Марсель упорно не хотел рассматривать вариант, что тот, кто напал на Момо, и тот, кого прозвали Кутюрье Смерти, - одно и то же лицо.
Вдруг появился Момо - с взъерошенными волосами. Он плакал. Надья обняла его.
- Все в порядке, родной? - Она обернулась к Марселю. - Он плачет, ему стали сниться кошмары… Ну, все… Все прошло…
- Я не хочу, чтобы меня съели…
- Никто тебя не съест, ты большой мальчик. Ну, скажи "здрасте" дяде полицейскому.
- Не скажу. Зачем он тут? Я не хочу, чтобы он тут жил.
У Марселя пересохло в горле. Надья пожала плечами.
- Он тут и не собирается жить. Он пришел тебя повидать.
- Да, Момо! Здравствуй! - сказал Марсель. - Ну, так скажи-ка мне, ты уже видел раньше этого типа, что приходил за тобой к школе?
- Нет, не видел!
Марсель вздохнул, выпрямляясь. Хрусть! Ну конечно, колени! Ему даже показалось, что старик усмехнулся. Надья гладила щеку Момо, который зевал с полузакрытыми глазами.
Марсель провел рукой по волосам. На балконе надрывалась цикада. Воздух был пропитан мятой и корицей.
- Ладно, я, пожалуй, пойду.
- Я зря заставила вас прийти. Простите, но он только что говорил… Я, наверное, сошла с ума…
- Ничего страшного. Пока. Чао, Момо. Спи спокойно. До свидания, месье.
Момо потянул Марселя за штанину.
- У тебя тоже есть мотороллер?
- Почему тоже? А у кого еще?
- У волка. Он сидел на нем возле нашего дома.
Марсель насторожился.
- А какой он был, этот мотороллер?
- Противный. Старый.
- А какого цвета был шлем у того, кто сидел на мотороллере?
- Никакого у него не было шлема, у него была фуражка, как у моряков.
- А глаза у него были голубые или карие?
- Не знаю. Карие?
- И у него был комбинезон мотоциклиста?
- С ума сошел? Для такого маленького мотороллера!.. На нем была такая синяя штука, как у папы…
Марсель взглянул на Надью.
- Он хочет сказать, синяя рабочая блуза.
Марсель ликовал. Может быть, это просто рабочий со стройки?
- И какого он роста? Больше меня?
- Нет. Он как деда…
Марсель взглянул на старика - не больше метра шестидесяти. Марсель уже чувствовал, как Жан-Жан с благодарностью жмет ему руку.
- А что ты еще помнишь?
- Не знаю.
- У него были какие-нибудь украшения?
- Он же не девчонка!
- Понятно. Но может быть, браслет, часы, цепочка…
- Да, цепочка и медаль на ней с другом Христа.
- С другом Христа?
Надья уточнила:
- Он хочет сказать, с каким-то святым.
- Может, медальон со святым, нет?
Момо пожал плечами.
- А у тебя есть мотороллер, а?
- Нету, - ответил Марсель, - мотороллера у меня нет. А машина есть, я могу отвезти тебя, куда хочешь.
- Вместе с мамой?
- Ну конечно.
Надья закашлялась. Старик подозрительно смотрел на них. Жужжала муха. Он поймал ее на лету и раздавил между пальцами. Марсель вздрогнул и перевел взгляд на малыша.
Момо неожиданно закрыл глаза и повалился на диван.
- Он заснул, - объяснила Надья.
Марсель открыл дверь.
- Я пошел. Буду держать вас в курсе. Но вы не волнуйтесь, мы его быстро вычислим, а пока…
Надья улыбнулась: улыбка получилась неуверенной. Она наклонилась к нему, высунувшись на лестницу, и зажгла свет на площадке. Ее голое плечо коснулось его…
- Если вы не против прогулки на машине…
- Вы, наверное, очень заняты…
Они шептались на площадке, глядя друг другу в глаза.
- Я могу освободиться. Можно съездить куда-нибудь на пикник…
- Наверное…
- Конечно, и Момо с нами!
Надья улыбнулась - по-настоящему. Марсель коротко сжал ей плечо - дружеский, успокаивающий жест. Тело у нее было нежным, упругим и молодым.
