- Будет лучше, если ты придешь, детка. - Сказанного было достаточно, и я повесил трубку. Если я правильно понял, она придет, и направился к Парк-авеню.
Этель ждала меня. Я заметил ее еще издалека, примерно метров за сто. Она ходила взад и вперед, стараясь всем своим видом показать, что находится здесь по делу. Я подошел к ней сзади и неожиданно для нее произнес:
- Хэлло.
Она вздрогнула и ответила мне. В ее голосе звенел панический страх.
- Испугалась?
- Нет, конечно нет.
Как же, не испугалась! Ее подбородок подрагивал, а руки тряслись.
Я широко улыбнулся, взял ее под руку, и мы направились в западном направлении, туда, где было много людей и улицы сияли огнями. Иногда бывает необходимо побыть среди людей, потолкаться в толпе, отойти душой. Хочется говорить, смеяться, ощущать себя частицей этого пестрого шумного шествия.
На нее это, однако, не подействовало. Искусственная улыбка застыла на ее лице, Этель украдкой поглядывала на меня.
Мы прогулялись по Бродвею и зашли в небольшой бар на боковой улице. В баре все посетители собрались в одном конце возле телевизора. Лампы горели приглушенным светом, создавая полумрак, и никто даже не обратил на нас внимания, кроме бармена. Но и ему было интереснее смотреть бокс по телевизору, чем обслуживать нас.
Этель заказала коктейль, а я пиво. Когда принесли выпивку, она напряженно взяла стакан одной рукой, а другой нервно крутила сигарету. Девушка смотрела вдаль, словно что-то внимательно рассматривала за моей спиной, и упорно молчала, хотя я и старался ее разговорить. Вскоре я оставил эти попытки и замолчал. Так мы просидели некоторое время. Я заметил, как побелели ее пальцы. Чувствовалось, что она долго не выдержит. Я глубоко затянулся и сказал, выдыхая вместе со словами дым:
- Этель... Она вздрогнула.
- Что есть во мне такого, что заставляет тебя деревенеть?
Она провела языком по губам:
- Да нет, ничего, действительно ничего.
- Ты даже ни разу не поинтересовалась, как меня зовут.
Этель вскинула голову. Глаза ее расширились и уставились в стену.
- Меня... не интересуют имена. Но вы... я... пожалуйста, что я такого сделала? Разве я была неискренней? Почему вы... - Она слишком долго сдерживалась. Слезы показались в ее глазах, слезы и мольба. Этель разрыдалась чисто по-женски.
- Этель... перестань, пожалуйста. Посмотри в зеркало, и ты поймешь, почему я позвонил тебе. Ты женщина, увидев которую однажды невозможно забыть. Ты слишком серьезна.
Женщины всякий раз странно ведут себя со мной. Она перестала плакать так же внезапно, как и начала, а губы сжались в негодовании. Сейчас она смотрела мне прямо в глаза.
- Мы обязаны быть серьезными, и вы должны знать это лучше всех!
Так-то лучше. Эти слова она говорила от себя, а не повторяла заученные фразы.
- Ну, не все же время! - рассмеялся я.
- Все время! - возразила она.
Я продолжал улыбаться, и Этель хмуро сдвинула брови.
- Хорошо, хорошо, пусть будет так.
- Не понимаю вас. - Она немного поколебалась и вдруг улыбнулась. Улыбка ей очень шла, делая ее лицо милым. - Вы проверяли меня? - заявила она требовательно.
- Что-то в этом роде.
- Но... почему?
- Мне нужна помощь. Я не могу обратиться за ней к любому, знаешь ли. - Это была правда. Мне действительно очень нужна была помощь, причем основательная.
- Вы имеете в виду... Вы хотите, чтобы я помогла вам... выяснить, кто это сделал? - Как я хотел, чтобы она открылась. Мне было не по себе от всех этих глупых игр, но я должен был подыгрывать ей.
- Да, именно так.
Видимо, ей это понравилось. Я заметил, как расслабились пальцы ее руки, держащей стакан, и она сделала первый глоток.
- Могу я задать один вопрос?
