…- Товарищ капитан, как хотите, я с этой собакой больше работать не буду. Сегодня что случилось? Приходим на поиск. Берет след и хорошо тянет. Приводит меня к дому складчика. А там доски лежат штабелем. Мимо этих досок, через коридор - прямо в столовую. И намертво хватает зубами хозяина, то есть вот этого самого складчика. Делаем проверку. Из десяти посторонних лиц служебно-розыскная собака опять же выбирает складчика. После чего, товарищ капитан, мы уходим. Нас догоняет оперативник и говорит: "Складчик признался. Но как же, говорит, вы вещи-то не нашли, они среди досок были спрятаны, под самым носом собаки!" Ну скандал!
Капитан Миансаров то ли слушает, то ли не слушает Андрея. Не поймешь. Он приводит в порядок свой письменный стол. Раскрыл все дверцы, вытащил ящики. Перед ним ворох застарелых бумаг. Каждую из них он разглаживает кулаком и внимательно прочитывает. Потом рвет и бросает в корзину. Бумаги древние, ненужные; которые были нужны, те давно в скоросшивателях, пронзенные железками, хранятся в шкафу. А эти накопились почти с того первого дня, когда Миансаров стал начальником питомника. Они могли бы лежать и еще много лет, но капитан уходит в отставку и сдает дела новому начальнику. Жалобы Андрея, стало быть, его уже не касаются.
Пол в огромной комнате недавно выкрашен и по свежей краске затоптан сапогами. Мебели никакой, только в углу стоит деревянный диван, узенький, как телеграфная ленточка. На всех четырех стенах - учебные плакаты, на каждой по одному: как служебно-розыскная собака должна брать преступника - например, за правую руку - и как она не должна его брать - за ногу или за горло. Милиционеры на плакатах бравые и розовощекие, собаки - могучие и бесстрашные, а преступники - все на подбор уродливые и тщедушные.
Плакаты, как считает Андрей, никому не нужны, потому что работающие в питомнике милиционеры и сами все эти правила знают, а посторонним ничего этого знать не положено.
Но капитану Миансарову кажется, что плакаты внушают милиционеру веру в себя и презрение к преступнику. Капитан самолично нумерует плакаты химическим карандашом, развешивает по стенам и время от времени рапортует начальству: по учебному плакату номер такой-то проведено тренировочное занятие с наличным составом проводников и достигнуто, таким образом, повышение их квалификации.
- Так как же, товарищ капитан, насчет моего вопроса? - настаивает Андрей.
- Какого вопроса?
- Переменить собаку, товарищ капитан.
- То есть ты хочешь мне намекнуть, что Карай тебе не подходит?
Насчет клички собаки - это давний спор Андрея с капитаном Миансаровым.
Действительно, было время, когда щенка звали Караем. В документах он и сейчас именуется: "Карай-второй". В память о лучшей собаке питомника, погибшей на работе. И на эту кличку щенок имеет право, потому что он сын знаменитого Карая и Дианки. Сколько надежд возлагалось на весь этот помет! Ах, если бы щенок взял от Карая могущество и красоту, безрассудную храбрость и то особое, почти сверхъестественное чутье, которое даже у собак бывает у одной на тысячу, а у Дианки он взял бы смышленость, покорность, склонность к дисциплине! Но темные силы, управляющие наследственностью, не сложили воедино все эти прекрасные качества, а перемешали их в котле по-своему. Пожалуй, только один Андрей не сразу заметил, что у него растет щенок, ничем не напоминающий родителей. Капитан Миансаров на четвертом месяце определил: "Ждали льва, не получить бы нам баранчика". В отличие от родителей, у щенка выявился стандартный серый окрас. Морда была бы хороша, но на ней остался поперечный шрам от неудачно захлопнувшейся дверцы вольера, и она казалась какой-то укороченной. Не было и той гордой посадки головы, которой славился Карай. Но мощные лапы и широкая грудь с белой отметиной подавали надежду, что щенок еще выровняется, наберет роста и силы. Не осуществилось и это. Его настигла чумка - самая страшная болезнь молодых собак. Щенок поправился, но отстал в росте, и еще долго потом у него тряслись задние лапы.
