, и тут я увидел перед собой лицо Моник.
- Теперь наша очередь спрашивать, Шелл, - сказала она.
- Я уже все рассказал этому психу.
На лице Моник заиграла улыбка. Она и в эту минуту казалась мне очень красивой. Как ни странно, но чувства ненависти к ней я почему-то не испытывал. Может быть, потому, что она продолжала оставаться для меня загадкой. Если бы мне удалось до конца понять, что двигало Моник, я бы, наверное, смог ее возненавидеть.
- Но Вилламантес сомневается в правдивости твоих ответов, Шелл. И я, кстати, тоже. Он считает тебя очень сильным человеком, хотя и довольно глупым. Ты уже видел его змей и наверняка знаешь, для каких целей он использует своих питомцев. Не так ли? Они для него такие же любимицы, как для других, например, собаки.
Я почувствовал, как у меня в животе и в паху закололо. Но это была уже не физическая боль, а предвестник душевных мук. Вспомнились рассказы генерала Лопеса о людях, найденных в горах со следами маленьких парных проколов кожи - змеиных зубов. Мне даже показалось, что я вновь слышу его низкий голос: "Многие жертвы еще не найдены, и их трупы по сей день лежат где-то в горах..."
Ко мне подошел Вилламантес, и буквально через секунду я почувствовал в руке острую боль. Я резко дернулся и, перевернувшись на бок, увидел, как в его руке блеснул шприц для подкожных инъекций.
- Ты - ублюдок, - презрительно произнес я, - вонючая куча коммунистического дерьма, ты...
- Вы, мистер Скотт, неправильно меня поняли, - улыбаясь, сказал он. - Я не собирался причинять вам боль. Наоборот, от укола вам станет гораздо легче.
- Хотелось бы верить.
Моник коснулась моего плеча.
- Это правда, Шелл. Он ввел тебе стимулятор, который придаст тебе силы. Все твои ощущения сразу станут острее, сознание окончательно прояснится, - пытаясь успокоить меня, сказала она.
Я потер руку и, почувствовав сильное жжение в месте укола, приготовился корчиться в судорогах. Но ничего подобного со мной не произошло. Наоборот, я вскоре действительно почувствовал себя намного лучше, ощутил прилив сил. Мозг мой стал работать четче.
Вилламантес прошел к себе в кабинет и вскоре вернулся, держа в руках какой-то объемный предмет. Я пригляделся и увидел, что это террариум, в котором копошились отвратительные твари. Теперь я догадался, для чего мне ввели возбуждающее средство и обострили мои чувства. Вилламантес, подойдя ближе, поднес к моим глазам ящик с гремучими змеями. Я непроизвольно дернулся всем телом и отвернул от террариума лицо. Вилламантес громко захохотал. Я в первый раз видел его смеющимся.
- Теперь вы скажете нам, где девушка? Это ваш последний шанс, мистер Скотт. Расскажите, и мы оставим вас в покое, - сказал он.
- Я вам сказал, что ничего о ней не знаю, - срывающимся голосом ответил я.
- Сможете подняться?
- Да, смогу.
Хотя боль в теле еще не прошла, я довольно легко поднялся с пола. Трое вооруженных людей Вилламантеса окружили меня, а сам Вилламантес прошел мимо своего кабинета и остановился у второй, закрытой двери. Толкнув ее, он подождал, пока его подручные не подвели меня к ней и не втолкнули в проем. Оказавшись внутри, я увидел спускавшиеся в темноту каменные ступени.
- В этом здании когда-то была церковь, мистер Скотт. Эти ступени ведут в катакомбы или, даже можно сказать, в гробницу. Сюда с незапамятных времен помещали тела усопших священнослужителей и тех, кого причисляли к лику святых. Их мумии все еще там. Надо сказать, место это - не из приятных. Там холодно и сыро. Но для змей - в самый раз, - сказал Вилламантес и снова захохотал.
