Он даже привстал, но Самсонов его усадил в два счета.
– Они не испортят нам традицию, – сказал Демин. – Раз у нас после съемок положена пьянка, значит, пьянка будет. И никто нам не сможет помешать.
– Поддерживаю, – объявил Загорский.
– Нас больше, – присоединился и я. – И ничего они нам не сделают.
Светлана с готовностью завела двигатель, и мы поехали.
– К тебе приходил Константин Евгеньевич? – шепотом осведомился Загорский.
Я кивнул.
– А ты?
– Отказался.
Мне казалось, что Загорский вряд ли одобрит мой поступок. Он действительно поджал губы и долго молчал. А потом неожиданно сказал:
– Ты правильно сделал.
Наверное, на моем лице отразилось совершенно неподдельное удивление, потому что он коротко пояснил:
– Хорошо, что у тебя хватило на это ума.
Все-таки он не был заодно с этим мафиози.
– Это опасно, да? – поинтересовался я.
Загорский долго смотрел на меня.
– Сейчас не существует вещей не опасных, Женя. Даже наша жизнь – это одно большое опасное приключение.
Я согласно кивнул, чтобы не показаться дураком. Сидевший впереди Демин смотрел в окно, нервно покусывая ус.
Кожемякин выглянул из окошка и с досадой крякнул:
– Вот прилепились!
Всем было понятно, что он говорит о настырных ребятах в "жигулях".
– Сядь! – почему-то раздражаясь, сказал Самсонов. – Что ты мечешься?
Кожемякин плюхнулся на сиденье и обиженно насупился. Со стороны ребенок ребенком, если не знать его послужного списка.
Мы еще завернули в универсам. За продуктами ходили Демин и Кожемякин. Наша "свита" скучала. Кожемякин, возвращаясь с покупками, не удержался и погрозил пассажирам "жигулей" кулаком. Те никак не отреагировали, будто их это нисколько не касалось.
Глава 23
Первый тост был за всех нас. Его провозгласил Самсонов.
– Сегодня все отработали на пять баллов, – сказал он. – Это будет одна из лучших наших передач.
– А сколько сил? – мрачно осведомился Демин.
– Еще парочка таких постановок – и нас объявят банкротами.
– Не прибедняйся, – засмеялся Самсонов. – Пока ты ходишь у нас в администраторах, я за нашу платежеспособность спокоен.
Никто не уловил двусмысленности этой фразы, кроме меня. Я покосился на Демина. Его лицо пошло пятнами.
– Я думаю, это хороший путь, – как ни в чем не бывало сказал Самсонов. – Вот такие масштабные постановки добавят нам зрителей.
– Неплохо бы, – мрачно произнес Загорский.
– А то скоро нам на пятки начнут наступать.
– Кто?
– На питерском канале, как я слышал, что-то подобное сейчас снимается.
Самсонов благодушно засмеялся и махнул рукой.
– Не только там, – сказал он. – И здесь, в Москве, я знаю, конкуренты не дремлют. Но это все несерьезно, слабоваты они против нас.
В его словах не было ни спеси, ни самолюбования. Только вера в свой талант и в свои силы.
– А что с Алекперовым? – вспомнила Светлана.
– Ничего, – ответил Самсонов.
Какая-то тень пробежала по его лицу. Все-таки что-то там было у них с Алекперовым, безусловно. Просто он не хотел посвящать нас в подробности.
Загорский придвинул ко мне блюдо с тонко порезанной осетриной. Он явно взял надо мной шефство. Я благодарно ему кивнул.
– Что следующее снимаем? – вернулась к текущим заботам Светлана.
Самсонов пожал плечами.
– Пока точно не знаю. Есть задумки, но надо бы повременить.
– Почему? – осведомился мрачный Демин.
– Я люблю, чтобы во мне все утряслось, мой план принял законченный вид.
– В ближайшую неделю не будет съемок? – уточнил Загорский.
– Нет.
– Значит, я могу лететь в Германию?
