Приходили соседи - такие же труженики "конторы". Жарили шашлыки, пили французское вино, пели под гитару песни Высоцкого и Визбора. Лёва Райников не знал никакой другой жизни. Не представлял, как можно ехать в школу на автобусе, а то и просто топать пешком. Три языка, фортепьяно, скрипка, уроки этикета и танцев, занятия теннисом и даже фехтованием, а также насыщенная школьная программа отнимали практически всё время.
Лёву с детства готовили для дипломатического поприща, чтобы шёл по стопам отца и деда. Из принадлежности к советским спецслужбам особого секрета не делали - это позволяло строить карьеру гораздо быстрее и надёжнее. В Москве Райниковы занимали пятикомнатную квартиру, где на стенах висели фотографии известных политических деятелей, артистов, спортсменов. С ними доводилось встречаться старшему поколению семейства. И Лёва не мог даже представить, что другие дети живут совсем не так.
Его день был расписан буквально по минутам. Несмотря на молодость, он уставал, постоянно находясь в жёстком корсете правил, по которым полагалось жить. Ни о каком футболе во дворе или компаниях в подворотне не могло быть и речи. Неподходящих друзей родители боялись, как огня, и сами выбрали Лёве товарища - чернявого живчика Артура Тураева.
Отец Артура, правда, неродной, делал блестящую карьеру сначала в районном, а потом уже и в городском советском аппарате. К тому же Альберт Говешев имел родственников в Венгрии, а, значит, считался настоящим европейцем, которому следовало подражать. Фамилия Альберта раньше звучала иначе, но постарались переделать на русскую - и вышло не очень удачно. Не только Артур, но и его младший братишка Арнольд, родной сын Говешева, были Тураевыми по матери.
Нора давно уже переехала в столицу из Казани, где принадлежала к местному бомонду. Её отец, оперный певец, стажировался в Италии, что приводило в восторг Лёвину маму. Сама Нора стала пианисткой, но по специальности работала недолго. После свадьбы с Альбертом Говешевым она навсегда стала только домохозяйкой, которой ни о чём, кроме благополучия семейства, думать не полагалось.
Эти два клана были будто созданы друг для друга. Только вот не было там дочерей; а, значит, невест для мальчиков приходилось искать на стороне. Правда, в определённом возрасте молодое поколение, как это часто бывает, взбунтовалось, заявив, что жениться станут, на ком сами захотят. И настоятельно попросили предков не совать носы в их дела.
Сначала Артур, а потом и Лёва благополучно потеряли невинность в летних весёлых походах, будучи ещё школьниками. К двадцати четырём годам каждый из них имел весьма солидный опыт непринуждённого общения с девушками. Те, в основном гонялись за Артуром, хотя и о Лёве не забывали. Родной отец Тураева к тому времени занял один из высших постов в новой России. И потому сын, пусть даже выросший в чужой семье, мгновенно стал лакомым кусочком и вожделенной добычей.
Пока Лёва жил в свободном союзе с Дашей Гавриловой из своей студенческой группы, Артур женился на соблазнённой им малолетке Марине Бревновой, и даже родил сына Амира. Того самого, что потом уехал с матерью в Европу и не пожелал ничего знать ни о своём отце Артуре, ни о бабушке Норе. Молодой папаша тогда не вылезал из загулов. Бывало, что за один вечер ублажал нескольких красоток, не особенно интересуясь их возрастом.
Ничему его не научила история, когда вдруг выяснилось, что хрупкой блондинке с сетью голубых жилок на висках, дочери депутата Верховного Совета Марине всего пятнадцать, и она беременна от Артура. Таким образом, если юноша не хочет прослыть совратителем малолетних, он должен жениться. Девочка аборт делать не хочет - это может повредить здоровью. Да и вообще грешно губить невинного младенца…
Лёва был свидетелем на свадьбе Артура, а после они поменялись местами. Так решили давно, и слово, как всегда, сдержали. Жених был свиреп, как пёс Цербер, и сквозь зубы клялся изменять Маринке со всем, что шевелится, минимум по пять раз на дню. Его отец на регистрацию, естественно, не прибыл, и Нора с Альбертом на протяжении всей церемонии сгорали от стыда.
