Тот, кто снимал панели, а затем, соответственно, ставил их обратно, оставил на них царапины, которых я совсем недавно всеми силами старался избежать. Просто он, в отличие от меня, отвинчивал винты не крестообразной, а обычной отверткой, поэтому она часто соскальзывала и заметно царапала кожу обшивки, а в некоторых местах даже металл. Конечно же в обычном случае никто их даже и не заметил бы или, во всяком случае, не обратил бы на них никакого внимания, но лично мне они говорили многое. Причем "многое" - это еще мягко, очень мягко сказано! Остальные три двери тоже подверглись аналогичной операции по изъятию содержимого внутри их, о чем более чем наглядно свидетельствовали точно такие же следы. Кроме того, они стали намного "легче" двигаться при открытии и закрытии, что я тоже не поленился проверить несколько раз подряд. Предположительно именно в том самом гараже около испанского консульства оружие и было изъято. Где оно находилось сейчас, оставалось только гадать…
Мне даже пришла в голову мысль, уж не сходить ли немедленно еще раз к дороге, чтобы срочно доложить о моей суперважной находке агентам Туфана в светло-сером "опеле"? Или все-таки лучше подождать до обычной связи? В конце концов я решил все оставить на потом. Если оружие все еще здесь, в том самом гараже рядом с испанским консульством, оно, скорее всего, будет там и завтра утром. Если же, что казалось мне куда более вероятным, его уже куда-нибудь перевезли отсюда, то тогда дело, как говорят, сделано, ожидаемый ущерб нанесен, и два-три часа в любом случае уже вряд ли что-либо изменят. К тому же мне все равно никак, ну никак не хотелось снова идти к дороге! Слишком уж много риска для одного дня. На сегодня, боюсь, хватит. Не говоря уж о том, что мне еще предстояло снова отправиться на поиски этой чертовой карты… Лично мне мои поступки казались вполне разумными и обоснованными. И хотя, честно говоря, я терпеть не могу людей, которые становятся мудрыми не до, а после того, как все уже случилось, но мне только теперь стало окончательно ясно, что настоящие, серьезные ошибки делал профессиональный контрразведчик майор Туфан, а не я, всего лишь жалкий дилетант, не больше…
Проблемы с Гевеном начались, когда мы обедали на кухне; или, говоря точнее, когда я обедал, ну а он… он, как всегда, прихлебывал бренди прямо из горлышка своей неизменной бутылочки. Было уже около семи часов вечера. Причем за минувший час бутылка опустела, как минимум, больше чем на треть. И хотя совсем уж пьяным его, конечно, назвать было еще нельзя, но и трезвым тоже.
На сегодня Гевен приготовил поистине восхитительное рисотто - рис с помидорами, сыром, красным перцем и курицей. Я уже заканчивал вторую порцию и собирался было попробовать уговорить его сделать перерыв с бутылкой и тоже хоть немного поесть, когда к нам вошел Фишер. Вот уж сюрприз так сюрприз!
- Гевен! - строго обратился он к повару.
Тот поднял голову вверх и скривил мокрые губы в полупьяной улыбке.
- Да здравствует веселая компания! - чуть ли не выкрикнул он, протягивая руку к шкафу, где стоял грязный стакан. - Может, выпьете с нами? Ну хоть чуть-чуть, синьор…
Полностью проигнорировав его в каком-то смысле искреннее приглашение, Фишер категорическим тоном заявил:
- Мне хотелось бы знать, что вы собираетесь приготовить нам на ужин?
- А чего тут собираться? Он уже готов. - Гевен пренебрежительно отмахнулся от него рукой и снова повернулся ко мне.
- Значит, вы можете мне сказать, что это будет. - В этот момент Фишер наконец-то заметил, что у меня лежит на тарелке. - Ах вот это что… Рисотто, не так ли?
Нижняя губа Гевена слегка задрожала.
- Нет, это для прислуги. Для хозяина и его гостей приготовлено куда более шикарное блюдо. В настоящем деревенском стиле…
- И какое именно?
- Название вам все равно ничего не скажет. Что это такое - вы просто не поймете.
