Обернувшись в очередной раз, Турецкий увидел, что черный автомобиль вдруг резко пошел на обгон с левой стороны. Впереди был светофор, перед которым притормаживали на красный свет машины. Но водитель "мерседеса", оказывается, не терял из виду "БМВ", он круто взял вправо, по тормозам, и назад, благо никого рядом не было. Черный проскочил вперед, не ожидая, видно, такой резвости от "мерседеса". У "БМВ" распахнулись обе правые дверцы, выскочили двое с автоматами, вскинули, и… Турецкий невольно пригнулся, ожидая, что очереди сию секунду искрошат лобовое стекло. Они, возможно, и чиркнули бы, если бы бандиты успели нажать на спуски. Но они замерли на короткий миг, увидев несущийся на них радиатор "мерседеса". И этого было достаточно, чтобы водитель Рафаловича вполне профессионально вмял их в боковину черного автомобиля. Александр успел только прижать к себе старика и спружинить упертыми в спинку переднего сиденья ногами.
Удар был тем не менее чувствительным. И сопровождался каким-то долгим, режущим уши скрежетом. Распахнулась передняя дверь. Костя, выскочив наружу и присев у радиатора, принялся палить из пистолета, держа его в обеих руках. Он стрелял, не высовываясь из-за машины, не давая показаться и бандиту. Но не видел того, что бандит оказался умнее и решил, видно, обойти Костю сзади. Турецкий крикнул телохранителю: "Смотри сзади!" но тот не услышал, продолжая увлеченно палить. Надо было немедленно спасать его. Как, впрочем, и себя: у бандита вполне могли быть и гранаты, а тогда…
Турецкий, пригнувшись, выскочил из машины и присел за открытой дверцей, выставив перед собой оружие. Бандит медленно приближался, не отвечая на выстрелы телохранителя Рафаловича. Он выжидал момент, короткую паузу, чтобы выскочить из-за багажника "мерседеса" и тут же врезать из автомата. И он не видел Турецкого, приготовившегося его встретить.
Наверное, этого не следовало делать "важняку". Участие в бандитской разборке было ему совсем не к лицу. Но что ему оставалось еще, если выстрелы Кости вдруг смолкли, а бандит уже был в прыжке? "Они первыми начали", мелькнула утешительная мысль, и Александр Борисович, поймав его на мушку, нажал на спуск. Треснул выстрел, и автоматчик завалился. Костя быстро обернулся и благодарно кивнул следователю.
И тут из нутра "мерседеса" выглянула всклокоченная голова Рафаловича, остатки его седых волос стояли дыбом:
- Ну если вы все закончили, быстро в машину! А то я вас могу не довезти!
Водитель коротко дал назад и тут же ринулся на зеленый свет. Турецкий даже удивился: все происшедшее заняло около минуты. Надо же!
Рафалович аккуратно взял из его руки пистолет, вынул платочек из верхнего кармана пиджака, любовно протер пистолет, затем грамотно оставил свои отпечатки и сунул оружие на место, в подлокотник.
- Вам ясно, что вы из него не стреляли? спросил с иронией.
- А зачем мне это нужно? вопросом на вопрос ответил Турецкий.
- Вот именно. Но реакция, скажу, у вас достойная. И Костя тоже отметил, я успел увидеть… Ну так что теперь говорить за этих отморозков? Кто им на этот раз мешал? Я? Или, может, вы? Идиеты… Я, наверное, буду прав, если высажу вас не у самого главного подъезда, где сплошные глаза, а немного в стороне. Думаю, что до самого отъезда вы ничего толком не узнаете про эту стрельбу. Ну и не надо. К сожалению, эти вещи входят в обычай… Костя, сказал в трубку и показал большим пальцем на Турецкого.
- Не надо, запротестовал Александр Борисович, нет никакой нужды меня провожать.
- А он и не будет. Пусть постоит посмотрит, вам же спокойно. Ну, протянул он руку, всего вам доброго. И спасибо, что помогли старику не расквасить себе физиономию. Пока.
Совещание у Маркашина провели сразу после возвращения Турецкого в прокуратуру.
