- Ну например, взять мою книгу. Некоторых не устраивает ее содержание. К тому же она слишком популярна. А такое вообще простить очень трудно. Потом, мои передачи на телевидении. - Кейт пожала плечами. - Успех. Он всегда порождает зависть… и врагов. Так что… - Она бросила взгляд на лежащие на столе фотографии убитых Элены, Билла Пруитта, Итана Стайна. - В этих делах можно усмотреть некоторые связи. Например, Элена - стипендиатка фонда "Дорогу талантам", а Уильям Мейсон Пруитт не только входил в совет этого фонда, но и был там финансовым советником. Вдобавок к этому он занимал пост президента совета Музея современного искусства. Именно в этом музее Элену Солану в последний раз видели… живой. - Кейт на мгновение замолчала. - Следует добавить, что я тоже являюсь членом этого совета и была близко знакома с жертвой… Эленой Соланой. Вам ведь известно, что именно я обнаружила ее убитой.
Следующие двадцать минут они обсуждали ужасные подробности убийства Элены Соланы. Семнадцать ножевых ран, в каком положении было обнаружено тело, отсутствие отпечатков пальцев.
Кейт удивлялась, как она может спокойно принимать участие в разговоре, как будто это обычное уголовное дело.
Забавно, как быстро к тебе возвращаются все эти полицейские привычки, в том числе и бесстрастное отношение к смерти.
- Есть основания полагать, - сказала она, - что мы имеем дело с очень организованным убийцей. Он не только тратит время, чтобы воспроизвести на месте преступления как можно больше деталей с картины-оригинала, но потом все тщательно за собой подчищает. Насколько мне известно, преступник не только отпечатков пальцев, но и вообще никаких следов не оставил. Убийства Пруитта и Стайна планировались самым серьезным образом.
- Я с вами согласен, - проговорил Браун.
- Кроме того, - продолжила Кейт, - вполне возможно, преступник был знаком с жертвами.
- Почему вы так решили?
- А потому, детектив Браун, что пройти мимо консьержа в доме на Парк-авеню не так-то просто. Попробуйте - и убедитесь. Если Билл Пруитт не сам впустил преступника в свою квартиру, то проникнуть к нему можно либо во время смены консьержей (но для этого надо знать, когда она происходит), либо ждать несколько часов, когда консьерж выйдет, например, в туалет. Для этого требуется терпение, воля… а также тщательное планирование. Что касается Стайна, то… Вы были у него в мастерской?
Браун кивнул.
- Там на окнах решетки. Входная дверь оборудована полицейской сигнализацией. И ничего не нарушено. Абсолютно.
- Выходит, Стайн сам впустил к себе убийцу… и Солана, наверное, тоже.
- Элену Солану он мог убить из ревности, - предположила Слаттери. - Вы ведь сами сказали, что заранее он это убийство не готовил.
- А если девушка просто промышляла проституцией? - спросил Мид.
Кейт похолодела. Элена? Проститутка? Этого еще не хватало.
Все смртрели на нее, ожидая реакции. Она уже рассказала им, насколько была близка с Эленой, и теперь они ждали ее аргументов.
- Морин, - резко спросила Кейт, ухватившись руками за край металлического стола, - кажется, вы делали обыск в ее квартире?
Слаттери кивнула.
- Вы нашли там какие-нибудь сексуальные принадлежности?
- Вроде бы нет. Кроме фланелевых пижам, ничего.
- Понятно. А небольшая черная записная книжечка с номерами телефонов клиентов и графиком их посещения? Такая имеется у каждой проститутки.
Морин отрицательно покачала головой.
- А содержимое аптечки? Там должны быть обнаружены презервативы, ампулы с наркотиками, амилнитрит, "Кваалюд", экстази и все такое прочее.
- Нет. Ничего этого там не оказалось.