С тех пор Артур только пил и дрался, причём серьёзно, до тяжёлых травм. И Лёва удивлялся, как человеческий организм может всё это выдерживать. Рождение сына, похоже, не произвело на молодого отца никакого впечатления. Они сразу были чужими, и только ради Норы Артур как-то проявлял родительские чувства.
В их окружении никто не строил иллюзий насчёт долговечности брака Тураевых. Нора считала деньки до тех пор, когда Марине исполнится восемнадцать, чтобы выбить из рук непрошенных сватьев все козыри. Но матери Артура не пришлось поспособствовать разводу - Марина сбежала сама, прихватив маленького сына. И уже из Германии заявила, что не желает иметь с этим подонком ничего общего. Сразу вспомнила и пьянки, и драки, и измены - как будто раньше ничего о них не знала.
Истинная причина выпирала, как яйца бульдога. Артур теперь не был "сынком", он стал сыном. Сыном человека, которого в ту пору могли даже расстрелять. И не отрёкся от него. Нора Мансуровна едва уговорила Артура сохранить её фамилию, а он хотел демонстративно вернуть отцовскую. За такую недальновидность молодой юрист мгновенно лишился места в сырьевом Министерстве, а после его уже не брали даже в занюханную контору на нищенский оклад. Ходатайства отчима тоже оставались неуслышанными - мэр не пожелал портить отношения с Президентом.
Нашёлся всего один человек, не пожелавший дудеть в общую дудку - судья из Химок Гавриил Степанович Старшинов. Он-то и пригрел у себя бывшего практиканта, вернув ему, пусть не нацело, веру в людей. С тех пор Артура как подменили - он ни разу не напился, не подрался, не валялся на ковре с несколькими шлюхами сразу. Повзрослевший, даже постаревший ещё до тридцати лет, он смотрел на всех глазами цвета горького чёрного кофе; и улыбка очень редко, совсем ненадолго трогала его сухие губы.
Но до тех пор в его жизни появилась Сибилла Силинг. На новогоднем дипломатическом приёме она сопровождала своего отца Харальда Юхансона. Тот на всю жизнь остался вдовцом Кармен-Кристины Вальдес, и других женщин для него не существовало. Сухопарый, голубоглазый, с редкими рыжеватыми волосами и выпирающей нижней челюстью, он ходил прямо, печатая шаг, и голову держал так, будто на ней была корона. Неизменные очки в золотой оправе и старинный фамильный перстень на руке дополняли полусказочный образ Харальда, внушали уважение к нему.
В его доме царил настоящий культ покойной Кармен. Она улыбалась с фотоснимков и портретов, её голос звучал из динамика магнитофона, а после всё это перекочевало в файлы компьютера. Говорить о Кармен Харальд мог часами - если, конечно, располагал временем. Он неплохо рисовал, и главными его моделями были жена с дочкой. Сибиллу отец обожал, хоть и обращался с ней подчёркнуто сдержанно. И она, частенько подтрунивая над "старичком", с трогательной заботой обихаживала его. Готовила, стирала, отстранив прислугу, лечила во время болезни; и на приёмах сопровождала, как верная жена. Надо сказать, из них получилась блестящая пара - несмотря на разницу в возрасте.
… Райников вздрогнул, заметив на обочине трассы гаишника с жезлом, в форме, и внешне ничем не примечательного. Но рядом не было ни пикета, ни даже машины ДПС. Райников закусил губу, весь подобрался, как перед прыжком в ледяную воду, понимая, что останавливаться нельзя. Он ничего не нарушил, а, значит, готовится провокация или нападение. Нужно гнать до первого же поста и только там остановиться, если сейчас этот амбал в салатной светоотражающей накидке взмахнёт жезлом.
Но амбал тормознул кого-то другого, и Райников, вытирая пот со лба, перевёл дух. Хорошо, что Сибилла не видит, - вот бы посмеялась! Она-то, кажется, ничего в жизни не боится. С ней бы посоветоваться после Артура; так неизвестно, когда вернётся. И уж точно скажет, что на хрен решать чужие проблемы, да ещё какие - бандитские!..