- Смотри-ка, оказывается, совсем не поздно, только половина седьмого, походя заметил Турецкий, мельком взглянув на собственные наручные часы. А я-то думал… Да, осень наступает, и погода еще… Это он таким вот образом, на всякий случай, обеспечил себе алиби. На самом деле было уже семь, но Маркашин не обратил на его слова внимания. И хорошо, а то вдруг вопрос возникнет: где был да с кем ездил? Мало ли что, вдруг тот стрелок, которого он успокоил, жив остался! Ляпнет еще про "важняка", поди объясняйся…
Прощальный ужин прошел в спокойной, дружественной обстановке: в ресторане на Московском вокзале. Причем Гоголев вот же все-таки Славкина выучка попросил официанта завернуть бутылочку и несколько разных бутербродов для отъезжающего. Хотя Турецкий был готов уже протестовать, мол, ночь на дворе, какая еще выпивка! Гоголев настоял и взял кулек под мышку. Расплачиваясь, как-то ненавязчиво скинулись, поэтому Александр Борисович остался еще и в наваре. Настроение к концу ужина исправилось, подействовала и спокойная обстановка в ресторане.
Когда Маркашин на минутку вышел в туалет, Гоголев, хитро улыбаясь, негромко заметил, что на совещание не приехал, хоть и обещал, по той причине, что задержался на выезде. Надо же, в самом центре города бандиты перестрелку затеяли! Хорошо, никто из посторонних не пострадал. Но одна машина, если не всмятку, то, как говорят про вареные яйца, в мешочек. А другая уехала. И два с половиной трупа автоматчиков. Половина это тот, который рассказал в клинике уже, на кого они "наезжали", да вот вышло неудачно получилось все с обратным знаком.
Рассказывая быстрым шепотком, Гоголев, не отрываясь, разглядывал Турецкого.
- А во сколько это произошло? почти без интереса спросил Александр Борисович.
- Без нескольких минут семь. Мои там оказались в десять минут восьмого. Представляешь? А я испугался было, зная, что ты собирался встретиться с нашим дедом.
- Я и встретился, спокойно подтвердил Саша. Но уже в половине седьмого был в кабинете Маркашина. Он может подтвердить, если ты сомневаешься. Мы как раз говорили, по-моему, на эту тему: что осень уже, темнеет быстро. Ты спроси, и тоже улыбнулся.
- А зачем? отвел глаза Гоголев. Тебя, что ль, проверять? Тем более что тот видел только одного, а второго, который его снял, даже заметить не успел. Одним, говорит, выстрелом…
- Да чего ты от меня-то хочешь? деланно возмутился Турецкий.
- А ничего! рассмеялся Гоголев. Дела никакого не будет. Очередная разборка. Хозяину "мерседеса" я позвоню, поскольку "наезд" на него, как я понимаю, вызван в первую очередь нашим к нему интересом. Город у нас, в сущности, небольшой, тут все друг у друга под колпаком.
- И часто у вас такое?
- Когда как, пожал плечами Гоголев.
- А у нас, в Москве, обычная картина.
- Я ж говорил: теньденьсия. Главное, что ты уезжаешь без потерь. А пистолет-то ты у кого взял? и он ласково посмотрел Турецкому в глаза.
- Отвяжись, отмахнулся "важняк", не было у меня и нет никакого оружия.
- А я чего? Я ничего! и, увидев возвращающегося Маркашина, предложил: Ну, господа хорошие, давайте, как у нас на Дону говорят, по стременной!…
Без четверти двенадцать Турецкий, Маркашин и Гоголев стояли у четвертого вагона "Красной стрелы" и томительно мусолили сигареты. Самое поганое время ни то ни се, и уйти вроде неудобно, и говорить больше не о чем. Турецкий попытался было уже их спровадить, но петербургская вежливость удерживала провожающих. Соблюдалось что-то напоминающее протокол. Бесцельное, но упрямое стояние у вагона продолжалось, пока наконец не тронулся поезд. Причина, по которой маялся Маркашин, была понятна. А вот зачем было мучиться Гоголеву, Турецкий понял, войдя в свое купе, узенькое, двухместное. Когда в первый раз заходил, на нижней полке сидел какой-то старикан. Сейчас его не было. А вошедшая десяток минут спустя проводница объяснила его отсутствие просьбой товарища Гоголева не сажать сюда посторонних. Деду, кстати, еще и повезло: у него было верхнее место, а ему нашли в соседнем вагоне нижнее. Так что, товарищ Турецкий, прочитала она фамилию на билете, может ехать спокойно до самой Москвы. Что Александр Борисович и сделал с превеликим удовольствием, завалившись на верхнюю полку и вытянув ноги в багажный отсек в торце купе.
