Грязнов поднял голову, посмотрел на меня рассеянно и сказал:
- Потом, Саша, все потом. Ты напиться не хочешь?
Я махнул на него рукой и уехал. Конечно, убитая Бэби тоже стояла у меня перед глазами, но вокруг нее кипело столько страстей, что хотя бы мне следовало оставаться хладнокровным. Да, я хотел бы, чтобы моя Ирина была столь же верна мне, но представить ее с пистолетом в ночном подъезде было диковато…
Лето заканчивалось. В одно из воскресений я оказался на даче вместе с Костей, мы привезли ящик баночного пива, потому что моя жена внезапно выказала страсть к этому напитку, но праздник не состоялся, так как пришлось срочно везти Ирину в ближайшее родильное учреждение. Мы предполагали ехать для этого в Москву, но пришлось рожать в Подмосковье.
Вопреки паническому ужасу Ирины, роды прошли вполне благополучно, и в то же воскресенье она разродилась дочкой. Мы с Костей выпили по этому поводу все пиво, справедливо полагая, что после родов пиво Ирине уже не понадобится.
А когда я через несколько дней встречал ее с ребенком, то первое, что она мне сказала после обмена любезностями, было:
- Саша, давай назовем ее Ниной.
Конечно, она знала обо всей истории, приключившейся с Бэби, и хотя я преподносил события весьма критически, обаяние Нины Ратниковой передалось и ей. Что говорить, если подобные разговоры шли по всей федеральной прокуратуре. Моисеев называл это "эффектом Бони и Клайда". У меня этот эффект вызывал глубокое раздражение, но, помня о том, что нервные потрясения противопоказаны организму кормящей матери, я подумал и согласился.
Я не раздевался. Лежа в костюме на кровати, таращился на улыбающегося Президента.
Вдруг послышались какие-то крики в отдалении. Я приподнялся на локте, прислушался. Тишина…
Беспокойство нарастало и достигло своего предела, когда в коридоре послышались шаги, которые остановились за дверью моей камеры. Я почуял дело неладное, проверил пистолет под подушкой, на всякий случай положил его так, чтобы в одно мгновение можно было выхватить из-под подушки. Я скинул пиджак, расстегнул рубаху, сделал вид, что только что собирался ложиться.
Первым в мою камеру вошел майор Брагин, за ним Ваганов, позади, в открытых дверях, маячили контролер и медсестра Нина, за медсестрой в коридоре был еще кто-то, кажется, Кошкин в белом халате.
По лицу Ваганова я кое-что предположил, а по его ботинкам и брюкам, забрызганным каплями крови, еще не засохшей, я понял, наступил тот самый решающий момент, ради которого я здесь находился все это время.
- Андрей Викторович! радостно воскликнул я. Так поздно! Ничего не случилось? Я уже спать…
Ваганов меня прервал:
- Ты, Турецкий, не знаешь случайно "блудного сына"? С памятью у тебя как?
- С памятью? Странный вопрос… протянул я, выхватил из-под подушки пистолет и выстрелил без всяких предупреждений в майора; майор застонал и начал валиться, хватаясь за живот. Руки!! заорал я. Всем стоять! Стреляю без предупреждения! Всем руки вверх! Я держал на мушке левый глаз оторопевшего Ваганова, который медленно, как и все остальные, тянул руки вверх. Стреляю в генерала без предупреждений, контролерам пистолеты на пол! Ваганов, лицом к стене! В коридоре стоять!
Ваганов повернулся к стене, я приставил пистолет к его затылку.
Другой рукой я быстро обшарил его, пистолета у Ваганова не было. Я наклонился над лежащим майором, который старался незаметно для меня дотянуться до кобуры на боку, и опередил его. Рывком вытащил пистолет из его кобуры и стволом ткнул Ваганова в спину.
- В коридор! В коридоре всем стоять! Где оружие?! заорал я на контролера, что замер с поднятыми руками, ошалело глядя на меня.
Контролер кивком показал на пол. Я быстро поднял пистолет контролера, сунул в карман брюк.
- Кошкин, ключи от камеры с полковником! Контролер, медсестра в камеру! Кошкин, закрыть камеру на ключ! орал я.
