Я встал. Я не стал бы этого делать перед шофером, но дочь миллионера - совсем другое дело. И даже если бы она не была дочерью миллионера, я бы все равно сделал это. Ей было немногим за двадцать, у нее были черные как воронье крыло волосы и ярко-вишневые губы. Ее лицо покрывал приятный загар, ее темные глаза смотрели вызывающе независимо, а приятно подчеркнутый подбородок предполагал наличие в ее характере такой черты, как упрямство. Ее лицо было красивым, немножко цыганским, но исполненным самоуверенного великолепия.
Она была выше меня, но меня это не беспокоило. Хорошая вещь в любом виде хороша. Я продолжал стоять, дрожа как пойнтер, ожидающий команды к началу охоты.
Она сказала:
- Красивое платье, не правда ли? Жак Фат.
- Не могу оторвать от него глаз, - сказал я. - Я - Рекс Карвер.
В ответ на мой упорно продолжающийся идиотизм она слегка подняла глаза и сказала:
- Я знаю. Но вы не совсем соответствуете тому описанию, которое дал Миггз. Кое-где смазаны грани.
- Осенью, - сказал я, - я всегда начинаю немного распадаться. Мой лучший месяц - май.
Она посмотрела на свои часы - я заметил мягкое поблескивание бриллиантовой оправы - и заявила:
- Я не могу ждать, да и мой отец тоже. Вы едете или нет?
- Я предполагал, - промямлил я, - поехать отдыхать.
- Вы выглядите так, - сказала она, - что вам, возможно, и нужен отдых. Я скажу отцу, что вы не можете ничем помочь. - Она повернулась к двери.
Я пересек комнату и взял свою дорожную сумку.
- Вы явно пытаетесь меня обидеть, - сказал я. - Но мне все равно. С вами я поеду куда угодно. - Я широко улыбнулся ей. Это стоило определенных усилий, но я подумал, что дело того стоит. - Джулия О'Дауда. Замечательное имя. Дикая ирландка с развевающимися под свистящими порывами ветра волосами и...
Она пошла к двери, говоря:
- Я - его падчерица. Меня зовут Джулия Юнге-Браун. И в машине вы сядете на заднее сидение. Я не люблю, чтобы на моем колене лежала чья-то рука, когда я веду машину. Хорошо?
- Хорошо, - сказал я.
Я покорно последовал за ней к выходу. Уилкинз посмотрела на меня с деревянным выражением лица.
Я сказал:
- Следующий раз, когда ты будешь использовать слово "шофер" в телефонном разговоре, называй пол. Меня уводят в рабство.
Джулия, идущая впереди, засмеялась. Это был замечательный звук, словно быстрый ручеек пробежал по камням.
Уилкинз сказала:
- Я позвоню миссис Мелд и скажу, что вы не вернетесь сегодня.
Это была не "Фейсл Вега", а большой черный "Роллс", немного походивший на катафалк и такой же тихий и спокойный на заднем сиденье как траурный зал. Рядом со мной, зажатая в серебряном кронштейне, находилась труба, ведущая в водительский отсек.
Когда мы проезжали по Вестминстер Бридж, я посвистел в трубу и сказал: - А что случилось с настоящим шофером?
Приставив к трубе ухо, я получил ответ:
- С Тишем? Он на рыбалке с моим отцом. Отчимом.
- Что там с этой украденной машиной? - спросил я.
- Что-то связанное с Зелией. У нее всегда что-то случается.
- Зелия?
- Моя сестра. Вам все расскажут.
- Куда мы едем?
- В Суссекс. Рядом с Седлзкомбом. Вы как раз успеваете к вечерней зорьке.
- Вечерней что?
Она проскочила между автобусом и бензовозом и затем сказала:
- Перестаньте разговаривать. Там на полочке перед вами есть журналы.
Я поковырялся немного и опустил полочку. Там были последние номера "Вог", "Филда", "Иллюстрейтид Лондон Ньюс", "Плейбоя" и "Ривалля". А также наполовину опустошенная коробка с сигарами "Боливар Пети Коронас". Я закурил сигару и откинулся на сиденье с "Плейбоем".
