- Конечно. Если хотите знать, я сам собирался поговорить с вами.
Он широко раскрыл дверь, отступил назад и пригласил меня почти что изысканным жестом.
- Ты войдешь, Джо?
- Мне надо вернуться назад, - ответил спасатель.
Я поблагодарил и вошел внутрь. В маленькой комнатке было жарко. Ее освещала голая лампочка, висевшая на удлинителе. Мне не приходилось бывать в кельях монахов, но эта комната, вероятно, вполне могла бы заменить келью. Выщербленный секретер из дубовой фанеры, железная кровать, кухонный стул, картонный гардероб без дверки, в котором висели голубой костюм из саржи, кожаная куртка и чистая униформа. Кровать покрывали байковые простыни выцветшего голубого цвета. Из-под кровати выглядывал чемодан с бронзовыми застежками. Над изголовьем кровати висели две картины. Одна представляла собой студийную фотографию, ретушированную вручную: красивая черноглазая девушка в белом платье, похожем на платье для выпускного школьного бала. На второй была изображена дева Мария в четырех цветах, которая держала в протянутой руке пылающее сердце.
Тони указал мне на кухонный стул, а сам сел на кровать. Опять почесав в затылке, он посмотрел на пол, его глаза выглядели безучастно, мерцали, как антрацит. Большие суставы правой руки были сжаты в кулак и распухли.
- Да, я все думал, - продолжал он. - Весь день часть ночи. Мистер Бассет сказал, что вы - сыщик.
- Частный детектив.
- Понятно, частный. Это больше по мне. Эти окружные копы, разве можно им верить? Они повсюду разъезжают в своих причудливых машинах и забирают людей за то, что те не включают заднего света или бросают пустые банки в кювет. А если произойдет что-то действительно серьезное, то тут их нет.
- Обычно они все-таки на месте, Тони.
- Может быть. В свое время я навидался довольно, странных вещей. Как то, что произошло в прошлом году в моей собственной семье. - Его голова медленно повернулась налево под незаметным, но непреодолимым побуждением, пока его взгляд не остановился на девушке в белом платье. - Думаю, что вы слышали о моей дочери Габриэль.
- Да, слышал.
- Ее застрелили на пляже. Я сам нашел ее. Двадцать первого марта прошлого года. Она пропадала всю ночь. Думали, что она находится с подругой. Я нашел ее утром. Ей было всего восемнадцать лет. Моя единственная дочь.
- Сочувствую вам.
Его черные глаза изучающе посмотрели мне в лицо, измеряя глубину моей симпатии. Его губы скривились от боли и необходимости рассказывать все как было:
- Я зря не терзаю свое сердце. Сам виноват в случившемся. Я предчувствовал, что это произойдет. Разве мог я сам хорошо ее воспитать? Девочку, оставшуюся без матери? Красивую молодую девушку? - Его взгляд опять скользнул по комнате и вернулся ко мне. - Как я мог ей объяснить, что надо делать?
- Что случилось с вашей женой, Тони?
- С моей женой? - Вопрос удивил его. Ему потребовалась целая минута на обдумывание ответа. - Она ушла от меня много лет назад. Уехала с мужчиной. Когда последний раз я слышал о ней, она жила далеко отсюда. Она всегда бегала за мужиками. Думаю, Габриэль пошла в нее. Я обращался в католическую организацию социального обслуживания, спрашивал, что мне делать. Говорил, что моя девочка выходит из-под контроля, как молодая кобылица в период течки... конечно, я не говорил так священнику, не использовал таких слов...
Священник посоветовал мне поместить ее в монастырскую школу, но для меня это было слишком дорого. Слишком дорого, чтобы спасти жизнь моей дочери. Ну и что? Теперь я собрал деньги, положил в банк, но их не на что тратить. - Он повернулся и сказал Деве Марии: - Я - старый дурак.
- Тони, но вы же не могли заставить их жить по-своему.
- Конечно, нет. Но кое-что я мог бы сделать. Я мог бы. Я мог бы ограничить ее общение с людьми, которые ухаживали за ней. Я мог бы не пускать к себе домой Мануэля.
