Я заколебался. Ведь как только мы пройдем через те ворота и войдем внутрь, то "Зала приемов" и библиотека Ахмеда Третьего полностью заслонят нас от зданий музея, открытых для широкой публики, и если оттуда совершенно случайно сюда не выйдет по каким-либо делам охранник - хотя ему здесь, собственно, нечего делать, - уже фактически ничто и никто не сможет помешать нам добраться до той самой заветной двери, от которой у Миллера имелся ключ.
- В чем дело? - прошипел Фишер. - Чего ты топчешься на месте? Что-нибудь случилось?
- Нам ведь велели здесь остановиться.
- Только если на нас обратят внимание охранники.
Тут прямо за нами на каменной дорожке послышалось цоканье чьих-то шагов. Я тут же повернул голову - это был Харпер!
- Продолжайте идти, Артур, не останавливайтесь. - Его голос прозвучал очень тихо, но в нем явственно слышались угрожающие нотки. - Идите, Артур, идите…
Он был уже совсем рядом, метрах в двух-трех, не больше, и, глядя на выражение его лица, я отчетливо понял, что если позволю ему подойти еще ближе, то…
Поэтому я, не дожидаясь, сразу же последовал за Фишером через "Врата блаженства". Такая покорность с моей стороны, очевидно, представлялась Харперу чем-то таким же естественным, как дыхание.
Как он и предупреждал, нам потребовалось сделать ровно шестьдесят шагов, ни больше ни меньше. Причем никто нас не подумал остановить, никто на нас не обратил ни малейшего внимания… Когда мы дошли туда, Миллер уже успел открыть своим ключом дверь и с нетерпением ждал нас. Все, что мне тогда запомнилось снаружи, - это восьмиугольные деревянные нашлепки на мощной двери. А затем я уже стоял рядом с Фишером в узеньком каменном проходе с высоким сводчатым потолком, а Миллер снова аккуратно закрывал дверь на замок.
Длина прохода составляла всего метров семь-восемь и заканчивалась глухой стеной, на которой красовался только деревянный ящик со сложенным кольцами пожарным шлангом. Железная спиральная лестница на крышу была сделана, как следовало из прикрепленной к ней бронзовой дощечки, какой-то германской компанией. Миллер подошел к нижним ступенькам лестницы, поднял вверх голову и, одобрительно покачивая ею, заметил:
- Да, на редкость умная девочка…
Фишер пожал плечами.
- Для того, кто в свое время расшифровывал воздушные снимки для германского люфтваффе, это было, поверь, совсем не трудно, - с плохо скрываемой обидой в голосе заметил он. - То, что она нам рассказала, на фотографии, увеличенной по меньшей мере в несколько раз, без труда увидел бы даже слепой! А нашел ее не кто иной, как я сам. Равно как и изготовил ключ, ну и организовал все остальное…
Миллер довольно захихикал:
- Боюсь, ты несколько заблуждаешься, Ганс. Вообще-то сама идея принадлежит ей, а организовал все Карл. Мы с тобой выполняем всего только техническую работу. Настоящие артисты они, Ганс, а не ты или даже я.
Похоже, он настолько искренне наслаждался этой короткой сценой, что даже вид у него стал еще более, чем обычно, волчьим. У меня невольно засосало под ложечкой…
Фишер, насупившись, но ничего не отвечая, сел на нижнюю ступеньку лестницы. Миллер снял с него пиджак и рубашку, начал неторопливо разматывать шнур с его тощей поясницы и выше. Что ж, раз это делает Фишер, то почему бы это не сделать также и мне? Кажется, теперь терпеть неудобства совсем уже незачем. Поэтому я тоже расстегнул все пуговицы, снял с себя эту чертову "упряжь" и пояс с крючками, которые Миллер тут же соединил. И только затем вытащил из кармана брюк черный бархатный мешочек размером не более чем с мужской носок, с симпатичным шнурком-завязкой и пружинным держателем в верхней части… После чего выпрямился и, бросив взгляд на свои наручные часы, решительно произнес:
- Итак, все готово. Где-то максимум через час с небольшим Джулио и Энрико будут уже в пути.