Время, в которое формируются все лучшие качества собаки и определяется ее экстерьер, было потеряно. А ведь после первых шести месяцев, как известно, овчарки почти уже не растут, а только мужают.
Приземистого, еще не вполне оправившегося молодого пса увидела Ева, жена Андрея, и удивилась:
- Ну, какой же это Карай! Просто замухора…
И тут Андрей впервые поглядел на щенка чужими глазами. Чуть натягивая поводок, стоял, тряся задом, приземистый, широкогрудый, простоватый кобелек и беспокойным взглядом молил ласки или хоть снисхождения.
В самом деле, ну какой это, к черту, Карай!
С того дня Андрей упрямо стал звать пса незаконным именем - Дикарь. И не один раз пытался отказаться от работы с ним.
- Я и не скрываю, товарищ капитан, - сказал он, - Дикарь меня совершенно не удовлетворяет. Вот, например, сегодня…
И он снова начал рассказывать про то, как пес не смог почуять спрятанные среди досок вещи. Правда, на этих досках люди стояли, зрители…
- Эх, если б мы могли работать только кто с кем хочет! - Капитан Миансаров мечтательно повел головой от плеча к плечу. - Первым делом, милый друг, я бы тебя отчислил.
Андрей не понял шутки, спросил обидчиво:
- Чем же это я вам напоследок не угодил, товарищ начальник?
- А на кой питомнику такой капризный милиционер? Кроме того, ты и как человек очень хитрый.
- Из чего видно, товарищ капитан, что я такой уж хитрый?
- И это тебе скажу. Зная, что я подал в отставку и сдаю дела Геворку, ты являешься ко мне. Я тебе не раз уже отказывал, но сейчас тебя это не смущает. Расчет у тебя такой: капитану в данную минуту безразлично, что будет в питомнике, и номер пройдет! Но капитан видит тебя насквозь, товарищ Витюгин, и поэтому для твоей же пользы тебе отказывает. Можешь теперь обратиться к Геворку, поскольку он назначен временно исполняющим мои обязанности. Но я а ему посоветую, чтобы тебе был отказ.
- Спасибо, товарищ капитан, что вы так о моей пользе думаете. Разрешите быть свободным?
…Геворк вызвал сотрудников и объявил: "Работать будем дружно, по-прежнему. Конечно, я не надеюсь по своим знаниям заменить полностью капитана Миансарова. Но с вашей помощью рассчитываю, что справлюсь".
Такое начало всем очень понравилось. Геворк велел отремонтировать пристройку, примыкающую к кабинету начальника. Получились две веселые комнатки, и он переехал туда вместе со своей семьей. Теперь среди камней и кустиков шныряли, поднимая пыль, малолетние курчавые дети Геворка. Собаки в вольерах, выстроенных в холодке у бетонированной стенки, бесновались с непривычки, видя посторонних. Роза, пухленькая жена Геворка, стала без всякого вознаграждения исполнять должность поварихи-сторожихи. Она рубила кости, готовила еду, распределяла порции. Собак она не боялась, хватала Маузера за холку и. вытаскивала силой из клетки, когда он из упрямства отказывался идти на выгул. Собаки к ней быстро привыкли. Звонко и властно она кричала: "Джек, ко мне! Рагда, ко мне! Рекс, ко мне!" Нерадивых подгоняла веником. Тренированные боевые псы, о которых пойманные ими преступники рассказывали легенды, сконфуженно подбирали хвост и стыдливо озирались на своих хозяев.
В свободное время Геворк собирал во дворе молодых проводников и в назидание рассказывал им истории из своей боевой жизни. Роза ужасно переживала, слушая его, восклицала и "вах" и "вай" и прижимала к румяным щекам полные смуглые руки.