- Ладно, мы об этом еще поговорим. Идите спать.
Он на цыпочках спустился по лестнице. Поднял голову, когда оказался внизу. Дверь закрылась. Он вышел. Над ним, наверху послышался легкий шум. Марсель поднял голову. Надья развешивала на балконе белье и смотрела на него. Он улыбнулся. Она улыбнулась. Марсель почувствовал себя полным идиотом. Он махнул ей рукой, красный от смущения, залез в машину и нажал на газ.
7
В воздухе пахло грозой. Как снаружи, так и в комиссариате. Отчаянно рыдала дама в разорванном шелковом пиджаке: ее избили и отобрали драгоценности. Еле сдерживавший себя полицейский отправился за стаканом воды. Высокий пузатый мужчина пытался придушить трех подростков-арабов, которые теперь, когда он не мог до них дотянуться, переругивались с ним.
В кино у него кто-то свистнул бумажник.
- Врет он все! Это потому, что ему не нравится цвет нашей кожи. Он расист!
- Не валяйте дурака, за вами следили. Сядьте, месье, вами займутся.
Какой-то дилер в наручниках нервничал, сидя на старой деревянной скамье; он украдкой поглядывал то направо, то налево, как автомат, который заело.
Торопливо сновали полицейские с делами в руках. Или с дубинками.
Жан-Жан распахнул серую грязную дверь. Удивленный Рамирес поднял голову. Напротив него развалился на стуле маленький пузатый старикашка, он был в шортах и желтой, заляпанной кровью футболке; волосы, такие же желтые, как футболка, торчали у него на голове, будто лес сигарет "Житан", которые скручивают из маисовой бумаги. Жан-Жан дернул подбородком в сторону пузана.
- Это у тебя надолго?
- Сейчас закончу и приду.
- Что он сделал?
- Только что убил бутылкой свою жену. Сначала разбил бутылку о ее голову, а потом - раз! - и розочкой в живот.
- Почему ты это сделал?
Пузан пожал плечами и промолчал.
- Она всегда настаивала, чтобы он выводил собаку и выносил мусор именно тогда, когда начинается сериал, - ответил вместо него Рамирес. - Она доставала его так каждый вечер. Представляешь, он ни разу за пятнадцать лет не видел начала фильма!
- Вам надо было купить себе видик!
- О, знаете ли, я все эти современные штучки…
Жан-Жан вздохнул. Обернулся к Рамиресу:
- Ладно, когда закончишь, приходи. У Блана есть новости.
Рамирес рассеянно кивнул и с наслаждением вернулся к допросу.
- И еще она вам запрещала курить?
- О куреве я и заикнуться не смел: это первое, что она мне запретила. Я должен был курить на балконе, это в моем-то возрасте! Вопросы есть?
Жан-Жан закрыл за собой дверь.
Мелани точила карандаш перед включенным компьютером: движения у нее были томными и медленными, глаза угрожающе горели.
- Как, однако, у вас хорошо получается! - насмешливо заявил Жан-Жан, усаживаясь.
Мелани залилась краской, положила ногу на ногу. Жан-Жан присмотрелся внимательнее.
- Да вы еще больше загорели! Уж не ваш ли приятель устроил вам морскую прогулку, а?
- Нет, - хмыкнула Мелани. - Он уехал вчера вечером. Вернется только через месяц.
Жан-Жан глупо ей улыбнулся.
- А, тогда… стоит это отметить… я хочу сказать, что со всей этой работой, которой…
- Можно приступить прямо сейчас… - предложила Мелани, призывно посасывая карандаш.
Жан-Жан мгновенно покрылся испариной. Именно в этот момент в дверь постучали. На пороге стояло это чертово трио: Рамирес, Блан и Костелло.
Мелани, соответственно, отложила свой карандаш и деловито принялась что-то отмечать в своей программе. Жан-Жан впился взглядом в незадачливых подчиненных, с угрожающим видом раскручивая разноцветные скрепки. Подчиненным он отдал распоряжения с самым деловым видом.
