Василий покосился на сидящего справа милиционера-охранника, но тот увлеченно застыл над газетой "Двое".
Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, Василий не торопясь поднялся на второй этаж. В широком светлом фойе остановился и неспеша выкурил сигарету.
То вниз то вверх с видом баронов и княгинь прохаживались работники мерии. Иногда они важно прижимали к себе небольшие стопочки бумаг, немного небрежно, но с экзальтированным выражением лица.
Василий отыскал нужный кабинет с белой пластиковой дверью и не стучась, прошел внутрь.
Это был кабинет секретаря. В глубине - небольшое стол орехового дерева, ни специально подставке - персональный компьютер. Вдоль стен, оклеенных белыми тиснеными обоями, стояли три черных шкафа для бумаг. Два - слева и один - справа. Возле правого шкафа - что-то вроде буфета с изогнутыми стеклянными дверцами.
На стене возле двери - небольшая картина в простой темно-коричневой рамке. "Кандинский" - прочитал Василий подпись внизу.
Окно закрывают вертикальные голубые жалюзи. К столу секретаря ведет дорожка серого ковролина, вычищенного до стерильного состояния.
На столе стоит металлическая подставка для карандашей, веером лежат бумаги в папках и без. Рядом с подставкой пепельница в виде оклеенной янтарем плоской посудины.
Кабинет оказался пуст, но направо вела еще одна дверь с золотистой ручкой.
Из любопытства Василий подошел к столу и взглянул в пепельницу. Пусто.
Не дожидаясь приглашения, он толкнул вторую дверь. Она отворилась легко и тихо. Обычно так открываются двери склепов, вопреки распространенному мнению. Легко и тихо, милости просим.
Этот кабинет выглядел намного больше. Метров сорок, а то и пятьдесят квадратных. У окон, также закрытых жалюзи, вытянулся стол для совещаний. Стулья вокруг него били расставлены словно под линеечку. Обои выглядели несколько пестрее. Теперь на них появились тонкие красные полоски, похожие на искры. По стенам на почтительном расстоянии висели большие и не очень картины. В подвесной потолок стального цвета были вделаны продолговатые плафончики освещения.
У правой стены, сразу за дверью тянулась стенка-горка бежевого цвета, а перед ней стояло три кожаных кресла с огромными круглыми подлокотниками. Кресла стояли вокруг небольшого журнального столика.
Два из них были заняты женщинами средних лет, довольно красивыми, с короткими черными стрижками.
На столике стоял маленький золотистый пузырек. При его появлении пузырек моментально исчез. В воздухе висел тонкий запах духов и кокаина.
Они выжидательно посмотрели на него. В их глазах читалась, по меньшей мере, недоброжелательность. Та, что сидела в правом кресле, была покрасивее, но смотрелась старше - выражение ее лица почти не изменилось она, только слегка повела бровями.
Вторая, сидевшая к нему полубоком, выглядело несколько грубовато, похожа на немку. Она повернула к нему лицо и тихо фыркнула, всем своим видом показывая, что он лишний.
Если одна из них - Никитина, то я здорово ошибался, - подумал Василий, вспомнив свое описание, данное Наташе.
- Что вы здесь делаете? - грубо спросила сидевшая боком.
- Мне, собственно, нужна Никитина, - ответил Василий, высверливая взглядом отверстие между ее глаз.
- Что вы хотели? - спросила вторая несколько миролюбивее. - Никитина, это я. - Она сделала неопределенный жест рукой, который можно было истолковать совершенно по-разному.
Василий опустил глаза на стол. Там стояла пепельница, в точности повторяющая ту, из секретарской. Возле нее лежала тонкая белая пачка с нарисованные голубым вьющимся стеблем. Чуть ниже стояло короткое элегантное слово - Вог.
Василий впился глазами в пачку. Женщины, женщины, - подумал он. Даже если вы и не виноваты, то все равно виноваты.
- Мне нужно с вами поговорить, - открыл рот Василий, чувствуя себя немного скованно.