- И тем не менее, я хотел бы знать.
Гевен ответил ему что-то по-турецки. Из того, что он сказал, я понял всего одно только слово: kuzu - мясо молодого барашка.
К моему глубочайшему удивлению, равно как и, судя по всему, Гевена, Фишер ответил ему на том же языке.
Поскольку Гевен тут же вскочил на ноги и что-то громко выкрикнул, Фишер тоже выкрикнул ему что-то в ответ и, прежде чем тот успел что-либо ответить, развернулся и стремительно вышел из кухни.
Гевен снова сел на свое место, причем его нижняя губа тряслась так сильно, что, когда он попытался тут же осушить свой бокал, бренди буквально залило его подбородок. Налив себе еще один, он бросил на меня яростный взгляд.
- Pislik! - отрывисто произнес он. - Domuz!
Наверняка какие-нибудь очень грубые турецкие оскорбления, догадался я, но, поскольку они, естественно, предназначались Фишеру, и никому иному, я ничего не ответил и с удовольствием продолжал поедать свое восхитительное рисотто.
Гевен, не спрашивая моего согласия, подлил мне в стакан еще немного бренди. Затем коротко произнес:
- Тост!
Я пожал плечами:
- Тост так тост.
Он торжественно встал, поднял свой бокал:
- Нам нечего больше здесь ждать, на этой стороне океана, так что давайте выпьем, парни, все вместе, да благословит вас всех наш Господь!.. Пей!
Я послушно сделал глоток.
- Благослови всех вас Господь.
Допив свой бокал до дна, Гевен тут же запел:
- "Дай хоть немного счастья всем сержантам и старшинам, всем солдатам и капралам, чьи сыновья сложили за нас свои головы…" Пей!
Я чуть отхлебнул из моего бокала.
- Да благослови их Господь!
Гевен, тяжело дыша перегаром, наклонился ко мне через стол. Почти вплотную к моему лицу. Ощущение, должен заметить, было далеко не из самых приятных…
- А знаешь что? - с явной угрозой произнес он. - Если этот гаденыш скажет мне еще хоть одно слово, я тут же его убью, это уж точно!
- Ну что ты. Он всего лишь только дурак!
Нижняя губа Гевена снова задрожала.
- Ты его что, защищаешь?
- Конечно же нет. С чего бы это мне защищать этого придурка? Но стоит ли он того, чтобы его убивали? По-моему, нет. Фишер слишком глуп и слишком самонадеян!
Гевен недоверчиво сел на место и налил себе еще полбокала бренди. Его нижняя губа продолжала свой замысловатый танец, но уже совсем в ином ключе - он явно пытался справиться с незнакомой для него дилеммой, которую породил мой неожиданный вопрос…
Как раз в это время в кухню зашла чета Хамулов - приготовить все, что нужно, для сервировки ужина "белых людей". Я отметил про себя, что глаза старого Хамула сразу же отметили необычную атмосферу и он начал говорить с Гевеном. По-турецки, само собой разумеется, - более того, похоже, на каком-то странном, скорее всего, деревенском диалекте, потому что мне не только не удалось понять ни слова, но и даже уловить общего направления их беседы. Впрочем, это было не так уж и важно, поскольку в ходе ее Гевен то и дело ухмылялся, а один раз даже громко засмеялся. Но при этом не прекращал прикладываться к бутылочке. Когда же я попробовал, поблагодарив за прекрасное рисотто, ускользнуть в свою комнату, последовала новая вспышка гнева:
- Куда это ты вдруг собрался?
- Тебе ведь, очевидно, надо работать. Ну а я буду только путаться у тебя под ногами…
- Сядь! Здесь ты мой гость, но ничего не пьешь. Почему?
Прямо передо мной стоял почти полный бокал бренди. Я послушно взял его, отпил еще один глоток.
- Нет, нет, не так, а по-настоящему!
Я снова поднес бокал к губам, изо всех сил стараясь изобразить на лице явное удовольствие. Но как только повар ненадолго отвернулся к старому Хамулу, тут же незаметно вылил, как минимум, половину бокала в раковину умывальника. Увы, все мои ухищрения оказались абсолютно бесполезными - Гевен, заметив, что мой бокал уже более чем наполовину пуст, снова долил его до самого края.