Марсель ополоснул лицо в туалете маленького кафе. Посмотрел на себя в зеркало над умывальником и решил, что выглядит отвратительно. Нос кривой, морщины, глаза слишком серые, рот большой, курчавые рыжие волосы и шикарные усы - просто уэльский шахтер. А ведь мать у него из Марселя, а отец - из Тулона. Все в семье как надо. Он снова подумал о Жан-Жане, который послал его подальше с этой историей о нападении на мальчишку.
- Мне начинают надоедать ваши россказни, Блан. Не надо путать службу и удовольствие, ясно? - орал он, пока Мелани, уставившись в клавиатуру, печатала со скоростью минимум четыреста слов в минуту. Затем Жан-Жан хмуро добавил:
- Блан! То, что я сейчас скажу, должно остаться между нами, хорошо?
- Конечно…
- Вы сейчас думаете не о работе. Помолчите! Ваша частная жизнь меня не касается, но совет я вам дам: будьте осторожны.
- Капитан, со службой я справляюсь. Остальное - это мое дело.
- А я могу вам сказать, что вас ждет неприятный сюрприз. Ваша арабка, ваша очаровательная мать семейства, ваша четырехзвездочная вдова - шлюха.
- Что вы сказали?
- Вы все прекрасно слышали. А теперь можете быть свободны, - бросил ему Жанно, протягивая два листка с машинописным текстом.
Марсель отсалютовал и вышел. Он чувствовал, как у него от ярости горят уши. Этот чертов Жанно думает, что ему все позволено. В лестничной темноте он попытался прочесть листки. Отчет о допросе. Некий Карим Абдаш, бакалейщик. Слова беспорядочно прыгали у него перед глазами. Кладовая. Надья Лллуи. Он попытался восстановить дыхание, как делал это в спортивном зале, и дочитал до конца второй страницы. Абдаш иногда в своей подсобке приторговывал прелестями Надьи. Происходило это через несколько месяцев после смерти ее мужа, который оставил ее без гроша, а законной регистрации она еще не получила, однако потом ее положение стабилизировалось. Дело было закрыто и, судя по записке Осла Руди, которая была приколота к обороту второго листочка, более никогда не возобновлялось.
Нет тут трагедии, сказал себе Марсель, множество раз проделав упражнение "вдох-выдох". Грошовое отступление от морали, попытка женщины, оказавшейся в отчаянном положении, содержать семью. Это не призвание. Он состроил ужасную гримасу и сказал себе, что настоящая Надья та, которую видел и знал он. Солнечные лучи так и шпарили по облупленной зеленой краске, что потревожило паука, который во всю прыть припустил к туалетам. Марсель вытер лицо рукавом своей небесно-голубой рубашки. Хватит, пора снова впрягаться в свое ярмо.
Он вышел на улицу, проследовал через бар, встретив там Жан-Ми, который, обливаясь потом, нес кому-то бокалы игристого. Марсель заскочил всего на пару секунд в туалет - дежурство у него заканчивалось в восемнадцать часов.
На улице, как всегда, стояла мучительная жара. Марсель предусмотрительно устроился под пальмой. В голову опять полезла последняя ссора с Мадлен. Тут взгляд его остановился на женщине, проходившей слева. Это была Надья - она шла по противоположному тротуару и не видела его. Момо же повернул голову, увидел Марселя выпустил руку и бросился через площадь.
- Момо, что ты делаешь? - закричала Надья.
- Привет, легавый!
- Здравствуй… ты из школы? - глупо спросил смущенный Марсель.
- Нет школы, кончилась. Каникулы, разве ты не знаешь?
Подошла Надья, извинилась:
- Простите, что он вам надоедает…
Вдруг мальчишка вцепился в Марселя, зарылся лицом в его брюки. Марсель взял его за подбородок.
- Что такое?
- Там! Он там!
Марсель начал крутить головой во все стороны.
- Где? Где же?
- Вон там, на мотороллере!
Светофор дал зеленый. За углом громыхнул мотор, но в потоке было невозможно что-либо разглядеть. Марсель метался как сумасшедший - все зря.
Все с удивлением воззрились на него. Марсель вернулся к Надье. Все понимающе переглянулись, подталкивая друг друга. Жан-Ми на террасе осуждающе покачал головой: у этого Марселя совсем снесло крышу.
Рамирес еле переводил дух. Он только что взобрался по лестнице на четвертый этаж, прямо к логовищу Альфреда.
