Он опять вышел на проселочную дорогу и в нерешительности призадумался. Можно было пойти к железной дороге, чтобы осуществить свой вчерашний план, но уж очень хотелось есть, мысли о еде заглушили мысли о самоубийстве. Борис не ел уже почти сутки, он решил идти назад, в поселок. В поисках съестного можно было бы пойти домой, но Борис дал себе слово не возвращаться больше в отчий дом и даже не рассматривал этот вариант. Он не представлял, куда конкретно он пойдет, просто двинулся к поселку в полусонном состоянии. Мысли не лезли в его уставшую голову, он ни о чем не мог рассуждать. Холод и голод гнали его.
Он мог бы свернуть с дороги на просеку и выйти в районе своего дома, но он пошел дальше. Дойдя почти до бетонных плит на входе в поселок, он свернул на тропинку, которая, извиваясь, вывела его на опушку леса. Здесь плотно друг к другу росли величественные сосны вперемешку с тоненькими березками. Ступая бесшумно по мягкой земле, Борис, словно хищник на охоте, пересек опушку, перебрался через небольшой овраг и вышел на лесную полянку на краю поселка. Отсюда хорошо просматривались близлежащая улица и прилегающие к ней дома.
Было свежее воскресное утро. Солнце уже выбралось из тумана и золотило верхушки домов, но поселок еще по-настоящему не проснулся. Улица была пустынна. Борис прислушался. Стояла мягкая тишина, которую нарушало лишь негромкое куриное кудахтанье. Голодному Боре нужно было бы зайти в какой-нибудь дом и попросить хлебушка. Но он не мог, категорически не способен был попрошайничать и унижаться.
Борис нерешительно остановился у невысокого деревянного забора, огораживающего участок у ближайшего дома. Он довольно долго бесцельно стоял, рассматривая этот небольшой частный дом. Такие старые глинобитные дома у них называли саманными. Дом уже отживал свой срок, он казался Борису древним, доисторическим. Боря жил в более добротном деревянном доме, построенном сразу после войны.
Участок был пуст, калитка прикрыта на щеколду. С задней стороны старого дома находилась небольшая пристройка, именно оттуда доносились куриные голоса. Борис слышал кудахтанье и слюнки текли по его губам: он очень любил куриные яйца. Они преобладали в его домашнем рационе.
Голод гнал его. Борис аккуратно перемахнул через невысокий забор, обошел дом и направился к курятнику. Он решил рискнуть. Прислушался. Не было слышно ничего подозрительного, только недовольное кудахтанье.
Борис рывком распахнул прикрытую дверь курятника. Она поддалась легко. Нос юноши обдало тяжелым запахом куриного навоза, но голодный парнишка переступил порог и очутился в маленьком полутемном помещении с единственным окошком на противоположной от входа стене, в которое проникали скупые солнечные лучи. Вдоль узкого прохода у стены располагался покрытый соломой настил для куриц. По курятнику бегали куры, возбужденные появлением незнакомого человека. Они хлопали крыльями и возмущенно орали.
Борис пригнулся, так как высота потолка не соответствовала его росту, и осторожно, чтобы случайно не задеть какую-нибудь из куриц, хаотично мечущихся у его ног, приблизился к настилу, где обнаружил целых семь яиц. Яйца были еще теплые, кое-где перепачканные куриным пометом.
Не обращая внимания на протесты кур, Борис сразу же расколол три яйца и с жадностью выпил их содержимое. Он хотел было также поступить и с остальными яйцами, но призадумался, решив, что выпить их все сразу будет слишком много, лучше отнести яйца на стоянку в лесу и, если удастся найти спички, можно будет отварить их на костре. Он аккуратно распихал яйца по карманам своей куртки, думая о том, что можно было бы поймать курицу и продать ее или разделать потом в лесу, однако ловить живность не стал. Юноша осмотрелся в поисках того, что можно было бы взять с собой еще, но не увидел ничего подходящего. В это время послышалась женская ругань и приближающиеся шаги.