- В таком случае она была совершенно непонятной шлюхой. - Кейт не сводила взгляда с миловидной белокурой женщины - полицейского детектива. - Вы сказали, что пять лет работали в отделе по борьбе с проституцией и наркоманией. Значит, можете отличить квартиру проститутки от обычной, не так ли?
- Все ясно, Макиннон. Мы принимаем ваши соображения к сведению. - Мид натянуто улыбнулся. - Единственное, что я рискнул предположить, так это, что ваша стипендиатка могла быть и не такой уж безупречно чистой в отношениях с мужчинами.
Браун извлек лист из дела по убийству Соланы.
- Тут вот сказано (это ваши показания), что в день, когда было совершено убийство, вы с ней общались. Вечером.
- Это нельзя назвать в полном смысле общением. - Кейт слегка смутилась, вспомнив зрительный зал с амфитеатром и Элену на сцене. Живую. - В Музее современного искусства она устраивала перфоманс. Среди зрителей была и я.
- Здесь говорится, что вы ушли около девяти.
- Да, сразу после ее выступления. Мы собирались вместе поужинать, но Элена отказалась, сказав, что очень устала. - Кейт вспомнила, как они быстро поцеловались на прощание, а потом… ее растерзанное тело, лужу запекшейся крови, которая протекла в щели между изношенными листами линолеумного пола, и чуть не охнула. Таким болезненным оказалось это воспоминание. Она глубоко вздохнула. - Потом несколько дней мы не общались. У нас была еще раньше договоренность пойти вместе на перфоманс в один клуб в центре, мы зашли за ней - я и Уилли Хандли, - и… оказалось, Элена убита.
- Давайте проясним ситуацию, - произнес Браун, перебирая папки. - Вы были знакомы и с Соланой, и с Пруиттом.
Кейт кивнула:
- Да, это верно.
- А Стайн?
- Наверняка нас когда-то знакомили, но я не помню. Однако у нас есть одна его картина.
Мид усмехнулся:
- Создается впечатление, Макиннон, что вы знакомы со всеми.
- Конечно, это не так, но в мире искусства я знаю многих. Правда, большинство знакомств поверхностные. Но дело не в этом. Я не сказала вам главное. - Кейт еще раз глубоко вздохнула и положила на стол фотографию с выпускного вечера Элены. - Эту фотографию мне каким-то образом подбросили. На ней я и Элена Солана. Причем подбросили до того, как она была убита. Нет, не так - до того, как я узнала о том, что она убита. Посмотрите внимательно на ее глаза.
Мид взглянул на Слаттери.
- Отправьте снимок в лабораторию.
- Но и это еще не все.
Кейт извлекла из папки полароидную фотографию с картиной Стайна, а также коллаж "Мадонны с младенцем" и его увеличенные фрагменты. Она объяснила, как они были получены и что, по ее мнению, означают.
- Но почему вы? - спросил Браун.
- Вот этого я не знаю.
Рот Мида сжался еще плотнее. Значит, шеф полиции прислала ее сюда, что мы с ней понянчились?
- Вы показывали это шефу полиции Тейпелл?
- Конечно.
- Хм… - Он шумно втянул воздух через зубы. - Нам придется поставить ваши телефоны на прослушивание… и организовать охрану. - Он быстро записал что-то в блокнот.
- Насчет этого Тейпелл уже распорядилась, - сообщила Кейт.
- Если Макиннон права, - вмешался Браун, - нам следует опросить многих из мира искусства Нью-Йорка. Желательно всех.
- Правильно, - согласилась Кейт и достала из сумки "Путеводитель по галереям". - Здесь перечислены все художественные музеи и галереи в городе и окрестностях. - Она посмотрела на Мида. - На вашем месте я бы в каждую галерею послала полицейского в форме, чтобы он побеседовал с владельцами и сотрудниками.
- Премного благодарен за совет, Макиннон. - Мид кисло улыбнулся. - Это интересно, что бы вы сделали на моем месте, но, если не возражаете, давайте вначале разберемся с самым очевидным.