Тот приём был в стиле "самый формальный", и Марк Райников долго искал фрак для сына, так как в пиджаках туда не пускали. В конце концов, фрак, галстук-"бабочку" и чёрные лаковые туфли взяли напрокат. Любое дело требует тренировки, чтобы не пропали навыки, и потому отец старательно готовил сына к отъезду в Грецию. Он не упускал случая, чтобы проверить, усвоил ли Лёва тонкости поведения в высшем обществе. Кроме того, сына требовалось срочно женить - этого требовали условия командировки. Даша, конечно же, обрадовалась и занялась предсвадебными хлопотами.
Они подали заявление, и к моменту начала кремлёвского приёма до регистрации оставался месяц. Но всё Дашино счастье рухнуло в тот миг, когда на представительском "Вольво" с расчехлённым флагом Швеции пожаловал господин Юхансон в сопровождении дочери.
Сибилла появилась в зале, и тотчас рядом с ней потускнела позолота, померкло море огней, и весь громадный зал словно съёжился. Молодая женщина была в длинном платье голубого с изумрудным отливом бархата, и великолепном бриллиантовом колье. Но даже эти украшения не могли поспорить с её светящимся изнутри лицом, с похожими на звёзды глазами. Меха и перчатки до локтя были выдержаны в одной серебристой гамме. Вела себя Сибилла сдержанно и скромно, как всегда на людях, и будто бы стеснялась слишком уж откровенного декольте.
Сибилле не требовалось соблазнять мужчин голым телом и откровенно-призывными жестами. В её вежливо-равнодушном взгляде не было ничего от желания понравиться. Она стала бы главной здесь, появившись в монашеском одеянии или в рубище нищенки - такова была сила обаяния этой величественной Снежной Королевы, почтившей своим присутствием реальный мир. Но всё-таки под её персиковой кожей струилась живая кровь, и Льву Райникову захотелось дотронуться до её тёплого локтя над бархатной перчаткой.
На приёме собрались все мало-мальски значимые дипломаты. Присутствовали министр иностранных дел, дуайены, вновь прибывшие послы, секретари и атташе, и ещё масса разного народу со Смоленской площади и из посольств. Среди гостей было много кадровых дипломатов с огромным опытом работы. Многие благоволили к молодому перспективному коллеге, кое-кто из них даже посещал ту самую дачу в море цветущей сирени.
Один из аккредитованных в Москве финнов между прочим шепнул Райникову, что ослепительная блондинка в собольем палантине вовсе не жена Юхансона, а его дочь. Она - этнограф по образованию, занимается Азией и Африкой. Много времени проводит в командировках и имеет степень магистра. Кроме того, финн добавил, что женщины терпеть её не могут, потому что страшно завидуют красоте и шарму.
Отец зорко следил за Лёвой, и тот словно бы сдавал экзамен. Демонстрировал, что может вести себя безупречно на столь важном приёме, который почтил своим присутствием первый Президент России - тогда ещё крепкий и энергичный. Райников-младший, конечно, не удостоился высочайшей аудиенции, а вот Сибилла перебросилась с главой государства несколькими любезностями.
По-русски она говорила неплохо, но чувствовался акцент вроде прибалтийского, что придавало сказанным словам ещё большую прелесть. Сам Лёва Райников в тот вечер познакомился со многими коллегами из разных стран, а также с их жёнами. Ему пришлось продемонстрировать знание аж пяти европейских языков, включая греческий, и намотать по скользкому паркету парадного зала не один километр.
Отец всегда находился неподалёку, расточал комплименты дамам и вполголоса беседовал с мужчинами о чём-то серьёзном; в то же время от не упускал отпрыска из виду. Судя по выражению лица, папаша был доволен Лёвой. Но вскоре ему пришлось жестоко разочароваться в своём наследнике…
… Телефон доиграл скрипичную мелодию, и Лев поспешно включил связь. Звонила мать, которая, как он и думал, проглядела в темноту все глаза. Свинья он всё-таки, неблагодарная свинья! Отца уже нет, но хоть маму-то нужно поберечь, не болтаться ночами чёрт знает где!..