- Говорите, - сказала она холодно.
Василий посмотрел ни вторую женщину. Ее злые глаза глядели ни него не мигая.
- Вы работаете в страховой фирме "Небо и Земля".
- Ну и что. Какое вам до этого дело?
- Мне то никакого, - ответил Василий. - А вот компетентные органы очень интересуются…
- Чем? - спросила она, закуривая. Держалась она великолепно. - И вообще, кто вы такой? Василий переступил с ноги на ногу.
- Это не имеет ровно никакого значения. Вы случайно не в курсе, что происходит в вашей фирме?
- Обыкновенная работа, - ответила она и повысив голос сказала, - по-моему, нам не о чем разговаривать. Дверь позади вас.
Василий усмехнулся.
- Вы очень спешите. Я бы хотел поподробнее услышать о страховках. Не о тех, условия которых висят ни стене, а о других. Тех, которыми занимался Яков Семенович, царство ему небесное.
Никитина чуть-чудь побледнела, а вторя женщина переменила позу и смотрела как-то исподлобья и немного насмешливо.
Несомненно, они узнали его, но никак этого не показывали. Тонкие пальцы Никитиной с сило вдавились в кожу кресла. Ее подруга выглядела спокойной.
Василий молчал и ждал чистосердечного признания. Тишина словно повисла с потолка на тонкой ниточке, готовая в любую секунду сорваться оттуда кому-нибудь по голове.
- Это не ваше дело, - снова повторила она, на этот раз, более тихим голосом. - То, что мы делаем - законно, только слегка аморально. Но, в любом случае, вас это не касается.
- Да… - протянул Василий, - исчезновение людей вы считаете слегка аморальным… Убийство менеджера - тоже слегка аморально? Да?!
Она хотела что-то сказать, но с ее губ сорвалось шипение, она покраснела и встряхнула головой.
- Вы!.. вы… не понимаете о чем говорите?! Вы думаете, все просто, да? Какие у к черту исчезновения?!! Зачем вы мне голову морочите? - Она уже почти кричала, - вы хотите денег? Да подавитесь!!! - откуда-то в ее руке появилась пачка десятитысячных и она швырнула их ему в лицо.
Купюры зашуршали, затрепетали как крылья птиц и покрыли собой серый ковролин. "Не меньше миллиона", - подумал Василий.
Она смотрела на него ненавидящим взглядом и казалось, совсем разучилась моргать.
- И тем не менее, - сказал Василий. - С этим надо смириться, вы страхуете похищенных людей. Что вы с ними делаете? Убиваете? Продаете?
Никитина уже пришла в себя. Она качала головой и шептала:
- Убирайтесь вон! Вы ненормальный, вы больной человек! Мы занимаемся обычным бизнесом и вас это не касается…
Василий смотрел на нее и думал, что не так-то все и просто. Или она великая актриса, или остается один Карташов, который не вылазит из-за границы. Больше никто. В принципе, Карташов мог сделать все один. Однако мужчины никогда не курят дамские курительные палочки.
Василий вышел в фойе, посмотрел по сторонам, потом медленно спустился на первый этаж.
Милиционер, как будто не двигался с места. В его руках торчала та же газета, кажется, он даже еще не перевернул ее.
Отрешенно посмотрев на снующих людей, Василий толкнул входную дверь. Движение по ближайшей полосе было перегорожено. Поперек дороги стоял зеленый уазик. Из-за каждой колонны в его сторону смотрели одноглазые дуля автоматов АКСМ.
Дверь уазика была приоткрыта и из-за нее выглядывал офицер с пистолетом к руке.
Василий вздохнул и поднял руки. Он ни секунды не сомневался, что с другой стороны двери та же самая картина. Сопротивляться не стоило, они этого не любят.
- К стене! - закричал офицер. - Руки на стену! Василий медленно выполнил приказание, наблюдая за своими действиями словно со стороны. Где-то внутри головы еле-еле светился малюсенький огонек сожаления.