Ужин "белые люди" назначили в восемь тридцать, и к тому времени Гевен уже заметно не очень твердо стоял на ногах. Не говоря уж о все больше и больше заплетающемся языке… Всю сервировку делала сама миссис Хамул, в то время как повар, прислонившись к кухонной плите, с полным бокалом в руке и с мстительной улыбкой на губах смотрел, как она накладывает из горшка по глубоким тарелкам абсолютно отвратительного вида варево. Наконец все было готово, и миссис Хамул понесла поднос с тарелками и приборами в столовую…
- Благослови их всех Господь!
- Благослови их всех Господь!
- Пьем!
В этот момент откуда-то со стороны столовой донесся приглушенный вопль, затем чуть более громкий стук захлопнувшейся двери, чьи-то торопливые шаги в коридоре, восклицание мисс Липп: "Ганс, Ганс!" - и… в кухню ворвался разгневанный Фишер. В правой руке он держал тарелку со своим ужином.
Гевен, заметно пошатнувшись, медленно повернулся к нему. Фишер истерически выкрикнул что-то по-турецки и… швырнул тарелку прямо ему в голову!
Хотя тарелка попала Гевену только в правое плечо, а затем, с грохотом упав на пол, разбилась на множество кусочков, немало ее содержимого все-таки оказалось на его лице, с которого тут же начала капать и даже стекать жирная коричневая подлива…
Гевен тупо посмотрел на Фишера, который продолжал яростно кричать что-то по-турецки, затем, когда тот, выкрикнув последнее и, похоже, самое страшное оскорбление, повернулся, чтобы уйти, на лице повара вдруг появилось какое-то необычное выражение. Такого мне у него видеть еще не доводилось - какая-то странная улыбка во весь рот и широко раскрытые, выпученные глаза…
- Monsieur est servi, - протянул, нет, скорее прошипел он, и в тот же момент я заметил, как его рука молниеносно метнулась за лежащим на разделочной доске резаком для рубки мяса.
Я попытался было громким восклицанием предупредить Фишера, но тот успел уже выйти в коридор. А к тому времени, когда я добрался до двери, Фишер уже пятился назад, отчаянно вопя о помощи. Из большого пореза на его лице текла струйка крови, руки были высоко подняты, чтобы защититься от огромного резака, которым, злобно ощерившись, бешено размахивал наступающий на него Гевен…
Когда я в два широких прыжка подскочил к ним и повис на руке Гевена, в коридоре со стороны столовой неожиданно появился сам Харпер, очевидно услышавший наши громкие вопли и шум возни.
- Senden illallah! - во всю глотку заорал повар.
Но Харпер ребром правой ладони резко ударил его по шее, и Гевен, вдруг обмякнув, медленно осел на пол, будто полный мешок, из которого выпустили весь воздух…
Из ран и порезов на лице и обеих руках Фишера обильно текла кровь, и он неподвижно стоял, удивленно глядя на свои ладони, как будто все это было не его, а кого-то совсем другого…
Харпер бросил на меня пристальный взгляд:
- Артур, выведите машину из гаража и подгоните ее к парадному входу. И как можно быстрее!
Я поставил "линкольн", где он велел, и прошел внутрь дома. Похоже, сейчас всем было не до церемоний, и я вполне мог позволить себе небольшие вольности. Так, во всяком случае, мне казалось.
Фишер сидел на стуле в умывальне с мраморным полом, справа от главного холла. Харпер и мисс Липп перевязывали его окровавленные руки полотенцами; Миллер пытался остановить кровь, сочившуюся из раны на лице, Хамулы суетились рядом, не зная толком, что делать…
Увидев меня, Харпер кивком указал на них:
- Спросите у старика, где здесь можно найти ближайшего врача. Только не перепутайте: не больницу, а именно ближайшего частного врача!
- Не надо, я сам спрошу, - слабым голосом пробормотал Фишер, лицо которого стало уже темно-серого цвета.