- Лёва, ты в Москве сейчас? - осведомилась Дора. Она сегодня виделась с сыном, и поэтому не поздоровалась.
- Почти в Москве. Скоро приеду - завтра рано вставать. Пять визитов осталось. Но на сегодня - шабаш! - бодро отрапортовал Райников.
Если даже сейчас их слушают, пусть теряются в догадках, у кого из многочисленных приятелей он оставил или потом оставит дискету. А мог ведь и дома, в Министерстве в сейф положить - почему нет? Поводим немного их за нос, а завтра видно будет.
- Лёва, я на твоём месте всё-таки девчонкам больше внимания уделила бы! Раз уж мать тебе не интересна, калоша старая, так хоть дочками займись! Я их накормила, когда из секций вернулись, и ещё несколько раз ужин подогревала!..
- Да еду, мам, еду, что ты, в самом деле! Я девчонкам ещё надоесть успею. Ну, всё, целую! Пока!
Райников давно уже обратил внимание на грузовую "Газель", которая шла за ним, будто привязанная, от Одинцова. Но как только он завершил разговор с Дорой и попробовал повнимательнее изучить "хвост", она юркнула в сторону Солнцева.
Опять показалось, трус ты чокнутый! И ведь, вроде, не слабак. Занимался горными лыжами, погружался с аквалангом, да и конный спорт предполагает кое-какие риски для здоровья и жизни. Хоть и в очках, а в обиду себя и своих дам не давал никогда. Не одного дебошира успокоил изящным восточным приёмом. А сейчас по-настоящему жутко, хотя вокруг пусто. Ну, мелькнёт несколько пар дальних фар - и снова темно. Будто нет рядом Москвы, и глухая тайга за окном - аж сердце стынет…
… Ещё на том шикарном приёме Лёва отметил, что Сибилла почти всё время стоит одна, если её отец куда-то отлучается. Похоже, Президент был единственным, кто обратился к красавице, тем самым отметив её, и лишь разозлил остальных. Дочь шведского дипломата существовала будто в вакууме. Когда она всё-таки осмеливалась приблизиться к очередной тёплой компании, люди тут же расходились. Сперва Лёва решил, что это ему просто показалось, или же у Сибиллы конфликт с кем-то из тех гостей. Но потом ситуация повторилась - раз, другой, третий.
Это было похоже на бойкот, которого Сибилла явно не ожидала - иначе просто проигнорировала бы приём. Кончилось тем, что на её прекрасных глазах показались слёзы, хотя сочные губы всё так же приветливо улыбались. Но улыбка не находила отклика, и оттого становилась жалкой, просящей.
Может быть, Лёва Райников в тот вечер ограничился бы только немым восхищением, чисто платоническим поклонением перед совершенством лица и тела этой женщины. Но поведение гостей возмутило его до крайности. Надев маску ледяной вежливости, он с закипающим раздражением осматривал поблёклых дам в драгоценностях и мехах, грузных и поджарых, но одинаково пожилых мужчин во фраках, белых "бабочках" и лакированных туфлях.
Сговорились они, что ли? Из-за чего можно так унижать человека, чуть ли не плевать ему в лицо? И ещё какого человека! Да без неё этот приём выглядел бы сборищем оживших восковых фигур из музея мадам Тюссо! Им бы поблагодарить Сибиллу за то, что украсила собой их унылые ряды! Так нет, действительно завидуют молодости и прелести, да и внимание Президента привлекла именно она - как же!..
Лучше всего у отца спросить - может, он в курсе? Интересно, что будет, если подойти к ней якобы совершенно случайно? Его же никто ни о чём не предупреждал, а улавливать намёки он не обязан. Конечно, у дипломата должен быть на лбу барометр, а на носу - флюгер. И работа его заключается как раз в том, чтобы наблюдать, делать выводы и действовать по обстоятельствам. Но сейчас Лёва ещё не находится при исполнении - он просто сопровождает отца.