- А кто они такие? - спросил я.
- Наши добрые друзья, которые в нужное время и в нужное место пригонят сюда для нас шхуну, - ответил Миллер.
- Шхуну? Сюда? Как, интересно, сюда можно пригнать шхуну?
- Не ее пригонят сюда, а мы сами прибудем к ней, - поправил меня Фишер. - Тебе доводилось видеть или хотя бы слышать о дровяных складах вдоль берега у стен старого города? Куда морем доставляют топливную древесину.
Конечно же слышал. Зимой практически весь Стамбул отапливается только дровами. Эти дровяные склады чуть ли не целую милю тянутся вдоль юго-восточного побережья, где глубина позволяет грузовым судам подходить чуть ли не к самому берегу. Так-то оно, конечно, так, но ведь мы все равно находились по меньшей мере милях в двух оттуда!
- Нам что, предстоит срочно научиться летать?
- Нет, - даже не оценив моего замогильного юмора, объяснил Фишер. - За нами заедет наш "фольксваген". - И он усмехнулся. Но почему-то не мне, а Миллеру.
- Может, все-таки объясните, как все это будет, мне тоже?
- Это не наша часть операции, - спокойно ответил Миллер. - Мы должны сделать только то, что нам предстоит сделать сейчас. А потом, когда закончим и покинем сокровищницу, спокойно проберемся над султанскими кухнями до стены "Дворика янычаров", как раз над местом, где в дневное время обычно стоят припаркованные машины. Стена совсем невысокая - всего метров семь-восемь, - так что мы без проблем спустимся там на землю с помощью той же самой блок-тали. Ну а от ненужных взглядов нас отлично закроют деревья. Их там много, и они достаточно густые. Затем…
- Затем, - перебил его Фишер, - затем мы прогуляемся до места, где нас будет ждать наш "фольксваген".
- Ну а мистер Фишер? - обратился я к Миллеру. - Он что, сможет спуститься всего с одной здоровой рукой?
- Легко. Он сядет в "люльку". Для спуска в ней одной руки более чем достаточно.
- Но ведь даже во внешнем дворике мы по-прежнему остаемся внутри музейного комплекса! За его стенами…
- Никаких проблем. Мы найдем, как выбраться оттуда. - Миллер отмахнулся от этой темы пренебрежительным жестом руки и стал глазами искать место, где бы присесть. Таким оказались только ступеньки железной лестницы. Но… - Очень уж здесь все грязно, - жалобно пожаловался он. - И как только эти чертовы турки ухитряются ничем здесь не заразиться? Просто поразительно! Какой-то совершенно непонятный иммунитет. Всего пару тысяч лет назад тут вовсю бушевали эпидемии бубонной чумы, холеры и даже дизентерии. Таким образом…
- Давно уже нет, Лео, - перебил его Фишер. - В свое время они полностью вычистили все ее возможные источники.
- Да брось ты, ничего они не вычистили, - упрямо продолжал гнуть свое Миллер. - Вся эта гадость просто терпеливо ждет их в грязи. И рано или поздно, не сомневаюсь, до них доберется. Слава богу, нас здесь уже, надеюсь, не будет.
Он аккуратно разложил моток шнура на ступеньке и все-таки сел. На него, на тот самый моток. Я тоже сел, искренне завидуя его умению даже в такую минуту не думать ни о чем, кроме своих чертовых микробов и бактерий. В отличие от моих жутких страхов, которые заполняли практически все мое существо, включая сердце, легкие, нервы и даже мое самое слабое место - желудок.
Ровно в пять часов во всех внутренних двориках громко прозвучали звуки гонгов, затем несколько пронзительных выкриков стражей, которые начали тут же медленно, но решительно вытеснять толпы туристов из музея и закрывать на ночь ворота сераля.
Чтобы хоть немного успокоиться, я попытался было прикурить сигарету, однако Миллер тут же меня остановил.
- Нет, нет, Артур, не раньше чем стемнеет, - категорическим тоном приказал он. - При свете дня дым может нас обнаружить. Лучше также перестать разговаривать. Скоро вокруг будет тихо, очень тихо, а мы совсем не знаем, насколько сильна тут акустика. Бессмысленный риск нам сейчас совершенно ни к чему.