Медсестра вместе с контролером послушно зашли в камеру с портретом Президента на стене, где постанывал на полу майор. Кошкин трясущимися руками стал запирать дверь на ключ. Ваганов косил на меня взглядом испуганной лошади, но по-прежнему, чувствуя затылком тычки пистолета, безропотно держал руки над головой.
- Пожалуйста, не надо так, не надо… шептал Кошкин и все никак не мог закрыть дверь.
А уже внизу слышался шум, хлопали двери. Несколько человек бежали по лестнице на второй этаж.
- Что ты время тянешь, сука! зашипел я Кошкину. Быстрей, иначе проглотишь пулю!
Кошкин наконец-то закрыл дверь.
- Где камера с полковником?!
- Я не знаю… Я не знаю никакого полковника!
- Полковник без памяти! заорал я.
- Да-да, знаю, сейчас, только не надо стрелять в генерала…
Я ткнул в очередной раз Ваганова в затылок стволом "стечкина", и он быстро пошел впереди меня по коридору, следом за Кошкиным, который вел нас, часто и пугливо оглядываясь.
Подойдя к двери камеры полковника Васина, Кошкин снова долго не мог подобрать ключ, потом так же долго дергал ключом в замке. Меня так и подмывало сначала размозжить голову Кошкину, а потом уже привести мой приговор в исполнение. Но наконец он открыл дверь, и я увидел Васина и блеснувшее лезвие ножа.
- Полковник, твою мать, убери финку, это мы с генералом к тебе в гости нагрянули! Быстро на выход с вещами! попытался пошутить я. Держи пистолет, прикрывай сзади! Я кинул ему в камеру пистолет.
Бледный Васин выбежал в коридор, держа в одной руке перочинный нож, в другой пистолет.
Я замер, как и остальные. На улице послышался выстрел. В конце коридора уже стояла немногочисленная толпа контролеров и пара солдат внутренних войск с "калашниковыми".
- Генерал Ваганов является заложником! Освободить коридор! Машину Ваганова к подъезду! Открыть ворота! Быстр-ра!! изо всех сил заорал я.
В конце коридора послышалось некоторое шевеление. Я зашептал Ваганову:
- Ори, чтобы не стреляли, живо! и снова ткнул его в затылок.
- Солдаты, уберите автоматы! Делайте что прикажут! Освободить коридор! вяло закричал Ваганов.
- Громче, сучара, ори! прикрикнул на него Васин.
- Солдатам освободить дорогу! заорал Ваганов.
Снова на улице послышались выстрелы. Я приказал Ваганову остановить стрельбу, и он крикнул контролерам, чтобы все с улицы зашли в помещение.
Коридор был уже свободен. Его своей тушей таранил Ваганов, я шел за ним, сверля его затылок "стечкиным", за мной Васин с "макаровым".
Когда мы вышли в ярко освещенный прожектором двор, он был совершенно пуст. За темными провалами окон первого этажа прятались контролеры и солдаты из охраны. Один из солдат раскрывал железные ворота, за которыми была белая, заснеженная дорога под неверным светом едва пробивавшегося из-за туч молодого месяца.
- Полета-аев! заорал я на улице. Полета-а-ев!
- Не надо. Он мертв, вдруг услышал я голос Ваганова. Его только что прикончил Кузьмин…
- Я тебя сейчас самого прикончу! Сука! Мои нервы были уже на пределе. Я чувствовал, что не выдержу сейчас, пущу пулю в затылок Ваганова, но тогда нам будет сложно уйти.
Я втолкнул Ваганова в дверцу черной "Волги", сам сел за руль. Но Васин не торопился садиться, он вдруг по моему примеру, что ли, заорал в направлении черных окон:
- Кошкин! Выходи немедленно!
Тут же откуда-то сверху, с крыши, послышалась длинная автоматная очередь, изрешетившая рухнувшего на снег полковника Васина.
- Муда-а-ак!! заорал я. Хотел броситься к лежащему Васину, но в этот момент дернулся Ваганов. Куда?! Сидеть!
Моя нога давно уже давила на газ, машина ревела, но все стояла на месте перед раскрытыми настежь железными воротами.