Меня провели по ступеням вниз, и я очутился в почти кромешной тьме. От стен тянуло холодной сыростью. Кто-то включил фонарик, и в его тусклом красноватом свете моим глазам предстала жуткая картина: в нишах, прорубленных в толстых стенах подвала, лежали высохшие мумии давно умерших людей. Тонкая морщинистая кожа, похожая на коричневый пергамент, покрывала их скелеты, а пожелтевшие от времени зубы выглядели зловеще. Меня связали по рукам и ногам и уложили на сырой земляной пол. Затем все, кроме Вилламантеса, поднялись наверх.
Тусклый свет фонаря искажал черты его лица. Глубокие черные тени пролегли на его щеках и вокруг глаз. Он ненадолго покинул подвал и вскоре вернулся, держа в руках ящик, в котором шевелились змеи.
Затем Вилламантес поднес террариум стеклянной стенкой к моему лицу и встряхнул его. Я услышал специфический треск, похожий на шум детской погремушки, и на голове у меня зашевелились волосы. Одна из ползучих тварей, раскрыв свою мерзкую пасть и выставив ядовитый зуб, кинулась на стеклянную перегородку, ударилась в нее головой и отскочила. Я увидел, как по стеклу тонкой струйкой медленно потекла оранжевая капля змеиного яда.
- Не вынуждайте меня, мистер Скотт. Мне совсем не хочется этого делать, - сказал Вилламантес. - Только прошу, не отводите глаз.
Он взялся за выдвижную стеклянную стенку террариума и приподнял ее на четверть дюйма. Я чуть было не закричал от страха.
- Видите, как им легко вылезти из ящика и составить вам компанию. До вас один несговорчивый, перед тем как умереть, здесь уже побывал. Ну, так вы расскажете, где девушка, или мне их все же выпустить?
Я не мог поверить, что Вилламантес выпустит своих змей, не узнав от меня, что ему нужно. Я просто не мог себе представить, что и мой труп будет лежать здесь с этими высохшими мумиями в ожидании следующей жертвы этого маньяка.
Отказываясь говорить, я помотал головой. Он удивленно уставился на меня, потом погасил фонарик. Последнее, что я увидел, - это блеснувшее стекло террариума. В темноте я сначала услышал, как Вилламантес пошевелился, затем с легким шумом в пазах деревянных стенок террариума скользнула стеклянная перегородка. Тут же послышались быстрые шаги по лестнице, дверь на мгновение отворилась, в подвал хлынул свет, а когда она захлопнулась, вокруг меня стало совсем черно.
Я замер от охватившего меня ужаса. Я старался убедить себя в том, что Вилламантес не собирается меня убивать, что он только предпринимает психическую атаку, чтобы развязать мне язык. Наверняка Моник рассказала Вилламантесу, к каким средствам прибегнул я, чтобы заставить ее заговорить, и посоветовала ему сделать со мной то же самое.
Лежа на земляном полу, я слышал, а может быть, мне только казалось, что слышу шуршащие звуки ползающих вокруг меня ядовитых тварей. Они явно чувствовали тепло, исходящее от моего тела, и ползли к нему, чтобы согреться. Я напряг слух, стараясь не шевелиться. Единственное, чем я мог теперь пошевелить без риска для жизни, были мои глаза. Мне показалось, что я вновь услышал треск погремушек, и тут же по моей спине побежали мурашки. Нервы мои напряглись до такой степени, что я понял: еще минута - и закричу.
Вскоре я кожей почувствовал холодное и скользящее прикосновение змеи. Я затаил дыхание и приготовился к самому ужасному. Змея заползла на меня и свернулась в спираль. Я чувствовал на своем голом теле ее легкие скользящие движения. Мой мозг, казалось, заледенел от ужаса, подобного тому, который застыл на лице погибшего Амадора. Следом за первой гадиной на меня залезла вторая, потом третья...
Я принялся кусать себе губы, пока из них не полилась кровь. Холод пронизывал меня до костей, все мое тело было покрыто вонючим потом, который под брюхом змей, испачканных в сырой глине, превращался в жидкую грязь. Перед моими глазами возникла картина из того жуткого сна, который приснился мне накануне: огромная пульсирующая масса человеческого мозга. Должно быть, то же самое происходит в моей голове, подумал я.