Так закончился для него этот шумный день…
Турецкий чихнул и вышел из крохотного супермаркета в Сокольниках (кто догадался его так обозвать?) с огромным пакетом в руках и в сто первый раз пожалел, что отпустил сегодня служебную машину. Его собственная "пятерка" давно и прочно стояла на приколе. Об этой груде металла не хотелось даже вспоминать. А напрягать Грязнова по всякой ерунде стало уже неприлично. Слава, конечно, деликатно молчал, но можно было не сомневаться, что этот вечер он планировал провести вовсе не личным извозчиком, пусть и у своего ближайшего приятеля. Впрочем, подумал Турецкий, надо же Славке когда-то и новую тачку обкатывать. Так почему же не коротая время с упомянутым ближайшим приятелем?
Грязнов, не надевая куртку, дабы продемонстрировать окружающим отличный новехонький твидовый пиджак, вышел из машины и помогал какой-то молодой женщине в синем клетчатом пальто втолкнуть на крыльцо шестиэтажного кирпичного дома коляску. Турецкий удивленно заметил, что почему-то даже вдвоем они это делали с немалым напряжением. А может быть, у них завязался задушевный диалог? Турецкий подошел к Славе…
Дзынь. Звук выстрела был искажен городским шумом и замысловатой акустикой переулка. Женщина в клетчатом пальто рухнула наземь. Грязнов бросился к ней на помощь и тоже упал, получив следующую пулю в правую руку. Дзынь. Дзынь.
Турецкий отшвырнул свой объемистый пакет, впихнул обоих в подъезд. Слава левой рукой швырнул ему пистолет и ею же попытался втянуть за собой коляску…
Дзынь. Дзынь. Дзынь. Коляска перевернулась, и на землю посыпались банки консервов.
"Какого черта он отдал мне оружие, что он делает?!"
Стрелять могли только из окна или с крыши этого же дома. Турецкий снова выскочил на улицу и прыжком упал за ближайшее дерево.
Дзынь. Дзынь. Кора была испорчена в нескольких местах. Но зато теперь он понял, что противник находится на крыше: из одного-двух окон никогда не получить такой амплитуды стрельбы.
В переулке завопили какие-то тетки.
- Никому не выходить на середину улицы! орал из подъезда Грязнов.
"Дельный совет", подумал Турецкий, выглянув из-за дерева.
Дзынь. Эта пуля ушла в грязный снег прямо перед ним. "Качание маятника! Качать маятник!" толчками билось в голове Турецкого, но сделать этот маневр он не решался.
- Саня! орал "регулировщик" Грязнов. Он на правом углу крыши!
Турецкий выглянул с другой стороны, чтобы сузить угол обстрела, и едва не лишился головы. Дзынь! Он рефлекторно бросился в сторону, не вставая с земли и продолжая использовать этот прием, отпрыгнул под самую стену дома.
- То есть слева, Саня! надрывался Грязнов. Это с его стороны справа, с твоей слева!!!
Турецкий выпрямился в полный рост и осторожно двинулся по-над самой стенкой. До сих пор он не смог сделать ни единого выстрела.
Выстрелов и с крыши больше не было. Турецкий рывком бросился вперед, пересек детскую площадку и, перемахнув через парапет, влетел и ближайший подъезд. Шесть этажей! Шесть этажей. Шесть этажей… Второй… Третий… Краем уха он слышал, как квартиры запирают изнутри на многочисленные резервные замки… Четвертый… Снять наконец оружие с предохранителя… Шесть этажей… На пятом он здорово поскользнулся. Шесть этажей… Шестой… Лестница на чердак… Придерживая дыхание, Турецкий выбрался на крышу.