У Бориса перехватило дыхание. Он спешно выложил яйца на настил и ринулся к двери. Прямо на него шла пожилая тетка в темной куртке, наспех накинутой на ночную рубашку. Очевидно, хозяйка дома и курятника. Борис узнал ее. Она была знакомой матери, женщины работали вместе. Эта тетка приходила несколько раз к ним домой и мать стыдила Бориса в ее присутствии.
Борис замер, не зная что делать. Сердце бешено колотилось. Он был в смятении. Все внутри сжалось, от стыда и страха, что он будет пойман на месте преступления. Волна гнева накрыла Бориса: опять ему не везет! Надо же было такому случиться: он забрался к подруге матери, не зная, что именно она живет в этом доме.
Борис хотел выбежать из курятника и проскочить мимо тетки, но не решился: женщина подошла совсем близко. Своим мощным телом она перегородила путь к бегству.
В страхе Борис отпрянул в глубь курятника и превратился в ничтожный комочек, ожидающий неминуемой расправы.
Глава 6. Первое убийство
Женщина долго не могла уснуть. Она испытывала непонятное, ничем не объяснимое волнение, ее мучила бессонница и тупая головная боль. В полнолуние у нее всегда побаливала голова и была бессонница. Она вышла даже во двор посреди ночи, посмотрела на яркую луну и ополоснула ноги холодной водой из колонки. Она часто мыла ноги на ночь, чтобы погасить волнение и нагнать сон. Однако на этот раз заснуть ей удалась лишь на рассвете. Проснулась она из-за странного шума, исходившего из курятника. Она подумала, что нужно выпустить кур на улицу и покормить их. Женщина накинула на себя куртку и вышла во двор. Дверь в курятник была открыта, несколько куриц выбежали на улицу и в возбуждении бегали по двору. Женщина удивилась и насторожилась: она хорошо помнила, что вечером как обычно плотно прикрыла дверь курятника. Неужели кто забрался? Она выругалась и решила осмотреть жилище кур, но возле двери замерла, пораженная: на покрытой росой доске над входом ясно проступал свежий отпечаток человеческой руки.
Еще не совсем понимая, что это может значить, но уже предчувствуя недоброе, женщина распахнула дверь настежь и заглянула в курятник. Она увидела сжавшегося в углу парня и сразу узнала его. Это был Боря, сын Валентины, ее сменщицы. У женщины сразу отлегло от сердца. Она поняла, что этот безобидный парень, которого так ругала собственная мать, забрался к ней, распугал ее кур и, похоже, похитить ее яйца.
- Ах ты, гад! - заорала тетка. - Что ты делаешь здесь?! Зачем сюда забрался? Воруешь? Не зря мать ругала тебя, действительно негодяй! Все расскажу Валентине, все! Пусть принимает меры!
Это было слишком! Упоминание матери оказалась чрезмерным для напряженных нервов подростка. Кровь горячей волной ударила в лицо, он почувствовал неожиданный толчок в сердце. Странное, нехарактерное для него ощущение лютой ненависти пронзило Бориса. И эта ненависть быстро трансформировалась в приступ бешеной злобы. Он отшатнулся и нащупал за собой черенок оставленной в курятнике лопаты, схватил ее и ринулся к тетке. Он аж трясся от ярости.
Взгляд тетки встретился с его глазами, чуть не вышедшими из орбит, красными, дышащими ненавистью. И глаза, и лицо воришки были такими, будто он спятил и готов убить кого угодно. Эх, тетка, знала бы она его состояние! Женщина, похоже, поняла, что сказала лишнее, но уже ничто не могло остановить Бориса.
- Ы-ы-ы! - довольно громко прорычал юноша и обрушил хорошо наточенное лезвие заступа лопаты на теткину голову.
Тетка охнула, скорее не от боли - от неожиданности.
- Что ты делаешь, гад?! - недоуменно спросила она, но негодяй нанес удар, затем еще. Женщина хотела позвать на помощь, но сознание покинуло ее.