Я выжал сцепление, "Волга" рванулась в ворота.
Машина прыгала на дорожных ухабах, Ваганов, сидевший рядом, на переднем сиденье, улыбался. Я держал баранку одной рукой, другой тыкая "стечкиным" генерала в бок.
- И куда ты меня отвезешь, Турецкий? Может, к себе в прокуратуру? ухмыльнулся Ваганов.
- Точно, в прокуратуру. Доставлю в лучшем виде, кивнул я.
- Ну давай, валяй… А ты ведь мне сразу понравился, еще в Германии. Лихой ты, как я погляжу. Только не тыкай ты меня, все ребра отобьешь. Ваганов попытался локтем отодвинуть мою руку, но я еще сильнее вжал в его бок ствол пистолета, так что он застонал.
- Заткнись, гаденыш…
- Турецкий, ты что, не понимаешь, что сейчас уже все войска подняты по тревоге? Мы еще с тобой можем мирно договориться, говорил он, потирая бок рукой.
- Это баба с мужиком может договориться, а мы с тобой, сука, никогда не договоримся! ответил я.
- Ты что, следователь, хочешь, чтобы страной правили не мы с тобой, а продажные масоны из-за океана? Подумай сам, Турецкий, еще не поздно!…
Увидев мою минутную растерянность, Ваганов вдруг схватился обеими руками за мой пистолет, задрав его над своей головой. Я мгновенно кинул ногу на тормоз, Ваганов сильно ударился головой о ветровое стекло. Машина оказалась на краю дороги, покрытой ледяной коркой.
"Волга" начала медленно скатываться вниз по заледеневшей насыпи.
Ваганов по-прежнему не выпускал из рук пистолета, пытаясь вырвать его у меня.
Нога соскользнула с педали тормоза, "Волга" уже быстро катилась вниз. Я отпустил руль, перехватил обеими руками пистолет и нажал на спуск. Прогремел выстрел. На ветровом стекле появилась дыра с расходившимися от нее многочисленными трещинами.
Но Ваганов не собирался униматься. Отпустив пистолет, он вцепился своими лапами мне в горло.
Я услышал треск, машина вдруг начала оседать. Я понял, что "Волга" оказалась на льду реки, который сейчас проваливается под нами…
Три дня я отлеживался после моего купания в ледяной Десне. Как ни странно, воспаления легких я не подхватил, лишь небольшой бронхит. Я кашлял, бухая на всю квартиру, но температуры почти не было. Каждый день ко мне приходил врач из нашей поликлиники, говорил, что ничего страшного, выкарабкаюсь. Свозили меня на рентген, который подтвердил: воспаления легких нет.
Грязнов с Меркуловым пришли ко мне, лишь когда вернулись из Ильинского. Они принесли бутылку спирта.
Мы расположились на кухне, выпили. И только потом рассказали, что главврач Кузьмин был найден с дыркой в голове, он покончил с собой. Но, возможно, его пристрелил кто-то из своих же контролеры или кто-то из военных. Заниматься Кузьминым особо не было времени.
Контрразведчики, которые до сих пор шмонают военный аэродром, пока о результатах не дали знать. Известно лишь, что майор Брагин пропал, не иначе как, хоть и раненный, пустился в бега.
Командир авиаполка делает невинные глаза: мол, он ничего не знает и не знал о планах бывшего заместителя командующего. А сам он занимается приемом и обустраиванием наших офицеров, которых переводят из Германии под Смоленск. Офицеры и солдаты проводят плановые учения по повышению боевой и политической подготовки.
Заместитель же командующего ЗГВ, генерал Ваганов, оказывается, застрелен сбежавшим сумасшедшим, неким Ивановым Сергеем Сергеевичем…
- Вот, собственно, и все, Турецкий. На тебя никто ничего не повесит. Даже Звезды Героя бывшего Советского Союза или Звезды Героя России не жди!… закончил Костя Меркулов не без иронии.
- А я и не жду, ответил я.
И мы вновь сдвинули стаканы, в которых плескался едва разведенный спирт.
Поздно вечером наконец-то позвонила Ирина. Услышав ее голос, я чуть не прослезился от нахлынувших чувств.
