* * *
Стажер сообщил в Центр о встрече с волком-одиночкой, о том, что видел издалека Сару и Дани, спросил: "Что делать?". Ответ пришел моментально: "Сиди тихо и жди." - Центр такие мелочи сейчас не интересовали.
25
Ну, наконец-то! Вчера ночью показали мне потрясающий сон: полностью, без купюр, бурное заседание Центра с участием высоких политических руководителей. Причем эти руководители очень долго сидели в сторонке и только слушали и молчали, изредка переглядываясь друг с другом. А руководство Центра - молодые генералы и генералы в отставке - энергично, иногда даже слишком энергично обсуждали детали и сроки операции, периодически переходя на личности. Но строжайшую секретность соблюдали все, так что и на этот раз я не узнал, что за таинственная операция и почему такая сверхсекретность даже на заседании Центра, т. е. без посторонних. Береженного Бог бережет?
Когда обсуждение было в самом разгаре, молодой генерал - практик, который совсем недолго был "командущим" операцией перед Сарой, вдруг удивленно посмотрел по сторонам, после чего встал во весь свой немалый рост и спросил: "А где руководитель операции? Почему её нет среди нас? Я не понимаю". Большое начальство конечно знало, куда и зачем улетела Сара, но сделало вид, что запамятовало. Пошептались и пригласили курчавого и лысого. Они пришли, как всегда удивили генералов своим упрощенно штатским видом и объяснили, что в виду чрезвычайных обстоятельств не было времени на консультации с Центром, поэтому Саре пришлось на месте внести изменения в их план и отправиться с "женихом" из России в Мюнхен.
- Почему в Мюнхен? - вдруг проснулся один из политических руководителей.
- Потому что в Мюнхен переехала вся съемочная группа, - сказал лысый.
- А причем тут жених?
- Потому что ему предложили большую роль в том самом фильме, и если бы он отказался, мы потеряли бы контроль над дорогостоящим актером, - пояснил курчавый.
- А-а-а, - сказали в один голос политические руководители, которые ничего не поняли.
В этот критический момент генералы, которые тоже ничего не поняли, окончательно перешли на личности и разделились на две примерно равносильные группы. Одни требовали срочно вызвать Сару домой и строго наказать за самоуправство в таком важном деле. Другие хотели повременить с наказанием, но отстранить от занимаемой должности, опять-таки за самоуправство. И тут оказалось, что один из политических руководителей, самый старый из них, вовсе не спал, а только дремал, и все слышал и правильно понял.
- Это очень хороший поворот событий, - сказал он, жестом веснущатой старческой руки остановив галдеж. - В свете затянувшихся переговоров с руководством ряда дружественных стран очень важно, чтобы наши люди открыто находились в самом центре событий, в непосредственной близости от… Да что я буду вас учить, смешно, право… Умная женщина, всё сделала правильно. Отпустите вожжи, пусть ребята поживут немного в свое удовольствие. Пусть импровизируют и делают всё не то чтобы совсем открыто, но и не прячась, не ложась на дно. Не очень долго, конечно, пока этот фильм снимается в Мюнхене. И вот ещё что: пожалуйста, тихонько подскажите мулаточке, чтобы ехала миловаться со своим Педрунчиком… Совсем открыто…
Лысый удивленно посмотрел на курчавого, тот незаметно пожал плечами. Оба вдруг поняли: что-то в этой операции пошло наперекосяк; как бы чего не вышло.
Когда они вернулись в свой кабинет, лысый спросил:
- Что будем делать?
- Подождем, - ответил курчавый. - Мне кажется, что начальники задергались. Что-то пошло не по плану.
- А я думаю, что как раз по плану. Только не по нашему.
- Так что же будем делать? - вздохнул курчавый.
- Порадуем Сару. Но сначала поиграем в шахматы.
- Согласен. Поиграем в шахматы и порадуемся за Сару, - согласился курчавый.