- Я думаю, нам следует поработать в галереях, - сказал Браун, листая "Путеводитель".
- Может быть, у вас и есть время опрашивать в каждой галерее каждого мальчика на побегушках, а у меня нет. - Мид поправил галстук-бабочку. - Потому что, кроме этого дела, есть еще дюжина других, а лишних людей, как вам хорошо известно, у меня нет.
- Послушайте, - не выдержала Кейт, - к чему такая враждебность? Я пришла сюда не мешать вашей работе, а помочь. У вас уже есть три трупа. Хотите дождаться четвертого? Так дождетесь. - Она посмотрела на Брауна и Слаттери. - Я могу начать с сотрудников Музея современного искусства, потому что всех их знаю.
- Я уже опрашивала сотрудников этого музея, - сказала Слаттери. - Именно там в последний раз видели Солану живой и…
- Вы хорошо поработали! - прервала Кейт молодую женщину-детектива и улыбнулась. - Но если не возражаете, мне бы тоже хотелось с ними поговорить.
Одну картину на небольшом телевизионном экране медленно сменяет другая, потом третья. Затем зрителю показывают фрагменты картин. Разумеется, цветопередача превосходная. Камера отъезжает назад, и становится видна стена музейного зала с висящими на ней картинами. Вдоль стены медленно идет женщина в белой шелковой блузке и черных слаксах. Волосы свободно рассыпаны по плечам.
У него перехватывает дыхание.
- Фовисты, - произносит с экрана эта потрясающая женщина. Взгляд искренний, глаза, направленные прямо в объектив камеры, теплые, доброжелательные, умные. - Что в переводе с французского означает "Дикие существа". - Она улыбается.
Он улыбается тоже. Дикие существа. Неплохо звучит.
- И вот таким довольно нелестным прозвищем, - продолжает она, вскинув брови, - наградили группу художников, куда входили теперь уже широко известные Матисс, Дерен, Вламинк и Марке, за то, что их работы противоречили традиционному представлению о живописи. За то, что эти художники решили не стеснять себя условностями. Их картины были настолько необычны, что в тысяча девятьсот пятом году администрация "Осеннего парижского салона" решила поместить работы фовистов в отдельном зале, изолировав их от традиционной живописи. Картины были такими смелыми и… мощными, что буквально приводили консерваторов в ярость.
Необычны. Не стеснены условностями. Изолированы. О Боже, как она меня понимает!
- Да, - шепчет он в небольшой экран. - Я тебя слышу.
- Андре Дерен любил повторять: "Я использую цвет ради самого цвета". - Она делает жест в сторону одной картины, затем другой. - Вы видите, какое значение здесь имеет цвет. Он интенсивен, чрезмерно подчеркнут, порой даже деформирован. Тона кричащие - пурпурные, розовые, ядовито-зеленые, кроваво-красные.
Кроваво-красные. Он вспоминает пол в мастерской Итана Стайна. Как получилось красиво!
- Начинаем очередную передачу из цикла "Портреты художников". Меня зовут Катерин Макиннон-Ротштайн.
Камера наезжает, создавая крупный план. Он тоже приближает лицо к экрану. Кожу начинают пощипывать статические заряды. Ему кажется, что он чувствует аромат ее духов, ощущает восхитительную теплоту кожи, настолько они сейчас близко друг к другу. Он застывает. Улыбающееся лицо Кейт окутывает его со всех сторон. Картинка на экране мерцает, переливается красками. Она куда более импрессионистская, чем работы фовистов.
Он прикладывает щеку к ее щеке.
15
У старшего хранителя Музея современного искусства Скайлера Миллса болела голова. То ли от того, что никто в музее его не ценил (ну абсолютно никто), то ли от того, что в последнее время он чересчур воздерживался от еды. А возможно, вчера просто перезанимался в гимнастическом зале. Миллс напряг бицепсы и остался доволен. То-то удивились бы школьные приятели, которые иначе, как сало, его не звали. Но все это осталось в далеком прошлом. Сейчас на теле Миллса при росте метр восемьдесят не было ни грамма лишнего жира.