Словно чья-то недобрая воля овладела Борисом, сделав его сильным, необычайно сильным. Как и в случае с матерью его рука рванулась как бы сама собой, почти машинально, словно без его ведома. И эта рука обрушила лопату на голову бедной женщины. Сокрушительный удар пришелся лезвием по лбу сверху вниз - тетка была маленького роста, без косынки, с распущенными волосами. Сразу выступила кровавая борозда, которая на глазах Бориса быстро наполнялась кровью. Тетка что-то сказала - Борис даже не понял что - и стала медленно, словно в замедленной съемке, оседать на землю. Алая кровь хлынула из раны, заливая ей лицо.
Но эта кровь лишь усилила ярость Бориса. Задавленная ненависть кипела в нем. Вновь вложив всю свою силу и злость, Борис нанес еще удар лопатой по голове оседающей тетки, затем еще. Она издала слабый, задыхающийся звук, похожий на стон, и затихла. Тетка не пыталась защититься, но Борис, ничего не соображая, продолжал с непонятным остервенением лупить тетку лопатой по всем частям ее обмякшего тела.
Что на него нашло? Похоже, он потерял рассудок. Борис действительно словно спятил, он не мог опомниться, остановиться и восстановить свое помутневшее сознание. Со свирепой ненавистью он лупил тетку, как будто она была исчадием ада, источником всех его бед. Это была мстительная ярость раба, обрушившегося на хозяина в предвкушении мига освобождения, ярость помешанного человека, в которого вселился злобный бес. Борис словно не мог контролировать этого беса. А может, и не было никакого беса? Это многолетний страх трансформировался в слепую ярость. Но эта ярость была ужасна!
Борис продолжал бить тетку даже после того, как она захрипела в предсмертной судороге. Поначалу он не испугался этого хрипа и густой крови, в которой успел запачкать руки, свою одежду и старенькие ботинки. Он первый раз видел умирающего - от его рук! - человека и не испытывал никаких эмоций. Однако постепенно он пришел в себя.
Опомнившись, Борис выкинул лопату. Приступ ярости его отступил, взгляд сосредоточился на тетке. Ее залитое кровью лицо выражало одно лишь бессмысленное изумление, глаза закатились. Она лежала на земле вся в крови. Сладковатый запах липкой крови был противен Борису. Отвращение и дурнота переполняли его. Он наконец-то осознал, что убил человека. Это было невероятно, но он только что лишил жизни эту женщину и перепачкался ее кровью!
Он ужаснулся содеянному и дрожал как в лихорадке. Потрясение было слишком сильным, сердце вырывалось из груди, холодный пот выступал из каждой поры его тела и струился по ложбинке спины, тошнота подступила к самому горлу. Он упал на колени и уперся руками в землю. Его буквально вывернуло наизнанку. Но желудок был почти пуст, наружу вырвались лишь свежие яйца. Он вытер подбородок рукой, но прошел всего несколько метров и позыв повторился, его стошнило опять, тяжело, какой-то водянистой слизью. Он бросился на землю и несколько секунд сидел не в силах пошевелиться. Он не мог нормально дышать, глаза его застилала синяя пелена.
Но постепенно силы вернулись к нему. Не будучи более в состоянии противостоять искушению убежать с этого страшного места, Борис, превозмогая дрожь в теле, ринулся через двор к калитке, выскочил на улицу, стремительно преодолел поляну. Подгоняемый злобным собачьим гавканьем, он перемахнул через овраг и словно во сне, в шоке, ничего не соображая, бросился прочь. Сейчас ему нужно было убежать как можно дальше от этого злосчастного места и он бежал быстро, как только мог.
Пробежав несколько километров по лесным тропинкам и сильно запыхавшись, Борис приостановился, чтобы перевести дух. Но отдышавшись, он продолжил свой путь. Он шел бездумно в одном направлении, словно во сне, не понимая зачем и куда он идет, шел часа, наверное, два, а может быть, и больше. За это время ему никто не встретился: ни зверь, ни человек. И только подходя к деревне Ольгинка, он услышал далекий собачий лай и немного пришел в себя.