- Разумеется.
- Почему вы выбрали меня?
- Люблю иметь дело с красивыми людьми.
- Но мое происхождение...
- Оно тоже меня привлекло. К тому же красота помогает в делах.
- Но я не такая уж красавица, - возразила Этель, ожидая услышать от меня возражение, и услышала.
- Я вижу открытыми только твои руки и лицо. Они красивы, и я готов поклясться, что и все остальное, чего я не могу видеть, так же красиво.
Было слишком темно, и мне трудно сказать, покраснела она при этих словах или нет. Облизнув губы, она улыбнулась:
- Вы бы хотели?
- Что?
- Ну, посмотреть, как выглядит все остальное? Нет, она не покраснела. Я тихо засмеялся, и ее глаза зажглись блеском.
- Да, Этель, именно этого я и хочу, а увидев, захочу большего.
Ее дыхание стало глубоким и частым, на шее забилась жилка.
- Здесь жарко, - сказала она, распахивая пальто. - Может, мы... уйдем?
Теперь она смеялась и вся светилась радостью. Мы оставили наши бокалы недопитыми, нам было не до этого. Я чувствовал теплое пожатие ее руки, с каждым шагом она преображалась, превращаясь в живую, молодую, чувственную женщину. Этель вела меня. Мы шли к ее дому так быстро, словно торопились скорее насладиться предстоящим.
- А если твой отец... или кто-нибудь из знакомых увидит нас? - поинтересовался я. Этель пожала плечами.
- Ну и пусть. - Она высоко вскинула голову. - Меня это ничуть не беспокоит. Последние чувства к моей семье исчезли несколько лет назад.
- Но тогда у тебя нет чувств и ни для кого другого?
- Нет, есть. О есть! - Она посмотрела мне прямо в глаза. - В данный момент у меня чувство к вам.
- А в другое время?
- Я не должна вам этого говорить.
В нескольких метрах от ее дома мы остановились. Здесь стоял ее автомобиль. На всех машинах, стоящих рядом с ее, под щетками были прижаты парковочные билеты. На ее был только клубный знак.
- В этот раз я поведу сама.
Мы уселись в машину и поехали. Сначала шел небольшой дождь со снегом, затем небо прояснилось и ярко засверкали звезды. По радио звучала приятная классическая музыка, было тепло и уютно, как дома, в то время как наша машина, рассекая воздух, мчалась по извилистому шоссе в сторону Хадсона.
Мы остановились на съезде с хайвея в сторону узкой дорожки, ведущей в заросли вечнозеленых деревьев, взбегающих неровными рядами на холм. На вершине холма среди деревьев был виден небольшой коттедж. Этель за руку повела меня к дому. Это было ее убежище. Она взяла большие восковые свечи, поставила их в тяжелые бронзовые канделябры и зажгла.
Я был поражен изысканной простотой комнаты. Все говорило о богатстве, но не броским, навязчивым языком. Кто-то много и хорошо потрудился, чтобы декорировать комнату. Этель кивнула в сторону небольшого бара, устроенного в углу отделанной под хижину части комнаты.
- Выпивка там. Не составит тебе труда приготовить ее для нас?.. Потом разожги огонь. Дрова уже в камине.
Я согласно кивнул, и Этель вышла из комнаты, поглядев ей вслед, я занялся делом. Открыл бар и обнаружил там богатый выбор напитков. Из лучших я выбрал самый лучший и налил два бокала, не разбавляя, чтобы не испортить. Попробовал из своего бокала и, решительно выпив все до дна, налил еще.
Комми. Она была красной. Она имела все, что можно, и тем не менее оставалась красной. На что она, собственно, рассчитывала? Неужели она за то, чтобы правительство приказало ей поделиться всем этим с народом? Все ценности при новом режиме приобретут новых хозяев. Какой-нибудь жирный генерал, высокопоставленный чиновник из секретной службы, кто-нибудь еще. Уверен, прекрасно быть комми, пока ты на самом верху. А из кого же они планируют сделать послушных идиотов?