Странно, но практически то же самое совсем недавно говорил мне майор Туфан. Интересно, что он сейчас делает, чем занят?.. Наверное, ему уже известно, что, кроме мисс Липп и черного "линкольна", у него уже никого и ничего не осталось - он всех и вся потерял. Хотя если его агенты в темно-зеленой "пежошке" все-таки обратили внимание на наш "фольксваген", то Туфану, вполне возможно, удастся, подключив всю городскую полицию, обнаружить его. Вот только не поздновато ли уже будет?! Не говоря уж о том, что в Стамбуле таких "фольксвагенов" по меньшей мере несколько тысяч, и если агенты случайно не запомнили номер нашего, то… Скорее всего, ищи ветра в поле.
Пока я раздумывал, Фишер уснул и даже начал громко всхрапывать. Миллер тут же постучал ему по ноге, чтобы он перестал.
Кусочек неба над витой лестницей сначала побагровел, затем посерел, а потом стал совсем темно-синим. Мне наконец-то разрешили закурить, и в мерцающем свете зажженной спички я рассмотрел оскаленные, хищные желтые зубы Миллера.
- Как у нас с карманными фонариками? - прошептал я ему. - Без них мы там ничего не увидим.
- Не беспокойтесь, увидим. Во всяком случае, все, что надо. Скоро на небе появится луна. В целых три четверти.
Приблизительно около восьми часов в одном из внутренних двориков - точно трудно сказать, в каком именно, - послышался невнятный шелест голосов, затем чей-то громкий смех. Наверное, это охранники заступали на ночную смену. Но минуты через две-три снова наступила тишина, которую вскоре нарушил рокот пролетающего где-то совсем близко от нас самолета. Интересно, он собирается садиться на центральный аэродром или, наоборот, только что оттуда взлетел?
Фишер достал фляжку с водой, и мы все по очереди понемногу из нее отпили. Прошла еще одна "вечность". До нас донеслось слабое дребезжание трамвая, очевидно выезжающего из депо, расположенного недалеко от территории сераля. Затем трамвай набрал скорость, звуки стали быстро удаляться, и скоро нас снова окутала полная тишина. Минуты через две после этого меня вдруг чуть не ослепила яркая вспышка света - оказалось, это Миллер неожиданно, без всякого предупреждения включил свой электрический фонарь-карандаш, чтобы бросить взгляд на свои наручные часы. Затем, довольно вздохнув, прошептал:
- Все, можно идти.
- Еще всего секундочку, Лео, - задержал его Фишер. И попросил: - Посвети-ка мне вот сюда.
Миллер без малейших возражений повернул фонарик в его сторону. Здоровой рукой Фишер достал из внутреннего кармана пиджака короткоствольный револьвер, снял его с предохранителя и, ласково потерев о мягкую ткань рукава, переложил в боковой карман, при этом не забыв многозначительно посмотреть на меня…
Миллер выключил фонарь и встал со ступенек. Я тоже. Он поднял со ступенек моток шнура, на котором сидел, и повесил его себе через плечо. Совсем как патронташ! С таким важным видом, будто действительно собрался на охоту…
- Я пойду первым, - объявил он. - Затем Артур. А за ним ты, Ганс… Ну как, кажется, мы ничего не забыли?.. Вот, черт, ну конечно же, как всегда, забыли! Причем самое важное.
Широко ухмыльнувшись, он отошел в угол, где висели пожарные шланги, и помочился. После него то же самое и с таким же насмешливым видом проделал и Фишер. Я же тем временем молча курил.
- Все, гаси сигарету, - коротко приказал мне Миллер. Затем вопросительно посмотрел на Фишера: - Ну как, готов?
Фишер молча кивнул, но затем, буквально за мгновение до того, как погас свет фонарика, мне удалось отчетливо увидеть, как он быстро перекрестился. Вообще-то мне такое не совсем понятно: неужели он искренне просил у Господа Бога благословения перед тем, как совершить смертный грех? Или это было что-то еще?