– Нет, – все так же спокойно ответил Самсонов и посмотрел на собеседника внимательным и чуточку насмешливым взглядом, словно проверяя, как тот в эту минуту себя чувствует.
Загорский, судя по затянувшейся паузе, чувствовал себя не очень, хотя по причине врожденного благородства он никак это не проявил.
– Съемок нет, но работа остается работой, – пояснил Самсонов.
Только теперь я понял, как прав был Константин Евгеньевич, говоря о взаимной неприязни этих двух людей. Сейчас я видел, что Самсонов действительно недолюбливает Загорского, хотя мне была неведома причина такого отношения. Была в словах Самсонова какая-то тонкая издевка, которую, возможно, не уловил Леха Кожемякин, но остальные, безусловно, все прекрасно поняли. Я видел, как едва заметно подрагивала вилка в руке Загорского, и мне было искренне его жаль.
– И чего людей тянет по заграницам? – нарушил неприятную тишину бесхитростный Кожемякин.
И снова вилка в руке Загорского дрогнула, но он сдержал себя. Самсонов усмехнулся каким-то своим мыслям, поднялся и ушел наверх, никому ничего не объясняя. Тишина, повисшая над столом, действовала на меня угнетающе. Я поднялся и вышел на кухню, якобы за солью, но мне просто хотелось побыть одному. Мое одиночество не продлилось долго, потому что появился Загорский. Он был спокоен, но немного бледен.
– Это действительно так важно? – сочувствующе поинтересовался я.
– Что важно, Женя?
– Ваша поездка в Германию.
– В общем, да. – Он печально улыбнулся.
– Но почему Самсонов так неуступчив?
Загорский остановился прямо передо мной и долго меня рассматривал.
– Потому что у него такой характер, – пояснил он после бесконечно долгой паузы. – Он по натуре человек злой.
Я не мог принять это утверждение как аксиому и хотел было возразить, но Загорский не дал мне этого сделать.
– Злой, злой, – с печальной уверенностью в голосе подтвердил он. – Он обо всех нас много чего знает и поэтому наблюдает за нами с насмешливым, но холодным интересом.
Вот тут я с ним был согласен. И сам не раз замечал этот изучающий взгляд Самсонова.
– Взять хотя бы твои отношения со Светланой…
– А что такое? – ощетинился я.
– Даже то, что Самсонов демонстративно делает вид, что это его не касается, кажется мне унизительным. Он поднялся над всеми нами…
– Нет уж, давайте закончим со мной и Светланой, – прервал я его.
– А что – есть проблемы?
– Ну конечно. При чем тут Самсонов? Какое он отношение имеет ко мне и Светлане?
Загорский посмотрел на меня долгим взглядом и сказал:
– Надеюсь, ты знаешь о том, что Светлана – жена Самсонова?
Вас когда-нибудь били по голове? Сильно, чтоб искры из глаз? Вот примерно так со мной и было. Я захлебнулся воздухом и забыл, что значит дышать. Весь мир для меня сфокусировался во взгляде Загорского. Альфред смотрел на меня с состраданием и раскаянием.
– Прости, – донесся до меня его едва слышный голос. – Я сказал лишнее, кажется.
Большего потрясения в своей жизни я не испытывал. Будь я женщиной – хлопнулся бы в обморок.
– Они не живут сейчас вместе, – попытался вернуть меня к жизни Загорский. – Так что их брак – чисто формальный. – Он протянул руку и осторожно погладил меня по щеке. – Не надо переживать, Женя. И прости меня, пожалуйста.
Его лицо я видел сейчас близко-близко.
– Это жизнь, – прошептал Загорский. – А жизнь – она разная.
У него было горячее дыхание. И такие же горячие губы. Он осторожно целовал меня, придерживая мою голову своими сладковато пахнущими ладонями, и я даже не сразу сообразил, что происходит. А когда очнулся, меня почему-то обуял такой ужас, что я рванулся и с силой оттолкнул Загорского от себя. Он сделал два неверных шага, но удержался на ногах.