Я схватил Хамула за руку и подтащил к нему поближе.
В Сариере есть не один, а даже два врача, объяснил турок, но ближайший к нам находится не здесь, а около Биликдере, в противоположной стороне отсюда. Если он дома, его можно хоть сейчас вызвать на виллу по телефону.
Когда Фишер перевел его слова на французский, Харпер отрицательно покачал головой.
- Нет, нет, мы сами поедем к нему, - решительно заявил он. - Заплатим ему пятьсот лир и скажем, что ты случайно наткнулся на лезвия электрического вентилятора. Этого, полагаю, будет достаточно. - Он повернулся к мисс Липп: - Ну а вам с Лео, думаю, лучше остаться здесь, дорогая. Чем меньше нас там будет, тем лучше…
Она кивнула.
- Честно говоря, я совсем не знаю туда дороги, - признался я. - Может, в качестве проводника возьмем с собой старика Хамула?
- Хорошо, пусть едет с нами.
Прихватив с собой сумку со свежими полотенцами, Харпер и Фишер сели на заднее сиденье, а старый Хамул устроился впереди, рядом со мной.
Дом врача находился всего милях в двух от нас. Когда мы туда подъехали, Харпер приказал нам с Хамулом ждать их в машине, так что у меня не было никакой возможности подойти к незаметно сопровождавшему нас светло-серому "опелю" и сообщить людям Туфана о том, что, собственно, у нас происходит. Что ж, будем надеяться, несколько позже они сами узнают все от врача… Старый Хамул сначала какое-то время тупо тер пальцем кожу сиденья, а затем, когда это занятие ему, очевидно, попросту надоело, свернулся калачиком и решил немного поспать. Я попробовал было незаметно для него выбраться из машины, но Хамул тут же проснулся и снова сел прямо. Не глядя на меня. Но проснулся и сел! После этой неудавшейся попытки я остался в машине и закурил. Вообще-то мне следовало бы написать письменное донесение о "содержимом за обшивкой дверей", вложить его в пустую сигаретную пачку и на обратном пути к вилле, на повороте выбросить ее в окно - старик наверняка ничего не заметил бы, потому что все время смотрел в боковое окно, то есть в противоположную сторону, - но в тот момент мне почему-то казалось, что позже я наверняка смогу как-нибудь передать им все это лично, собственными словами.
Фишер и Харпер пробыли в доме врача чуть больше часа, и, когда, наконец, вышли, Фишер выглядел совсем не так уж плохо, как можно было бы ожидать. Во всяком случае, на первый взгляд. Порез на лице закрывала аккуратно приклеенная корпиевая повязка, а левая рука покоилась в легкой перевязи, которая годилась скорее для растяжения связок, чем для сколь-либо серьезного ранения. Однако когда он подошел ближе, то стало заметно, что и руки, и предплечья у него тоже основательно перебинтованы, причем не в одном, а во многих местах. Не говоря уж о том, что пальцы левой руки были прочно зафиксированы на мягкой подушечке… Я немедленно выскочил из машины и открыл ему заднюю дверь. От него пахло чем-то обеззараживающим и медицинским спиртом.
Они с Харпером молча сели в машину и за всю дорогу на виллу не проронили ни слова.
Миллер и мисс Липп уже ждали нас на террасе. Как только я остановил машину у входа и открыл для Фишера заднюю дверь, они тут же спустились по ступенькам вниз. Он вышел, молча прошел мимо них в дом. Никто по-прежнему не произносил ни слова. Впечатление было такое, будто прямо у меня на глазах происходит некое таинство… Старый Хамул заковылял к себе "домой", Миллер и мисс Липп подошли к Харперу.
- Ну, как он? - вроде бы озабоченно спросил Миллер.
Хотя никакой заботой тут и не пахло. Просто мрачное желание узнать о возможных последствиях для их общего дела, только и всего.
- Левая рука: семь швов на одном серьезном порезе, четыре на другом, еще несколько на предплечье; правое предплечье: семь швов. Остальные порезы не такие глубокие. После перевязки и наложения швов врач сделал ему несколько уколов и заставил выпить пару болеутоляющих таблеток. - Харпер перевел глаза на мисс Липп: - Где повар?