Подбежавние омононцы любовно заломили руки за спину и повалили лицом на землю. Он почувствовал, как трещат суставы и вскрикнул, за что немедленно получил сапогом в район почек.
Его обыскали, вытащив ключи от дома, складной ножик и тридцать тысяч рублей. Больше ничего.
- Быстрее! В машину его! - послышался голос офицера. Его подняли на ноги и подхватив с двух сторон, вывернули руки назад и вверх, так, что он видел только свои коленки.
Через секунду голова вперед он полетел к открытую заднюю дверь уазика, ударившись о металлическую перегородку. Почти сразу же машина тронулась. "Оперативно", - подумал Василий, - "молодцы".
Глава 29
Били долго, точно и профессионально. Так, чтобы не причинить значительных увечий, но сделать инвалидом на всю оставшуюся жизнь.
Василий с трудом разлепил глаза. Лицо опухло и уже почти не болело. Передних зубов как не бывало.
По бокам за руки ого поддерживали двое - их Василий видеть не мог - голова отказывалась поворачиваться. Спереди, расставив ноги, обутые в высокие ботинки на шнуровке, стоял плотный человек в лейтенантской форме. Его почти лысая голова освещалась сзади яркой лампочкой без абажура. Справа, у голой окрашенной стены стоял деревянный стол. На стол лежала папка и из нее выглядывало нисколько белых страниц.
- Ну что, ты будешь, наконец, говорить? - процедил бугай, приподняв его голову за подбородок. Лейтенант тяжело дышал, видимо устав, и у него изо рта воняло гнилым дерьмом.
Еле шевеля губами, Василий сообщил ему об этом.
Красномордый дернулся, но все-таки сдержался и отошел к столу.
Третий день повторялась одна и та же картина. Василия выводили из камеры на допрос, он требовал адвоката, Литвинова, или ни худой конец, Архипова, его до полусмерти избивали и ничего не добившись, обливали водой и оттаскивали назад в камеру.
Красномордый втиснулся за стол и открыл папку.
- Ты можешь молчать до потери сознания, - сообщил он, улыбаясь. - Но, хочешь ты, или нет, ты замочил мянеджера, Якова Семеновича. - Он помолчал и еще шире улыбнулся. Такая детская милая улыбочка. - Старушка, кстати, тоже на твоей совести. Помнишь ее?
Василий смотрел на его довольную красную рожу и молчал. Абсолютно любое слово, что он скажет, пойдет против него. Об этом он занял так же хорошо, как и о том, что продержать они его могут до следующего рождения Христа.
- Ты сделал все очень хорошо, до тебе не повезло, тебя видели возле квартиры, да и отпечатки твои остались… - он осторожно вытащил несколько скрепленных между собой исписанных листов. - Ну? Чистосердечное признание? Давай это подпишем, - он подал знак и Василия подтащили к столу, - и, возможно, что тебя еще оправдают. В крайнем случае, условно… - он уговаривал таким тоном, каким прапорщик уговаривает сделать первый прыжок с парашютом.
Неожиданно лейтенант резко поднялся, схватил Василия за волосы и изо всех сил ударил лицом об стол.
- Сука!!! - заорал он. - Подписывай!! Все равно подпишешь, куда ты денешься!! И не такие кололись, фраер чертов!
Василий почувствовал, что нос сместился в сторону, а лицо стало каким-то плоским и мягким. Нестерпимой болью полоснуло в мозг.
Охранники быстро подняли его и отвели чуть назад. Кровь залила лицо и крупными каплями стекала на рубашку. Василий с удовольствием, на какое только еще был способен, отметил, что и листы перепачкались кровью. Заметил это и лейтенант.
- Черт!.. - он выругался грязным площадным матом, даже здесь он оказывался ни на что не способным. Ругаться толково он не умел.
- Перепишешь, - прошепелявил Василий.