26
Лола и Генрих "убежали" на несколько дней от двух девушек и Дуди в старинный курортный город Бад Тёльц в 40 км от Мюнхена. Как раз в то время, когда наши аналитики, Роберт и Бениамин, играли в шахматы и радовались за Сару, лидеры "наших" и "ваших" лакомились мороженым в небольшом кафе. Неширокая, не слишком прямая улица спускалась к реке Изар. В старинных, многовековых, светлых, идеально реставрированных домах - банки, магазины, офисы, кафе, отели, что только усиливает очарование кукольной театральности. Сказочный город. Или так кажется влюбленным? Непонятно, они же реалисты, откуда такие романтические, даже сентиментальные чувства; они же разведчики?! Так ведь и до провала один шаг. Или того и хотят - провалиться и проснуться в собственном доме на краю деревни?
Жарко. За соседним столиком появились два новых посетителя: рыжий, сутулый, длинорукий мужчина лет сорока в шортах и футболке навыпуск и невысокая, короткостриженная, смуглая, черноволосая женщина того же возраста в недлинном белом платье. Оба были странно некрасивы и странность эта состояла в том, что они были очень разные, а смотрелись как единое целое. Лола и Генрих переглянулись и Лола сказала на языке "наших", будучи уверена, что тут никто, кроме Генриха, не поймет:
- Какая красивая пара, хотя каждый их них совсем не… - она не могла найти правильное слово, но Генрих понял и продолжил:
- Это потому, что они влюблены и ведут себя, как малые дети.
- Я боюсь, что мы выглядим ничуть не лучше, - улыбнулась Лола.
Рыжий мужчина позвал на чистейшем немецком официанта, наклонился к женщине, что-то прошептал ей на ухо. Женщина покачала головой и звонко засмеялась. А мужчина повернулся и, глядя в глаза Лоле, сказал на её языке, языке "наших":
- Совершенно с вами согласен. Мы с Мартой точно так же подумали про вас. Пересаживайтесь к нам, выпьем хорошего вина, поболтаем немножко. - Встал и, не дожидаясь согласия, предложил Лоле стул.
Вольф, а это был он, знал всё, что ему нужно было, про Лолу, но никогда не видел Генриха. Он был абсолютно уверен, что Лола и Генрих его не знают, да это и не волновало его сейчас. Потому что пару дней назад многоопытный волк-одиночка пришел к убеждению, что операции не только не будет, но и не должно было быть. Что вся круговерть вокруг места и времени проведения операции - всего лишь блеф, политическая игра на самом высоком уровне. Осталось дождаться красавицы мулатки и все действующие лица этой психологической шпионской драмы соберутся на "Мюнхенские каникулы".
- Откуда вы знаете наш язык? - спросила заинтригованная Лола, не зная на что решиться и вопросительно переводя взляд с одного мужчины на другого.
- Я-то гражданин мира и знаю много языков. А моя Марта - ваша соотечественница.
Рыжий мужчина заинтриговал Генриха, но он в рот не брал спиртного. Лола даже не подумала поначалу об этом, а когда увидела сомнение на лице своего философа, вспомнила и сказала. Вольф не удивился, посмотрел на Генриха и спросил:
- Кофе, чай? Молоко?
- Зеленый чай, пожалуйста.
- С мороженым? - удивилась Марта.
- Нет-нет. Кусочек пирога с творогом.
Поначалу поговорили ни о чем, т. е. о жаре и столпотворении в центре Мюнхена. Потом об удивительной сохранности небольших старинных немецких городов, и не только курортных. Потихоньку переключились на Альпы и неожиданно для самого себя Вольф пригласил новых знакомых поехать на недельку в горы. Марта удивленно посмотрела на него и отрицательно покачала головой:
- У меня осталось 5 дней.
Рыжий мужчина будто очнулся и погрустнел. Лола и Генрих осторожно переглянулись, не зная, что подумать. Вольф виновато улыбнулся:
- Запамятовал, извините, в этот раз не получится. Разве что втроем… Да нет, без Марты мне будет не по себе. Вы где остановились, Лола? Я могу называть вас по имени, у вас в стране ведь так принято?