В вестибюле музея он посмотрелся в зеркало и поправил галстук в голубую и красную полоску. Великолепно. Ранняя седина была ему к лицу, делала похожим на аристократа. А вот в музее к нему относились без должного уважения. И вообще его нигде по-настоящему не оценили. Во время учебы (Скайлср вначале занимался в классе живописи) профессор хвалил других студентов - за смелые мазки, за интересную графику, - а его никогда. Наверное, поэтому он решил сменить специальность, перейдя на факультет истории искусств.
Скайлер Миллс прошагал через вестибюль, не потрудившись поздороваться с новой девушкой, которую совсем недавно приняли на работу. Ну, с той, у которой повсюду вставлены металлические колечки - в нос, губу и еще бог весть куда. Кому это пришло в голову взять такую? А потом ему не повезло. Он вошел в лифт одновременно с коллегой - младшим коллегой - Рафаэлем Пересом. Этого еще не хватало. И без того на душе противно.
Они едва заметно кивнули друг другу. Миллс пригладил назад волосы. Перес перебирал ключи на связке в кармане элегантного блейзера.
- Новый пиджак? - спросил Миллс.
- Да. - Длинные пальцы Переса пробежали по лацканам двубортного красавца. - К вашему сведению, совсем новый.
- Значит, вот вы где вчера весь день пропадали. Ходили по магазинам.
- У меня были дела за стенами музея, - процедил сквозь зубы Перес. - Общался с молодыми художниками. Между прочим, как хранитель музея я не подписывал обязательства, что буду проводить все время запершись в этой башне из слоновой кости. Там, - он многозначительно кивнул куда-то вбок, - происходят поразительные события. Молодые художники, представьте творят. Но мне кажется, вас это не очень интересует. Вы слишком заняты… собственно говоря, я даже не знаю чем. Чтением?
- Нет, я пишу, - ответил Миллс. - Вы бы тоже занимались этим, если бы могли. В данный момент заканчиваю работу над докладом, который прочту на Венецианском бьеннале. Сейчас ведь искусствоведы большей частью переливают из пустого в порожнее. - Он ухмыльнулся. - А мне хочется сказать о сегодняшнем американском искусстве что-нибудь более существенное, нежели пустая болтовня о движении "Новый век".
Перес уставился на указатель этажа, тайком поглядывая на отражение Миллса в полированных дверях кабины лифта. Он ощущал острое желание ударить этого сноба по высокомерной физиономии, но понимал, что если бы даже и решился на этот безумный поступок, то потерпел бы поражение. Миллс был в рубашке с короткими рукавами, под которыми рельефно выделялись массивные бицепсы. Рафаэлю Пересу было двадцать семь, то есть он почти на двадцать лет был моложе Миллса, но, случись драка, старший хранитель музея - черт бы его побрал, - нокаутировал бы его в первую же минуту. В этом Перес был абсолютно уверен, поэтому позволил себе лишь усмехнуться.
Двери лифта раскрылись.
- Только после вас, - проговорил Перес.
Скайлер Миллс неторопливо вышел из кабины. Все правильно. Рафаэль Перес всегда и во всем будет после меня.
Кейт свернула на Пятьдесят седьмую улицу. Потянула за ручку элегантной парадной двери из тонированного стекла, которая вела в Музей современного искусства. Именно здесь Элену в последний раз видели живой.
Задачей Кейт было выяснить, как провел последнюю неделю каждый сотрудник музея. Особенно ее интересовало, где они были в ночь, когда убили Элену. Разумеется, прямо в лоб спрашивать нельзя, но Кейт по опыту знала, что получить ответ можно и не задавая никаких вопросов. Просто следует завести непринужденную беседу на какуюнибудь животрепещущую для данного человека тему и тактично намекнуть, что его проблемы вполне разрешимы. Тогда он сам выложит все, что нужно.
