- Когда я говорю, что ты сам на себя не похож, - продолжил Генрих своим бесстрастным голосом, - я имею в виду не только отсутствие хороших манер. Я также имею в виду твое лицо, Константин. Это была неудачная попытка пластической операции? Или тобой вытирали асфальт?
Генрих и не подозревал, насколько сложный вопрос он сейчас мне задал. В тех странных местах, куда меня заносило в последнее время, могло случиться всякое. К тому же я совершенно не представлял, как именно сейчас выглядит мое лицо. - Я лишь предполагал, что выглядит оно неважно. Так же, как и все остальные части моего тела.
- У меня были хорошие предложения, - сказал Генрих. - Я пытался с тобой связаться, но не смог. Теперь мне понятно, чем ты был занят. Скажи, пожалуйста, сколько времени ты еще собираешься так расслабляться?
Мои клиенты не могут ждать. Если ты не придешь в нормальное состояние в течение следующих суток, я передам заказы другим людям…
Я не ответил.
- Там было одно простенькое дело, - чуть мягче продолжил Генрих. - Тебе это на пару часов работы, а платят тысячу долларов. Проследить за одной дамой.
Если Генрих надеялся расшевелить меня такими сказками, то он ошибался.
Я вновь ничего не ответил. Не хотелось обижать Генриха, но все его проблемы, все его клиенты и все его заказы казались мне в тот момент полной фигней.
Абсолютной чушью. Стопроцентной ерундой, не стоящей даже того, чтобы думать о ней, не говоря уже о каких-то активных действиях. Из-за этого не стоило прерывать увлекательный марафон по истреблению алкоголесодержащих жидкостей.
Марафон, который продолжался уже…
Черт его знает, сколько он продолжался. И даже черт вряд ли знает, сколько он еще будет продолжаться.
Генрих вежливо подождал с минуту, а потом тяжело вздохнул:
- Да, я чувствую, что завтра ты не придешь в нормальное состояние…
Я подумал, что Генрих правильно понимает обстановку.
- Я не нянька, чтобы мыть тебе личико, надевать чистую одежду, брать за руку и вести на работу, - сказал Генрих строго и сухо. И вправду, как хорошая нянька. - Когда надоест валяться на диване и жрать водку - позвони.
По шороху плаща я понял, что Генрих развернулся и собирается уходить.
Стоило подсуетиться.
- Генрих… - тоном умирающего от голода, холода и обезвоживания организма прошептал я. - Одолжи денег.
Эту фразу мои губы проговорили на удивление четко. Язык больше не цеплялся за зубы.
В ответ раздалось презрительное хмыкание; - Ты мне нужен в нормальном состоянии. Костя, - сказал Генрих. - Чем быстрее у тебя кончатся деньги, тем быстрее ты прекратишь пить. Чем быстрее ты прекратишь пить, тем быстрее ты придешь в нормальное состояние и сможешь работать. Хрен тебе, а не деньги, - не без удовольствия заключил Генрих.
- Подлец, - ответил я, чувствуя переполняющий меня праведный гнев. - Скупердяй. Жмот.
Я не скупился на комплименты. Правда, все это было сказано уже после того, как Генрих покинул мою квартиру, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Утро было испорчено. Вслед за Генрихом куда-то исчез и сон.
Ничего не оставалось делать, как тащиться в ванную комнату. Я уставился в зеркало и присвистнул: выглядело мое отражение еще хуже, чем я предполагал.
Мое лицо никогда не было средоточием эстетических достоинств, ну а теперь…
Теперь оно стало средоточием эстетических недостатков, причем довольно свежих.
Эта запекшаяся кровавая отметина на левой брови, распухшая нижняя губа и пересекающая почти весь лоб царапина - откуда они? Так же, как и наливающийся цветом спелой сливы кровоподтек на левой скуле. Всеми этими украшениями я разжился совсем недавно.