- Саша? Саша, куда ты пропал?! Я столько раз звонила, ты не брал трубку! Где ты был, я так беспокоюсь!
- Со мной все в порядке. Правда, простыл немного, но ничего страшного, небольшой бронхит. Меня отправили на недельку в санаторий подлечиться. А не звонил, потому что не хотел, чтобы ты волновалась, думая, что я лежу при смерти в больнице.
- Саша, нельзя же так пугать! Я хочу извиниться, что не приехала встречать с тобой Новый год. Я была занята, новогодняя программа сам понимаешь. А ты, видимо, уже подумал Бог знает что?
- Нет, Ирка, глупая ты моя!… Я так и понял: ты занята, пляшешь Снегурочкой возле елки, веселишь публику.
- Какой ты у меня глупый все-таки, Турецкий, что сам не позвонил из санатория. Значит, ты на меня не сердишься?
- Нисколько! Я очень соскучился по тебе! Вот только кашель пройдет, обязательно прилечу к тебе, если примешь, конечно.
- И я тебя, Саша, ужасно люблю… Ты точно выздоровел?
- Абсолютно.
- Я целую-целую тебя, глупый-глупый мой сыщик!
- Почему глупый? уже хотел рассердиться я.
- Потому, что ты даже не догадываешься, как я тебя люблю…
На столе отчаянно зазвонил телефон.
- Турецкий слушает.
В ответ он услышал слегка изменившийся от волнения голос Вадима Дроздова:
- Кажется, пора выпускать дядюшку.
Говорить по телефону было слишком опасно, и Вадим Дроздов на автомобиле с воющей сиреной понесся к дому, где жил Вячеслав Грязнов и куда из других частей Москвы уже торопились Турецкий и Романова.
- Значит, так, Александра Ивановна решительно загасила сигарету в пепельнице, "добро" со стороны ГАИ я обеспечу. С этой стороны подлянок не будет.
- Слушай, Вадим, сказал Турецкий, а я думаю так: дядюшку выпускаем на полчаса раньше. Это не должно вызвать подозрений мало ли, самолет прилетел раньше.
- Нет, вы как хотите, а дядю я под пули не подставлю, отрезал Слава. Президент президентом, а мне родной дядя дороже.
Воцарилось тяжелое молчание. Хотя все собравшиеся на кухне Грязнова давно ждали очередного покушения, никто не знал, когда и как это случится. Каждый понимал, что весь их план состоял пока только в решимости что-то сделать, как-то спасти Президента. Мало спасти. Надо было спровоцировать пока еще неизвестного толком противника на серьезные действия, а потом обезвредить его раз и навсегда.
- В общем, я так понимаю, что на меня возложена важнейшая миссия, внезапно раздался громкий голос откуда-то сзади.
Турецкий оглянулся и вздрогнул от неожиданности. Прямо перед ним стоял сам Президент.
- Дядя Гриша, обернувшись сказал Грязнов, ты забыл, о чем мы договаривались? Сидел бы себе, смотрел телевизор.
- Я смотрел, стал оправдываться Григорий Иванович. На его лице появилось виноватое выражение, и иллюзия, что в комнату вошел Президент России, сразу же исчезла. Но вы тут так кричали, что я бы услышал, даже если бы заткнул уши.
Он приосанился и снова заговорил "государственным" голосом:
- Я готов послужить своему народу!
- О чем ты, дядя Гриша? устало спросил Слава Грязнов.
- О том, громогласно продолжал Григорий Иванович, что я всю жизнь служил Родине. Повоевать не успел по малолетству, но и в мирное время нес службу добросовестно. И теперь, раз Родина зовет…
- Успокойся, Слава умоляюще посмотрел на дядю, ты же не в самодеятельности выступаешь. Прибереги талант для сцены.
- Я не о сцене говорю!
Григорий Иванович внезапно размахнулся, и его тяжелый кулак ударил по столу так, что зазвенела посуда в серванте.
- Я офицер Советской Армии! И готов пойти на любой риск. Короче, Григорий Иванович повернулся к Дроздову, я готов. Когда нужно ехать?