Девушка за стойкой не отрываясь читала биографию Фриды Кало. Увидев Кейт, она немедленно выпрямилась. Кейт приветливо улыбнулась, отметив обилие пирсинга, и быстро двинулась по вестибюлю мимо бронзовой таблички на стене, где среди других меценатов были упомянуты также мистер и миссис Ричард Ротштайн.
Коридор был сравнительно короткий, семь, от силы десять метров. Он напоминал дорожку кегельбана и поражал неземной белизной. Кейт вдруг стала прозрачной. Иллюзию создавали особым образом расположенные флуоресцентные лампы. Это уже постарался не архитектор, а художник. Некоторым такая холодная белизна не нравилась, а Кейт наоборот. Здесь она ощущала себя красавицей, сделанной из детского деревянного конструктора. Ей казалось, что сейчас она по коридору не шагает, а плывет.
Главный выставочный зал со сводчатым потолком и выложенным белыми плитками полом имел вид ультрасовременного плавательного бассейна, но без воды. Сначала Кейт подумала, что здесь меняют экспозицию, но потом заметила, что к белым стенам прикреплены практически невидимые белые листки, квадратики туалетной бумаги. При ближайшем рассмотрении на каждом листке можно было обнаружить какое-нибудь слово - любовь, ненависть, жизнь, смерть, сила, слабость, - накарябанное в центре вроде бы шариковой ручкой.
Что это? Минимализм? Концептуализм? Одноразовая живопись? Скорее, и то, и другое, и третье.
Кейт не поленилась понюхать один квадратик и констатировала, что эта живопись, а может быть, графика, непахучая.
- Кейт!
Она оглянулась. Степенно вышагивая по зеркальному паркетному полу, к ней направлялся старший хранитель Скайлер Миллс.
- Я рад, что вы заглянули к нам. - Он широко улыбнулся, но затем, спохватившись, посуровел. - Я пытался поймать вас на похоронах Билла Пруитта, но безуспешно. Неужели он напился до такой степени? Просто не верится. - Последнюю фразу старший хранитель произнес шепотом, чуть наклонившись к ней.
- Вы о чем, Скайлер?
- Я имею в виду, что утонуть в собственной ванне… это надо ухитриться. - Миллс посмотрел на Кейт и опечалился. - Впрочем, Господь ему судья. А вот что касается Элены, это действительно настоящая трагедия. Надеюсь, вы получили мою открытку с соболезнованиями. Это была очень одаренная девушка. Мы с ней тогда очень мило побеседовали, как раз перед перфомансом. Я заметил, что она немного нервничала. Бедное дитя. Пришлось даже уговорить ее выпить немного бренди. У меня, знаете ли, в кабинете всегда под рукой коньяк, бренди, чтобы иметь возможность достойно угостить, если зайдет кто-нибудь из наших щедрых меценатов, вроде вас, например. - Он сдержанно улыбнулся.
- А после перфоманса вы с ней встречались?
- Нет. Пошел к себе работать. Нужно было срочно закончить редактирование небольшого каталога. - Миллс на секунду замолчал. - Я люблю тишину, поэтому часто работаю по вечерам.
Кейт подумала, что Скайлера Миллса легко представить в его кабинете, как он сидит там один, зарывшись носом в книгу. Сомнительно, чтобы у него были какие-то интересы за пределами музея.
Вот только может ли кто-нибудь подтвердить его слова? Это вопрос.
Она сменила тему:
- Вы знали Итана Стайна?
- То, что ним случилось, ужасно. - Миллс покачал головой. - Но знакомы мы не были.
- Интересно… - Кейт не знала, как правильнее сформулировать вопрос, - он продолжал заниматься минималистской живописью?
- Понятия не имею.
- Вы не следили за его творчеством?