– Женя! – прошептал он. – Ну что ты, мальчик?
У него горели глаза, и ворот дорогой рубашки был распахнут.
– Не подходите! – пробормотал я, глядя на него с ужасом и отвращением.
– Браво! – раздался голос Самсонова.
Он стоял в дверях и дурашливо хлопал в ладоши. Мне стало нестерпимо стыдно. И Загорский, как я видел, тоже поник.
– Ты уже взрослый, – сказал мне Самсонов. – Доказал это. А я все думал – сумеешь ли сделать выбор.
Он сделал небрежный жест рукой.
– Выйди! – Это мне. – Я хочу поговорить с Альфредом.
Я вышел из кухни и плотно прикрыл за собой дверь. Но тут же услышал звук пощечины. Я еще пару секунд сомневался – надо ли возвращаться, потом решился и приоткрыл дверь.
Загорский, скорчившись от нестерпимей боли, упал на колени. Он был очень жалок в эту минуту, и ничего аристократического в нем я не обнаруживал. Самсонов возвышался над ним, покачиваясь с пятки на носок.
– Я тебя насквозь вижу, козел, – сказал Самсонов добрым до неприличия голосом. Он обернулся и увидел меня. – Уйди. Здесь дяди разговаривают.
Я вернулся в комнату, где за столом одиноко сидела Светлана. Я сел напротив, чувствуя закипающее внутри меня бешенство.
– Где ты был? – спросила Светлана.
– Пусть тебе муж отчеты пишет, – огрызнулся я, уже почти себя не контролируя.
Она взглянула на меня с удивлением и тревогой.
– Это правда?
– Что? – не поняла она.
– Насчет тебя и Самсонова.
Она изменилась в лице. Значит, правда.
– Сука! – сказал я. – Зачем же ты меня таким идиотом выставила?
Она судорожно всхлипнула и закрыла лицо руками. Сейчас забьется в истерике. Но мне ее совсем не было жаль. Я поднялся из-за стола, но уйти не успел, потому что появился Самсонов.
– О! – театрально закатил он глаза. – Какие страсти!
Светлана повернула к нему запитое слезами лицо.
– Ты подонок! – выкрикнула она. – Холодный и циничный мерзавец!
Вскочила и запустила хрустальным стаканом в Самсонова, он едва успел увернуться.
– Хочешь, чтобы всегда все было по-твоему! Вмешиваешься в чужую жизнь, лезешь в душу грязными руками…
Семейная ссора – невыносимое зрелище. Я вышел из дома. Цвет неба уже потерял яркость – первый признак приближающегося вечера. Я поднял лицо к небу и долго рассматривал редкие облака с розовыми брюшками. Мне было неуютно и одиноко. Хотелось вернуться в Москву и позвонить Марине. Хотя бы просто поболтать с ней, если уж она не сможет ко мне приехать.
Откуда-то вынырнул Кожемякин. Он был уже пьян и чем-то озабочен. Прошел мимо меня в дом, не сказав ни слова, будто и не заметил меня.
Проехала по соседней улице машина, и снова все стихло. Легкий ветерок приносил с клумбы сладковатый запах вечерних цветов. Я спустился по ступенькам и прошелся по асфальтированной дорожке до ворот. Уже знакомые мне "жигули" с надписью "Спартак" стояли через дом от нас.
Я вернулся в дом. У накрытого стола никого не было. И во всем доме стояла такая тишина, будто я один здесь и остался. На кухне тоже было пусто. Из неплотно закрытого крана бежала тонкая струйка воды. Я вернулся к столу и выпил две рюмки водки. В одиночестве пьют алкоголики и еще те, кому очень плохо. Мне было очень плохо. Если бы знал, на чем отсюда можно выбраться, – уехал бы не раздумывая.
Очень скоро появился Кожемякин.
– Хорош гусь! – пробормотал он. – Сам пьет!