Борис понял, что ушел очень далеко и решил вернуться на свою стоянку. Он выбрался на проселочную дорогу и пошел назад, в сторону карьера. Он шел будто на автомате, словно в дурмане, почти в бессознательном состоянии. Мозг его разрывался, в ушах звенело, тяжесть и тошнота не отступали.
Тем не менее, временами он прислушивался, чтобы не столкнуться с каким-нибудь случайным человеком. Значит, он не окончательно потерял свой рассудок.
В лесу было тихо. Лишь ветер теребил иногда верхушки деревьев.
Глава 7. Убежище
Борис обогнул карьер и, пройдя еще около километра, свернул на тропинку, ведущую к его стоянке. Здесь он был в безопасности.
К его полянке примыкал небольшой луг, плавно переходящий в смешанный лесок, где мирно уживались осинки, березки и елочки. Летом на лугу росли ромашки, васильки и лютики. По южной окраине луга неторопливо струился ручей. Он замерзал только в крутые морозы и уже давно освободился ото льда. Борис любил подолгу сидеть и, не отрываясь, всматриваться в таинственную темноватую воду ручья. Такие посиделки наполняли его душу спокойствием.
С другой стороны ручья была поляна побольше. На верхнем склоне поляны летом росла высокая сочная трава, нижний склон зарос осокой и жирными лопухами. Борис любил загорать в мягкой сухой траве без одежды. Ему нравилось, притаившись, лежать и слушать шум родного леса, рассматривать бескрайние голубые небеса, наблюдать за облаками и самолетами. Он мог часами мечтать о дальних странах и путешествиях. Его не тяготило одиночество, не волновало, что юношеские забавы и влюбленности обходят его стороной. Наоборот, жизнь в обществе казалась ему тяжелой и пустой.
Сразу за полянкой Бориса располагался густой труднопроходимый ельник. В заросли ельника Борис иногда уходил от грибников, если видел, что кто-то приближается к его стоянке. В ельник никто не лез: там были слишком густые заросли и не росли грибы. Борис не хотел встречаться с людьми, старался скрыться в ельнике и пережидать, когда грибники уйдут.
Если обогнуть ельник, можно было попасть в старый малинник и набрать там малины. Вокруг стоянки Бориса были рассыпаны кусты черники, он с удовольствием собирал спелые ягоды и клал их себе в рот. А дальше, в низине, недалеко от карьера, была клюква. Но больше всего Борису нравилось собирать лесную землянику. Он очень любил вкус этой ягоды и знал все места в радиусе километра от своей полянки, где росла земляника. Маленькие, необыкновенно вкусные ягодки словно взрывались во рту своим ароматом.
Летом лес кормил Бориса. Он мог целыми днями мог бродить здесь, собирать ягоды и грибы. В траве на лугу прятались маслята, под соснами можно было набрать моховиков, а в осиновой роще неподалеку росли красные грибы. Они прятались в опавших листьях и низкой траве. Борису очень нравились эти крепкие грибы с симпатичными шляпками. В прошлом году в конце августа их было особенно много. Борис находил их группами, сразу несколько штук в одном месте. Он как-то набрал большой пакет и принес домой. Мать похвалила его. Боря был доволен - так редко приходилось слышать от матери добрые слова. Валентина Михайловна пожарила грибы с картошкой и Борис, вкусно, плотно поев, был почти счастлив.
Сама же Валентина Михайловна лес не любила. Она еще девочкой заблудилась в лесу, провела там страшную ночь и только утром случайный грибник вывел ее на дорогу.
Борис - совсем другое дело. Лес был для него самым лучшим местом. Здесь он мог спрятаться от людей, остыть от гнева матери. Здесь ему никто не досаждал, здесь было тихо и уютно. Только здесь он чувствовал себя спокойно и хорошо и был по-своему счастлив, как может быть счастлив человек, ощутивший великое единение с природой.