Как Этель могла влипнуть в это? Я еще немного поразмышлял о непонятных мне вещах, сохранившихся в этом мире, и бросил спичку в камин. Огонь разгорелся, охватив сухие дрова. В этот момент вошла Этель. На ней была меховая накидка, распущенные волосы казались мягче.
- Холодно?
- Здесь да, но я скоро согреюсь.
Я подал ей бокал, и мы чокнулись. Ее глаза излучали свет и тепло.
Мы выпили с ней еще, и бутылка была уже почти пустая. Меня подмывало задать ей несколько вопросов, но не хотелось, чтобы она имела возможность их обдумывать. Я решил чуть-чуть подпоить ее. Открыл бар и стал снова выбирать, переставляя бутылки. Этель включила проигрыватель и поставила пластинку.
Огонь бросал пляшущие блики на пол, мебель и стены комнаты. Этель подошла ко мне, протягивая руки и приглашая на танец. Желание танцевать смешивалось во мне с другим желанием. Этель засмеялась:
- Да ты пьян!
- Пьяный, как черт! - На самом деле это не соответствовало действительности.
- И я тоже пьяна. Но мне это нравится. - Она подняла руки и резко повернулась. Я вынужден был ее обнять, чтобы удержать от падения.
- Давай сядем возле камина и будем наслаждаться его теплом.
Она оттолкнула меня и, танцуя, пошла к софе. Сдернув медвежью шкуру, которая покрывала софу, бросила ее на пол около камина и повернулась ко мне, приглашая сесть.
- Ты спечешься в своей меховой накидке, - сказал я.
- О нет! - Она странно улыбнулась и расстегнула накидку. Поведя плечами, она позволила накидке упасть на пол и осталась обнаженной. Затем сбросила туфли и опустилась на мягкий медвежий мех, прекрасное нагое создание с плавными, округлыми линиями тела и великолепными распущенными волосами, на которых, меняя их цвет, играли блики огня.
Да, становилось слишком жарко. Я начал раздеваться. Бумажник выпал из костюма, черт с ним, подберу потом. Не расстегивалась портупея, я порвал ее. Этель не должна была делать этого, черт, не должна была. Я же хотел задать ей несколько вопросов. Но теперь уже не помнил какие. Я сильно сжал ее тело, но она не подала и звука. Губы ее, ярко-красные и влажные, манили меня. Она впилась ртом в мои губы, тепло от огня, казалось, слилось с теплом ее длинных ног и упругого, мягкого живота. Этель крепко обняла меня и прижала к колышущейся восторгом любви груди.
Глава 5
Я проснулся с зарей, во рту было сухо. Пытаясь собраться с мыслями, начал вспоминать, что произошло вечером. Этель еще спала рядом со мной. Ночью она вставала, чтобы принести одеяла, когда потух огонь в камине.
Я поднялся, стараясь не потревожить ее. Взял свою одежду, среди нее нашел пистолет и портупею, пиджак валялся на полу. Я вспомнил, что выронил свой бумажник, и стал ощупью искать его. Бумажника нигде не было, меня бросило в жар. Я присел на софу и потряс головой, сгоняя последние остатки сна. Нагнувшись, стал искать тщательнее, но бумажника не было. Пошарив ногой, я вытолкнул его из-под столика, куда, видимо, загнал в темноте вчера вечером.
Этель Брайтон спала и улыбалась во сне, когда я уходил. Это была хорошая ночь, но приходил-то я сюда вовсе не за этим. Она счастливо засмеялась во сне и обняла руками одеяло.
Я натянул плащ и вышел из дома. Облака вновь сгустились, но было теплее, чем вчера. За двадцать минут я добрался до хайвея, пришлось прождать столько же, пока не подошел грузовик, который подвез меня в город. Я угостил водителя завтраком, и мы разговорились о войне. Парень согласился со мной, что мы повоевали неплохо. Он тоже был ранен и иногда, ссылаясь на это, мог отпроситься на денек-другой.
Я позвонил Пату из автомата недалеко от его офиса около десяти утра. Он поздоровался и спросил:
- Ты можешь подъехать ко мне, Майк? Для тебя есть кое-что интересное.