- Имеет ли он какое-нибудь отношение к ее смерти?
- Мануэль сидел в тюрьме, когда это произошло. Но именно он подтолкнул ее на скользкий путь. Я долго не мог сообразить, в чем же дело: он научил ее обманывать меня. Они были в баскетбольной команде средней школы, или у них была группа по плаванию, или удовольствие - переспать ночку с приятелем. Все время она подпрыгивала сзади на мотоцикле из Окснар-да, училась, как стать потаскухой... - Он закрыл рот, чтобы не говорить более резких слов.
После некоторой паузы он продолжал свой рассказ более спокойно:
- Эта девушка, которую я видел с Мануэлем на автостраде в приземистой машине, - Эстер Кэмпбелл. Это - та самая, с кем, мы думали, была в ту ночь Габриэль, в ночь, когда ее убили. А потом сегодня утром вы приезжаете сюда и спрашиваете о Мануэле. Это заставило меня подумать о том, кто же виноват во всем этом. Мануэль и блондинка, почему они оказались вместе, можете вы объяснить мне это?
- Позже, может быть, я вам это объясню. Скажите, Тони, вы расскажете мне обо всем, что вы сегодня делали?
- Чевой-то?
- Уезжали ли вы из клуба сегодня днем или вечером? Видели ли вы своего племянника Мануэля?
- Нет. Отрицательный ответ на оба вопроса.
- Сколько у вас пистолетов?
- Только один.
- Какого калибра?
- Кольт, сорок пятого калибра. - Он был настроен только, в одном направлении и слишком взволнован, чтобы понять, к чему я клонил. - Вот, посмотрите.
Он засунул руку под смятую подушку и подал мне свой револьвер. Его барабан был заполнен, и не было никаких следов того, что в последнее время из него стреляли. К тому же патроны, которые я нашел рядом с телом племянника, были среднего калибра, возможно, тридцать второго.
Я подержал в руке кольт.
- Прекрасный пистолет.
- Точно. Он принадлежит клубу. У меня есть разрешение на него.
Я вернул ему револьвер. Он направил его на дверь, целясь на мушку. Потом стал говорить каким-то старческим, надтреснутым, бесплотным, ужасным голосом:
- Если я когда-нибудь узнаю, кто убил ее, он получит это. Я не надеюсь, что коррумпированные копы сделают это за меня. - Он наклонился вперед и слегка постучал дулом пистолета по моей руке. - Вы - сыщик, мистер. Найдите, кто убил мою девочку, и я отдам вам все, что у меня есть. Деньги находятся в банке, больше тысячи долларов - все мои деньги. Теперь я собираю деньги. Кое-что я сдаю в аренду на пляже, налоги на недвижимость и все остальное оплачено.
- Действуйте и дальше так же. И уберите свой револьвер, Тони.
- Я был вторым пулеметчиком в первую мировую войну и знаю, как надо обращаться с оружием.
- Тогда докажите это. Выиграют очень много людей, если меня случайно продырявит пуля.
Он сунул кольт под подушку и встал.
- Сейчас уже поздно что-либо делать, правда? Прошло много времени, больше года. Вас же не интересует пустая погоня. У вас имеются настоящие дела.
- Я как раз очень заинтересовался этим делом. Собственно, поэтому я и решил поговорить с вами.
- Получилось то, что люди называют совпадением, да? - Он с гордостью произнес это слово.
- Я не очень-то верю в совпадения. Если их проанализировать во времени, то можно найти объяснение. Уверен, что данное совпадение поддается объяснению.
- Вы имеете в виду, - медленно произнес он, - Габриэль с Мануэлем и с блондинкой Мануэля?
- Плюс вы и другие обстоятельства. Все это взаимосвязано.
- Другие обстоятельства?
- Сейчас мы не будем вдаваться в это. Что вам сказали полицейские в марте прошлого года?