Налил себе водки и выпил. Рюмку он поставил неверным движением, и та упала, звякнув о вилку. Было заметно, что до его обычного состояния ему остается всего ничего.
Минут через пять к нам присоединился Демин. Он был все так же мрачен.
– Может, будем возвращаться? – предложил я.
Демин посмотрел на меня тяжелым взглядом и ничего не ответил. Мне показалось даже, что он не расслышал моих слов.
– Вы не видели Загорского? – осведомился я.
– Видел, – объявил Кожемякин. – Шляется по дому и разговаривает сам с собой.
Он пьяно захихикал, так что трудно было понять – можно ли серьезно относиться к его словам.
Загорского я нашел на кухне. Он стоял у окна и нервно курил. Все-таки здорово ему досталось от Самсонова. Я хотел уйти незамеченным, но Загорский резко обернулся.
– Потерял вас, – пробормотал я извиняющимся голосом, не зная, что сказать.
– Я здесь, – холодно ответил Загорский. – Все это время.
Мне почему-то было очень неловко и неуютно.
– Пора возвращаться в Москву.
– Почему бы и нет, – поддержал меня Загорский.
У него был все такой же холодный голос.
– Я скажу Светлане…
– Потрудитесь.
В гостиной ее не было, Кожемякин, против обыкновения, не спал. Сидел за столом, мрачно всматриваясь в пространство перед собой. Наверное, будет большая драка. Так ведь мне объясняли: либо сон, либо дебош. Третьего не дано.
Я поднялся наверх и приблизился к двери спальни. Мне почему-то казалось, что Светлана именно там. Вместе с Самсоновым. Я вспомнил об этой паре и заскрипел зубами. Черт побери, какие сюрпризы подбрасывает нам иногда судьба!
Но в спальне никого не было. Я неслышно прикрыл дверь и стал заглядывать во все комнаты. Некоторые из них были заперты. Возле них я задерживался дольше и прислушивался. Так я бродил и даже не отдавал себе отчета в том, что хочу увидеть их вместе. Мне будет больно, еще больнее, чем сейчас, но именно этого мне и хотелось. Наверное, я заболел, но пока сам не понимал этого.
Светлану я нашел внизу. Спустился на первый этаж и, проходя мимо ванной комнаты, услышал плеск воды. Дверь была незаперта. Я толкнул ее, и Светлана резко распрямилась. Из крана била тугая струя воды.
– Пора ехать, – буркнул я.
Она потянулась за полотенцем и утопила в нем свое мокрое лицо, будто спряталась от меня. Наверное, проплакала все это время.
– Все уже готовы. Одну тебя ждем.
Я вернулся в гостиную, но Светлана появилась не сразу. Вошла и встала в дверях.
– Едем? – спросила коротко.
Сидевший к ней спиной Демин вздрогнул от неожиданности.
– Куда? – пьяно спросил Кожемякин.
– В Москву.
Кожемякин, ни слова не говоря, поднялся из-за стола. У него были неверные движения сильно пьяного человека. Демин тоже встал. Я вышел на кухню и сказал Загорскому, что мы уезжаем. Он коротко кивнул и загасил сигарету прямо в раковине.
Все уже стояли у цветочной клумбы.
– Надо бы предупредить Сергея Николаевича, – предложил я.
Мне никто не ответил. У каждого была своя причина промолчать. Мне показалось, что они готовы уехать не попрощавшись.
– Кто его видел? – спросил я.
Молчание. Я развернулся и пошел к дому. Один только Кожемякин поспешил за мной.
– Наверху его нет, – буркнул я.
Кожемякин отправился на кухню. Я не стал его останавливать – пусть побродит. Его действительно некоторое время не было видно, но он объявился, когда я открыл дверь, ведущую из дома в гараж. Кожемякин, нетвердо ступая, вышел из соседней комнаты и объявил:
– Нету!
Я и сам знал, что "нету". В гараже было темно. Я не сразу нашел выключатель, а когда свет зажегся, то увидел роскошный "линкольн". На этой машине Самсонов приезжал на работу, но в последнее время не ездил – что-то там случилось с карбюратором.