- Скрылся, - спокойно ответила она. - Немного проспавшись, он попросил разрешения сходить к себе в комнату. Мы разрешили. Там он быстренько собрал свои пожитки, сел на свой мопед и тут же уехал. Мы не пытались его остановить.
Харпер кивнул.
- Ну а как теперь с Фишером?.. - начал Миллер, оскалив зубы так, будто хотел кого-то съесть. - Ведь…
Харпер не дал ему договорить.
- Давай-ка лучше пройдем в дом, Лео, - решительно предложил он. Затем повернулся ко мне: - Артур, пока можете поставить машину в гараж, но она, возможно, снова понадобится мне попозже для поездки в Пендик. Сварите себе кофе там, на кухне, и, пожалуйста, никуда оттуда не уходите. Тогда, если мне вдруг срочно понадобится, я буду точно знать, где вас найти.
- Хорошо, сэр.
Зайдя на кухню, я сразу же заметил, что кто-то - несомненно, миссис Хамул, кто же еще? - уже перемыл посуду и вычистил все вокруг. Угольки в кухонной плите еле тлели, но я даже не попытался вновь их разжечь. Вместо этого нашел в шкафу бутылку красного вина и тут же ее открыл…
Сказать, что я спокойно выпил хорошего красного вина, сел за стол и наслаждался жизнью, было бы большим преувеличением, ибо меня крайне беспокоил тот простой факт, что стрелки часов уже подходили к десяти тридцати, а сеанс связи был ровно в одиннадцать, и ни секундой позже. Хотя, честно говоря, меня беспокоила не столько перспектива пропустить сам радиосеанс, сколько невозможность предупредить Туфана о пустых дверях машины! Неожиданное ранение Фишера, само собой разумеется, существенно нарушило планы "шпионов" и, скорее всего, вынудит их срочно внести в них определенные коррективы. Ну а что, если эти "коррективы" приведут к тому, что мне придется весь вечер - а может, даже и всю ночь - возить Харпера в этот чертов Пендик и обратно? Значит, тогда надо срочно написать донесение, вложить его в пустую сигаретную пачку и пытаться незаметно выбросить ее рядом со светло-серым "опелем". Другого варианта вроде нет и не предвидится… Я прошел в смежный закуток для мытья посуды - на тот случай, если Харперу вдруг придет в голову зайти за мной на кухню, - и на обрывке оторванных мной обоев быстренько написал коротенькое сообщение: "За обшивками дверей уже пусто. Проверьте гараж рядом с испанским консульством"… Проделав все это, я неожиданно почувствовал себя намного лучше. Моя вторая задача на этот вечер, а именно поиски этой загадочной карты, меня вообще не волновала. Более того, учитывая последние драматические события, я, как это ни покажется смешным, попросту о ней забыл. Забыл, и все тут!
Стрелки часов показывали половину двенадцатого. Я уже почти прикончил всю бутылку вина, когда в кухню стремительно вошел Вальтер Харпер собственной персоной. Я тут же вскочил на ноги.
- Простите, что заставил вас столько ждать, Артур, - сказал он, - но, видите ли, у нас с Миллером неожиданно возник, так сказать, дружеский спор, поэтому мы хотели бы попросить вас помочь нам его разрешить. Не возражаете?.. Вот и прекрасно. Тогда будьте любезны, пройдите со мной…
Я, естественно, без малейших возражений и даже не поинтересовавшись, в чем, собственно, дело, проследовал за ним через столовую и вдоль прохода, в ту самую угловую комнату, в которой видел их всех в окно предыдущим вечером.
Она оказалась Г-образной формы и даже намного больше, чем мне тогда показалось. И неудивительно: ведь в окно я видел только ее "короткую" часть. Длинная же тянулась почти до самого холла. Там был низенький помост, на котором стояло концертное пианино. И вообще вся эта часть комнаты выглядела так, будто в свое время ее использовали исключительно для некогда весьма модных "музыкальных" или "званых" вечеров.