- Нет улик, сказали они. Они потыркались здесь несколько дней и прекратили следствие. Они сказали, что это дело рук какого-то грабителя. Но я не уверен. Разве грабитель станет убивать девушку за семьдесят пять центов?
- Была она изнасилована?
Что-то похожее на пыль выступило на поверхности его антрацитовых глаз. На лице надулись желваки, изменив его форму. Я уловил искру былой бойцовской страсти, которая держала его шесть раундов в схватке с Армстронгом несмотря на то, что у него ослабли ноги.
- Изнасилования не было, - с трудом выговорил он. - Доктор сказал на вскрытии, что в ту ночь кто-то переспал с ней, но я не хочу говорить об этом. Здесь.
Он нагнулся и вытащил из-под кровати чемодан, открыл его, г окопался под рубашками. Затем поднялся, тяжело дыша, держа в руках журнал со смятыми углами.
- Вот, - резко сказал он. - Читайте.
Журнал, публикующий отчеты об убийствах и других преступлениях, был заложен на статье "Убийство девушки, лишенной девственности". В статье говорилось о гибели Габриэль Торрес, она была иллюстрирована фотографиями ее самой и ее отца. Один из снимков был уже мне знаком - то самое фото, которое я видел в кабинете Бассета. Тони был снят во время беседы с помощником шерифа в гражданской одежде: подпись под фото гласила, что имя его - Теодор Марфельд. С марта прошлого года Марфельд здорово постарел. В статье говорилось:
На пляже Малибу, на этой площадке веселья для всей столицы кинематографа, стояла великолепная весенняя ночь. Но теплый тропический ветер, который гнал волны на берег, казалось, нес в себе какую-то угрозу для Тони Торреса, бывшего боксера в легком весе, а теперь сторожа в закрытом клубе "Чаннел". Его было трудно вывести из себя в течение многих лет выступлений на борцовском ринге, но в эту ночь Тони страшно беспокоился за свою веселую молоденькую дочь Габриэль.
Куда она запропастилась? Снова и снова Тони задавал себе этот вопрос. Она обещала вернуться домой не позже полночи. А часы уже показывали три часа ночи, потом стрелки подошли к цифре четыре, а Габриэль все не было. Недорогой будильник Тони без сожаления продолжал тикать дальше. Волны, которые разбивались о берег недалеко от его скромного коттеджа, казалось, эхом отзывались в его ушах, подобно голосу самой судьбы..."
Мне надоело читать стандартные фразы и красивое словоблудие, которые лишь показывали, что автору статьи особенно нечего было сказать. У него не было фактов. Я бегло просмотрел остальную часть, статьи, написанной языком псевдопоэтической прозы и основанной всего на нескольких фактах.
Габриэль пользовалась плохой репутацией. У нее уже были интимные связи с мужчинами, фамилии которых названы не были. В ее теле были обнаружены мужская сперма и две пули. Одной пулей нанесена поверхностная рана в бедро. Но возникло значительное кровотечение. Подтекст заключался в том, что прошло по крайней мере несколько минут между первым и вторым выстрелами. Вторая пуля попала в спину, прошла через ребра и остановила сердце.
Обе пули были длиной двадцать два миллиметра и вылетели из одного и того же револьвера с длинным дулом, но неизвестно, с какой точки. К такому выводу пришли полицейские эксперты по баллистике. В конце статьи процитированы слова Теодора Марфельда: "Надо защитить наших дочерей. Я намерен раскрыть это отвратительное преступление, даже если на эти уйдет вся оставшаяся часть моей жизни. В данный момент у меня нет никаких определенных улик".
Я посмотрел на Тони.
- Хорош парень, этот Марфельд.
- Да, - отозвался тот с иронией. - Вы знаете его, да?
- Знаю.
Я поднялся. Тони взял из моих рук журнал, бросил его в чемодан, пинком задвинул его под кровать. Он потянулся к шнурку, которым выключал свет, дернул за него, погрузив в темноту эту пораженную горем комнату.