Когда мы выехали из города, она погнала машину так, словно жалела, что бог не дал ей крылья, и втайне надеялась, что если она поедет достаточно быстро, то машина, возможно, и взлетит. Любой, ехавший в машине, может быть, и не услышал бы тиканья часов в тишине, но он бы точно услышал, как мое сердце бьется о мое нёбо. Я начал сожалеть о своем поспешном решении. Симпатичная цыганка заходит в твою контору в платье от Фата, которое стоит почти столько же, сколько выкуренные тобою за год сигареты, вызывающе смотрит на тебя и вот ты, отбросив все благие намерения, снова за работой, вместо того чтобы отдыхать.
Я не пытался следить, куда мы едем. Но вся дорога заняла часа полтора. Наконец, мы свернули с шоссе, проехали через главные ворота парка, столбы которых были украшены каменными гончими псами, каждый из которых держал щит. Я не смог разобрать девиз на щитах, потому что мы ехали слишком быстро. Затем мы проехали около километра по парку. Впереди я увидел массив загородного особняка, но не успел хорошенько рассмотреть его, так как мы свернули с главной парковой дороги и поехали по боковой, между буками и елями, под которыми росли грязные, неприятно влажные на вид рододендроны.
Мы миновали деревья и боковая дорога закончилась большим круглым пространством для удобства разворота машин, за которым возвышался поросший травой вал.
Джулия развернула машину и остановилась. Пока я вылезал и подходил к ее двери, она продолжала сидеть на месте.
- Бодрящая поездка, - сказал я. - Тоник для нервной системы. Когда вы будете ставить ее в конюшню, хорошенько пройдитесь по ней щеткой и дайте ей горсть овса. Но не давайте ей пить какое-то время. Как-нибудь вы можете вывезти меня на "Фейсл Веге" и мы действительно хорошо проведем время.
Она задумчиво посмотрела на меня сверху вниз, а потом снизу вверх, словно я был предметом антикварной мебели, высоким комодом на ножках или чем-нибудь подобным, который, как она считала, может ей подойти, и затем сказала:
- В вас есть что-то. Совсем немного, и я боюсь, вы слишком много ставите на это что-то.
- Просто давно не было практики. Все, что мне нужно, - это несколько дней на свежем воздухе. Так где папа?
- Папа - это тот человек, с которым вам нужно быть чертовски любезным.
Я вдруг понял, что сорвало меня с уютного конторского кресла. Она была человеком, с которым можно обходиться и так, и так. Обойдись с ней неправильно, погладь ее против шерсти и перед тобой будет если не враг на всю жизнь (всегда надеешься на лучшее), то человек, который вычеркнул тебя из своей памяти. Но поведи себя с ней правильно, прикоснись к ней умелой, искусной рукой мастера, и тебя ждет усыпанный звездами карнавал. Но на это нечего было надеяться, пока не достигнешь пика своей формы.
Я подмигнул ей.
- Я уже имел дело с миллионерами. С ними легко, когда даешь им знать, что ищешь именно их деньги. Так где он?
- Наверху. Позвоните ему. Можете оставить свою сумку. Я отвезу ее в дом.
Она завела мотор.
Прежде чем машина тронулась, я спросил:
- А за что вы не любите своего неродного папу?
И тут я впервые получил, прямо и сполна: холодный взгляд темных глаз, явившийся следствием удивления, которое ей не удалось полностью скрыть.
Она нажала на педаль газа и "Роллс" стал удаляться от меня вдоль буковой аллеи.
Я закурил и поднялся по каменным ступеням на вал. Вал оказался дамбой, поросшей травой с одной стороны и облицованной бетонными плитами с другой. По ее верху шла коротко подстриженная дорожка. За дамбой простиралось искусственное озеро площадью примерно акров в тридцать. Вокруг озера росли сосны, а его дальний берег подпирал холм, усыпанный большими дубами. На этом дальнем берегу, у левого края дамбы располагались эллинг и пирс, который метров на двадцать врезался в озеро. В центре озера я увидел лодку, в которой находились два человека.
Я пошел по дамбе к пирсу. Пара голубей пронеслась над соснами, откуда-то из-за буков донесся голос фазана, утиный выводок поднялся с прибрежной отмели у дальнего конца озера. Место было красивым и, судя по дамбе, эллингу и пирсу, все это было сооружено недавно. О'Дауде это, должно быть, влетело в копеечку. Замечательно, подумал я, когда ты не можешь поехать на рыбалку в Ирландию или Шотландию, ты организуешь ее прямо рядом с домом.
Я прошел мимо эллинга на пирс. У пирса был пришвартован фиберглассовый катер с подвесным мотором. На конце пирса находился вертикальный деревянный шест, похожий на маленькую виселицу, на котором висел большой медный колокол. Я пару раз качнул его язык и по озеру прокатился звон. Я сел на край пирса, свесил ноги и стал ждать, пока подойдет лодка.
Двое в лодке не обратили на меня никакого внимания, хотя они, наверняка, слышали звон. Я продолжал сидеть, докуривая сигарету. Они слышали, они подгребут, когда будут готовы. Одну вещь невозможно сделать - поторопить миллионера. Если я возьму работу, решил я, я накину пять процентов за ожидание. Ондатра лениво выплыла из-под пирса и направилась к клумбам ирисов на берегу. Неподалеку от дамбы ласточка спикировала к воде и оставила на ней круг, напоминающий те, которые производит поднимающаяся к поверхности форель. Метрах в тридцати над соснами не спеша пролетела цапля с вытянутыми назад ногами - настоящая старая птичья аристократка. День был замечательный: солнце, облака, легкий ветерок, оставляющий на воде небольшую рябь. На озере один из рыбаков сделал пробный заброс, и солнце заиграло на мокрой лесе. Ожидание не тяготило меня, оно отвечало моему настроению. Я был почти в полном согласии с миром.
В следующее мгновение я чуть было не лишился всего этого.
Две вещи случились, как мне показалось, совершенно одновременно. Винтовочный выстрел и удар пули, вошедшей в колокольный шест сантиметрах в семи над моей головой. Отколовшаяся от шеста щепка пролетела мимо меня и стала опускаться на воду. Она еще не коснулась поверхности воды, а я уже бежал к эллингу - ближайшему укрытию.
Глава вторая
"Ночь, яркий факел и открыта
окошка створка для тепла любви"
Джон Китс
Прежде, чем я добежал до эллинга, неизвестный стрелок предпринял вторую попытку. Пуля прожужжала над головой, слишком близко, чтобы испытывать комфорт. Злой, испуганный и запыхавшийся, я укрылся за эллингом.
Я посмотрел на озеро. Те двое продолжали ловить, даже не взглянув в моем направлении. Из всех людей только рыбаки могут так увлеченно заниматься своим делом. Я высунулся из-за эллинга и осмотрел ближайший ряд сосен. К моему удивлению из-за деревьев показался человек в джинсах и куртке и побежал вдоль них. В руках у него была винтовка.
Я дал ему пробежать метров пятьдесят и последовал за ним, петляя вдоль внешнего ряда сосен, чтобы как можно меньше находиться на открытом пространстве. Местность стала плавно повышаться, сосны кончились и сразу за ними была калитка, сделанная из пяти прутиков.
Человек с винтовкой перемахнул через нее и остановился, чтобы что-то поднять из травы по ту сторону изгороди. Это был мотороллер. Он закинул винтовку за спину. Увидев это, я спуртовал. Я уловил движение его ноги, нажимавшей на стартер. Я был у калитки, когда он быстро отъезжал по ухабистой дорожке. Я перегнулся через калитку и наблюдал его отъезд, стараясь отложить в памяти номер мотороллера ГН 4839. Отъехав метров двадцать, он обернулся через плечо и посмотрел на меня. Я помахал ему и мерзавец помахал мне в ответ. Его лицо было черным как уголь.
Я медленно пошел назад к пирсу, размышляя, что я такого сделал, чтобы вызвать подобное к себе отношение. Насколько мне было известно, ничего. Когда я дошел до края пирса, лодка уже подходила к нему.
На веслах сидел маленький, похожий на мальчишку человек с лицом, напоминающим выжатый лимон. На шее у него висел полевой бинокль. Это, догадался я, был Тиш, шофер. Он был в рубашке и брюках, в углу его рта была зажата большая сигара, а на голове нахлобучена старая матерчатая шляпа, утыканная искусственными мушками. На корме, в удобном крестообразном сооружении сидел Кэван О'Дауда.
Пока лодка проходила последние пятнадцать метров, я успел хорошенько рассмотреть его. Ростом он был, решил я, где-то метр девяносто пять и одному человеку вряд ли бы удалось обхватить его. Да, забраться в спальный мешок было бы для него проблемой. Когда его создавали, вокруг, должно быть, валялось много ненужного материала, от которого они решили отделаться. Я определил, что ему где-то около шестидесяти. На нем был светло-голубой маскировочный костюм и резиновые сапоги. Его голова имела форму тыквы и, если бы проводился конкурс на самую большую голову, он бы, наверняка, получил приз. Как я смог заметить, у него практически не было шеи, а волосы были так коротко подстрижены, что напоминали налет рыжей пыли. Он был в темных очках, а в углу его рта была сигара. У него были огромные, покрытые золотисто-коричневым пухом руки, но, как я убедился позднее, когда он начал ловить, это были хорошие руки, умелые и чувствительные.
Когда лодка причалила к ступеням пирса, О'Дауда спросил:
- Вы - мистер Карвер?
- Он самый.
Он сделал вид, что не заметил моей иронии.
- Залезайте, - сказал он.
Пока я спускался по ступеням, он снял очки и я увидел, что у него были ярко-голубые глаза, слишком маленькие для его лица, которые утопали в многочисленных пухлых морщинах. Он был не только самым отвратительным миллионером из тех, кого я видел, но также и самым большим.
Я устроился на носу.
- На то же место, Кермод.
Тиш начал отгребать от пирса, а я начал наблюдать за О'Даудой из-за головы шофера.
- Замечательно, что вы приехали, - сказал О'Дауда. - И хорошо, что Миггз порекомендовал вас. Он, конечно, имеет с меня пару тысяч в год. Я нисколько не против. Настоящий парень, Миггз. Показалось, что мы совсем недавно слышали выстрел.
- Два, - сказал я. - Кто-то использовал ваш колокольный шест или меня в качестве тренировочной мишени. Я проводил его до края леса, и он уехал на мотороллере.
На большом лице не выразилось ни малейшего удивления.
Он только произнес: "Кермод", и кивнул на корзину у ног шофера. Тиш перестал грести, порылся в корзине и через плечо передал мне флягу. Я отвинтил крышку и сделал глоток. Это, возможно, был "Курвузьер". Я протянул флягу назад. Тиш принял ее одной рукой, а другой передал мне сигару и вернулся к гребле. Я закурил.
- Ловили когда-нибудь? - Хотя имя его было чисто ирландским, я не заметил никакого акцента. Если и было что-то, то скорее заокеанское. Канадское, может быть.
- Мой отец, упокой его душу, - сказал я, - научил меня привязывать мушку, когда мне было пять лет.
- И он был чертовски прав. Сколько рыбы было упущено из-за неумело завязанных узлов. Возьмите удилище Кермода.
Удилище лежало рядом со мной. Это было произведение "Харди". Тиш ловил на большую лососевую мушку в сопровождении двух более мелких.
Я спросил:
- И что у вас здесь есть?
О'Дауда, уже приступивший к ловле, ответил:
- Радужная и пеструшка. И несколько гиллару. Знаете эту рыбу?
- Нет.
- Ирландская. Водится в озерах Мелвин и Эрне. Но она плохо берет.
Я отпустил лесу, сделал пару пробных забросов, чтобы почувствовать снасть - она была замечательной - и затем сделал заброс метров на двадцать. Неплохо, учитывая, что я год не брал снасть в руки. Я знал, что О'Дауда наблюдает за мной. Я понял, что О'Дауда был человеком, который наблюдал за всем и вся его окружавшими.
Тиш пустил лодку по ветру, и мы стали облавливать озеро на мокрую мушку. Через какое-то время я увидел быстрый бурунчик рядом с опустившимися на воду мушками и почувствовал резкую поклевку. Я подсек, леса натянулась и кончик удилища согнулся. Минут пять я вываживал рыбу, и затем она показалась, утомленная и поблескивающая плавниками, и Тиш подсачил ее. Это была радужная форель, взявшаяся на одну из мелких мушек. Прекрасный экземпляр, где-то около килограмма, подумал я. Я отцепил крючок и оглушил рыбу о борт лодки. Она лежала на дощатом настиле и ее пунцовая боковая линия ярко переливалась на солнце, но вскоре смерть взяла свое и она стала блекнуть. Я посмотрел на границу соснового леса. Мой несостоявшийся убийца мог запросто вернуться.
- Неплохо, - сказал О'Дауда. - Вам могут приготовить ее на ужин. Мой шеф-повар великолепно запекает рыбу с пармезанским сыром, имеющим потрясающий аромат. Но он ничуть не забивает аромат рыбы. Просто приятно подчеркивает его. Вы успели рассмотреть человека, который стрелял в вас?
- Нет, не успел. Прежде чем я смог приблизиться к нему на достаточное расстояние, он уже отъехал. Однако я подумал, что он может вернуться.
- Он не вернется.
- Рад это слышать.
- В любом случае он охотился не за вами. Ему был нужен я. Просто ошибся целью. Был плохо проинструктирован.
Мы были уже почти у самого берега, поросшего деревьями. О'Дауда сделал аккуратный заброс и мушки опустились на воду рядом с группой береговых лилий. Через мгновение он уже вываживал подсеченную рыбу и, наконец, в подсачке у Тиша заворочалась большая форель-пеструшка. Наблюдая за О'Даудой, я думал, насколько плохо должен быть проинструктирован человек, чтобы перепутать меня с ним. Если я возьму эту работу, размышлял я, то будет приплюсована существенная сумма за риск.
Мы проловили еще час. О'Дауда вытащил три пеструшки. Я поймал одну пеструшку, а затем зацепил что-то, что в итоге сломало мое удилище и ушло.
- Должно быть, крупная была, - сказал я.
- Вы немного поторопились, - заметил Кермод.
- Недостаток практики, - сказал О'Дауда. Затем он повернул голову в мою сторону и пристально посмотрел на меня. - Легко вытащить мелкую рыбу. А большую рыбу... ну, здесь элемент времени изменяется не в арифметической, а в геометрической прогрессии. Для большой рыбы требуется время и терпение. Вот почему я - миллионер. - Он засмеялся. Это был звук водяного потока, быстро заполняющего подземный тоннель. Мне не понравился этот звук и у меня возникло сильное ощущение, что и он сам мне не нравится.
О'Дауда посмотрел на свои часы и кивнул Кермоду. Тот нагнулся к корзине, вытащил переносной переговорник и произнес в него:
- Машину мистера О'Дауды. Через пять минут.
Он убрал переговорник на прежнее место, и мы погребли к пирсу.
О'Дауда заметил, что я смотрю на корзину, и сказал:
- Время и терпение, мистер Карвер. И постоянный контакт с внешним миром. Жизнь полна неожиданностей и непредвиденных обстоятельств.
Я не ответил. Я был, в принципе, согласен с данной философией. Но чтобы позволить себе исповедовать ее, нужно быть миллионером.
Когда мы подошли к круглой площадке у дамбы, там нас уже поджидал большой темно-синий многоместный фургон "Форд Зефир". За рулем сидел маленький опрятный человек лет сорока. У него были небольшие топорщащиеся усы, крупные зубы и жесткие агатовые глаза, которые он увлажнял, постоянно моргая. Нас не представили друг другу, но из разговора я понял, что его зовут Денфорд и что он - секретарь О'Дауды.
По дороге к особняку произошел лишь один небольшой разговор между О'Даудой и Денфордом.
- Я хочу получить исчерпывающую информацию относительно того, как этот парень попал вовнутрь, Денфорд, - сказал О'Дауда.
- Это общественная верховая тропа, сэр. - Его голос, даже в разговоре с О'Даудой, был отрывистым и резким, как и со мной по телефону. - У нас нет законных прав, чтобы закрыть ее.
- Тогда найдите какой-нибудь другой способ.