- Можно сдохнуть! Лезть на четвертый этаж в такую жару.
Альфред насмешливо взглянул на него:
- Если ты всегда кое на что лезешь в таком состоянии…
Рамирес провел ладонью по седым волосам, спадавшим на шею, поправил прическу.
- Но-но, красотка… Что ты можешь сказать новенького?
- Тут все написано. - Альфред протянул Рамиресу листки в пластиковой папке. - Читать-то умеешь?
- Не волнуйся, это не для меня. Это - для Жан-Жана.
- Ну, слава богу, а то я уж испугался.
Коротышка развалился на диване, заняв свое любимое место. По телевизору шли новости. Землетрясение в Курдистане. Тысячи заживо погребенных. Спасатели беспрестанно разбирают завалы, извлекая из-под них раздавленные тела. Где-то под строительным мусором обнаружена женщина: услышали, как она стонет, зовет на помощь. Спасатели начали ее откапывать, крича, чтобы она держалась.
Коротышка выгнулся, голова его запрокинулась назад, челюсти сжались, тело сотрясала судорога, глаза дико вращались, он принялся жалобно скулить сквозь стиснутые зубы, потом, мгновенно расслабившись, запустил банкой пива в телевизор. Пиво брызнуло на блондинку-журналистку, которая надрывалась на экране, и потекло по нему, как пенистые слезы. Коротышка засунул голову под подушки и принялся раскачиваться, подвывая.
В этот момент раздался звонок в дверь. Он одним прыжком оказался на ногах, вытер глаза, провел рукой по волосам, обвел взглядом комнату. Все было в порядке, если не считать подтеков на приветливом лице журналистки. Он быстро провел по экрану тряпкой. Стало еще хуже - ни дать ни взять грязное ветровое стекло во время дождя. Звонок брякнул снова. Господи, который же сейчас час? Кто это может быть? Полиция? Глубоко вздохнуть. Сохранять контроль. Не забывать свою роль. Он открыл дверь, готовый ко всему.
Перед ним стоял Марсель с идиотской улыбкой на лице. Коротышка не смог сдержать вздох облегчения.
- А-а-а… Это ты!
- Ну да… У меня дежурство тут неподалеку. Ты что, кого-нибудь ждал? Я не вовремя?
- Нет, нет, что ты. Я боялся, что это какой-нибудь придурок. Входи. Я открывал банку пива, так оно брызнуло… где только можно… Я убирал…
- Послушай… Я хотел тебя спросить… мне неловко, но…
Теперь грубая мужская шутка:
- Что ты хотел спросить? Адрес ближайшего заведения с девочками? Или свой гороскоп на следующую неделю? Давай, не стесняйся…
Марсель хохотнул.
- Нет, я просто хотел узнать, не можешь ли ты мне одолжить свой пикап на воскресенье…
- У тебя что, тачка сломалась?
- Да нет, просто Мадлен поедет к своей сестре в Файанс, а поскольку я хотел немного проветриться…
- Хм, понятно… Проветриться, проехаться одному, насладиться природой…
Раскатистое "р" доставило коротышке такое наслаждение, что он облизал губы.
- Да я думал взять с собой одну крошку, - ответил Марсель с совершенно невинным видом.
- Из детского сада, судя по всему… Не заливал бы… Не можешь дождаться развода? Потом бы и наставлял рога своей несчастной Мадлен.
Марсель покраснел, пальцы теребили фуражку.
- Не знал я, что ты так любишь кускус…
Марсель ничего не ответил, но коротышка увидел, как сжался его большой кулак.
- Да ладно, бери… Я все это просто так… болтал… Да бери. Только поосторожнее.
Он поскреб себе грудь, пах, зевнул с сонным видом. Коротко поблагодарив его, Марсель надел фуражку и вышел. Слава богу, есть на свете друзья, подумал он. Пусть даже кое-какие их замечания ему и не нравятся.
Стоило двери захлопнуться, как коротышка в непристойном жесте согнул руку вслед Марселю, глаза его озарились ненавистью.