- По поводу того случая?
- Совершенно верно.
- Буду минут через пять, не уходи.
Снова, как и в прошлый раз, районный прокурор выходил из здания, но не заметил меня. Когда я постучался в кабинет Пата, то услышал в ответ: "Войдите" - и открыл дверь.
- Где, черт возьми, ты был? - спросил Пат, многозначительно улыбаясь.
- Нигде, - тоже с улыбкой ответил я. - Если я правильно оцениваю твои отношения с Вельдой, то тебе лучше стереть помаду с лица и побриться.
- Что, так плохо?
- Кроме того, даже отсюда чувствуется запах виски. Вельде это не понравится, - констатировал я.
- Ни одной любящей женщине не понравится, - пошутил Пат. - Ладно, хватит об этом, Майк. У меня есть для тебя новости. - Он выдвинул ящик письменного стола и вытащил оттуда большой конверт из плотной бумаги с надписью: "Для служебного пользования". В нем лежали фотографии отпечатков пальцев. - Мы сняли их с останков прошлой ночью, - пояснил Пат.
- Ты не терял времени даром.
- Не могу себе этого позволить.
Он раздвинул края конверта и вынул три скрепленных листа. Документ был отпечатан на бланке больницы, название которой я не смог прочесть, так как Пат перевернул листы. На обратной стороне находились оттиски пальцев.
- Это тоже отпечатки Оскара Демера из истории его болезни, которая хранилась у Ли.
Даже непрофессионалу было ясно, что они идентичны.
- Тот же парень, все в порядке, - заметил я.
- Никакого сомнения на этот счет. Хочешь посмотреть медицинское заключение?
- Да я не очень разбираюсь во всей этой медицинской писанине. Скажи мне сам вкратце, что они пишут?
- Оскар был опасным психом, параноиком и еще целый ряд подобных терминов.
- От рождения?
Пат понял, о чем я думаю.
- Ну, не совсем так. Нет никаких причин полагать, что это семейная болезнь и ею может страдать Ли. Оскар еще ребенком попал в аварию и получил серьезную травму головы, которая привела к заболеванию.
- Что-нибудь просочилось в газеты? - Я передал листы Пату, и он убрал их в конверт.
- К счастью, ничего. Конечно, мы изрядно поволновались, но ни один из газетчиков не связал Ли и Оскара между собой. Удачным оказалось и то, что лицо Оскара было изуродовано, практически лица не было. В противном случае скрыть ничего бы не удалось, и политики могли бы раздуть это дело.
Я взял сигарету из пачки, постучал ее концом о подлокотник кресла и спросил:
- Каково мнение медицинских экспертов?
- Черт, самоубийство, без всякого сомнения. Оскар был напуган, страх толкнул его на это. Он пытался убежать, зная, что в западне. Подозреваю, он боялся, что его вернут в сумасшедший дом, если поймают, да еще убийство Моффита... Он просто не смог этого выдержать. - Пат щелкнул зажигалкой и поднес огонь к концу моей сигареты. - Полагаю, все закончилось чисто.
- Уверен в этом, Пат, - подтвердил я. Пат принял официальный вид. Передо мной сидел полицейский. Вены на его шее вздулись, губы сжались в тугую линию.
- Я знаю, Майк, твои дела всегда связаны с убийством.
- Это верно.
- Между прочим, Майк, я так завязан с тобой, что если ты попадешься, то за собой потянешь и меня.
- Не попадусь.
- Майк, сукин сын, на тебе уже убийство.
- Даже не одно, а два, и будут еще. Взгляд Пата потеплел.
- Если ты не расскажешь, я сам просмотрю все дела по последним убийствам, одно за другим, и заставлю тебя признаться.
- Думаешь, у вас нет ни одного нераскрытого убийства?
Пат покраснел:
- Ну, не за последнее время.
- А как насчет того парня, которого выловили в реке?
- Для нас - да... Для тебя - нет.
Я удивленно посмотрел на него.