- Конечно, Вольф, - немного смутилась Лола, быстро решая в голове нехитрую шпионскую задачку: можно ли дать незнакомому человеку свои координаты. Вспомнила последние рекомендации Центра "пожить немного в свое удовольствие и не прятаться", назвала свое настоящее имя и дала номер мобильного телефона, разумеется, временного, который скоро исчезнет.
Генрих большей частью молчал, стараясь разглядывать новых знакомых не слишком открыто и пытаясь понять хоть что-нибудь. Но безуспешно. Марта прекрасно говорила по-немецки и по-английски, правда с "нашим" акцентом. Вольф на английский не переходил, а его немецкий и "наш" были безукоризнены.
- Пытаетесь понять, откуда я родом, - неожиданно спросил Вольф, переводя взгляд с рук Генриха на его глаза. - Правду я сказать не могу и не хочу, а фантазировать - не стоит труда. Поверьте только, что я - гражданин мира. Нет-нет, не по паспорту, а по роду деятельности. Мне приходится непрерывно мотаться по свету. Совсем недавно прилетел из Мадрида, туда попал из Бостона, в Бостон - из Лос-Анжелеса… И не гадайте, чем я занимаюсь; я и сам частенько не знаю, что буду делать через пару недель. А вот вы, Генрих, родом из крестьян, но уже много лет не пашете и не сеете, а занимаетесь чем-то, требующим самообладания, выдержки, трезвого расчета…
- Не надо фантазировать, дорогой, - прервала эти рассуждения Марта. - Не обращайте внимания и, тем более, не обижайтесь. Это у него такое рыжеволосое чувство юмора.
- Тут нет ничего обидного. Даже интересно. Продолжайте фантазировать, - спокойно сказал Генрих.
- У вас руки давно не работавшего крестьянина, а лицо, глаза, спокойствие философа. Я почти уверен, что ваши руки скучают, но обстоятельства пока не позволяют вам осесть в деревне.
- Хороший анализ, - Генрих посмотрел прямо в глаза Вольфу и добавил, - Вы или психоаналитик, или разведчик…
- Перестань дурачиться, Генрих, - засмеялась Лола. - Человек может обидеться.
- На что обижаться? - поднял брови кверху Вольф. - Хорошие, редкие профессии. Очень близко в цели, но все-так мимо. На самом деле всё просто: вас выдает несоответствие между манерой смотреть и разговаривать и очень большими, сильными руками. И ещё - стиль общения с Лолой. Вы ведь не женаты. - Лола и Генрих удивленно переглянулись, а Вольф продолжил: - Мы с Мартой тоже… пока не женаты.
- Что с тобой, - взяла его за руку Марта. - Перестань дурачиться.
- Мы действительно ещё не женаты, но скоро будем, - сказала Лола по-немецки и предложила перейти на "ты" - разумеется, на тех языках, где есть различие между "ты" и "вы".
Они долго гуляли по городку. Время за светской беседой прошло быстро. Надо было возвращаться "домой".
- Значит, я могу вам позвонить, пока мы в Мюнхене?
- Конечно, звоните, - Лола даже удивилась. А Генрих отшутился напоследок:
- Особенно, если сможете предложить что-нибудь интересное.
Вольф склонил голову, не зная, как реагировать. Но Генрих, улыбаясь, протянул ему свою руку-лопату и очень аккуратно, сознавая неравные возможности, попрощался.
* * *
Уже в машине по дороге в Мюнхен Марта сказала:
- Или я тебя не знаю, или ты что-то интересное знаешь про эту милую пару. Скорее про неё, чем про него.
Машину вела Марта. Вольф сидел рядом и смотрел на её маленькие, "скрипичные" руки.
- Твои две руки меньше, чем одна его.
- Да и твои тоже. Кто такая Лола? Ты её знаешь, или я тебя не знаю.
Вольф молча смотрел на Марту, наклонившись вперед и повернув голову налево.
- Ну, скажи, что я красивая и ты меня любишь… Сказал? А теперь не прячься в свою профессиональную скорлупу, не уходи от ответа. Или ты боишься, что где-то близко спрятался майор Пронин?