Он начинал ему надоедать, этот Марсель. Что он себе думает? Что имеет право на счастье? Что имеет право нарушать правила игры и жить при этом спокойненько? А кстати, арабская головка этой крошки на теле легавого будет выглядеть весьма изысканно.
Коротышка направился к холодильнику, открыл его, схватил что-то, завернутое в фольгу, содрал ее и, не сходя с места, яростно заработал челюстями.
Он аккуратно собрал тоненькие косточки и бросил в помойное ведро. Удовлетворенно зевнул. Что больше напоминает куриную кость, чем обглоданный мизинец? Нечего и говорить!
Ноги в ботинках просто горели, Марселю казалось, что ступни стали в два раза больше. Он пошевелил пальцами. Если бы только он мог снять ботинки и опустить ноги в фонтан. А все эти сволочи вокруг вышагивают в сандалиях… Но в воскресенье будет по-другому: он повезет Надью и Момо на прогулку. Если, конечно, она захочет. Он еще у нее не спрашивал.
На этой неделе полный штиль, никаких трупов. Можно подумать, что маньяк тоже отправился куда-нибудь отдохнуть. Или замышляет какую-нибудь гадость. Марсель оптимизмом не отличался.
Он взглянул на часы. Еще один прошел. Вечером тренировка вместе с приятелями. Закончится поздно. Мадлен, наверное, уже поужинает. Тем лучше. Адвокат сказал, что получение развода - вопрос недели, не больше. Но нужно быть дома, в семье. Так лучше для суда.
Жан-Ми, Паоло, Жаки и Бен уже сидели в машине. Жан-Ми нажал клаксон, прервав ход его мыслей. Марсель показал на циферблат. Беззвучно проговорил, отчетливо шевеля губами: "Десять минут". В машине хохотали. До Марселя сквозь шум уличного движения долетали обрывки разговора:
- Представляешь, эта тетка продержалась неделю, целую неделю, без жратвы, питья, в полной темноте!
- Я бы сошел с ума, наверное…
Внедорожник резко подал назад, врезавшись в бампер стоявшей позади него "панды". Звон разбитой фары, Марсель двинулся к машине. В отчаянии. Отличный ему уготован вечерок!
Рамирес еле волочил ноги. Лаборатория сменяла лабораторию - он побывал уже в четырех. Но эти поиски не лишены интереса. Рамирес всегда любил науку. Подумать только, как мало все мы значим… Может быть, мы просто подопытные кролики Господа Бога… От этой ужасной мысли Рамиреса, несмотря на жару, пробрала дрожь. В конце концов, он делает свою работу. Жан-Жан будет доволен. А он, Рамирес, спокоен.
Результаты проверки ничего не дали. Нужно было продолжать поиски. "Думать дальше". Жан-Жан пробежал глазами список, который протянул ему Рамирес. Список служащих, уволенных из научных лабораторий, работавших "с живым материалом" в последние пять лет. Хорошо, он проверит фамилии, адреса и так далее - обычная рутина. Но Жан-Жан сгорал от нетерпения.
- Я горю, Мелани, горю!
- Но, капитан, не сейчас же!
Коротышка нервничал. Его мучил голод. Жуткий голод. Он метался по гостиной, пиная пустые банки из-под пива. Он не мог усидеть на месте. Взял ключи, лежавшие на столе. Вышел. Ночь была жаркой. Липкой. Он направился в район порта.
Разбитые пивные бокалы перед стойкой бара. Музыка, оглушительными волнами льющаяся из открытых машин. Лица, блестящие от пота и косметики. Хохочущие немцы. Взвинченные байкеры на грани стычки. Цветочницы с охапками роз, монотонно расхваливающие свой товар. Какой-то тип, фальцетом тянущий фолк, его завывания перекрывал саксофон, на котором играли перед соседним баром. Грохот мотоциклов. Перебранки. Свист. Плач ребенка.
Коротышка не торопился, изучал. Вдруг он замедлил шаг. А вот это интересно… Посреди улицы, пошатываясь, стоял старик горбун, почти карлик, и распевал во всю глотку оперную арию. Взгляд коротышки переместился с горбуна на блондинку со скульптурными формами, в красной мини-юбке, которая потягивала за столом коктейль. Квазимодо и Эсмеральда, слившиеся в единое создание, - мечта любого скульптора!