Еще бы вспомнить, при каких обстоятельствах это случилось… Хотя что толку в точном знании, кто, когда, почему и с какой силой врезал тебе по морде? Главное, что уже врезал.
Я осторожно тронул кончиком пальца бровь и поморщился: пробудившаяся боль с энтузиазмом напомнила о себе.
И, кажется, я припомнил, при каких обстоятельствах мне рассекли бровь.
Носком ботинка. А все из-за этой птички-мутанта. Из-за двуглавого орла на черной майке, я не смог вовремя оторвать от него глаз. Хотя… Можно также сказать, что все случилось из-за пары бокалов с пивом. Да какая разница! В чем бы ни заключалась причина, все следствия уже красовались на моем усталом лице.
Смотреть на него в зеркало и сожалеть о случившемся означало впустую тратить время.
Я выключил свет в ванной и пошел спать. Прежде чем мои веки сомкнулись для путешествия в темные пространства сна, еще одно воспоминание непрошеным гостем влезло в мою голову.
"Что уставился, рожа?" - спросили меня. Вот так. И Генрих еще хочет, чтобы я выглядел прилично? Иногда после таких слов люди вообще перестают жить. Всякое случается иногда. Но не со мной. Пока не со мной.
2
Когда я в очередной раз оторвал голову от подушки, выскочив на несколько секунд из душных и странных коридоров, куда меня занесло очередное сновидение, то увидел темноту за окном. Стало быть, пора.
Я сполз с дивана, медленно поднялся на ноги, опершись на журнальный столик. Перевел дух после этого чрезвычайно выматывающего занятия.
Стараясь держаться поближе к стене, я двинулся в ванную комнату, где побрызгал в лицо холодной водой. Не лучший способ пробуждения, но другого придумать не удалось.
Бриться я не рискнул - слишком дрожали пальцы. Я просто еще раз посмотрел в зеркало и подмигнул собственному отражению. Это опрометчивое движение причинило мне небольшую, но ощутимую боль. Хорошо же я провел вчера время. Не без трепета я оттянул резинку трусов и осмотрел свое самое уязвимое место. По первому впечатлению все было на месте. Ну что ж, в такой день и это радость. Могло быть и хуже.
Память услужливо выдала образ сверкающего кожаного ботинка, который летит на встречу с моим лицом. Жутковатое зрелище. Я также вспомнил и о своей не очень удачной попытке увернуться от удара. Ну да об этом можно догадаться при первом взгляде - в зеркало. Во всяком случае, сегодня вечером мне не нужно было участвовать в городском конкурсе красоты в категории "тридцатилетние холостые мужчины с отвратительным настроением". А сам я был в состоянии существовать со своим лицом и в нынешнем его виде. На этот счет комплексов у меня не было.
Голова гудела как древний и не совсем исправный трансформатор. Я прошел на кухню, вытряхнул из коробки последнюю таблетку аспирина и растворил ее в стакане воды. И едва я пригубил спасительную жидкость, как в дверь позвонили.
Я наскоро заглотал содержимое стакана и пошел открывать. Это, должно быть, Генрих. Больше некому.
Он пришел оценить мое вечернее состояние. Ну-ну. Я выгляжу чуть получше, чем утром (так мне по крайней мере кажется). Меня уже не шатает - Ну, почти не шатает.
У меня вовсе не мутный взгляд. И на всякий случай я буду смотреть в пол.
Короче говоря, я постараюсь произвести на Генриха хорошее впечатление, потом одолжу у него денег, а потом…
Это был не Генрих. Это был дважды не Генрих. Я не знал ни одного из тех двоих мужчин, что стояли на лестничной площадке перед моей дверью.
- Здрас-с-сть, - автоматически вырвалось у меня.
- Добрый вечер, - вежливо сказал мне полный мужчина лет сорока в милицейской форме. Вторым был молодой белобрысый парень в штатском. Он приветственно кивнул, не вынимая рук из карманов длинного темно-зеленого плаща.