- Видишь ли, я виделся с Ли, прежде чем прийти сюда. Он позвонил мне, - объяснил Пат. - Во время разговора Ли с Оскаром по телефону тот на что-то намекал. Ли думает, что Оскар мог, кроме убийства Моффита, приготовить еще какой-нибудь компрометирующий трюк. Мне пришлось сказать Ли, что ты тоже имеешь свой особый интерес в этом деле, о котором не хочешь говорить даже со мной. Ли подробно расспросил меня о тебе и теперь хочет переговорить с тобой.
- Я должен найти что-то оставшееся после Оскара?
- Предполагаю, что так. В любом случае он тебе хорошо за это заплатит. Ты будешь заниматься тем же, но не бесплатно.
- Не возражаю. Я сейчас в отпуске.
- Слушай, кончай эту песню. Придумай что-нибудь пооригинальней. Что у тебя на уме? Это работа гангстеров. Тело до настоящего времени не опознано. Дантист пытается установить его личность по зубам. Другой возможности нет.
- Думаешь, вам удастся установить его личность?
- Надеюсь. У него один из искусственных зубов был сделан из нержавеющей стали. Нам никогда раньше не приходилось с этим встречаться.
У меня в ушах вновь зазвенели колокола. Сигарета выпала из руки, я нагнулся поднять ее, кровь бросилась мне в голову. Может, Пату и не приходилось слышать о стальных зубах, но не мне. Однако я не стал ничего говорить, а только спросил:
- Ли ожидает меня?
- Я сказал ему, что утром тебя какое-то время не будет.
- Хорошо. - Я поднялся, надел шляпу, собираясь уходить. - Еще одно, Пат, что это за парень, которого убил Оскар?
- Чарли Моффит?
- Да.
- Тридцать четыре года, светлая кожа, темные волосы. Шрам на брови. Воевал. Ни одного привода в полицию. Занимал комнату на Девяносто первой улице, жил там больше года. Работал на фабрике по производству пирожков.
- Где?!
- Фабрика пирожков, - повторил Пат. - Ну, выпекают разные пирожки, булочки. Существует сеть небольших лавочек под вывеской: "Пирожки мамаши Свитгер", для них эта фабрика делает пирожки.
- Что, кроме зеленой карточки, при нем не было ничего?
- Да нет, кое-какие мелочи и водительские права. Правда, во время нападения один из карманов его пальто был оторван, но сомневаюсь, чтобы он носил там что-нибудь стоящее. А в чем дело, Майк?
- Ты что, забыл про зеленые карточки?
- А какого черта тебя так волнуют комми? У нас есть специальные службы, которые этим занимаются. Я смотрел в окно, где разгоралось утро.
- Скажи мне. Пат, сколько, по-твоему, красных вокруг нас?
- Пара сотен тысяч, думаю, - ответил он.
- А сколько человек работает в той службе, которую ты упомянул?
- Ну... может быть, несколько сотен. А что можно с этим поделать?
- Ничего... просто поэтому я и беспокоюсь.
- Ладно, забудь об этом. Дай мне знать, как ты договоришься с Ли.
- Хорошо.
- И еще, Майк... будь поосторожней, ладно? Всем журналистам хорошо известна твоя репутация, и, если кто-нибудь пронюхает, что ты работаешь на Ли, могут появиться вопросы, на которые трудно будет ответить.
- Я замаскируюсь.
Офис Ли Демера располагался на третьем этаже довольно скромного здания недалеко от Пятой авеню. Обстановка офиса, без особых претензий на роскошь, радовала только прекрасным ангельским личиком девушки-секретаря. Ее голос был так же божествен, как и ее фигурка, которую она скорее пыталась показать, чем скрыть. Но она жевала резинку, ворочая челюстями, как корова, и это сводило на нет все ее прелести.
Стеклянная стена с небольшими окошками на уровне пояса отделяла приемную от машбюро. Две девушки сосредоточенно печатали на машинках. Мне пришлось согнуться чуть ли не пополам, чтобы обратиться к ним. Одна из девушек, увидев мою неудобную позу, мило улыбнулась, встала и, открыв дверь, вышла ко мне.