Но когда Геворк как-то раз обратился к ней за подтверждением, отрезала решительно:
- Ничего этого не было.
- То есть как понимать "не было"? - опешил начальник.
- Понимай так, что ты врешь, - охотно разъяснила Роза. - Я бы тебя давно разоблачила, только самой хотелось узнать, чем у тебя кончится.
Позднее Андрей не без удовольствия услышал, как, отведя супругу к кладовке, Геворк внушал ей, что она не имеет права рушить его авторитет в присутствии подчиненных ему проводников служебных собак.
- А ты на меня в управление жалуйся! - весело отбивалась Роза. - Ты обязан наш молодой боевой кадр чистой правдой воспитывать!
Несмотря на старания Геворка, в питомнике становилось все тише и тише. Старые проводники ушли на пенсию, а новых взамен не взяли. Перевелся в ОРУД лейтенант Ашот Енгибарян: "Мне там интереснее". Да и работы вдруг стало как-то поменьше. В городе теперь служебно-розыскных собак использовали редко. На асфальте и на камнях следы держались недолго, прохожие затаптывали их. Но главным препятствием в работе с собаками были автомашины. Привели собаку на место происшествия, взяла она след, пробежала десять - двадцать метров, завертелась, и ни туда, ни сюда. Преступники сели в машину, собака бессильна.
И как-то само собою получилось, что при Геворке проводники стали отлынивать от учебно-тренировочной работы с собаками. Прежде по утрам всех свободных собак выгоняли на плац. И они возвращались в вольер, только выполнив обязательную программу упражнений. Капитан Миансаров никому не давал поблажки. Если уж пес не мог с первой попытки взять барьер, так его хозяин всю неделю отдувался за это. И на собрании о нем говорили, и в стенгазете появлялась карикатура.
Собаки были тренированные, мускулистые, готовые к любому самому трудному поиску. Раз в месяц в питомнике проводился смотр-конкурс. Проводники ворчали: слишком тяжелая загрузка и для людей и для собак. Но капитан был непреклонен. В то время Андрей по два-три часа в день работал с Караем на плацу. Барьер, бум, лестница, поиск в затрудненных условиях - все отрабатывалось до совершенства. После занятий пес со стоном валился на подстилку в вольере. Зато при выезде на поиск его могучее, тренированное тело не ведало усталости. Теперь Андрей по двое-трое суток не выводил Дикаря из вольера. Придет в питомник, скажет Розе: "Выведи его, пожалуйста, дай немного побегать". Только и заботы.
Геворк очень встревожился, когда ему позвонили из управления милиции и передали распоряжение: надо принять журналиста из комсомольской газеты и показать ему питомник. Будет написан очерк о борьбе с преступностью, о работе проводников служебно-розыскных собак.
Журналист приехал рано утром. Это был молодой парень в белой рубашке навыпуск с короткими рукавами, в темных защитных очках. Сразу обнаружилось, что ни в розыскном деле, ни в обращении с собаками он ничего не понимает. Прежде всего он захотел погладить Найду: "Какая милая собачка". И пугливо-сконфуженно отдернул руку, когда белые клыки щелкнули возле его запястья. Конечно, Найда легко могла укусить его. Но она, видно, не захотела - поняла, что парень тронул ее не с умыслом, а по глупости. Геворк грозно цыкнул на собаку.
В общем, все обошлось бы благополучно, если бы не полковник, который привез журналиста на своей машине и вчера сам требовал показать "товар лицом". Он угрюмо спросил у Геворка:
- Почему одергиваете собаку? Укусила бы и правильно сделала - этому ее и учили. А вот товарищ из газеты поступает неправильно, не так, как его учили. Я предупреждал, что восхищаться можно только на расстоянии.
Журналист извинялся и улыбался - ему все нравилось. Полковнику же наоборот - не понравилось ничего.