Мы стояли и смотрели друг на друга. Я тупо уставился на погоны толстяка, пытаясь сосчитать звездочки. Белобрысый, откровенно ухмыляясь, разглядывал мои полосатые трусы. Я ведь шел открывать Генриху, а тот неоднократно лицезрел меня в нижнем белье. Для этих двоих все было в новинку.
- Капитан Панченко, - наконец представился полный, и я облегченно вздохнул, потому что число звездочек на его погонах все время менялось (так казалось мне).
- Ну и? - Я все еще переживал, что за дверью оказался не Генрих, и испытывал легкое разочарование. И не торопился приглашать непрошеных гостей в квартиру.
- Двенадцатое отделение, - продолжил Панченко и показал удостоверение.
- Мы можем войти?
- Ко мне?
- К вам, - едва ли не просящим тоном сказал Панченко, - Если, конечно, вы Шумов Константин Сергеевич.
Я слегка пораскинул мозгами и пришел к выводу, что гостей стоит впустить.
Во-первых, моя фамилия действительно Шумов. А во-вторых, отправлять милиционеров к чертовой матери - занятие поразительно неблагодарное!
Они, как правило, потом возвращаются, причем в гораздо большем составе, увешанные бронежилетами, автоматами и переговорными устройствами. Самолюбию может быть и лестно, что власть решается беседовать с вами в количестве не меньше десятка вооруженных до зубов мужиков. Однако при таком повороте событий обычно страдают двери, которые эти мужики походя высаживают. И не утруждают себя восстановлением порушенной мебели.
Так что моя любезность носила сугубо прагматический характер.
- Ну заходите, раз пришли, - вяло пробормотал Я. - Вытирайте ноги.
- Непременно, - самым серьезным тоном отозвался капитан Панченко, а белобрысый снова заухмылялся. Правда, ноги он вытер. Я специально проследил за этим.
За властью нужен глаз да глаз. Итого два глаза. Чуть припухшие, но они у меня были.
Они вошли в квартиру, и я неопределенно махнул рукой в сторону одежной вешалки - Мой намек был понят.
Пока милиционеры пристраивали свои плащи, я быстро натянул спортивные штаны, чтобы не давать белобрысому дальнейших поводов скалить зубы.
Еще я успел пригладить волосы. Все за тем же - чтобы выглядеть поприличнее. Потом я сел в кресло и стал ждать, когда эти двое пройдут из прихожей в комнату. И в те несколько секунд, что у меня оставались перед их появлением, в моем мозгу впервые зашевелился вполне резонный вопрос.
Я подумал: "Какого черта им от меня надо?" После этого вопроса в голове у меня стало пусто, как в эпицентре ядерного взрыва. Белое пустое безмолвие.
Ни единого намека на ответ. Дальше - тишина, как выражался герой одного старого английского триллера.
То есть вообще-то не было ничего из ряда вон выходящего в том, что мое скромное жилище посетили с дружественным (надеюсь) визитом два милиционера - Такое уже случалось. И будет случаться впредь. Когда ваша профессия - частный сыск, вам волей-неволей приходится устанавливать отношения с людьми в погонах. Не скажу - хорошие отношения. Скажу - нормальные.
Иногда мы помогаем друг другу - Иногда нет. Иногда устраиваем друг другу мелкие пакости. Приходится. Иногда они подозревают меня в незаконных делах. А я так не подозреваю. Я просто знаю - кто, когда, где и за сколько.
Это знание плачевно сказалось на моем характере - я им не доверяю. Ну, честно говоря, не только им. Я вообще не доверяю людям. Так уж случилось, и это не моя вина.