Вольф блаженно улыбался и молчал. Марта остановила машину в поле, благо они ехали по проселочной дороге. Отстегнула ремень и вышла из машины. Солнце садится, на небе ни облачка, уже не жарко. Подошел Вольф, обнял ее сзади, положил ей на плечо подбородок. Повернул к себе, закрыл глаза, поцеловал её в глаза, щеки, потом откинулся назад на длину рук, открыл глаза и долго смотрел, не улыбаясь и не мигая. Помолчали, сели в машину, поехали. Вольф сказал:
- Она - одна из "наших", сотрудник разведки твоей страны…
- Нашей страны, - поправила его Марта.
- Можно и так сказать. Хотя я и на самом деле - гражданин мира, и как раз дома чувствую себя более всего "в гостях". Она - шпион, только не на вольных хлебах, как я, а на службе. Я её знаю, она меня нет. Генриха не знаю, но по поведению он тоже разведчик. Мне они очень симпатичны ещё и потому, что своим открытым поведением подчеркивают: "Ничего, кроме демонстрации силы и намерений, не будет" Это я про ту операцию, которую так тщательно готовили, а теперь потихонечку высвечивают. Куда мы сейчас? Может быть, поужинаем?
- Домой, - блаженно улыбаясь, сказала Марта.
- Так ведь ещё светло.
- Вот и хорошо. Поедем домой. А потом оденемся и погуляем по ночному городу, посидим в ресторане. И опять поедем домой. Я ведь через 5 дней уезжаю.
- Чудный план. Никаких возражений.
27
За день до начала съемок Сара получила коротенькое послание от лысого и курчавого:
- "Самое высокое политическое начальство настоятельно рекомендует пожить в Мюнхене открыто и с удовольствием тебе, Дани и вам обоим. Ты умная и сама сделаешь правильный вывод о дальнейшей судьбе той самой операции, которую мы… и т. д. Мулаточка скоро прилетит к своему Пико, тоже открыто и в их удовольствие. Нам кажется, что Пико и Мирке будет приятно познакомиться с вами поближе."
И маленькая приписка лысого: "Мы с женой больше не ссоримся. У нас через некоторое время будет еще один мальчик… или девочка… Чего и вам желаю."
А вечером того же дня случилось то, что и должно было случиться: Сара осталась в номере Дани и утром проснулась в его постели. Правда Дани уже не было, потому что в 6 часов утра его увезли на работу. Он был теперь заметной персоной на съемочной площадке: не только консультант дона Педро, но и актер второго плана с неплохим гонораром. Педрунчик, увидев Дани после многодневного перерыва, даже не поздоровался, замер в удивлении и сказал очень-очень тихо:
- Что случилось? Ты влюбился? Когда ты успел? Я её знаю?
Дани улыбался, качал головой и отвечал тоже очень тихо:
- После… Не сейчас… После обеда… Завтра…
Актёр смущенно играл бровями, морщил лоб и думал: "Сегодня вечером прилетает моя красавица. Неужели я завтра буду такой же блаженный и счастливый?" А вслух спросил:
- Она тоже говорит по-русски? - Дани молча кивнул головой. - И она тоже… - начал было дон Педро, но остановился, потому что Дани перестал улыбаться и отрицательно покачал головой. Актер правильно понял, но выкрутился: - …красивая?
- Почему "тоже"? - пожал плечами Дани.
- Ты не видел мою Мирку? Завтра увидишь и поймешь, почему "тоже".
- Ты забыл, что я совсем недавно был в Мадриде…
- А потом летел из Мадрида в одном самолете со мной.
- … и видел твою Мирку.
- Нет, Дани, нет, дорогой мой дважды коллега. Ты видел Мерилин. А я завтра познакомлю тебя с моей Миркой, самой красивой женщиной на всем белом свете. И тогда ты будешь иметь полное право сказать, что твоя…
- Сара, - как загипнотизированный, тихо сказал Дани.