Геворк со вчерашнего вечера подготовил встречу. Детей услали к бабушке. Всю территорию питомника Роза подмела веником и побрызгала водой из шланга. Собаки были вычесаны железным гребнем и оглажены суконкой, чтобы шерсть у них блестела. Проводников вызвали на работу с самого утра, - даже тех, кому полагалось выйти во вторую смену. Все выстроились в шеренгу у ворот и, по команде Геворка, хором приветствовали гостей.
- Для чего устроили парад? - Полковник хмурился. - Прошу, чтобы люди занялись теми делами, которые у вас на сегодня запланированы.
Геворк отчеканил: "Есть!" - и приказал разойтись и заняться повседневными делами.
Никаких дел на сегодня намечено не было, и потому люди просто отошли в сторонку, ожидая дальнейших распоряжений.
Полковник мрачнел все больше и больше. Журналист записывал в блокнот интересные случаи.
- Что вы при этом думали? - допытывался он у проводников, которые подходили по одному и рапортовали об успехах. - Сколько вы проползли шагов? В чем состоял ваш психологический поединок с преступником? Конкретнее, прошу!
Если бы не было полковника, то Геворк рассказал несколько эпизодов из своей личной практики, и тут нашлось бы место и мыслям, и опасностям, и загадкам, и психологическому противоборствованию милиционера с преступным миром. Но в присутствии полковника Геворк выражался осторожно:
- Произвели осмотр места происшествия. Служебное розыскная собака, по кличке "Маузер", взяла след. Вещи, конечно, нашлись. Преступника взяли среди толпы честных людей.
- Вы подробностей добавьте, - просил журналист. - Как, например, вела себя ваша ищейка?
- Служебно-розыскная собака Маузер вела себя по инструкции.
- Опасности были?
- Для нас, товарищ журналист, опасность - родная стихия, - скромно сказал Геворк. Но, уловив взгляд полковника, быстро добавил: - В данном случае, товарищ журналист, опасностей не было.
Полковник сухо приказал:
- Выведите собак на занятие.
С вечера договорились так: первой на плац вызвать Найду. Она покажет, конечно, среднюю работу. Барьер можно установить высотой в полтора метра - затем под шумок, не увеличивая высоты, пригнать Маузера. Он даст высокий класс, особенно при такой высоте. После этого, как бы ни работали остальные собаки, все уже сойдет благополучно.
- Давайте Найду!
Даже строгое милицейское одеяние не могло скрыть крайней молодости проводника Вруйра Тамразяна. Мягко посвечивая смущенными черными глазами, он притащил на поводке желтую собаку. Вруйр и вообще-то не был уверен в Найде - он работал с ней недавно, - а тут надо показать высокий класс.
Как бы журналист не написал в газете что-нибудь неподходящее.
Подбадривая себя и устрашая Найду, Вруйр дергал поводок, кричал "рядом". Найда шла, натянув шнур, низко пригнув голову и обнажив злые клыки. Она переступала лапами чуть внутрь, по-медвежьи, и ее слегка вывернутые лопатки при каждом шаге напрягали кожу на предплечьях. Чуя волнение хозяина, собака нервничала. У барьера она села, хотя команда была "стоять". Но она знала, что перед прыжком полагается сидеть. Вруйр растерянно помигал пушистыми ресницами. Полковник поморщился.
Вруйр отстегнул поводок и дал команду.
Прежде Найда легко брала полутораметровую высоту. Сейчас она не могла сосредоточиться. Ее отвлекало присутствие посторонних, она косила на журналиста злым глазом. И к барьеру пошла без охоты, прыгнула вполсилы. Ее вывороченные передние лапы зацепились по-кошачьи за верхний край доски. Подтянуться она не смогла и сорвалась, жестко проведя когтями по вкладным доскам.
Вруйр отвел Найду назад, опять посадил на землю и, помедлив секунду, раздраженно повторил:
- Барьер!
Собака прыгнула на какую-то долю секунды раньше, чем было нужно. И прыгнула издалека. Из-за этого она утеряла высоту и повисла на досках, как выстиранная рубаха на заборе. У нее не нашлось силы, чтобы, оттолкнувшись задними лапами, перелезть через барьер и спрыгнуть по другую его сторону.