В лесу он любил помечтать. Он хотел отправиться в длительное путешествие, чтобы посмотреть мир, побывать в разных городах и странах. Несмотря на свою замкнутость, Борис был любознательным ребенком. В школе его больше всего интересовали география и биология. Он стремился побольше узнать о жизнь за пределами его поселка, о необычных растениях и животных. Его манили далекие континенты, он мечтал стать образованным человеком и после окончания восьмилетки пошел в девятый класс, чтобы в перспективе поступить в какой-нибудь ВУЗ. Мать собиралась было отдать его в ПТУ, но, видя тягу сына к наукам, смирилась. Борис хотел выучиться на биолога или геолога, чтобы иметь возможность поездить по свету, изучая природу и животный мир.
А лето Борис предпочитал проводить в лесу. Он наблюдал за жизнью насекомых, ловил бабочек, кузнечиков и жучков. Он любил окунуться в прохладную воду ручья, который не пересыхал даже в жару. Иногда он мог рвануться с места, побежать босяком вдоль ручья, выбежать на проселочную дорогу, домчаться до карьера и, искупавшись, вернуться назад, чтобы насладиться тишиной и покоем на своей стоянке. Много ли нужно неизбалованному пареньку, чтобы почувствовать себя счастливым?!
В лесу Борису никогда не было страшно, наоборот, он ощущал себя хозяином положения, полноправной частичкой природы, существом, которого боятся все животные и птицы. Он видел, как в норках здесь прячутся тихие мыши, из-под ног его выпархивают птицы и с шумом устремляются прочь, по тропинкам носятся пугливые зайцы, которые иногда подходят к его стоянке и, заметив притаившегося человека, после забавного секундного оцепенения, не разбирая пути, бросаются рваными зигзагами сквозь кусты в лес. Борис был для них ужасно страшен, хотя он никого не обижал. Ему было даже жалко трусливых зверьков: обдерут себе шкуру в колючках малинника, будут потом обижаться на доброго юношу.
Он не боялся диких зверей. Говорят, что в лесу водятся кабаны, медведи, волки и лоси. Но этих зверей Борис не встречал и не слышал ни одной истории о том, что они причинили кому-либо вред. А вот змеи на луг иногда заползали. Он видел как-то даже гадюку. Борис узнал ее по окрасу. Он читал книжку про змей и легко мог отличить гадюку от ужа. Но и змеи, даже гадюки, не пугали его. Боря знал, что змеи не нападают на людей. В случае опасности они будут спасаться, стремиться уползти, спрятаться от человека пока есть возможность, пока не схватят её, или случайно не наступят. По густой траве юноша ходил все же не спеша, стараясь шуметь, что бы разбудить задремавшую змею и дать ей возможность уступить дорогу.
В лесу у него не было врагов, кроме, разве что, кусачих насекомых. Но он привык к укусам и не обращал на них внимания. Он научился разговаривать с ручьем и деревьями; иногда он разводил костер и пек в нем картошку, принесенную из дома. Ему нравилось сидеть на земле возле костра, слушать треск сучьев и непрерывно, подолгу смотреть на огонь, ни о чем не думая. Для него это была своего рода медитация, хотя он не был знаком с восточными практиками и даже не знал такого слова. Но подобный интуитивный сеанс помогал ему снять с себя негатив.
Первое время мать ругала Бориса за частые и долгие отлучки, но потом привыкла. Сын не мешал ей дома, а возложенные на него обязанности выполнять, как правило, успевал.
И Борис шел в свое тайное местечко, где наслаждался смолистым благоуханием сосен, шумом ручья, ощущением гармонии с окружающей природой. Лес был его единственной отдушиной. Он мог провести здесь весь день, а в вечерние часы заката забраться на дерево и смотреть как заходит солнце. Он мог здесь делать то, что хотел: загорать, лазить по деревьям, бегать по тропинкам, ловить бабочек или жуков. И никто не мешал ему, никто не лез с руганью и наставлениями.