- Сейчас, коротко ответил Дроздов.
- Дядя Гриша! в отчаянии воскликнул Грязнов. Ты с ума сошел! Ведь это опасно! Ты можешь погибнуть.
- Я готов, с достоинством повторил Григорий Иванович.
- Ну что ж, это меняет дело, мрачно заметила Романова. Значит, предлагаю такой ход: езды от аэропорта до этого места минут двадцать двадцать пять. Мы появляемся там как раз в расчетное время посадки самолета. Ну и нейтрализуем всю эту компанию. К появлению Президента тишь да гладь, да Божья благодать. Это в общих чертах. В деталях сейчас разберемся. Годится?
- А успеем за двадцать-то минут? А то президентский кортеж подкатит, а тут стрельба.
- Надо успеть. Много раньше там появляться тоже нельзя.
- Вадим, ты с Купавиным успел переговорить?
- Да, он сразу вник. Сказал, что из гаража выедет по расписанию и через полчаса позвонит напарнику, скажет сердце прихватило и попросит его продублировать. В семнадцать ноль-ноль я заезжаю к Купавину и сообщаю, где мы встретимся, и прочие детали. По телефону нельзя опасно. Так что времени на все планирование у нас в обрез: не больше часа.
- Итак, чем мы располагаем? Под видом президентского кортежа пять-шесть машин, не больше.
- Я думаю так: мы едем со стороны аэропорта. Головная машина и "президентская" прорываются и, проехав засаду, сразу тормозят. А остальные немного не доезжают, на всякий случай блокируют машинами дорогу со стороны аэропорта, а личный состав рассыпается веером, чтобы никто из нападавших не ушел. И ровно в этот момент кто-то должен подъехать со стороны Москвы. Но кто? Силенок у нас маловато в наличии.
- Об этом не беспокойтесь. Я с Глебовым из Высшей школы милиции на всякий случай давно договорилась: поднимет роту по учебной тревоге, сказала Романова.
- Ну и что толку от этих курсантов?
- Не скажи. Ребята обученные, по команде действовать умеют. Усилю их кое-кем. Не нашими, не муровскими. Есть у меня в заначке НЗ: группа тревоги в десяток человек. Хочешь жить умей вертеться: по отделениям подобрала на всякий случай. Парни все холостые, но малопьющие. По опыту знаю: за час соберу их. Проверено. И вообще там больше видимость нужна. А так три "Урала" подъедут, шуму наведут, и все в порядке.
- Гладко было на бумаге…
- Да забыли про овраги, продолжила Романова. Помню я, ребята, про все овраги! Помню! Но другого-то выхода нет. Ничего, прорвемся.
- Но в таком разе дядя Гриша и не нужен: достаточно президентской машины, начал было Грязнов.
- Да ты что, племянничек, совсем меня в старые пердуны записал? Это мы пока рассуждаем все просто и дядя не нужен, а там, поди, ребята ушлые, мало ли как на месте дело обернется!
- Так ведь и я о том же…
- Хватит, не болабонь. Сказал поеду, значит, поеду и точка.
Президентский самолет прилетел из Кемерова немного раньше, чем планировалось. Такие небольшие изменения в графике были обычными, очень трудно рассчитать прилет до минуты, и никто не волновался. Президент и его сопровождающие знали, что отряд спецохраны будет в аэропорту значительно раньше запланированного времени, так что причин для волнения не было. Никто и не волновался. Только у главы государства возникло вдруг какое-то тревожное ощущение. Он почему-то вспомнил обеспокоенное лицо племянника Женьки, который уверял, что тогда в Нью-Йорке капсулу с "тонусином" подменили. Он не очень поверил племяннику и попросил главного своего охранника Шилова сделать анализ этого препарата. Доложили, что все произошло совершенно естественно, он принял слишком большую дозу, вот и сказались побочные эффекты. Препарат-то еще новый, непроверенный… Так что никакого злого умысла не было. Хорошо, конечно, что Женька оказался рядом и успел сделать нужный укол…
Самолет сделал круг над военным аэродромом Митяево, и его шасси коснулись земли. Через несколько минут самолет остановился.
Президент спустился по трапу.