Глава 19
Я поднялся вверх по лестнице и пошел вдоль галереи к кабинету Бассета. Его все еще не было там. Я решил пойти что-нибудь выпить. Под наполовину закрытой крышей большого внутреннего двора по натертым воском плитам скользили парочки танцующих под музыку оркестра неполного состава. Песенка "Джереми Крейн и его веселые ребята" превратилась в любимую мелодию для исполнения на ударниках. Печальные глаза музыкантов взирали поверх своих повешенных носов на веселящийся квадрат. Они наигрывали ритмическую и меланхоличную вещицу Гершвина "Кто-то смотрит на меня".
Моя знакомая ныряльщица не первой молодости, танцевала с любителем фотографий, который относился к типу вечных холостяков. Ее бриллиантовые серьги свисали на его согнувшееся правое плечо. Ему не понравилось, когда я вклинился между ними, но он тактично удалился.
На ней было полосатое вечернее платье с глубоким декольте и широкой юбкой, которая не шла ей. Она прыгала возле меня, как будто привыкла вести в танце. Танцевала она несколько дико, между нами возникло напряжение, как у любителей в сеансе борьбы, не тратящих энергию на слова. Когда танец закончился, я сказал:
- Меня зовут Лью Арчер. Разрешите поговорить с вами?
- Пожалуйста.
Мы сели возле одного из мраморных столиков, отделенных стеклянной перегородкой от бассейна.
Я предложил ей что-нибудь выпить.
- Спасибо, я не пью спиртного. Вы не являетесь членом клуба и не из приближенных Сайма Граффа. Попробую угадать, кто вы такой? - Она потеребила пальцами свой заостренный подбородок, ее бриллианты засверкали. - Журналист?
- Попробуйте еще раз.
- Полицейский?
- Либо вы очень догадливы, либо моя профессия написана у меня на лице.
Она изучающе смотрела на меня прищуренными глазами и слегка улыбалась.
- Нет, я бы не сказала, что вас легко распознать. Просто раньше вы кое-что, спросили меня о Эстер Кэмпбелл. Я еще тогда подумала, не полицейский ли вы.
- Мне непонятна нить ваших рассуждений.
- Правда? Тогда почему вы ею заинтересовались?
- Боюсь, этого я вам не могу сказать. Уста мои запечатаны.
- А мои не запечатаны, - продолжала она. - Скажите, за что ее разыскивают? За кражу?
- Я не говорил, что она находится в розыске.
- Но она должна быть в розыске. Она - воровка, вы знаете это? - Ее улыбка была довольно злорадной. - Она обокрала и меня. Я оставила свой кошелек в раздевалке, в кабинке, как-то прошлым летом. Дело было ранним утром. В помещении не было никого, кроме обслуживающего персонала, поэтому я не стала запирать кабинку. Выполнила несколько прыжков в воду и приняла душ, а когда вернулась, чтобы переодеться, кошелек исчез.
- Почему вы решили, что это она похитила его?
- Нет никакого сомнения в том, что это сделала она. Я видела, что она крадучись шла по коридору душевого отделения перед тем, как я обнаружила пропажу. В руке она несла что-то, завернутое в полотенце, на лице - глупая ухмылка. Но меня не проведешь на мякине. Потом я зашла к ней и прямо спросила, не брала ли она мой кошелек. Естественно, она отрицала это, но я видела виноватые глаза этой обманщицы.
- Виноватые глаза вряд ли могут служить уликой.
- Ну, дело не ограничивается только этим случаем. Другие члены клуба тоже пострадали, и кражи обычно совпадали с присутствием в помещении мисс Кэмпбелл. Возможно, я необъективна, но, видите ли, я сделала все, чтобы помочь этой девушке. Одно время я относилась к ней как наставница, и вот почему я болезненно восприняла этот случай с кражей кошелька. Там было около ста долларов, водительское удостоверение и ключи, мне пришлось все восстанавливать.
- Вы говорите, что поймали ее с поличным.
- В моральном смысле, конечно. Понятно, что она ни в чем не созналась. Она успела где-нибудь спрятать кошелек.