Здесь Самсонова тоже не было. Я на всякий случай заглянул в салон – пусто, значит, уедем не попрощавшись. Я пошел к воротам из гаража, повернул ручку встроенной двери, но полностью открыть дверь не успел, потому что Кожемякин за моей спиной издал какой-то нечленораздельный звук. Я обернулся. У Кожемякина было крайне удивленное выражение лица. Еще бы!
В огромном багажнике "линкольна", который зачем-то открыл Кожемякин, лежал Самсонов. Глаза у него были открыты, но это никак не могло обмануть. Он был мертв.
Глава 24
Я, споткнувшись о высокий порог, вывалился из дверного проема. Светлана вопросительно посмотрела на меня.
– Сюда! – не своим голосом закричал я.
Из фургона выглянул Демин и поинтересовался:
– А что такое?
У меня, наверное, был вид безумца, потому что, хотя я им и не ответил, они, все трое, направились ко мне. Я пропустил их, давая возможность лично лицезреть страшную находку Кожемякина.
Они так и остановились на пороге, словно вмиг потеряли способность двигаться. Я видел, как они напряжены; по их спинам. Тем временем Кожемякин пробормотал с выражением растерянности и угрозы одновременно:
– Кто?
Ему никто не ответил, и тогда он возвысил голос:
– Кто?!
– Заткнись! – мрачно бросил ему Демин и подошел поближе в машине.
Он зачем-то взял за плечо мертвого Самсонова и попробовал его развернуть, будто хотел уложить поудобнее.
– Не надо, наверное, ничего трогать, – сказал Загорский.
Он непослушными пальцами пытался прикурить сигарету, но это ему никак не удавалось.
Демин оставил покойника и стоял, нервно покусывая ус.
– Это те, – вдруг сказал он. – Которые повсюду преследуют нас на "жигулях".
Светлана развернулась, оттолкнула меня и выбежала из гаража. Я даже не сразу понял, что она собирается предпринять, И только когда клацнул замок калитки, я догадался и бросился за ней следом.
"Жигули" никуда не делись. Светлана добежала до них и замолотила кулаками по металлической крыше.
– Вы его убили! – кричала она. – Это вы его убили!
Один из парней вышел из машины. И поступил очень опрометчиво, потому что еще мгновение – и Светлана вцепилась бы в него, но я обхватил ее руками и крепко прижал к себе.
– Что такое? – осведомился парень.
– Там – труп, – ответил я и кивнул себе за спину.
Тут и второй выбрался из машины, и они вдвоем побежали к самсоновскому дому.
– Убийцы! – кричала им вслед Светлана.
Ее сотрясала дрожь. Я с трудом довел ее до гаража.
Парни уже были здесь. Стояли над распахнутым багажником и смотрели на мертвого Самсонова такими глазами, будто не верили в реальность происходящего. Все наши жались к стеночке. Было видно, что сильно перепугались.
– Сволочи! – выкрикнула Светлана.
И тогда парни очнулись. Обернулись к нам, и я увидел в их руках пистолеты.
– На пол! – заорали они одновременно. – А то всех перестреляем! На пол!
Мы попадали, как перезревшие яблоки в сильный ветер.
– Никаких движений! – грохотало над нами. – Всем молчать! Руки за голову!
Мы подчинялись с поспешностью новобранцев.
– Всем лежать тихо! – объявил один из наших стражей. – Мы из милиции.
– По твоей роже не скажешь, – проявила непокорную дерзость Светлана.
Я думал, что ей сейчас достанется по ребрам, но парень нисколько не обиделся, полез в карман и поднес удостоверение к самому лицу Светланы. Она увидела фото человека в погонах, потом посмотрела в лицо владельцу удостоверения и вдруг заплакала. Горько, по-детски.
Парень распрямился и спрятал удостоверение.
– В этом доме есть телефон?
– Есть, – ответил я за всех. – В гостиной.