- А вот ты запиши, товарищ, - сказал журналисту полковник, - ты возьми на свое острое перо, что в нашем питомнике собаки совершенно разучились прыгать.
- Так ведь очень большая высота! - Журналист с сомнением покачал головой.
- Нет, корреспондент, высота небольшая, высоты по-настоящему-то еще много не хватает. Они нас с тобой за простачков считают - вытащили доску и сбавили полметра. Восточноевропейская овчарка может брать два и больше. А вот если ты в упор спросишь у начальника питомника, то он тебе честно признается, что дело не в высоте, а в том, что звону в питомнике много, а порядка мало. Он подтвердит, что тренировочной работы с собаками нет. Отвечайте, начальник питомника! Вам задает вопросы представитель комсомольской печати. Сколько часов в день отведено для тренировки?
Геворк облизнул пересохшие губы:
- Конечно, товарищ полковник, мы работаем с животными, как от нас требуют вышестоящие органы, но наша работа, конечно, еще недостаточная, товарищ полковник…
Найда как упала с барьера, так до сих пор и лежала на брюхе. Вруйр Тамразян, думая, что никто его не видит, ударил собаку поводком. Та оскалилась. Журналист сказал:
- А я слышал, что по методам дрессировки, разработанным дедушкой Дуровым… то есть вообще по научной методике… бить животных вроде не рекомендуется.
Полковник сделал жест в сторону Геворка:
- Отвечайте, начальник питомника. Положено у вас бить собак при дрессировке? - Он обернулся к журналисту: - У них, видно, так обстоит: когда виноват проводник, то лупят почем зря собаку. Им дедушка Дуров не закон.
- Позвольте доложить, товарищ полковник… - Геворк приложил руку к груди.
- Не мне докладывайте, а отвечайте на вопрос представителя прессы. Объясняли вы лично проводникам, как положено обращаться с розыскными собаками?
- Ну как же не объяснял, товарищ полковник! - Геворк обиженно выпучил черные глаза. - Им и в школе внушали сто раз, и я лично, как старший по должности. Дрессировка служебной собаки, товарищ полковник, у нас целиком основывается на условном рефлексе. Точно так, как было у дедушки Дурова…
- Позвольте обратиться, товарищ полковник! - Бледный от волнения Вруйр Тамразян выступил вперед. - Эта собака - тип "холерик". Большая возбудимость, трудно поддается дрессировке. Я, товарищ полковник, теорию хорошо знаю. Допускается в отдельных случаях силовое, точнее сказать, болевое одергивание. Если бы собака была тип "сангвиник", тогда только ласка. Тип "сангвиник" - наиболее способные к дрессировке.
- Ладно, покажите сангвиников.
Привели Джека.
Ох, какой он был неказистый, этот сангвиник! По-видимому, его неправильно кормили в первые месяцы жизни, и потому самые кончики ушей у него как бы надламывались. Хвост он подбрасывал кверху и даже немного закручивал, что уж никак не полагается восточноевропейской овчарке. Ростом он был мелковат, но нрав действительно обнаружил с первой секунды уравновешенный и спокойно-веселый. Пытливо взглянул на гостей, приветственно махнул хвостом, потом вспомнил, что не должен замечать посторонних, - отвернулся.
Полтора метра высоты он взял с некоторой натугой, а на бум только поставил лапы, так сразу же и свалился в ров. Но он ничуть не сконфузился и опять, по своей охоте, подбежал к бревну. Ничего не получилось. Давно уже в питомнике не заставляли собак переходить через ров по тонкому бревну.
После нескольких неудачных попыток пса увели в вольер:
- Холерики не могут, - сказал полковник, - сангвиники, правда, стараются, но результат тот же. А вы спросите у них, - обратился он к журналисту, - как они с этими собаками будут задерживать преступника, который, скажем, перебрался через водопад по сваленному дереву.