Я хотел бы всем верить и всех любить, но… Я не могу. Вероятно, какой-то предохранительный клапан существует у меня внутри, и он дозирует предельно допустимые порции доверия и любви. Ради моего же блага. Почему-то эти порции неприлично малы…
Ну вот, так мы и сосуществуем. Не испытывая друг к другу теплых чувств, но и не пытаясь причинить друг другу лишние неприятности. Мы не видим другого выхода из той ситуации, в которой оказались: и я, и они живем в одно и то же время, в одном и том же Городе. Мы занимаемся примерно одним и тем же. Что бы они ни твердили о своем долге и что бы я ни бубнил о единственно возможном способе зарабатывать на жизнь, но суть одна: в наше время и в нашем Городе по одним и тем же улицам ходят слабые и сильные, бедные и богатые, жертвы и преступники. И отношения этих людей иногда переплетаются в такой змеиный клубок, что они бегут за помощью. Большинство в милицию.
Некоторые ко мне. А дальше… Дальше бывает по-разному.
И вот эти двое сидели напротив меня. И на коленях капитана Панченко лежала коричневая папка, а это значит, что они зашли ко мне не просто так, не на огонек. Зашли по делу. Что ж, я не в лучшей форме, но в состоянии поддержать разговор. К тому же аспирин, похоже, начал действовать, и в голове у меня прояснилось. Правда, лучше мне от этого прояснения не стало: по-прежнему внутри моего черепа бескрайняя пустыня вместо мыслительной деятельности. И посредине пустыни стоит здоровенный монумент с надписью: "Я понятия не имею, зачем эти двое ко мне притащились!!!".
Это действительно так. Я никого не ждал из их конторы к себе в гости.
Мне нечего с ними обсуждать. Уже три недели я был вне всяких дел. Сначала я просто отдыхал (с полного одобрения Генриха), а потом случилась одна вещь…
Но это слишком личное. Об этом позже.
За все время я палец о палец не ударил. Я не брался ни за одно дело.
Тем более в последние энное количество дней.
Так какого же черта они пожаловали? Я так разволновался, что едва не произнес свой вопрос вслух. Но вовремя сдержался. Пусть сами скажут.
И они не подкачали. Они сказали. И когда они сказали, я был удивлен.
Неприятно.
3
- Извините за поздний визит, - деликатно начал Панченко.
- Но лучше поздно вечером, чем рано утром, - впервые раскрыл рот его спутник. И широко улыбнулся. Я понимающе кивнул. Иногда человеку так хочется сострить, что стоит посмеяться над его первой шуткой, дабы предотвратить все последующие.
- Константин Сергеевич, - Панченко снова взял разговор в свои руки, никак не отреагировав на замечание белобрысого - Вы сотрудник частного детективного агентства?
- Угу.
Панченко что-то пометил в своих бумагах, должно быть, написал:
"Подозреваемый сказал "угу".
- Это вы по работе? - капитан вопросительно посмотрел на меня.
- Что? - не понял я.
- Я имею в виду ваше лицо. Производственная травма?
Далось им всем мое лицо! У некоторых с самого рождения физиономии похуже.
- Я в отпуске, - мрачно ответил ^. - Это бытовая травма.
- А-а-а, - протянул Панченко. - Ясно. Ну вы впредь поосторожней в быту, ладно?
- Угу, - сказал я и прикинулся, что совсем не заметил ехидную усмешку белобрысого: от уха до уха. И как таких клоунов берут в правоохранительные органы?! Тогда я решил взять инициативу на себя. Я же, в конце концов, хозяин, а они гости. Причем гости без ордера. Это я сразу понял. На это у меня чутье. Будь у них ордер, стали бы они вытирать ноги!
- Так вы насчет моего лица? - осведомился я. - Оно не представляет общественной опасности, не переживайте.
Конечно, беременные женщины и лица с болезнями сердца могут испугаться, но я обещаю, что не появлюсь на улице в светлое время суток, пока мои травмы не будут залечены. Честное слово. Могу дать подписку.
- До подписки мы еще дойдем, - пообещал Панченко, и мне стало как-то неуютно - Хотя я был хозяином, а они - гостями - И я уже не был уверен насчет ордера.
- В светлое время вы, значит, не выходите на улицу? - неожиданно жестко спросил белобрысый. - Только ночью, да? И куда вы ходите ночью, что возвращаетесь с такой рожей?