- … Сара - какое красивое имя, - всё равно лучше всех. Ты, когда увидишь Мирку, скажешь: "Не может быть…". А я, когда увижу твою Сару, скажу: "Какая красавица…"
* * *
Продюсер подозвал режиссера, прижимая указательный палец к губам, и показал глазами на дона Педро и Дани. Они снимали вместе уже не первый фильм и понимали друг друга с полувзгляда. Режиссер куда-то исчез, а уже через пару минут оператор снарядил двух своих помощником портативными камерами и они стали деловито прогуливаться по съемочной площадке, делая вид, что "пристреливаются", готовятся к началу рабочего дня. А на самом деле сняли лучшие эпизоды фильма. Когда много позднее актер и Дани увидели эти немые сцены, где они беседуют о своих возлюбленных (с трудом заставил себя употребить это слово в полном соответствии с его давно забытым смыслом и значением), каждый из них подумал: "Он действительно был такой… странный. Значит и я тоже."
* * *
Мерилин уже очень давно не имела никаких контактов и находилась в абсолютной изоляции. Она ведь ничего не знала о посещении Мадрида её коллегами, потому что по сценарию, разработанному курчавым и лысым, до последнего момента и не должна была ничего знать кроме того, что ей сообщат посланники Центра. Сначала это очень нервировало, потом она стала привыкать, а в Мадриде, когда она осталась вдвоем с Аной, на неё снизошел покой.
Через три дня после случайной встречи с рыжим длинноруким мужчиной пришло очень странное послание Центра, которое Мерилин поначалу не поняла, потому что оно противоречило всем предыдущим установкам. Она долгое время жила в ожидании неизвестно чего; знала, что должна быть в любой момент готова, но не знала, к чему. А в послании это всё по сути дела отменялось и ей в мягкой форме было предложено, т. е. приказано, лететь в Мюнхен и пожить там максимально открыто со своим актером. Мерилин была красивая, умная женщина и хорошо подготовленная, но пока совершенно неопытная шпионка. Это было её первое серьезное задание и её готовили к нему очень долго и тщательно, по особо секретному плану. Новизна плана состояла в том, что главное действующее лицо, т. е. сама красавица мулатка, эфиопская еврейка, возлюбленная - не любовница, возлюбленная - дорогостоящего актера, не только до самого последнего момента не знает ничего, кроме второстепенных деталей, но и после завершения операции - разумеется, если все пройдет удачно, в полном соответствии со сценарием курчавого и лысого, - не будет ничего знать. Даже того, что всё уже позади и можно расслабиться. И что тут самое интересное: курчавый и лысый во всех вариантах плана операции предусмотрели последним пунктом: информировать Мерилин и "отпустить её на свободу". Но потом этот замечательный по конкретности и лаконичности изложения план погулял по "верхам", где его совсем немного подкорректировал некто, знающий гораздо больше наших аналитиков. Этот некто ещё до начала всей заварухи абсолютно точно знал, что не будет, не должно быть никакой операции. Что в действительности политическому руководству страны нужна только игра, шпионская возня вокруг до около, причем с обязательной "случайной" утечкой и информации. Вот так и исчез последний пункт и в итоге красавица мулатка ничего не должна была знать ни о начале, ни о цели, ни об окончании операции и не расслаблялась. Иначе говоря, единственная цель этой хитроумной и дорогостоящей политической - не шпионской - игры состояла в том, чтобы объект - или субъект - операции ничего не понял и ждал, ждал, ждал - сам не зная, чего.
"Странно всё это, - подумала Мерилин. - Готовили, готовили; учили, учили; разрешали - запрещали, советовали - не советовали. А теперь я все жду и никак не пойму - чего жду, зачем жду? Или забыли про меня, или с самого начала знали, что ничего не будет? Тогда почему мне ничего не сказали? А теперь отпускают на свободу, но почему-то не решаются просто и ясно сказать, что всё кончилось, не начавшись… А у Пико съемки и ему не до меня… Ну и ладно. Позвоню и полечу. И всё расскажу… Нет! Не буду его развлекать этими шпионскими бреднями. Ничего больше не хочу. Только ребенка хочу."