Миллер медленно, очень медленно поднялся по ступенькам на самый верх. Там чуть-чуть постоял, неторопливо оглядываясь вокруг. Как бы определяясь на местности… Затем наклонил ко мне голову.
- Артур, Карл предупредил меня, что у вас от высоты может закружиться голова, но вам не стоит так уж бояться, - тихо произнес он. - На самом деле все куда проще. Следуйте за мной ровно в трех шагах. Старайтесь не поворачивать голову ни вправо, ни влево. Смотрите только перед собой, и никуда больше. Я первым сделаю всего три шага и немного подожду, чтобы у вас глаза привыкли к темноте.
Его любезное предложение, признаюсь, было мне приятно, однако несколько излишне, поскольку после мрака, в котором мы довольно долго сидели там, внизу, лунный свет казался мне ярче солнечного дня. Я почти не сомневался, что нас наверняка увидит кто-нибудь с земли, сообщит охранникам, и те начнут стрелять в нашу сторону на поражение. Фишер, очевидно, подумал то же самое, так как наряду с тяжелым дыханием я услышал за свой спиной его тихое, но достаточно отчетливое ругательство.
На секунду желтые зубы Миллера оскалились в волчьей улыбке, затем он медленно направился мимо трех куполов, по направлению к "Залам ожидания "белых" евнухов". Там расстояние между кромкой крыши и куполами было около двух метров. Держась как можно ближе к куполам и, как посоветовал Миллер, глядя только вперед, я действительно в общем-то совсем не чувствовал, что нахожусь на высоте. Какое-то время моей единственной серьезной проблемой было не отстать от Миллера. На вилле Харпер сравнил его с мухой, а вот лично мне он показался, особенно когда ловко проскальзывал мимо очередного купола, буквально прилипая к нему, самой настоящей уховерткой! Всего-то один раз и остановился, да и то скорее не остановился, а всего лишь приостановился. Не дольше чем на долю секунды…
Случайно бросив взгляд вниз, я с противным ощущением в самом низу живота медленно опустился на колени. Вообще-то, вполне возможно, я смог бы проползти по узкому пролету крыши и сам, но тут неожиданно вернувшийся Миллер схватил меня за предплечье и притянул к себе. Причем сделал это настолько молниеносно, что я, слава богу, даже не успел потерять ни сознания, ни равновесия. Хватка у него, должен заметить, оказалась, как ни странно, просто железной.
Затем, когда мы почти поравнялись с султанскими кухнями и я уже мог видеть конические основания их десяти приземистых труб, уходящих куда-то вправо, Миллер, по-прежнему не отпуская моей руки, повел меня влево… Там метров десять шла достаточно плоская крыша, и, казалось, мои проблемы кончились. Потом последовал небольшой подъем - метра в полтора, не больше, - за ним крыша над большой залой с выставкой миниатюр, гобеленов и хрусталя, а еще дальше - тот самый купол меньших размеров, под которым и находился заветный музей султанских сокровищ…
Движения Миллера, когда он обходил самый большой купол, замедлились, стали намного осторожнее, прерываясь все чаще и чаще короткими остановками. Затем я увидел, как он перенес свое тело через край, очевидно, нащупал ногами точку опоры там, снаружи, внизу, встал, и теперь мне были видны только одна его голова и плечи.
Я обходил большой купол, приближаясь к краю, когда Миллер вдруг слегка повернулся и знаком приказал мне подойти к нему. Он уже метра на два продвинулся к внешнему краю крыши, поэтому мне пришлось слегка изменить направление. Именно поэтому, подойдя к самой кромке и заглянув за нее, я, наверное, слишком много увидел…
Вокруг основания купола была плоская площадка размером где-то около метра, на которой стоял Миллер. А за ним не было ничего. Вообще ничего, если, конечно, не считать бесконечной черной пустоты и узенькой белой черточки бетонной дороги далеко-далеко внизу.