- Вы заявили об этой краже? - Мой голос прозвучал несколько более резко, чем я того хотел.
Она барабанила по поверхности стола кончиками пальцев.
- Должна сказать, что совсем не ожидала подвергнуться такому перекрестному допросу. Я добровольно предоставляю вам информацию и делаю это без всякого злого умысла. Вы неправильно меня понимаете. Мне нравилась Эстер. Ей не повезло в детстве, и я ей сочувствовала.
- Поэтому вы не сообщили о краже?
- Я не сообщила представителям власти. Но я сказала об этом мистеру Бассету, но без всякой пользы для дела. Она совершенно задурила ему голову. Он просто и мысли не допускал, что она может поступить неправильно. Пока это не коснулось его самого.
- А что произошло с ним?
- Эстер совершила кражу и у него, - заявила она с несколько мстительной интонацией. - То есть я не могу поклясться в том, что это сделала именно она, но я совершенно твердо в этом убеждена. Мисс Хэмблин, его секретарша и моя приятельница, кое-что рассказывает мне. Мистер Бассет был ужасно расстроен в тот день, когда она уехала. - Она подалась над столиком в мою сторону, в декольте выступили ребра ее грудной клетки. - И мисс Хэмблин сказала, что он изменил комбинацию цифр на своем сейфе в тот же самый день.
- Это бездоказательно. Сообщил ли он о краже?
- Конечно, он этого не сделал. Он никому не сказал об этом ни слова. Вероятно, ему было стыдно, что он попался на ее обман.
- И вы тоже никому не сказали ни слова?
- До настоящего момента.
- А почему теперь вы мне это рассказываете?
Она замолчала. Слышно было лишь постукивание ее пальцев по столу. Нижняя часть ее лица приобрела брюзгливое, недовольное выражение. Она повернула голову, и я не смог увидеть выражения ее глаз.
- Вы сами спросили меня.
- Я не спрашивал вас ни о чем конкретном.
- Вы говорите так, будто являетесь ее другом. Это так?
- Но вы же дружили с ней?
Она пробормотала:
- Я думала, что она - моя подруга. Я бы даже могла простить ей и кошелек. Но на прошлой неделе я наткнулась на нее в заведении "Миринс". Я подошла к ней, готовая забыть о прошлом, но она унизила меня, сделала вид, что не знает меня. - Ее голос стал хриплым, а ладонь, закрывавшая рот, сжалась в кулак. - И я подумала, что раз она вдруг разбогатела и может покупать одежду в магазинах "Миринс", то ей ничего не стоит вернуть мне сто долларов.
- Вы нуждаетесь в деньгах, не так ли?
Своим кулачком она резко откинула это предположение, как будто я обвинил ее в моральной слабости или физической болезни.
- Конечно, мне не нужны деньги. Это надо было сделать из принципа. - Немного подумав, она продолжала: - Я вам совершенно не нравлюсь, правда?
Я не ожидал этого вопроса и не приготовился к ответу. Она обладала удивительным сочетанием энергии и низости, которое так часто встречается у богатых незамужних женщин.
- Вы - богаты, - ответил я, - а я нет. И я не забываю о различиях. Разве это имеет какое-либо значение?
- Да, имеет. Вы меня не понимаете. - Ее глаза опять оказались на освещенном участке, маленькая грудь твердо уперлась в край столика. - Дело не столько в деньгах. Я-то думала, что нравлюсь Эстер. Я считала ее своей настоящей подругой. Когда-то я тренировала ее по прыжкам в воду. Позволила ей пользоваться бассейном моего отца, даже устроила один раз праздничный вечер в ее честь... в честь дня ее рождения.
- Сколько ей было тогда лет?
- Исполнилось восемнадцать. Тогда она была самая красивая девушка на свете и самая милая. Не знаю, куда улетучилось все милое, что в ней было.
- Это происходит со многими людьми.
- Эта подковырка относится ко мне?
- Ко мне самому, - ответил я. - Ко всем нам. Может быть, это следствие радиоактивных осадков или что-нибудь еще.