- Заявляю протест против употребления слова "рожа" в свой адрес, - сухо произнес я. - Еще один выпад, и я вызову своего юриста. Будем разговаривать вчетвером.
- Вчетвером оно, конечно, веселее, - согласился Панченко. - В картишки можно перекинуться… Только времени у нас нет, Константин Сергеевич, дожидаться вашего юриста. Давайте уж по-простому. Мы и вы. Хорошо?
- Не уверен.
- Ну что вы так сразу, - Панченко укоризненно покачал большой коротко стриженной головой. - Я же знаю про вас кое-что… Вы человек умный, опытный. Сотрудничали с правоохранительными органами.
- Только никому про это не говорите.
- Не скажу! - с готовностью пообещал Панченко. - А вы поясните мне кое-что, ладно?
- Кое-что? И я его должен пояснить? - Я с сомнением покачал головой.
Вряд ли я сейчас был в состоянии что-то объяснить, даже самые простые вещи.
Тем более - загадочное "кое-что". Мне бы самому кто объяснил, почему женщины вдруг делают то, чего от них никак не ожидаешь, и почему, начав пить, так трудно потом остановиться.
Непременно надо спросить у Панченко. Милиция должна знать.
- Будет лучше, - ответил капитан. - Будет лучше, если вы сумеете кое-что пояснить.
- Для кого лучше?
- Для вас, - просто ответил Панченко - Для вас, Константин Сергеевич, и еще для родственников Леонова Павла Александровича.
- Кого-кого? - переспросил я.
- Леонова Павла Александровича, - любезно повторил Панченко. - Кстати, покойного.
Видимо, у меня было несколько удивленное выражение лица.
- Что такое? - забеспокоился Панченко. - Что странного и нелепого я сказал? Вы не знали, что Павел Александрович Леонов скончался? Это вас удивило?
- Все немного иначе, - медленно сказал я. Мне теперь стоило тщательно подбирать слова, - Дело в том, что я вообще не знаю такого человека. Леонова Павла Александровича.
Панченко и его белобрысый напарник переглянулись.
- Сильный ход, - сказал белобрысый и с уважением посмотрел на меня. - Чувствуется, что товарищ с опытом.
- Я-то с опытом, а вот… - начал было я, но вовремя сумел заткнуться.
Потом мысленно проговорил все, что думал о белобрысом, облегченно вздохнул и приготовился к продолжению разговора.
- Что вы хотели сказать, Константин Сергеевич? - обратился ко мне Панченко. - Пожалуйста, мы вас слушаем.
- Чистосердечное признание, - вполголоса проговорил белобрысый, - и все такое прочее… Вы же знаете, вы же опытный.
Я поторопился улыбнуться, чтобы на моем лице не было видно страстного желания сделать с белобрысым что-то нехорошее. Выкинуть в окно, например.
- Серега, не гони лошадей, - бросил напарнику Панченко, и в его голосе я услышал некоторое раздражение.
Этого клоуна звали Серега. Ну-ну. Запомним.
- Вы хорошенько подумайте, - это уже в мой адрес. - Не торопитесь. Нам нужно знать, в каких отношениях вы находились с покойным гражданином Леоновым Павлом Александровичем. И когда вы последний раз видели гражданина Леонова.
- Живым? - уточнил я, и секунду спустя понял, что поторопился с вопросом.
- Или мертвым, - пожал плечами Панченко. - Все равно.
Белобрысый Серега скрестил руки на груди и сверлил меня пронзительным взглядом голубых глаз. Оказывал психологическое давление.
- Н-да, - я почесал переносицу, стимулируя умственную деятельность, посмотрел на вытертый ковер на полу, на не слишком чистые стекла книжных полок, на пыльный экран телевизора, на проблески вечерних огней в проеме между оконными шторами. Таблички с правильным ответом не было нигде. - Такой, значит, вопрос… - промямлил я. - И хороший вопрос!
- Да уж какой есть, - развел руками Панченко.