Тут было тихо. И скользко. И гораздо светлее, чем внизу. Казалось, вечер еще не наступил… Турецкий, пригибаясь, перебежал до крошечной деревянной подсобки. А если снайпер ждет его с той, противоположной стороны… Что же делать?
Он подобрал кусок битого стекла и швырнул за угол, а сам ринулся в обход. Пусто. Турецкий рванул на себя дверь подсобки, та не поддалась. Снайпер внутри? Сам усадил себя в эту мышеловку? Маловероятно. Боковое зрение заставило отвлечься от двери. Турецкий увидел у края крыши страшное оружие в руках профессионала снайперскую винтовку с оптическим прицелом и стреляные гильзы. Целую кучу гильз.
Турецкий глянул вниз. И вовремя. Стремительно удаляющаяся фигура пересекла детскую площадку и исчезла из его поля зрения.
Турецкий выскочил из подъезда и бросился в ближайший сквер, в конце которого маячил длинный темный плащ. Черт! Слишком далеко.
- С дороги! Турецкий выстрелил в воздух, но все, кто мог, уже давно убрались подобру-поздорову.
Набирая воздух в легкие, он рванулся вперед, боясь совсем уже потерять плащ из виду.
Турецкий бросил взгляд вправо и наверх и увидел над головой узкую эстакаду. Это же… открытый участок метро?! Нет, городской маршрут электрички. Был слышен шум приближающегося поезда. А впереди открытая платформа.
Через двадцать секунд Турецкий достиг ее уровня. Пусто…
Скрываясь под козырьком от непрекращающегося снега, ждали посадки человек пятнадцать. Электричка подошла, двери с визгом распахнулись. Из них выходили пассажиры. Одна секунда… Две… Пять… Двери зашипели, и только тут Турецкий обнаружил, что у предпоследнего вагона они не открывались вовсе. Поезд тронулся, и Турецкий увидел в окне, что темный плащ как раз переходил из этого вагона в следующий.
Турецкий бросился к окошку кассы:
- Какая следующая остановка?!
- Платформа Останкино, лениво ответствовала кассирша. Минут через восемь там будет.
Турецкий побежал назад. Через минуту он уже был у подъезда, где вокруг окровавленного Грязнова хлопотали тетки, промокая его какими-то тряпками. Только сейчас Турецкий понял, что Слава получил пулю еще и в ногу.
- Ключи от машины! коротко бросил он. "Скорую" вызвали?
- Да-да-да! запричитали тетки.
- Ч-черт, прохрипел Слава, у меня в машине аптечка. Ключи возьми в правом кармане.
Турецкий выхватил у него ключи и уже буквально через несколько секунд подъехал к подъезду и открыл заднюю дверь:
- Забирайся быстрее!
- Что?!
Турецкий выскочил и, не слушая возражений и зубовного скрежета, затолкал Славу в салон, снова прыгнул за руль и рванул с места, коротко бросив через плечо:
- Сам сможешь перевязаться?!
- Как-нибудь… Да ты сдурел… тачку мне посадишь… мотор сперва разогрей!
- Некогда!
- Куда мы так летим?!
- В Останкино! Турецкий предупреждающе сигналил…
Проулки, переулки, улицы стремительно проносились мимо и оставались в черноте.
"До Останкино электричка идет восемь минут. Минуту я бежал от платформы обратно. Еще полторы ушло на возню. Еще одну мы уже в пути… Значит… осталось четыре с половиной".
- В Останкино… По "ящику", что ли, выступать?… Говорить Грязнову было все тяжелее, но все же он не удержался после очередного рискового виража Турецкого: Ты когда за рулем последний раз сидел?!
Темный плащ быстро шел вперед по вагонам. Наконец он добрался до "головы" первого вагона и стал стучать в кабину. Не дождавшись ответа, отодрал дверь сам и приставил пистолет к виску машиниста, оказавшегося там в одиночестве:
- Не останавливаться!
- Но…
- Не останавливаться, или ты труп! Темный плащ схватил машиниста за ворот, одновременно засунув ему пистолет теперь уже в ухо.
- Но… я обязан остановиться на следующей станции, потому что… Машинист пару раз заглотнул ртом воздух, как рыба на берегу.
- Дотронешься до тормозов башку разнесу!