- Уведите, - заорал красномордый, дрожа от ярости. Камера показалась ему родным домом. Размером три на два метра, с маленьким зарешетчатым окошком под потолком, она явно располагалась ниже уровня земли. Сочившийся сверху свет выделял только казенный потолок и верхнюю часть стен. То, что находилось ниже, пребывало в постоянном мраке.
В левом углу располагались нары. Дверь выглядела холодной и неприступной. Из-за нее не доносилось ни звука.
Непонятно где капала вода. Ее мелодичный звук напоминал о весеннем дожде.
Василий потрогал лицо и моментально отдернул руку - на нем не было ни одного живого места. Почки пульсировали обжигающей болью, словно их долбили отбойным молотком. Иногда боль затихала и тогда все тело странно немело, а зубы принимались отстукивать чечетку. В такие минуты он об-хватывал голову руками и представлял, что падает в огромную черную бездну.
Хуже всего было состояние неведения. На пятый день Василий сбился со счета и уже не пытался узнать, какой на дворе день.
Через некоторое время избиения прекратились и жизнь вроде бы совсем замерла. Через определенные промежутки времени в камеру приносили еду, состоящую в основном, из луковой похлебки. Никто с ним не разговаривал, допросы кончились. Когда он спрашивал у конвойного, в чем дело, тот неизменно отвечал, что идет следствие.
Постепенно Василий оклемался. Раны на лице зажили. От нечего делать, он целыми днями, пока сквозь окно проникал хоть малейший отблеск света, занимался физическими упражнениями. Сначала кружилась голова и ломило спину, но он очень скоро наверстал потерянную форму.
Когда наступала ночь, Василий блаженно вытягивался на нарах и думал об этом деле, вспоминая мельчайшие детали. Чем дольше это происходило, тем больше он убеждался, что может просидеть здесь, пока снаружи все благополучно не закончится. Потом его выпустят, как никому ни нужного свидетеля.
Дни текли незаметно. Хмурый охранник не делал никаких попыток заговорить, точно был немым. Лицо его оставалось неподвижным и бесстрастным как у крупье во время проигрыша казино.
Глава 30
Отрывисто прозвенел звонок и Таня с явной неохотой встала с мягкого кресла и нашла открывать дверь. "Кто бы это мог быть?" - подумала она. За окном еще было светло, хотя стрелки часов уже перешагнули за девять вечера.
Она посмотрела в глазок. Там стоял Рома, так сказать, ее бой-френд. Видеть его сейчас она хотела меньше всего на свете. Он услышал шаги и нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Пришлось открывать.
- Ты одна? - тут же спросил Рома, заходя в прихожую и обшаривая все вокруг глазами.
- Да, - ответила она, невольно делая шаг назад.
- Ну, тогда привет. Зайти то можно?
Не дожидаясь ответа, он снял туфли, прошел в комнату и плюхнулся на диван. Таня заметила, что он был пьян.
Она знала его уже почти год и как-то привыкла к нему. Уж лучше синица в руках, - думала она. - Как никак, а все-таки целый год.
Рома был высокий, спортивного телосложения, длинные черные волосы и выразительные карие глаза. Дон Жуан, - сказала бы про него мало-мальски знающая жизнь женщина. Таня не могла с этим согласиться. "Он не бросает меня, значит, я ему нужна."
Таня ничего не знала о его прошлых связях и чем они обычно заканчивались. Она принимала Марвелон и этим невольно удерживала его.
"Как хорошо, - думал Рома, - море удовольствия и никакой ответственности. Еще и деньжат подкинет. Дура…"
- Выпьем? - спросил он, когда Таня вошла в комнату.
- Я не буду, сам пей.
- Нет будешь. - Он достал пакет отвратительного белого вина и его лицо расплылось в жесткой ухмылке. Рома сходил на кухню и принес оттуда две кружки.
- Куда ты денешься, дорогая, - произнес он издевательски. - Сейчас выпьем, потом кино посмотрим, а потом… Ты ведь никого не ждешь? - Под его взглядом ей захотелось врасти в кресло.