Стараясь не привлекать к себе внимание, он заученным, слегка скользящим шагом приблизился к Сибилле. Та в полном одиночестве смаковала шампанское, прижимая локтем к боку расшитую жемчугом маленькую сумочку. Вблизи шведка показалась Лёве ещё привлекательнее, чем издали. Аромат пряных духов, влажный отсвет печальных глаз, волнующий грудной голос завершили дело - Лёва потерял дар речи и забыл не только выученные языки, но и русский.
Все собравшиеся, включая Райникова-старшего, демонстрировали Сибилле своё презрение. А Лёва, облизывая пересохшие губы, взирал на неё с обожанием. И безуспешно вспоминал, предполагает ли такой приём танцы. Недавно отпраздновали новый, девяносто третий год. И, значит, можно надеяться на что-то более интересное, чем постоянные переходы от одной компании к другой, когда то и дело рискуешь наскочить на официанта с подносом, уставленным бокалами.
- Вам так же скучно, как и мне? - спросила Сибилла, когда они представились друг другу и взяли себе по лёгкому коктейлю.
- Да. Признаться, я ожидал чего-то более увлекательного, - согласился Лёва, заметив, как умело и деликатно Сибилла взяла инициативу в свои руки. - Вы не знаете, будут ли сегодня танцы? Если да, то я счастлив буду пригласить вас хотя бы на первый. А лучше - на все сразу, потому что, кроме меня, вам здесь просто не с кем танцевать.
Райников, похоже, угодил Сибилле каждым своим словом, потому что грустные глаза её внезапно потеплели, а в зрачках вспыхнули золотистые точки. Она медленно раздвинула губы в улыбке, словно не веря своему счастью, и Лёва увидел изумительно ровные, белые зубы. На щеках Сибиллы заиграли глубокие ямочки.
Лёва смущённо, как невинный мальчик, потупил взор, и тут же вспотел под фраком и белой сорочкой. Огоньки бриллиантов на сильно открытой груди, то и дело меняющее цвет платье, узкий плетёный поясок на тонкой даже без корсета талии - всё это произвело на Лёву такое впечатление, что он захотел взять Сибиллу за руку и коснуться губами её щеки. Пока что только щеки… И обвить нетерпеливой рукой этот тонкий гибкий стан…
"Господи, какая пошлость!" - мелькнуло в голове и пропало. Лёва уже не видел ничего - ни испуганно-злого взгляда отца, ни брезгливо-высокомерных физиономий женщин, ни многозначительно-насмешливых гримас их мужей.
- Да, вы правы - развлекаться здесь не с кем.
Сибилла, словно невзначай, коснулась обнажённым плечом щеки по- щенячьи счастливого Лёвы.
- Я уже миллион раз пожалела, что пришла сюда. Давайте потанцуем в другом месте, если хотите. И не сегодня, а завтра. О'кей?
И Сибилла еле заметно подмигнула, сверкнув своим колье.
- В каком другом?
Лёва готов был идти на край света, но нужно будет что-то сказать отцу. Кроме того, у него есть невеста, с которой уже скоро свадьба… Вот уж некстати заварили всю эту кашу с регистрацией, но другого выхода не было. А теперь, возможно, и вовсе расстроится будущий брак, если они с Сибиллой встретятся где-нибудь в ресторане, при всём честном народе.
- На ваше усмотрение! - мило улыбнулась Сибилла. - Вы ведь знаете Москву лучше меня. Хороший ресторан с живой музыкой, танцполом, местной кухней и свободными номерами.
Последние слова Сибилла произнесла шёпотом, стрельнув голубыми искрами из-под длинных ресниц, и Лёва Райников окончательно потерял голову. В первые же минуты знакомства земная богиня намекает на интим - это ли не предел мечтаний?
Но тогда понятно, почему собравшиеся демонстрируют нежелание общаться с Сибиллой на равных. Похоже, что у неё репутация дамы полусвета, и приличная публика постоянно напоминает ей о столь непрезентабельном статусе. А Лёва видел только алмазные звёзды на мочках её маленьких ушей, как естественно вспыхивающие в золоте волос, умащенных маслом марокканского "железного дерева".
- Завтра… вы свободны? - хрипло спросил Лёва и подумал, что не мешает ещё чего-нибудь выпить.