Турецкий вдруг с дикой силой ударил по тормозам, "БМВ" стал, подбросив Грязнова на заднем сиденье так, что он буквально заскрежетал зубами.
- Эй! Турецкий выскочил из машины и замахал руками.
Оказалось, что он перерезал дорогу "скорой помощи" с бешено вращающейся сиреной. Из кабины угрожающе выкатился двухметровый лысый детина в белом халате со стетоскопом на шее. Эдакий русский Майкл Джордан.
- Носилки давай! заорал на него Турецкий, размахивая пистолетом. Вы ехали за ним!
- Чего?! нимало не испугавшись, в ответ заорал русский Майкл Джордан. За ним?! Это он, что ли, рожает?! Да?! Может, и воды уже отошли?!
- Да мне плевать, кто там рожает, забирай давай раненого, это начальник МУРа!
Санитары тем временем перекладывали Грязнова на носилки.
- Ничего, прохрипел Слава, я в порядке, поехали за роженицей. Его уже укладывали в белый микроавтобус "мерседес", но вдруг, бросив мутный взгляд на работающую сирену "скорой", Грязнов останавливающим жестом поднял здоровую руку и снова разлепил губы: Справа под твоим сиденьем лежит милицейская сирена… Он этот… землю… тот, что роет землю…
- Что же ты молчал?! возмутился Турецкий, не обращая внимания на последние слова, немедленно выставляя сирену на крышу автомобиля, включая чудовищный вой и спонтанно перескакивая на максимальную скорость.
Турецкий вылетел на улицу с односторонним движением. И понял, что едет против общего потока. Но даже в это мгновение он не сбросил скорость. Зато перестал отрывать руку от клаксона вовсе. Вместе с ментовской Славкиной сиреной это производило просто небывалый шум. Турецкий вывел машину ровно по центру дороги, и поток встречных автомобилей, как русло реки, вдруг расщепился на два "рукава". Снова сто километров в час… сто десять… сто пятнадцать… Почти сто двадцать… На такой скорости резковато рулить все же было нельзя. Турецкий сбросил до восьмидесяти пяти и вывернул руль влево. Впереди показалась платформа. На ней кучками стояли потенциальные пассажиры. Значит… он обогнал поезд?! Турецкий посмотрел на часы: так и есть, прошло семь с половиной минут. Турецкий засунул руку с пистолетом в карман и вышел на платформу.
Через пятнадцать секунд послышался нарастающий шум электрички. Он нарастал и нарастал, но странное дело, было такое чувство, что частота, интенсивность движения не спадают. Люди на платформе заволновались: что, разве поезд не останавливается?!
Спустя еще десять секунд электричка пронеслась мимо. Турецкий растерянно проводил ее взглядом, а затем, изрыгая проклятия, снова бросился к машине. Благо, здесь вдоль самого полотна тянулось корявое шоссе.
Через весь состав электрички из последнего вагона в первый быстро шли два отдыхавших до сих пор машиниста.
- Что случилось?! испуганно кричали пассажиры. Куда мы летим?!
- Не знаю, сядьте и успокойтесь, отвечал еще не проснувшийся бригадир.
Наконец добравшись до кабины, он стал стучать в дверь:
- Семеныч, Семеныч, ты как там?
В это время Темный плащ продолжал ковырять Семенычу пистолетом ухо.
Турецкий сумел избежать лобовых столкновений, но не всех остальных. Переднего бампера у "БМВ" больше не существовало. Оба передних крыла были смяты. Впрочем, правый бок машины оказался изувечен гораздо сильнее, настолько, что, вполне возможно, с левой стороны Слава Грязнов еще смог бы узнать свой новенький автомобиль.
Эта безумная погоня даже перестала быть похожа на деструктивную компьютерную игру. Турецкий уже не мог с точностью сказать, что все, кто уклонялся от его бешеного "БМВ", остались целы. Еще Турецкий подумал, что в ближайшей округе все настолько привыкли к звуку его сирены, что если оставить ее в покое, то на тишину обратят больше внимания. Тем не менее он не смог заставить себя не колотить кулаком по клаксону. Сукин сын! Ублюдок! Он дважды ранил Грязнова!!!