- Нет.
- Вот и прекрасно. - Он плеснул в кружки вина и протянул ей. - Давай, мм ведь давно не виделись.
"Точно, - подумала Таня, - целых два дня." С большим напряжением сидела она в такие, свободные от работы вечера, дома. Ей вроде бы и хотелось его видеть, но с другой стороны она боялась Таня никому не рассказывала, что он вытворял с ней в минуты своего гнева.
В последнее время ей снились сны, и которых черный, мерзко пахнущий мохнатый паук заползал ей на грудь и липкой трубочкой высасывал из нее кровь. Она кричала и плакала, но никто не приходил ей на помощь. А после, когда паук насыщался, Таня поднимала на него невидящие от страха глаза и видела ЕГО ГОЛОВУ. ГОЛОВУ РОМЫ.
- Пей, крошка, пей, - он подтолкнул кружку к ее рту.
- Я не хочу, - твердо сказала она.
- Не хочешь?! - его передернуло. - Я старался, спешил, хотел тебя увидеть. А она!… Видите ли ни хочет отпраздновать встречу!! Он помолчал с минуту и опрокинул кружку в рот. Его лицо скривилось.
- Где ты вчера была? - спросил Рома, наливая вторую кружку.
- Дома, - еле слышно ответила Таня. Она уже чувствовала, чем закончится эта встреча.
- Где, где?
- Дома я была, - повторила она.
- Что-то с трудом верится. Я был вчера у тебя, звонил, но никто не отвечал.
- Я спала, наверное.
- Да? А может, все намного проще? Может у тебя появился кто-то другой? И ты с ним вчера, вместо того, чтобы ждать меня, с утра до вечера развлекалась? - Он опять сделал большой глоток.
- Нет, - сдавленно сказала она. - Я была дома. Я спала.
- А когда ты работаешь? Я хочу сказать, ты уже давненько сидишь дома…
- Я работаю через неделю, ты же знаешь. Завтра начиняется моя смена.
- Вот и прекрасно, - оживился Рома. Она не поняла, что он имеет ввиду.
- За такими как ты нужен глаз да глаз. - Он поднялся с дивана и подошел к шкафу, уставленному книгами. - Что мы тут читаем?
Таня с опаской следила за его движениями.
Из небольшой стопки Рома выудил книжку в мягкой обложке. "Как добиться желанно любви", - большими буквами гласил заголовок.
- Любви, значит, хочешь, - тихо сказал он не оборачиваясь. Положив книгу на место, он резко повернулся. Его глаза горели злобой.
- Я тебе запрещаю читать такие книги!!! - заорал он. - Ты будешь читать только то, что я разрешу! Таня опустив голову, вжалась в кресло, ожидая удара.
- Ты меня поняла?! Если только узнаю, что ты с кем-то трахаешься на стороне! Я тебя на куски разрежу, паршивая сука!
Таня не смела вставить ни слова.
- Я прихожу, а она даже мне не рада! - слова с клекотом вырывались из его горла. - И ты будешь кормить меня своими сказками?! На работу ей! Да мне наплевать на твою работу, со всем аэропортом, наверное, переспала!
С белым от злости лицом он бегал по комнате, размахивая руками. Внезапно он подскочил к ней, схватил ее за волосы и больно ударил. Таня даже не поняла, в какое место. Волна боли накрыла ее всю сразу.
- Это чтоб ты знала, кто здесь главный! - расслышала она. С силой зажмурив глаза, Таня скрестила руки на груди. Она чувствовала, что его пальцы срывают с нее одежду и пнула ногой куда-то в сторону.
Раздался его приглушенный вскрик и она решила, что попала. Но в следующее мгновение тяжелы удар в грудь заставил ее распластаться на диване.
- Ты же пойми, я тебя люблю… разве ты не понимаешь… - его тихий стон едва долетал до ее уха. Все тело ломило и она решила ему больше не сопротивляться.