Не в силах оторвать взгляда от бездонной пропасти, я вдруг отчетливо почувствовал, как вот-вот потеряю равновесие и упаду, поэтому как можно быстрее встал на колени, лихорадочно хватаясь за свинцовые выступы крыши. И почти сразу же меня начало тошнить. И ничего с этим нельзя было поделать. Совсем как на корабле, когда за тебя серьезно взялась "морская болезнь", только еще хуже. И при этом совершенно не важно, полный у тебя желудок или, как в данном случае у меня, пустой. Выворачивает наизнанку, и все тут!
Фишер начал тихонько пинать меня ногами, раздраженно шипя, чтобы я "немедленно перестал шуметь и замолчал". Затем Миллер протянул ко мне руки, стащил за лодыжки вниз, заставил сесть, прислонившись спиной к основанию купола, и с силой нагнул мою голову меж колен. Несколько секунд спустя я услышал сначала трущиеся звуки - это "приземлялся" Фишер, - а потом их тихую беседу шепотом.
- С ним все будет в порядке?
- А куда он денется? Иного выхода у него просто нет.
- Жирный идиот! - Фишер злобно пнул меня ногой, так как в преддверии неизбежной тошноты я снова начал громко рыгать…
Но Миллер тут же остановил его:
- Нет, нет, так не пойдет. Этим ему не поможешь. Надо просто проследить за тем, чтобы он не приближался к краю и не смотрел туда, вниз. Тогда, может, все и образуется.
Чуть приоткрыв глаза, я увидел носки туфель Миллера: он обматывал анкерный шнур вокруг купола и как раз в этот момент пропускал его между моей спиной и той частью основания купола, на которую я опирался. Через пару секунд Миллер, стоя передо мной на четвереньках, уже завязывал какие-то "хитрые" узлы. Закончив с ними, приблизил свою голову вплотную к моей:
- Вы меня слышите, Артур?
- Да, слышу, - с трудом пробормотал я.
- Если бы вам не пришлось двигаться по этой крошечной площадке, вы чувствовали бы себя в безопасности, так ведь?
- Не знаю.
- Но ведь, скажем, сейчас вы в безопасности, разве нет?
- Наверное.
- Хорошо. Тогда слушайте внимательно… Вы можете работать шнуром прямо отсюда. Никуда не двигаясь. А теперь откройте глаза и посмотрите на меня.
Огромным усилием воли я заставил себя сделать так, как он просил. К тому времени Миллер уже снял пиджак, без которого стал выглядеть даже еще костлявее.
- Ганс будет стоять у самого края и здоровой рукой держать там мой пиджак, - продолжил он. - Чтобы шнур блок-тали шел плавно и ни в коем случае не перетирался. Вам понятно?
- Да.
- И вам совсем не придется подходить к краю площадки. Не говоря уж о том, чтобы смотреть вниз. Будете лишь потихоньку отпускать шнур и тащить его назад, когда вам скажут.
- Ну а что, если он вдруг выскользнет у меня из рук?
- Вдруг выскользнет? Что ж, это будет очень плохо. Вернее сказать, лично для вас хуже некуда, поскольку вы в таком случае останетесь наедине с Гансом, а уж он постарается сделать так, чтобы вы "выскользнули" тоже, не сомневайтесь… - Его желтые, волчьи зубы, когда он в тон своему замечанию мило мне улыбнулся, выглядели совсем как два ряда остроконечных могильных плит. Внезапно Миллер резко наклонился, поднял моток шнура и сунул мне его в руки. Со словами: - Приготовьтесь, Артур. Скоро надо будет тянуть. И не забывайте, что шнур имеет свойство растягиваться. Причем как медленно вы меня будете опускать или как быстро поднимать - мне все равно, только внимательно слушайте команды, которые вам тихим голосом будет подавать Ганс: "Вниз", "Стоп", "Вверх". - Он показал рукой на толстое поперечное ребро на поверхности площадки. - Упритесь в него покрепче ногами… Вот так. Отлично, отлично.
В тот день, когда умерла мама, к нам в дом пришел наш египетский имам и пропел следующую строфу из Корана: "А теперь и ты вкуси мучение от пожара, который называл обманом".
Миллер обмотал конец шнура вокруг моей грудной клетки и крепко завязал его узлом. Затем, выбрав прогиб шнура, спросил: