– Они так бурно реагируют потому, что задержанное золото – плата зарубежным поставщикам за партию современного оружия. Применять все эти автоматы, пистолеты и электрошокеры будут не только в Ленинграде, но в других местах. Поэтому коллеги из соседних регионов должны тоже как-то реагировать на бизнес наших "крёстных отцов", а не сидеть сиднями в своей провинции. Есть сведения, что в данном случае Уссер работает вместе с Веталем Холодаевым. Ювелир является покупателем, Веталь – посредником. В руководстве Главка об этом тоже хорошо известно. Тандем двух таких воротил обычно до добра не доводит. Личность Веталя – полковника-ракетчика в отставке – присутствующим должна быть знакома. Но мне довелось общаться с ним куда ближе, чем остальным. Я знаю, что человек этот способен буквально на всё – на убийство, на диверсии, на шантаж и подкуп. Нет такой гадости на свете, которую он не совершил на своём веку. Да, Веталь умён и смел, но от этого только хуже. Он мстит всему роду человеческому за свою неудавшуюся жизнь. Кстати, и у других бандитов точно такие же мотивы, – Саша явно имел в виду Готтхильфа. – Если оплата вовремя не поступит, тамошние воротилы перестанут иметь дело не только с Веталем, но и с его сестрой, с его дочерью. Он обвинит в срыве сделки Уссера, и между ними возникнет конфликт. Он совершенно не выгоден обеим сторонам, как ослабляет их и делает более уязвимыми. Терять доверие зарубежных партнёров ни Веталю, ни Семёну тоже не хочется. Сейчас им надо сохранить лицо, вырвать у нас уступку. И они пойдут до конца.
– Логично, Саня, – одобрил Захар. – Геннадий, ты хочешь что-то возразить?
– Да что здесь возражать? Это всё и так давно известно. – Петренко тщательно протирал свои очки мягкой фланелькой. – Вот если бы Александр Львович сказал, что делать нужно…
– Вот об этом мы сейчас и поговорим. – Горбовский ещё раз осмотрел своих подчинённых. Никто из них слова не просил, вопросов не задавал. Отлично – значит, ситуация им ясна. – Как следует вести себя в свете этой, честно говоря, нешуточной угрозы? На Ветале уже висит столько трупов, что лишних он не побоится. Всё равно под расстрел идти. Характер у него жестокий, амбиции непомерные, и никакими комплексами он себя не грузит. Да Веталь и сам об этом не раз гордо заявлял. Все прежние его ультиматумы не были блефом. Дело кончалось то автокатастрофой, то посылкой с взрывным устройством, то внезапным сумасшествием и суицидом. Ну, и ещё много всякого разного – вы сами в курсе. Веталь снискал себе славу крутого мэна, а потому к его угрозам нужно относится очень серьёзно. Итак?..
– Я считаю, что нужно очень тщательно досматривать все самолёты, вылетающие из "Пулково" после половины шестого вечера двенадцатого января. Необходимо проконтролировать пассажиров – чтобы не пронесли на борт оружие, взрывчатку и так далее. К тому же следует обращать внимание на предметы двойного назначения, которые могут быть использованы как оружие. – Василий Павлюкевич потирал ладонью мощную, как у всех борцов, шею. – Вместе с тем нужно всячески демонстрировать Веталю, что мы заинтересованы в переговорах. А одновременно делать всё для того, чтобы выяснить его местонахождение и задержать. Так во всём мире делают при общении с террористами. Усыпляют их бдительность, а потом штурмуют…
– А если Веталю этот шмон в аэропорту не понравится? – лениво спросил Ружецкий. – Я уж не говорю о том, что он может засечь подготовку к аресту. Тогда уж точно мало не покажется.
– Были же случаи, когда эти ребята нарушали достигнутые договорённости! – не сдавался Павлюкевич. – Они ведь могут сорваться и раньше, чем через сутки.
Андрей, закончив барабанить ботинками чечётку, по-школьному поднял руку.
– Извиняюсь! Поправочка, Вася, вернее, разъяснение. Я хочу и тебе, и всем присутствующим быстро изложить свои соображения. Первое – очень трудно, скажу даже, что невозможно досмотреть все самолёты. Как мне известно со времён службы в "Пулково", у Веталя и его коллег масса своих людей среди тамошнего обслуживающего персонала. Механики, заправщики и прочие техники лично у меня под большим подозрением. Кто именно там озорует, не знаю, а потому подозреваю всех. Веталю ни к чему пользоваться услугами пассажиров при подготовке теракта – раз. И второе – он будет использовать не обязательно взрывчатку, которую ещё можно обнаружить. Достаточно чуть-чуть не докрутить гайку или сунуть в кабину экипажа баллончик с нервнопаралитическим газом. Не исключено, что в пищу и напитки лётчикам подмешают отраву растительного происхождения, которая не оставляет следов в организме. Она подействует прямо в воздухе, и никакой "чёрный ящик" не прольёт свет на причины аварии. Ну, просто весь экипаж вдруг вырубился, и самолёт рухнул на землю! И так далее – вы меня поняли…
– Да, пожалуй, ты прав. – Павлюкевич снял соринку с рукава своего пиджака. – Но, по-моему, нужно всё-таки согласиться…
– Безусловно! – подхватил Минц и привстал за столом. Петренко, которому никак не удавалось высказать собственные соображения, раздражённо дёрнул щекой. – Нужно согласиться, а тем временем по возможности найти и допросить тех, кто был причастен к той операции. Я имею в виду начальника поезда, кладовщика, грузчиков. Словом, всех, имеющих доступ к бутылям с кислотой. Ну, конечно, и администрацию того предприятия, откуда шла партия, надо посетить непременно. Может, у них были смежники. И эти бутылки под шумок подсунули…
– Да уберут они всех, Александр Львович! – Петренко отложил свои записи и взглянул поверх очков. – Вон, Андрей говорит, бригаду из крематория в полном составе почикали. По крайней мере, трое из четверых – уже определённо в морге…
Озирский вытаращил глаза и восхищённо улыбнулся. На самом деле он с Геннадием ещё не откровенничал. Тот по своим каналам сумел узнать не только про Мажорова и Беллавина, что было ещё понятно, но и про Кислякова.
– Никто не будет дожидаться, пока мы их допросим. Но я. в принципе, не возражаю. Такой вариант можно держать как запасной, но надеяться на него наивно. Нужно искать другие пути. И ни к чему запутывать блистательные комбинации. Мы не сценарий вестерна пишем, а несколько другим делом занимаемся. Давайте думать – для того нас здесь и собрали.
– Ты, Гена, думай, а я пока своё мнение скажу. – Захар под столом похлопал Минца по руке, давая понять, что в обиду не даст. – Василий, я тебе прямо сейчас работёнку дам. Свяжись с аэропортом. Нехай усилят контроль на досмотре, увеличат количество милицейских постов. Шмонать должны каждого, даже древних старцев и грудных младенцев. У детишек в ночном горшке удобно гранаты прятать. Так что иди, Вася, а мы продолжим обмен мнениями. Что, Саня? – Захар живо повернулся к Минцу, который шевельнулся за столом и открыл блокнот.
Павлюкевич, отодвинув стул, поднялся и пошёл к двери.
– Ты только предупреди, чтобы панику не создавали! – сказал ему вслед Захар. – Никакой утечки к пассажирам, а то светопреставление начнётся. Пусть работают тихо и тщательно, как положено на таком сверхважном объекте…
– Захар Сысоевич, если по какой-то причине поиски и допросы закончатся ничем, придётся идти на прямой контакт с Веталем. – Саша смотрел не на Горбовского, а на стоящую в углу кабинета кадку с папоротником.
Павлюкевич от дверей охнул:
– На прямой? С Веталем?..
– А почему бы и нет? С Уссером я пару раз встречался, и мы всегда находили компромисс. – Минц пожал плечами и вдруг прищурился, словно его внезапно задушила злоба. – Василий, а что ты, собственно, прикажешь делать? Людей-то надо спасать!
– Так что – Уссер! – Михаил Ружецкий откинулся назад, поставив свой стул на две ножки. – Уссер тебе всегда всё сделает. А Веталь… Львович, фанера, ты его родного племянника посадил. Думаешь, он с тобой целоваться полезет?
– Да причём здесь племянник, я не понимаю! – Саша уже впал в своё любимое состояние каменного упрямства, и теперь даже самые веские доводы не могли сдвинуть его с мёртвой точки.
– Как это "причём"? Твоего бы племяша кто-нибудь с "червонцем" сосватал, как ты посмотрел на это? – сразу же завёлся и Мишка, катая желваки на скулах.
Горбовский пошёл пятнами, ругая себя за то, что уже в который раз допустил открытое столкновение на планёрке.
– Из-за Юрки я бы не стал гробить важное дело – это во-первых. А, во-вторых, я не с "червонцем", к сожалению, а только с "пятёркой" его сосватал. Адвокат Анатолий Фокич Усвятцев сбавил ему срок вдвое. Да ещё добился перевода со строгого режима на общий.
– Да всё равно – раз кровное дело, к чёрту рисковать! – вмешался Тенгиз Дханинджия с другого конца стола. – Они и людей взорвут, и тебя заделают. С Веталем, по крайней мере, тебе невозможно будет договориться. Тебя если не порежут тут же, так в заложники точно возьмут. Ты мне поверь. Я знаю, что такое кровничество. Теперь ты – его смертельный враг, пусть там хоть адвокат, хоть кто… Захар Сысоич, дорогой, давай я пойду! Я племянника Веталя не сажал!
– Своей жизнью я привык распоряжаться сам! – отрезал Минц. Чёрные глаза его сверкнули так воинственно, что даже Горбовскому стало не по себе. – Захар Сысоевич, за вами последнее слово. Других путей к разрешению проблемы я не вижу. Досмотр всех самолётов – дело, действительно, гиблое. Это же неизвестно, сколько времени держать в аэропорту чрезвычайный режим…
– Сашок, да зачем же понапрасну к чёрту в зубы лезть? – Озирский приподнялся со стула, опираясь рукой о спинку. Он опять вспомнил про крематорий и даже поёжился. – Тут же дело не в принципе. Ну, чего ты пойдёшь? Нарвёшься только на дубаря. Зачем тебе это надо? Жить надоело?
– Андрюха, шабаш! – Михаил повернулся к другу, подмигивая чёрным глазом. Лицо его внезапно осветилось отчаянной, задорной улыбкой – будто солнце вырвалось из-за туч. Так улыбался и его отец, которого все собравшиеся знали и помнили. – Нам не понять. Ему ж помереть – что тебе высморкаться. Отвянь от него, трус несчастный! У них вся нация такая. Избранная, чего уж там!..
– Ружецкий! – Захар ударил кулаком по столу. – Ты буйно помешанный, что ли?! Сам бы хоть чего дельное предложил… Ведь ни одной оперативки без скандалов не обходится. И всё из-за тебя. Кабы не память о папе твоём покойном, давно выгнал бы тебя к такой-то матери из отдела! Ты что, специально приходишь людям нервы трепать?..
– Ой, спасибо, товарищ майор. Пойду я, пожалуй. – Михаил посмотрел на часы и встал. – Мне на Мальцевский рынок пора. С одним парнем там договорился. Он обещал меня вывести на грузовик с наркотой. А что касается дельных предложений… Мы же лежбище Веталя в Белоострове знаем. Надо установить его точно – Андрею через агентуру это раз плюнуть. Да и взять – живым, разумеется. На него и без самолётов много чего имеется. Ну а потом потребуем, в обмен на его выход под подписку, отменить все эти глупости.
И Ружецкий в полной тишине, простучав подошвами по паркету, вышел.
Когда дверь захлопнулась, Петренко пожал плечами:
– В Мишином плане есть, конечно, огрехи. Но в целом недурно. Заливаться соловьём на оперативках он не умеет. А вот брать особо опасных бандитов – его конёк. Вы ещё не забыли, что по милости Александра Львовича Михаил получил финку в бок? Ну, месяц назад, в Горелове…
Собравшиеся загудели, закивали головами. Минц покраснел до ушей, но глаз не опустил.
– С тремя отморозками схватиться Ружецкий не побоялся, да к тому же, вышел победителем. Поэтому, я считаю, к Веталю нужно послать именно его. Личных счётов между ними нет.
– Вот что, Геннадий Иваныч!.. – Горбовский взбесился не на шутку. В таком состоянии он терял способность вдумываться в чужие слова. – Хватит упрекать человека, в чём не надо! Саня с температурой сорок вышел на работу, чтобы нас не подводить. И ты это прекрасно знаешь. Рискует он и сейчас, а другой бы вон Тенгиза отправил. А у того детей пятеро…
– Да причём здесь мои дети, Захар Сысоевич? Для вас я не отец, а оперативник. Мне что, теперь целыми днями манную кашу кушать?
– А потом, – Горбовский схватил трубку звонящего телефона и бросил её на рычаги, – твой Ружецкий двух слов связать не может. Лексикон, прости, как у первобытного…
– Ничего, Веталь поймёт. Сам не больно тонкая натура, хоть и из дворян. Это раз…
Петренко понимал, что Горбовский от своего не отступится. Протащит всё-таки Минца на операцию. А потом, когда там что-то не так пойдёт, начнёт искать, с кем бы разделить ответственность. Скажет, что зря его не отговорили, ничего ему не доказали не объяснили.
– И второе, – продолжал Геннадий. – Да, Александр Львович вышел на службу больной. Но в самый ответственный момент он упал в обморок. А мы едва не упустили банду, за которой полгода бегали по всему Союзу. Михаилу пришлось работать за двоих, а премия обоим равная. Но это ладно, переживём. Только зачем сейчас-то Александру Львовичу бессмысленно геройствовать? Я ещё раз предлагаю поискать другого переговорщика. У нас что, выбора нет? Да каждый из присутствующих на этом месте будет лучше Минца. Хватит, Саша, напрашиваться на комплименты. Ты – не красна девица…
– Геннадий Иванович, я всё решил. Не надо тратить время.
Минц был так непоколебимо уверен в своей правоте, что Петренко махнул рукой. Он думал, что план, возможно, не сработает, и на отдел будет повешен лишний труп.
– Я предлагаю, мягко затянуть переговоры, – не уступил Геннадий Иванович. – Будем изображать испуганных кроликов, а сами попробуем поработать с агентурой. Как, Андрей, готов? Если, паче чаяния, и это не удастся – пропускаем золото…
– Чего-о?! – не поверил своим ушам Горбовский.
– Говорю, что надо золото пропустить. Да и вообще, в одиночку к Веталю никому нельзя идти. А уж Минцу – в особенности. Все двадцать килограммов не стоят того, чтобы ради них погиб хотя бы один человек. Его потом и за тонну рыжья не вернёшь в семью, а тут почти у всех дети. Ну, у Минца нет, так будут, если сейчас жив останется. И нечего делать красивые жесты! Вот такое моё мнение. С Веталем мы потом рассчитаемся. Подумаем, как это лучше устроить. Но решать вам, Захар Сысоевич.
И Петренко, словно потеряв ко всему интерес, снова принялся писать в блокноте.
– Ладно, мужики, мир! – Горбовский счёл нужным прекратить перепалку. – Может, не всех успеют за завтрашний день убрать. – Он выглянул на настенные часы, которые показывали без пяти минут восемь. – Андрей, ты мог бы завтра с утра проведать своих друзей в "Пулково" и разобраться в обстановке на месте? Лучше тебя там никто не справится. – Горбовский встал, оглядел своих сотрудников. Те тоже поднялись, разом заговорили, начали искать в карманах сигареты. – Вы пока перекурите, а я Андрея провожу до дверей. Он вчера хорошо поработал, поэтому должен отдохнуть хотя бы ночью.
Озирский слегка кивнул начальнику, понимания, что тот хочет поговорить наедине.
– Слушай, друг любезный! – Захар обнял Андрея за плечи.
Они спускались по лестнице, и оба с наслаждением дышали прохладным воздухом. Окно рядом с кабинетом Горбовского было приоткрыто. "Большой дом" уже опустел, и их шаги гулко отдавались от стен.
– Как ни крути, а Генка прав. Кроме аэропорта, постарайся найти своего доброжелателя. Жаль, что сегодня так получилось, и мы не успели представить наверх твой доклад. Ничего, завтра всё сделаем или на днях. Если выйдешь на контакт, принимай все его требования – лишь бы за грань не заходили. Мне кажется, он в силах помочь, если захочет. Сделай так, чтобы захотел. Ага? Но сначала – аэропорт. Там тоже наведи порядок, чтобы не очень крыльями хлопали. Обязательно скажи им, что все силы брошены на предотвращение теракта. Горячку пороть нечего, но и осмотрительность не помешает. Сделаешь?
– Сделаю. – Андрей мысленно уже раскладывал каждый час завтрашнего дня по полочкам.
Травматологический пункт, куда всё-таки советовал обратиться Филипп, – раз. Аэропорт – два. Потом нужно заехать в роддом к Ленке, на Малую Балканскую – три. К сыну раньше воскресенья не выбраться. А тогда, вероятно, его уже придётся забирать – если Ленку выпишут. Мать и так потеряла из-за Женьки несколько уроков, а, значит, достаточно много денег.
Озирский молчал довольно долго, и Захар напряжённо ждал ещё каких-то его слов.
– Не кипятись – со мной проблем не будет. Геннадий прав. Того, кто нам нужен, я постараюсь найти. Сколько там набежало? А, чёрт, Макс заждался меня, бедняга! Сысоич, дай ему отгул на завтра, а я за руль Аркадия посажу. Ладно, побежал! – Андрей не сомневался в том. Что начальник выполнит его просьбу. – Завтра я весь день буду при рации. Появится нужда – сразу вызывай…